Buch lesen: «И залпы башенных орудий…»

Пролог

Меня дико раздражает людская привычка придавать вселенский масштаб своим мелким дрязгам и заварушкам. Так и хочется заорать: «Человечество! Чего ты пыжишься?!»

Да ты хоть раз в жизни на небо в телескоп глядело? Ну и что? Не проняло? Не дошло до тебя?

В Галактике, дорогое человечество, сто миллиардов звезд! И у каждой второй целый выводок планет! Ты подсчитало, сколько на них копошится всяких цивилизаций? А сколько таких же, как ты, гуманоидных и не слишком гуманоидных рас колотят себя в грудь руками, лапами и псевдоподиями, до колик доводя космос утверждениями о собственной божественной избранности и великом предназначении? Устал я от тебя, человечество…

Вот кончилась война с себумами. И что? Слышали уже, как ее назвали? Первая Галактическая война! Тьфу! Меня это просто бесит! Ну какая она к черту Галактическая?! Ну порезвились мы маленько в десятке звездных систем. Ну наследили в радиусе ста пятидесяти светолет. И что с того? Да девяносто девять процентов разумных во всем Млечном Пути даже знать не знали о наших разборках и ведать не ведали о том, что деется в нашем спиральном рукаве, на галактическом отшибе! Хотите иметь понятие об истинном масштабе той войны? Так вот, больше всего она была похожа на драку в одной из бесчисленных подворотен колоссального мегаполиса.

Только не сочтите меня циником, оплевывающим славу героев! Хотите честно? Я преклоняюсь перед их подвигами. Наши показали тогда себумам, что значит задевать землян! Просто не люблю я, когда мои однопланетники придают своим деяниям космический размах. Нет, люди-человеки, мы пока слишком незначительны, слишком убоги, чтобы хоть как-то влиять на судьбы Галактики, и будем пребывать в убожестве своем еще тысячи лет. Скромнее надо быть, вот что.

Хм. Я ж совсем не о том речь заводил – это вы меня с мысли сбили!

Короче говоря, пока я исходил желчью, отслеживая, как хомо себя расхваливают и превозносят, у меня мелькнула мысль рассказать о самом начале той войны, первой и, дай бог, последней. Рассказать все по правде! Ну, историю вы, надеюсь, проходили. Небось и учителя своего радовали правильными ответами по теме «Положение в Солнечной системе и на Периферии в период Большого Конфликта 2224–2229 годов».

Трудно тогда, конечно, пришлось. Жена моя до сих пор вздрагивает, припоминая очереди той поры, бесплатные хлорелловые супы, Москву в развалинах, радиоактивные кратеры… Вечно энергии не хватало, зимой мерзли, летом задыхались от жары, каждый второй был болен, каждый третий маялся от ран… Ужас!

А как жилось бойцам Доброфлота – постоянно на линии атаки, на линии огня?! Вот об этом-то я и расскажу – как нам жилось. Потому что сам все это видел, испытал и прочувствовал.

Давно это было. Сейчас мне сто сорок, сто сорок первый пошел, а тогда я едва тридцатник разменял. Молодой был, здоровый. Зубастый, крепкий и жадный. До всего жадный – до работы, до женских ласк, до приключений на свою голову и задницу. Постоянно я во что-то встревал, добивался справедливости, боролся и преодолевал. Да-а… Хорошее было время довоенное. Его теперь называют в той же идиотской манере – то эпохой Нового Фронтира, то периодом галактической экспансии. Не смешили бы хоть потомков и чужих! Экспансия… Еле добрались до десятка светил, а туда же! Ну, ладно, эмоции в сторону. Садитесь поудобнее, девочки и мальчики, и слушайте, как дяди и тети давали сдачи коварным негуманоидам…

Глава 1. Если завтра война…

Лучи лазеров-гигаваттников, бившие из черноты космоса, были неразличимы в вакууме, но оставляли в броне «Дюранго» углубления, бурлившие металлопластовым кипятком. Виктор машинально втянул голову в плечи, глазами обшаривая панорамный экран. Вот они где!

Космоистребители инсектоидов замельтешили по левому борту, выполняя фронтальный заход. Легкие машинки, одноместные корабли-истребители подчиненного класса, похожие на хлебные караваи, так и вились, плюясь когерентным огнем. – Пост УАС!¹ – рявкнул интерком.

