Buch lesen: «Иноплеменники России в Отечественной войне 1812 г.»

ПАТРИОТАМ РОССИИ,

корни которых идут из других стран мира, а сердце отдано России -

ПОСВЯЩАЕТСЯ!

От автора

Прошло уже более 200-от лет со дня победы в войне, которая для многонационального населения бывшей Российской империи была народной и вошла в историю под именем Отечественной войны 1812 года. Свою лепту в победу над общим врагом внесли все национальности и народности жившие в России, демонстрируя на полях сражений смелость и героизм и доказывая свою преданность отечеству, в котором они жили.

Однако и сегодня в России, некоторые рьяные головы продолжают делить Россию на русских и не русских, вот только они не указывают, какое же племя берут для отсчёта русскости: «дикую Ерьзю, Чудь, Весь, Мурому…» (это слова Максима Горького). Они утверждают, что в русском офицерском корпусе 1812 года, по данным Д. Г. Целорунго, носители иностранных фамилий не превышали 9-11,1 %. (Целорунг Д.Г. 185 лет Отечественной войне 1812 года. Саратов 1997. С. 101–109.)».¹ Интересно, кого они относят к носителям русской фамилии? По утверждению Б.Н, Чичерина (русский правовед – философ, историк, публицист и педагог): «Наши бояре, как и западные феодальные владельцы, образовались из членов княжеской дружины. Первые наши князья были сами ничто иное, как вожди дружины…Раз получивши известное значение в дружине, они считали его как бы своею собственностью, и требовали, чтобы оно переходило и на их родственников». Проследить их родословные затруднительно, почти невозможно, так как до XV века на Руси практически не было фамилий.

Разбирая национальную принадлежность отдельных родов, он пишет, «мы находим, что за исключением 164 родов Рюриковичей, потомков князей варягских и 96 родов неизвестно откуда пришедших, – в родословной книге только 36 родов русских и 551 въехавших в Россию из разных стран, как то: из Франции, Англии, Италии, Цесари, Венгрии и проч., из Пруссии 65, из Польши и Литвы 215, из Немцев и Варяг 56, из Греков, Сербов и проч. 17, из разных татарских орд, Сарацынъ, Персии, Кафы, Грузии 143…».²

Род Рюриковичей стал родоначальником княжеских родов: Воротынских, Одоевских, Мосальских, Горчаковых, Барятинских, Мезецких, Волконских, Оболенских, Лыковых, Долгоруковых, Щербатовых, Друцких, Путятиных и других.³

Бестужевы-Рюмины «происходят отъ древней Английской фамилии Графства Кентского. Предокъ ихъ, Гавриилъ Бестъ выехалъ въ Россию въ 1403 году… Въ 1701 году велено Бестужевымъ, по прозванию ихъ прародителя Бестужа, писаться Бестужевыми-Рюмиными».⁴

Апраксины происходят «отъ выехавшего, въ исходе XIV столетия, изъ большой Орды… Правнук Солохмира былъ Андрей Ивановичь Апракса».⁵

Владимирский-Буданов В.Ф. касаясь русских фамилий тюркского происхождения, отмечает, что в XVII веке примерно 17 процентов русской знати составляли выходцы из верхушки ордынских феодалов.⁶ Господа историки, любители делить россиян на русских и не русских, вам ещё приводить факты? А к кому вы отнесёте Императора Александра, если его дед – гольштинский герцог Карл Пётр Урлих, а любимая бабуля – принцесса София Ангальт-Цербстская? А как быть с генералом А. И. Кутайсовым? Его отец, И. П. Кутайсов, турецким мальчиком попал в плен, был окрещен в православную веру, а затем, благодаря близости к Павлу I, достиг высших ступеней иерархии.

А, «Милорадовичи вышли в Малороссию из Сербии около 1713 года, в числе трех братьев: Александра, Михаила и Гавриила. Случилось так: в начале 1711 года Петр Великий, готовясь к войне с турками, искал искусных агентов для возбуждения последних против мусульман. Одним из таких агентов вызвался быть серб Михаил Милорадович. В ответ на предложение Милорадовича – служить царю Головкин, в письме от 3 марта 1711 года, отвечал, что царь, «познав искусство и верность Милорадовича в воинских делах против врагов христианского имени и святого креста, определил его полковником христианских войск».⁷