– Есть пост УАС! – браво ответил Виктор.

– Готовность!

– Есть готовность!

– Огонь!

Виктор бросил обе руки на пульт, словно музыкант за скрипко-роялем, и активировал сразу пару пакетных лазеров. Если бы дело происходило в атмосфере, то лучи красиво скрестились бы – зеленые с лиловыми. Один из истребителей-пустотников вспух крутящейся, бледно-фиолетовой сферой.

– Заполучи, фашист, гранату! – мстительно пробормотал Виктор.

А вот и целое звено закувыркалось, сгорая в сверхсолнечном пламени.

Инсектоиды мигом отозвали истребители, и те порскнули в стороны, заворачивая виражи. Теперь на «Дюранго» пер крейсер-матка. Имея на борту тысячи две истребителей, штурмовиков и десантных ботов, разумные птицы все равно не желали их терять.

Крейсер, похожий на трехлопастной наконечник копья, поперечно-полосатый от боевых палуб, величественно разворачивался, выдвигая решетчатые мачты-штанги с шаровыми излучателями антиматерии. Корабль был еще далеко, лупить с такого расстояния антипротонами – только энергию зря тратить, но Виктор не собирался дожидаться опасного сближения. Резко подавшись к левой консоли пульта, он хлопнул по кнопке-грибку, задействовав коллапсарный генератор. Чудо-оружие не подвело. «Дюранго» сотрясся, а пространство слева по борту повелось, колыхнулось, звезды заплясали, разгораясь то кроваво-красным, то мертвенно-синим светом.

Крейсер-матка так и не успел до упора выдвинуть мачты с аннигиляторами – «оружие возмездия» сработало. Корабль инсектоидов начало корежить и плющить, сминая в ком переборки и палубы. Приборы на пульте замигали в панике, показывая искривление в три тысячи риманов, пять тысяч, семь с половиной… Сам момент коллапса Виктор снова пропустил – моргнул, а крейсера-матки уже и нет. Чудовищная сила сжала звездолет чужих и уронила в черную дыру, только хлипкий джет брызнул, фонтанчиком унося гамма-излучение.

– Выход! – послышалось в наушниках.

Виктор досадливо поморщился. Пошарил рукою в воздухе и наткнулся на невидимый рычажок. Перевел его в положение «Откл.». Мир тут же начал таять, поплыл панорамный экран, начался сброс детализации. С отчетливым щелчком ушел вверх колпак биопсихомодуля. Виртуальная баталия завершилась победой.

– Враг будет разбит, – пробормотал Виктор, – победа будет за нами…

Вздохнув, он выбрался из модуля и спрыгнул на палубу. Старший офицер-инструктор стоял рядом. Смешно оттопырив нижнюю губу, он всматривался в рабочие экраны и мелко кивал.

– Середа, – сказал он, – вам зачет.

– Рады стараться, вашбродь! – буркнул Виктор.

Инструктор посмотрел на него с холодным удивлением и пожал плечами.

– Следующая тренировка ровно в шестнадцать ноль-ноль, – сухо проговорил он.

Виктор Середа вяло козырнул и направился к выходу.

В кольцевом коридоре его догнал Таппи Нупуру Замбо, австралиец-абориген, бронзовокожий кибернетист, с коротко стриженными курчавыми волосами и приплюснутым широким носом. Но улыбка его была еще шире.

– Витек, здорово! – проорал Таппи. – Как твоя хреновая жизнь?

– В полосочку, – ворчливо ответил Середа.

– А как твои успехи в боевой и политической подготовке? – жизнерадостно продолжал або.

– В клеточку… «Улей» закатал, получил зачет.

– Так радоваться надо! – воскликнул Таппи.

– Чему? – мрачно спросил Виктор.

– Что за минор, Витек?! Или ты забыл, как давеча схлопотал от «Улья»? Ух, и размазало ж тебя тогда! Ух, и рассеяло!

– Это называется, – усмехнулся Виктор, – радоваться за товарища?

– Витек, ну ты же знаешь, люблю я взрывы на аннигиляцию! А ты разлетался тогда такими рясными пи-мезончиками, такими спеленькими гамма-квантиками… Картина маслом!

Смачно чавкнув, лопнула мембрана-перепонка отсека, и в коридор выбрался Мишка Копаныгин – огромный, дочерна загорелый, косматый, с торчащими вперед, словно у кота, усами.

– Вы что, поели уже? – спросил он.

– Кто о чем, – ухмыльнулся Нупуру, – а Михайло о еде!

– А что есмь человек? – философически заметил Копаныгин и сам же ответил: – Человек есмь биохимическая машина для переработки продуктов питания в продукты жизнедеятельности. Так пойдемте же, люди, и переработаем хлеб наш насущный! – Сменив тон, Михаил добавил: – Я сегодня столько инсектоидов пустил в расход, что мне полагается двойная порция.

– А Витек «курятник» закатал! – похвастался Таппи. – И теперь его совесть мучает – птичек жалко!

– Идите вы… – процедил Середа.

– Видишь? – скорбно подчеркнул Нупуру.

– А я ни разу еще до «курятника» не добирался, – признался Копаныгин, – только с истребителями свяжусь, тут-то они меня и валят. И чем ты им перья выщипывал?

– Коллапсаром, – мрачно улыбнулся Виктор, с трудом сдерживая рвущееся наружу раздражение.

– Правильно! – оценил Копаныгин. – Самое то.

Середа внезапно успокоился.

– Что – правильно? – спросил он. – Мы на боевом корабле, а играем в дурацкие игры! «Закатал «курятник»! – передразнил Виктор австралийца. – А если бы мне такой попался в реальности, как бы я тогда с ним сладил? А? Лазерами бы лупил изо всех пакетников? А у крейсера броня из мезовещества. В пять слоев! И ему мои лазеры, что слону щекотка! А чем мне его еще взять? Аннигиляторами?

– Ну, хотя бы… – молвил Таппи неуверенно.

– Тогда почему мы в виртуалке такие могучие? Вот и бились бы тем, что есть. А то – коллапсар! Да вы хоть раз видели настоящий коллапсарный генератор? Его на Церере клепают – здоровенная такая дура, полкилометра в поперечнике. На тот коллапсар работает целый комбинат плюс пяток энергостанций. А сжимает он пока что малю-юсенькие такие платиновые кубики, и не в космосе, а в специальной камере, где-то в своем нутре. И что с него толку? Такой коллапсар физикам интересен да гравитологам разным, а нам он зачем? В утешение? Мол, и мы кой-чего могем? Если бы…

– Ты что, – нахмурился Копаныгин, – серьезно так думаешь?

– Я много чего думаю, – пробурчал Виктор.

– И выводы делаешь? – с интересом спросил Таппи. – Поделись!

– Выводы тебе? Вот тебе основной вывод: Земля абсолютно не готова к возможному вторжению пришельцев из космоса. «Если завтра война, если завтра в поход», то у нас ни кораблей нет нормальных, ни оружия стоящего, ни бойцов подготовленных!

Нупуру Замбо настолько растерялся, что даже не нашел, что ответить. Копаныгин насупился и сказал:

– Ты забыл добавить последнее: «…и ни врагов реальных!» Может, ты и прав насчет техники, и наши лоханки – полный отстой, а только с кем сражаться? Кто на нас собирается нападать? – Михаил, обычно сдержанный и добродушный, потихоньку заводился: – И чего зря чушь нести?!

Только тут он заметил, что послушать их спор остановились еще трое из кубрика 2-А, и пробурчал:

– Пошли в столовую!

Виктор пожал плечами и двинулся следом за Копаныгиным.

Малый атмосферный крейсер «Дюранго» и в самом деле был невелик – агрегатные отсеки в кормовом отделении, рубки, ходовые и боевые в носовой части и еще четыре яруса с общим атриумом. Всего на МАКе обитало шестьдесят девять человек – семидесятому члену экипажа пришлось бы ночевать в коридоре. И столовая была одна на всех – и на инженеров, и на операторов, и на офицеров, и на рядовой состав. Виктор, инженер-контролер по образованию, еще прошлой осенью сдал экзамены в Высшей школе Космогации. Ему выдали диплом пилота-космогатора и повысили в звании до младшего командора. На большом корабле вроде «Доннара» или «Йомалатинтиса» дорога его вела бы в столовую офицерского сектора, но на МАКе приходилось опрощаться и демократично топать со всеми вместе – по атриуму вниз, до кают-компании второго яруса.