Профессор Н.А. Тройцкий, несмотря на его большой вклад сделанный в восстановлении справедливости в отношении Барклая-де-Толли, и тот считает, что: «Российский генералитет в 1812 г. был отягощён… иностранцами – и обрусевшими, и новоявленными; иные из них даже не знали русского языка (как, например, К.Л. Фуль и Ф.Ф. Винценгероде). Высокие командные посты занимали Л,Л, Беннигсен и П.Х. Витгенштейн, Ф.О. Паулуччи и К.Ф. Багговут, Ф.Ф. Эртель и П.П. Пален, И.Н. Эссен и П.К. Эссен, Ф.Ф. Штейнгель и Ф.В. фон дер Остен-Сакен, А.Ф. Ланжерон и К.Ф. Левенштерн, Ф.К. Корф и К.А. Крейц, К.О. Ламберт и Э.Ф. Сен-При, О.И. Бухгольц и К.К. Сиверс, И.И. Траверсе и Е.Ф. Канкрин, Е.Х. Ферстере и Х.И. Трузсон, принцы Евгений Вюртембергский и Карл Мекленбургский, не говоря уже о тех, кто был в меньших (но тоже генеральских) чинах, как И.И. Дибич, К.И. Опперман, О.Ф. Кноринг, А.Х. Бенкендорф, Г. М. Берг, Б.Б. Гельфрейх, К.Ф. Ольдекоп, А.Б. Фок и др.».⁸

Так вот, эта книга является памятью, тем самым 9-11,1 %, которые, «отягощали» Российский генералитет, тем самым «иностранцам – и обрусевшим, и новоявленным; иные из которых даже не знали русского языка». Избави боже, чтобы меня кто ни будь причислил к последователям теорий: Т. Бернгарди, Г. Бейтцке, А. Грубе, которые всю славу побед над Наполеоном относили на счёт иностранцев служивших в российской армии. Своей книгой я отдаю им только ту славу, которую они заслужили в сражениях с общим врагом.

Закончу я своё повествование, от автора, словами известного публициста и издателя того времени, Николая Ивановича Греча: «Разумеется, если русский и иностранец равного достоинства, я всегда предпочту русского, но, доколе не сошел с ума, не скажу, чтобы какой-нибудь Башуцкий, Арбузов, Мартынов были лучше Беннигсена, Ланжерона или Паулуччи. К тому же должно отличать немцев (или германцев) от уроженцев наших Остзейских губерний: это русские подданные, русские дворяне, охотно жертвующие за Россию кровью и жизнью, и если иногда предпочитаются природным русским, то оттого, что домашнее их воспитание было лучше и нравственнее. Они не знают русского языка в совершенстве, и в этом виноваты не они одни: когда наша литература сравняется с немецкой, у них исчезнет преимущественное употребление немецкого языка. А теперь можно ли негодовать на них, что они предпочитают Гёте и Лессинга Гоголю и Щербине? Я написал эти строки в оправдание Александра: помышляя о спасении России, он искал пособий и средств повсюду и предпочитал иностранцев, говоривших ему правду, своим подданным, которые ему льстили, лгали, интриговали и ссорились между собой. Да и чем лифлян-дец Барклай менее русский, нежели грузинец Багратион? Скажете: этот православный, но дело идет на войне не о происхождении Святого Духа! Всякому свое по делам и заслугам. Александр воздвиг памятник своему правосудию и беспристрастию, поставив рядом статуи Кутузова и Барклая. Дело против Наполеона было не русское, а общеевропейское, общее, человеческое, следственно, все благородные люди становились в нем земляками и братьями. Итальянцы и немцы, французы (эмигранты) и голландцы, португальцы и англичане, испанцы и шведы – все становились под одно знамя».⁹

Ещё обязан предупредить читателей, что биографические данные мною взяты из одного источника: «Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII–XX вв.: Альманах. – М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1996. Т. VII.», поэтому, страницы будут указываться прямо в тексте, без сносок на данный источник.

В тексте будут встречаться различные варианты написания фамилий, например: Винцингероде и Винценгероде, не считайте это за ошибки, я оставлял написание таким, какое было в использованном источнике. Даты даны в старом стиле, то есть, какие они были на момент событий.

Вступление

Причины, приведшие Францию и Россию к войне 1812 года, очень подробно исследованы во многих научных работах, поэтому, я не буду вдаваться в подробности, ограничимся несколькими определениями.

После поражения русских войск в битве под Фридландом в июне 1807 года Александр I заключил с Наполеоном Тильзитский мир, согласно которому обязался присоединиться к континентальной блокаде Англии, полностью отказаться от торговли со своим главным партнёром, исключить экспорт пеньки в Великобританию. Россия выводила свои войска из Молдавии и Валахии, завоёванных у Турции. Наполеона Тильзитский мир вознёс на вершину могущества, а императора Александра поставил в тяжёлое положение. Чувство обиды в столичных кругах было велико. «Тильзит!.. (при звуке сем обидном / Теперь не побледнеет росс)», – писал спустя 14 лет Александр Сергеевич Пушкин.