Копаныгин, сердито сопя, дошагал до шахты атриума и прыгнул вниз. Локальная гравиустановка мягко погасила инерцию и подпихнула Михайлу в овальный люк второго яруса.

Виктор шагнул следом, ощутив мимолетное чувство падения. «Дюранго» шел с ускорением десять метров в секунду за секунду, и этого хватило бы, чтобы переломать ноги на дне атриума. Но слава гравитехникам – эти спецы дело знали туго. Младший командор завис напротив овального проема, и будто мягчайшие пуховые подушки надавили ему в спину, заботливо вталкивая в круговой коридор второго яруса. Середа привычно оперся на ноги, вспоминая, как он корячился и падал на колени в первый месяц. Потом привык. Со временем ко всему привыкаешь…

В кают-компаний было пусто, только Петер Зенер, инженер-пилот, блестел в уголке бритым черепом, доедая вторую порцию.

– Здоров, Петро, – обронил Копаныгин.

– Здоров, Михайло, – поднял Зенер задумчивый взгляд. – Что вывело тебя из равновесия, Михайло? Что нарушило баланс между торможением и возбуждением?

– Да есть тут один… – проворчал Копаныгин, ожесточенно давя клавиши блока доставки.

Виктор промолчал. Михаил передал экспресс-обед Таппи, тот передал Середе. Потом взял себе, Копаныгин разжился третьим пищевым рационом.

По-прежнему ничего не говоря, Виктор уселся за столик и распечатал экспресс-обед. Недурственно. Жаркое сы-бао, что-то изысканно-французское из артишоков и компот.

– Да здравствует интернационал! – потер руки Таппи, не зная, за что хвататься прежде – за вилку или за палочки.

Копаныгин хлебнул компота из прозрачного стакана и сказал:

– Продолжим наш разговор. Так на чем мы остановились?

– Ты шказал му, – проговорил Таппи с набитым ртом, – што негде вжать врагов!

– Ага! И что вы на это имеете ответить, господин младший командор?

– Господин командор, – обратился Виктор к Михаилу по званию, – а вам не кажется странной одна интересная подробность наших виртуальных сражений? Мы всегда бьемся или с инсектоидами, или с орнитоидами. Почему, спрашивается? Не потому ли, что таких рас пока не обнаружено? Мы никогда не били зеленые чешуйчатые морды – как же, а вдруг рептилоиды с Эпсилон Тукана обидятся? Мы никогда не завязывали в узел черные щупальца – а вдруг себумы с Вескуса неправильно нас поймут? Видите? Я ничего плохого не скажу о кхацкхах – у них биологическая цивилизация, они там слились с природой и так далеко ушли по пути нравственного совершенствования, что с любого кхацкха можно икону писать. Но! Пока умные дяди из Бюро межпланетных отношений размазывают политкорректные сопли и шаркают ножками, хором уверяя разумные расы в нашем исключительном миролюбии, почему тем же самым заняты и военные? Или нам всем повылазило, и мы в упор не замечаем мощные боевые флоты и у себумов, и у рептилоидов? А вы видали хоть раз планетарный крейсер вескусиан? Это диск поперечником в десять километров! И какое, интересно мне знать, оружие стоит на его палубах? Это мы пускаем себумов на наши корабли, словно гордимся собственным убожеством, а вот на их планетарники нашим инспекторам хода нет!

– Короче! – оборвал его Михаил. – Ты. считаешь, что себумы могут напасть на нас?

– Я считаю, что себумы – это прямая и явная угроза. И не считаться с нею могут либо дураки, либо пацифисты.

– Да перестаньте вы! – воскликнул Таппи, дожевав кусок. – Что вы как маленькие? Особенно ты, Витек! Вот сам подумай – ну кому нужна война? Что нам с теми же себумами делить?

– Планеты. Что же еще делить в космосе? – спокойно ответил Виктор. – Вот ты представь себе: нашли мы планету земного типа, годную для колонизации. Высаживаемся. Тут же финиширует корабль себумов, выкатывается вескусианин, расплывается тушей, потрясает щупальцами и заявляет: «Это наша планета! Убирайтесь!» Твои действия?

– Мои? – переспросил Таппи. – Ну-у… Тут два варианта: либо мы убираемся, либо договариваемся и делим планету пополам.

– Молодец! – похвалил его Виктор. – Только оба твои варианта негодны. Если мы уберемся, если уступим найденную нами планету, то где гарантия, что нас таким же макаром не попрут и с остальных наших миров? Выпрут со всей Периферии, а потом заявятся на Землю и скажут: «Выметайтесь! Это тоже наша планета!» А уж договариваться… Таппи, ты почитай историю, там все расписано. Множество войн начиналось именно из-за пограничных конфликтов. Когда обе стороны желают получить все, они не удовлетворятся половиной, и даже большая часть желаемого их не устроит. Нет, Таппи, когда кто-то приходит и нагло требует отдать небесное тело, принадлежащее тебе по праву, надо этому кому-то показать кукиш или иную, адекватную фигуру из щупальца. Если же это не поможет, тогда надо отвесить наглецу ха-арошего пинка!

– Термоядерного? – усмехнулся Копаныгин. – Или аннигиляционного?

– Всеми активными средствами, – медленно проговорил Виктор. – Если землян бьют по левой ягодице, надо не правую подставлять, а открывать огонь на поражение.

– Да я согласен! – вскричал Таппи. – На все сто! Только кто ж нас лупит по ягодице? Где неприятель?!

– А тебе не страшно, Таппи? – спросил Виктор неожиданно.

– Страшно? – изумился Нупуру. – А чего мне бояться?!

– Борьбы миров! – ухмыльнулся Копаныгин. – Звездных войн!

– Миша, – серьезно проговорил Виктор, – а что ты нашел в этом смешного? Поймите вы, я не войны миров боюсь, а нашего в ней поражения! Да меня порой просто оторопь берет, до чего же мы беззащитны. И потрясающе беспечны! Чем, к примеру, занимается наша славная Объединенная Космическая Эскадра? Заметьте, не флот даже, а эскадра! Сто пятьдесят кораблей – ломье и старье. Мы мужественно отражаем атаки блудных астероидов – вон уже два или три раскокали. Мы героически спасаем туристов, потерявшихся во льдах Европы или в степях Теллуса. Мы сурово обрушиваем огонь бортовых плазменных излучателей на «глаз бури», нагревая в нем воздух, и уничтожаем ураган в зародыше. Мы браво бомбим Перешеек Коа на Авроре, за три секунды прорывая канал между Жемчужным морем и заливом Сильвер-бей. Великие небеса, чего мы только ни делаем! Одним мы пока не занимаемся – не крепим обороноспособность доминанты Земли. Хау, – поднял он руку по индейскому обычаю, – я все сказал.

Поднявшись из-за стола, Виктор покинул кают-компанию. Странно он себя чувствовал. Ему и полегчало, и одновременно стало тошно. Выговориться-то он выговорился, а толку? Перед кем он ставил вопросы? Что его друзья могут поделать? Как им повлиять на политиков, дружно орущих: «Мы за мир во всем мире!» Его предкам довелось поучаствовать в операциях по демилитаризации, они навели порядок на «проблемных» континентах Земли, установили мир и благоволение во человецех. Почет им и слава!

Сколько существует Периферия, столько же лет не случалось в колониях вооруженных конфликтов. Ура. Но что проку орать: «Миру – мир!», выйдя на галактические просторы? Человечество с его куцым опытом азартно занялось астрополитикой, наивно полагая, что уж астрополитику никак нельзя вести иными средствами…

– Хочешь мира, – усмехнулся Виктор, – готовься к войне…

Отстояв вахту, он вернулся к себе в каюту – ему, как младшему командору, полагалась отдельная каюта, то есть закуток два на полтора метра с выдвижным диваном, встроенным шкафчиком и откидным столиком. Вот за ним-то Виктор и примостился, вытягивая ноги вбок, ко входной сегментной перепонке. Минут пять он сидел, бездумно пялясь на стереофотку, прилепленную к переборке напротив. На фотке была изображена Варя Кутейщикова на лоне. Варя была голая. Она то поворачивалась лицом и приподнимала ладонями груди, всем видом выказывая истому, то поворачивалась спиною, опускалась на колени, прямо в травку-муравку, и прогибала спинку, выпячивая роскошную попу. Потом Варя вставала, потягивалась, и весь цикл начинался сначала.