Как отмечают авторы «Биографического словаря» – «…результаты новейших исследований позволяют утверждать, что обе стороны практически одновременно начали подготовку к войне в 1810 году. Россия благодаря своей военной разведке имела достаточно полное представление о планах и силах будущего противника. Генерал М. Б. Барклай де Толли, назначенный 18 января 1810 года военным министром, сразу же приступил к проведению широкомасштабных преобразований, направленных на усиление армии и совершенствование системы управления вооруженными силами».¹⁰

Началом приготовлений Наполеона к войне с Россией считают призыв на службу в декабре 1810 г. 80 000 человек, «под предлогом противодействия высадкам Англичан». Начало «укрепления Данцига и к усилению тамошнего гарнизона». В декабре 1811 г. «последовал декрет о наборе 120 000 конскриптов для пополнения армии и 12 000 для флота». Приготовления России «к войне состояли: в исследовании прстранства, которое должно было служить театром войны; в усилении важнейших пунктов искусственными средствами; в укомплектовании войск, образовании резервов, устройства депо, магазинов, госпиталей и парков, сообразно с потребностями военного времени».

Когда стало ясно, что войны не избежать, «или отдалить её до некоторого благоприятнейшего времени, предстояло одно средство: поставить себя в возможную готовность к отражению силы силою. Всякие другие меры были бесполезны. Там недостаточны извороты политики, где оружие должно решить дело: против меча навостриваемого, надлежало навостривать свой мечь». Россия успела за 1810 и 1811 годы «усилить почти в двое армию; привести совершенно в оборонительное состояние важнейшие старые, и заложить, устроить и вооружить новые крепости; приготовить значительные всякого рода запасы, наполнить арсеналы оружием, учредить многие парки с военными снарядами и другими потребностями всякого рода, и сосредоточить почти неприметным образом силы свои на предположенных пунктах, сводя их из самых отдалённых мест государства. Словом – едва протекло 4 года после мира Тильзитского,… -Россия поставила уже себя в состояние противостать новым наглостям врага своего».¹¹

Всё это удалось исполнить назначенному 18 января 1810 года, Министром военных сухопутных сил России – Михаилу Богдановичу Барклай-де-Толли. Он не был «царедворцем, карьеристом, чурался заискиваний среди приближенных к царской династии особ и фаворитов».¹² А, так как он был «человек весьма умный, образованный, деятельный, строгий, необыкновенно честный, а главное – замечательно знающий все мелочи жизни русской армии».¹³, Профессор Н. А. Троицкий считает, что именно Барклай-де-Толли «возглавил всю подготовку к войне и повел ее энергично и планомерно… С 1810 года резко пошла вверх кривая военных расходов России».¹⁴ В.Г. Сироткин отмечает, что «в 1809 году они составляли 64,7 миллиона рублей, в 1810 году – 92 миллиона рублей, а в 1811 году – 113,7 миллиона рублей, причем только на сухопутные войска».¹⁵

8 мая принимается постановление: «Об отдаче Сестрорецкого Оружейного завода в ведомство Артиллерийской Экспедиции». 21 августа: «О учреждении заводов от Артиллерийского Депортамента в С.-Петербурге и Москве для селитроварения», пункт № 3 гласит: «Кроме Петербурга учредить таковые же заводы в Москве, Крыму, в Оренбургской губернии и на землях принадлежащих заводам Шостенскому и Казанскому». 3 октября принимается постановление: «О мерах, приемлемых к заготовке орудий и Артиллерийских снарядов, нужных Военным Депортаментам».¹⁶

Его касалось всё, от обувки солдат, до вооружения. 25 апреля принимается постановление: «О сапогах для пехотных полевых и гарнизонных войск», предписывающее тачать сапоги «…голенищи несколько короче; подошвы же должны быть по образцу прежнему». Были приняты оптимальные единые штаты гренадерских и егерских полков, бригад и дивизий. Аналогичная реорганизация была проведена и в кавалерии. Он создавал одинаковые условия для прохождения службы в разных подразделениях. Так постановлением от 10 февраля, предписывалось в Лейб-Гвардии полках и батальонах «…содержать на лицо то самое число лазаретных повозок… как в армейских полках». Постановлением от 16 июня вводятся «…новые образцы кавалерийскому ружью, как-то: карабинам гусарским и кирасирским, мушкетам драгунским и пистолетам, вообще одного сорта, для всех кавалерийских полков положенным…».

Он предвидел, что во время будущей войны, войскам предстоит преодолевать очень много водных преград и необходимость быстрого сооружения различных укреплений, поэтому заботился о Пионерных подразделениях (аналог сапёрных войск). 6 ноября принимается постановление: «О назначении в Пионерные роты рекрутов, хотя не так рослых, но молодых и расторопных, а преимущественно грамотных». Штат Пионерного батальона предусматривал; одну минёрную и три Пионерных рот.¹⁷

Летом 1810 года Барклай-де-Толли обратился к Александру I с докладом, в котором обосновал необходимость создания в Военном министерстве, секретного учреждения, специализирующегося на сборе, обработке и анализе разведывательной информации об иностранных армиях.¹⁸ Получив согласие от императора, Барклай-де-Толли «учредил при посольствах России за границей службу военных атташе с дипломатическим иммунитетом. В Вене таковым был полковник барон Ф.Тейль фон Сераскеркен, в Берлине – подполковник Р.Е. Ренни, в Дрездене – майор В.А. Прендель, в Мюнхене – поручик П.Х. Грабе (будущий декабрист) и т. д. Барклай вменял им в обязанность добывать карты и планы военных операций, данные о численности, дислокации и перемещениях войск. «Употребляйте, – наставлял их Барклай, всевозможные старания к приисканию и доставлению ко мне сих редкостей какою бы то ни было ценою». Агенты доставляли Барклаю «редкости» чрезвычайной цены: Тейль – общую роспись австрийской армии, Ренни – прусской, Прендель – саксонской и польской, Грабе – баварской».¹⁹ Новое учреждение получило название Особая канцелярия при военном министре. Это был первый орган военной разведки в России.

Военный историк Д. П. Бутурлин отмечает, что к июню 1812 г. российская армия была доведена до «400 тысяч человек регулярных войск, к коим должно еще присовокупить с лишком 70 тысяч человек гарнизона и более 100 тысяч нерегулярных войск». По его данным, «в российской армии состояло всего 498 батальонов и 409 эскадронов, не считая 97 гарнизонных батальонов. Внутренний состав дивизий также изменился: кавалерия, отделенная от пехоты, разделена была на две кирасирские, восемь кавалерийских и одну гвардейскую кавалерийскую дивизии. <…> Вся пехота разделена была на 27 дивизий, не считая лейб-гвардии, составившей отдельную дивизию». Всё это способствовало созданию «сильных резервов. Высочайшим указом от 16 сентября 1811 года предписан был рекрутский набор, по 4 человека с 500 душ мужеского пола. <…> Сей набор послужил к составлению многочисленных рекрутских депо, расположенных во внутренних губерниях, ближайших к тем, в коих собирались армии».²⁰ Н.А. Троицкий констатирует, что к февралю 1812 года, «вся наша регулярная военно-сухопутная сила, включая гарнизоны, инвалидов и рекрутские депо, простиралась до 600 т. человек. Почти половина их была расположена у западной границы, от Остзейских губерний до Волыни и Подолии».²¹

Созданное Барклаем «Учреждение для управления Большой действующей армии», заменившее устаревший Устав 1716 года, стало важнейшим законоположением, «в котором, с учетом происходивших тогда значительных перемен в военном деле, по новому регламентировались права и обязанности лиц, причастных к армейскому управлению. Во всяком случае, была создана новая правовая база для взаимоотношений между военачальниками различных уровней. Этот законодательный акт, как показали последующие события, можно назвать прогрессивным для своего времени документом».²²

Оно предусматривало: «…2. Главнокомандующий Большою Действующею Армиею определяется приказом Его Величества по Армии и вместе указом Правительствующему Сенату…

4. Приказания Главнокомандующего, как в Армии, так и всеми гражданскими чиновниками пограничных Областей и Губерний исполняются яко Высочайшие Именные повеления.

…14. Все воинские чиновники, и самые Члены Императорской фамилии, прибыв в Армию, вступают в непосредственное и полное начальство Главнокомандующего.

…18. Присутствие Императора слагает с Главнокомандующего начальство над Армиею, разве бы отдано было в приказе, что Главнокомандующий оставляется в полном его действии».²³

Согласно данного «Учреждения» главнокомандующий получал всю полноту власти, освободившись от мелочной опеки бюрократических центральных военных органов. Он мог назначать и снимать военных чиновников и командиров соединений любого ранга, отрешать от должности и предавать военному суду, мог производить из унтер-офицеров в офицеры, разжаловать и производить в офицерские чины до капитана включительно, мог награждать орденами низших степеней и заключать перемирие. Большое значение придавалось Главному штабу армии, в котором «соединялись все части полевого управления», и впервые в русской армии вводилась должность начальника штаба, наделённого большими и существенными полномочиями.