Виктор тяжко вздохнул. Варя подарила ему это фото перед самым отлетом, чтобы помнил и не отвлекался на иные прелести. Он и не замечал никого… Если правы те, кто считает любовь хворью, то он тяжко болен. Неизлечим. Находится при смерти.

Самое паршивое заключалось в том, что они с Варей еще никогда не занимались любовью. Ни разу! Встречались они с год или даже больше. Варя позволяла себя целовать, но только в губы. Они частенько выезжали на Истру, купались, загорали, и какое же мучение было смотреть на Варин загорелый задик, на то, как подпрыгивают ее груди, когда девушка отбивала мяч! А еще они гуляли по окрестностям. Варя гордо вышагивала в одних босоножках, подшучивая над его «перпендикуляром». Он и на колени падал, пытаясь поцеловать ее бедра, но Варя увертывалась. Даже плечи ее, даже шея были недоступны для его губ. Кутейщикову так и прозвали на курсе – Полюс Недоступности. А он, выходит, полярник?

Почувствовав злость, Виктор протянул руку, чтобы сорвать фотку, но задержал движение. Какая же она все-таки красивая… Варя выезжала за город с подругами, он познакомился со всеми. Хорошие девчонки. И хорошенькие. Наташа – высокая, стройная, у нее длинные ноги, тонкая талия, но маленькая грудь. У Марины грудь на загляденье, но талия широковата. У Цили и бедра крутые, и талия в обжимочку, и груди высокие, но она из принципа не удаляет волосы на лобке… Как-то это… «не очень так, чтобы очень». А вот Варя совершенна. В ней все на диво – и ушко, и эта прядка волос завитком, и напряженный розовый сосок на фоне темной ареолы, и… Да все!

Виктор вздохнул еще тяжелее и решил отвлечься – включил обзорный экран над столиком.

Обзорник зачернился глубокой темнотой космоса с одиночными точечками звезд. Потом сбоку вплыл Плутон, наполовину покрывая голубоватый Харон. Поверхность Плутона была смутно различима – светлые и темные пятна вразброс. Лишь на экваторе сияла ярко-голубая точка – это светилась база «Старый Восток».

Виктор подумал и коснулся сенсора внизу. Тут же заработал фонатор:

– …Прибываем. Есть зональный захват!

– «Дюранго», видим вас, пароль опознан, примите данные на швартовку.

– Принимаем.

МАК подходил к СПУ «Плутон-2», здоровой бандуре из цилиндров, шаров и торов, удерживаемых вместе туннелями переходников и решетчатыми фермами. Один из цилиндров – причальный док – развернулся плоским торцом. Вернее, это «Дюранго» так сманеврировал. Плавно разошлась диафрагма шлюза, МАК медленно вплыл внутрь и вздрогнул всем корпусом – сработал гравизахват. Створки шлюза сомкнулись, из решеток, опушенных инеем, забили парящие струи воздуха. К внешним люкам всех шести секций МАКа присосались стыковочные рукава-галереи. «Размяться, что ли?» – подумал Виктор, и в этот самый момент сухо щелкнул интерком. Секретарь-автомат официальным голосом произнес:

– Младшего командора Середу к капитану! – и добавил для верности: – Срочно!

– Вечно у них… – пробормотал Виктор, сгибаясь, выворачиваясь и просовываясь в коридор.

Каюта капитана находилась в носовой секции, рядом с рубками, ходовой и боевой. Гадая, что подвигло капитана на срочный вызов, Виктор ткнул пальцем в мембрану со строгой надписью «Павел КОЗЕЛКОВ, капитан МАК «Дюранго», ОКЭ», мембрана лопнула, и он переступил высокий комингс.

Каюта капитана была обширна – три на три! – и обставлена по флотскому стандарту, то есть все было выдвижным, откидным и встроенным. Все, кроме узкого стола-пульта, за которым и восседал кэп, сухощавый пожилой человек с раздутыми ноздрями мясистого носа. Злая усмешка дергала его губы.