В это же время Россия всерьёз задумывается о поиске сторонников в предстоящей войне, о создании «Русско-германского легиона», который начал формироваться в 1810 г. по повелению императора Александра I. Мысль сформировать особый отряд из немцев была внушена императору принцем Георгом Ольденбургским; «предполагалось пополнять его, между прочим, перебежчиками из германских войск, действовавших против России, а в случае благоприятного исхода войны с французами он должен был сделаться средоточием всех враждебных французам элементов в Германии. Формирование легиона было поручено полковнику Арентшильду.

С целью разложения морального духа в войсках Наполеона, принимались меры по линии разведывательного ведомства, так в 1810 г. «Прусский министр полиции Грунер был завербован русскими для организации антифранцузской агитации в Германии». Главные усилия были направлены на немецких солдат, находившихся на фронте. «Несколько выдающихся прусских офицеров взялись быть русскими агентами в прусском корпусе Йорка. Майор фон дер Гольц, которому были даны большие полномочия, ручался, что удержит пруссаков от серьезных действий против русских; он соответственно обрабатывал прусское командование и организовывал дезертирство. Таурогенская измена пруссаков Наполеону подготовлялась заблаговременно. В России был организован «Немецкий Комитет» под фактическим руководством Штейна, политического вождя национального движения в Германии, согласившегося взять на себя руководство русской агитацией».²⁴

В 1810 году у России преобладала позиция наступательной войны, Александр предполагал «двинуть стотысячную армию в пределы Варшавского герцогства, имея позади вторую такую же армию в резерве; восстановить под своим скипетром «крулевство» Польское, он рассчитывал затем усилить себя его войсками и перейти Вислу. Император Александр пребывал при этом в уверенности, что Пруссия, угнетаемая Наполеоном, поспешит воспользоваться случаем и примкнёт к России, благодаря чему силы союзников уже возрасли-бы до 330 000 человек. Далее ожидалось, что Австрия тоже присоединится к союзу, равно как и мелкие государства Северной Германии, тяготившияся властью Франции».²⁵

Как пишет В.И. Пичета: «Близость развязки чувствовалась, обе стороны слишком нервничали и волновались. Наполеон боялся, что русские начнут войну, и, при некоторых удачах, все верные вассалы перейдут на сторону России. Александр не решался привести свои слова в действие и отделывался только бряцанием оружия, дрожа перед мыслью о возможном восстановлении Польши».²⁶

В самый последний момент Наполеону удалось заключить союз с с Австрией, известие об этом пришло Александру «в то самое время, когда Его Величество был готов дать армии повеление двинуться за Неман… Главнокомандующий 1-ю армиею, Барклай-де-Толли, находившийся в Вилне, испрашивал у Императора разрешения на движение наступательное, донося, что пора трогаться вперёд;… Его Величество отвечал: «Важные обстоятельства требуют зрелого решения о том, что нам предпринять. Посылаю вам союзный договор Австрии с Наполеоном. Если войска наши сделают шаг за границу, война неизбежна, и по сему договору Австрийцы будут находиться позади левого крыла наших армий».²⁷

В основу общей концепции ведения боевых действий были положены соображения Барклая-де-Толли, высказанные им Александру во время их встречи в Мемеле в 1807 году, дополненная «П. М. Волконским, Людвигом фон Вольцогеном, Тейль фон Сераскеркеном, Карлом Толем, Фонтон де Вераноном и д'Алонвилем». Учитывая, что Наполеон ведёт «наступательные войны», предпочитает «вторгаться быстро», исща «решительных сражений и устремляться быстро к столице противника, с той целью, чтобы, заняв её, предписывать условия мира». Предлогалось «вовлечь его в войну медленную и разорительную; в особенности же следует избегать генеральных сражений, отступать внутрь страны, увлекая за собою противника, держать по возможности силы свои сосредоточенными, наводнить области, которые неприятель оставит у себя в тылу, казаками, для действия против французских отрядов, посылаемых для добывания продовольствия… Для противодействия же тем смелым обходам, которыми Наполеон решал судьбу войн, следует иметь позади действующей армии другую армию – резервную, которая могла бы поддерживать главные силы и обеспечивать их сообщения.».²⁸

В связи с тем, что войска Наполеона были размещены «от Кенигсберга до Люблина», и небыло известно в каком месте он «вторгнется в Россию, побудила наших Главнокомандующих пространно расположить вверенные им армии».²⁹