– Садитесь, Середа, – церемонно обратился к нему Козелков и указал на переборку.

Виктор выдвинул из нее и разложил маленькое креслице. Сел и положил руки на колени, как всякий примерный мальчик.

– Догадываетесь, почему я вас вызвал? – осведомился капитан.

– Не слишком, – признался Виктор.

Капитан крякнул с досады и встал. Середа тоже начал подниматься, но Козелков сделал нетерпеливый жест.

– Сидите!

Походив по каюте – три шага по диагонали туда, три обратно, – Козелков остановился и резко спросил:

– Я хочу знать, почему младший командор подвержен пораженческим настроениям? Почему он ведет среди экипажа подрывную работу и сеет сомнения в правильности курса земной администрации? Отвечайте!

– По порядку? – спросил Виктор, чувствуя подступающее бешенство.

– Без разницы! – рявкнул капитан.

– Отвечаю. Я не пораженец! Наоборот, капитан. Я – единственный на этом корабле, кто хочет служить на военном флоте и защищать человечество от угрозы из космоса. А подрывной работой, капитан, занята как раз земная администрация, курс которой ведет человечество к гибели!

Капитан ошеломленно откинулся к переборке.

– Вы что, Середа, совсем с ума сошли?! – выговорил он осипшим голосом.

– Я человек! – сказал Виктор со всем жаром молодости и правоты. – Я землянин и хочу, чтобы мою планету, мою расу уважали все прочие!

– Ах, уважали… – протянул капитан. – То есть, чтобы они нас боялись? Да?

– А на чем, по-вашему, зиждется уважение? Сильный никогда не будет уважать слабого.

– Стоп! – крикнул Козелков. – Скажите, Середа, вы что, располагаете фактами, что себумы или там рептилоиды готовят вторжение?

– Капитан, но вы же сами участвовали в экспедиции на Пандору и видели там сбитый корабль чужих. Боевой корабль! И кто-то уничтожил его неким сверхмощным оружием, причем совершенно непонятного действия. Похоже, вокруг корабля резко менялась метрика пространства…

– О чем вы говорите?! – разозлился капитан. – Тому кораблю десять миллионов лет! И раса, создавшая его, давно исчезла! Мой вам совет, Середа: бросьте читать боевики! Ознакомились бы лучше с отчетом этого ксенотехнолога… как бишь его… Тоётоми Хидэёси. Его гипотеза все объясняет. Тот корабль был научным, и аппараты, которые эти дурачки из «Либериума» назвали палубными генераторами нелинейности, на самом деле были научными приборами…

– Да ну?

– Да! – выкрикнул капитан в запале. – Они исследовали… Откуда мне знать, что они там исследовали! Деформацию кольцевой волны каппа-пространства, скажем, или ундуляцию антимира. Вот и попали под удар… Да!

– Капитан, – тихо спросил Середа, – вы сами-то верите во всю эту ерунду? Ну, ладно, политики – те помешаны на идеалах галактического братства и мечтают о Великом Кольце, но вы! Вы же практик, вы же реалист!

Козелков внезапно увял. Шаркающей походкой он удалился за стол-пульт. Помолчал, потом глухо проговорил:

– Ах, Витя… Вы ходите по кораблю, кривите губы, ругаете власти и мните себя зрячим в царстве слепых…

– А это не так? – негромко спросил Середа, поражаясь самому тону Козелкова.

– Не так, Витя… Вы наивны и ни-че-го не понимаете…

– А вы объясните! – предложил Виктор задиристо.

– Объяснить? А почему бы и нет? Скажите, Витя, вы никогда не задумывались над тем, почему мы, флотские, уходя в отпуск или в увольнительную, должны обязательно регистрироваться по месту пребывания?

– Ну, как… – удивился Виктор. – Чтобы командование знало, где нас искать в случае чего…

– И вы скушали эту сказочку! – удовлетворенно кивнул Козелков. – А дело-то в ином, Витя. Только здесь, в открытом космосе, мы свободны от негласной опеки Психологического Надзора. Высаживаетесь вы на Землю или на другую планету нашего Сообщества и сразу оказываетесь под колпаком…

– Погодите, – произнес Виктор растерянно. – Вы о чем говорите? При чем тут какой-то ПНОИ?

– Какой-то! – хохотнул капитан. – А вот скажите мне тогда: зачем вообще существует ПНОИ?

– Ну как? – запутался Виктор. – Психологический Надзор за Отдельными Индивидами… Осуществляет тщательную сортировку и фильтрацию людей… Причем занимаются этим не какие-нибудь чиновники. Все по-честному, интрапсихическая техника работает, не придерешься… Диссекторы психосущности и… что там еще у них? Мониторинг ведут – молекулярные детекторы, ген-регистраторы… ПНОИ изолирует всех индивидов с искривленной психикой, то есть подонков и мерзавцев, в зонах спецкарантина… Там они живут, работают, лечатся… Ну, есть разные методы – позитивная реморализация, решетчатая трансформация индивида… И тут тоже без «человеческого фактора» обошлись – решение об изоляции или трансформации индивида принимает Административный Кибернетический Центр. Так что… «В результате деятельности ПНОИ, – процитировал он, – численность «негативной формации человечества резко сократилась, преступников, даже потенциальных, сейчас – один на миллион! И все они – в зонах полного отчуждения…»

– Браво… – грустно проронил капитан. – Наизусть заучили параграф… Это, Витя, еще одна сказочка, которую вам благополучно скормили, а вы хорошо усвоили.

– Не понимаю…

– Скажите мне, а с чего вы взяли, что в зонах спецкарантина сплошь мерзавцы и подонки?

– А это не так?

– Не так! Просто у тех, на зоне, гены перетасованы по-особому, вот и возникает у них потенция к негативу. Они настолько активны, энергичны, эгоистичны, агрессивны, предприимчивы, что никакое воспитание не способно подавить в них инстинкты, связать и стреножить научной моралью. Да, кое-кто из них преступал закон, но большинство из «негативной формации» лишь способно к насилию, такая уж у них натура. Вот их и отправили в спецкарантин, от греха подальше с такими потенциями…

– Я не понимаю… Зачем вы мне все это рассказываете?

– А до вас еще не дошло? – горько усмехнулся капитан. – Вы тоже относитесь к «негативной формации». И я. И все, кто служит в Объединенной Космической. Мы все – потенциальные убийцы! Мы все способны к силовым акциям! А в зоне спецкарантина мы только потому не оказались, что из нас с детства готовили солдат – звездолетчиков, космопехов, десантников. Ну, что? Доходит?

– Подождите, подождите… – бормотал Виктор, отыскивая хоть какую-то слабину в беспощадно-логичных построениях капитана Козелкова. – Но ведь я сам выбрал космонавтику! Сам поступил во флот!

– Это вам так кажется, Витя. Воспитание – это могучая сила! Вас никто не заставлял, не ломал ваш характер. Вас последовательно вели – сначала родители и няня, потом воспитатели в детском саду, потом учителя в школе, преподаватели, наставники… Я не говорю, что это плохо! Нет, это здорово, что в подростке раскрывают его талант и пестуют всячески, развивают, взращивают. Это просто замечательно! И ведь вы счастливы тоже, ведь ваше образование, ваша работа полностью совпадают с вашими наклонностями. Я просто объясняю вам, почему вы здесь. И где вы можете оказаться впоследствии, если не прикусите свой язык. Я сказал уже, что в космосе мы как бы вне поля зрения ПНОИ. Это не совсем так… В Космофлоте работают десятки людей с имплантированным мозгодатчиком…

– Но их вживляют только настоящим преступникам!

– Или преступникам потенциальным. Таким, как мы. Человек с имплантом не может ударить другого – подобное желание моментально гасится. Он даже обругать никого неспособен. Творить – да, работать – сколько угодно. Но, как только такой человек перестает быть «хорошим», имплант выдает противоимпульс…

– И такой человек служит на «Дюранго»? – тихо спросил Виктор.

– Да.

– Это он меня заложил?

– Да. Но он не мог иначе! Сокрытие преступника или другая нелояльность – это то, что у него в голове не умещается. В буквальном смысле.

– И… если я не заткнусь и не стану смирным, кротким и лояльным, то такой мозгодатчик могут имплантировать и мне?