Избранное. Том 2. Повести, детективы

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Через некоторое время Иван построил ребят в одну шеренгу перед землянкой командира отряда и проговорил:

– Сейчас с вами встретится сам Григорьев, поэтому вид держите бодрый и боевой.

В этот момент из землянки вышел плотный мужчина среднего роста, одетый в тулуп, шапку и сапоги. Мужчина подошёл к ровному строю из семи человек и улыбнулся.

– Здорово, молодёжь! По вашему виду не скажешь, что вы целую ночь по дебрям добирались до нас. Выглядите орлами, – Григорьев посмотрел на Алексеева, – а ты, наверное, Егор, с гармонией. Это хорошо. Будешь нам концерты устраивать. Но это сейчас не главное, а главное на сегодня – уничтожать фашистскую гадину и ее прихлебателей полицаев на каждом шагу. Я в вас верю. Вы, находясь в оккупации, не запятнали чести советского человека и здесь в отряде, надеюсь, докажете, что вы патриоты своей Родины. Однако, я должен вас предупредить: если кто из вас проявит трусость при выполнении боевого задания или станет предателем, то пощады пусть не ждёт. Вам ещё нет девятнадцати лет, поэтому до достижения этого возраста вы пока будете выполнять различные хозяйственные работы и, конечно, изучать боевое дело, -командир оценивающе посмотрел на молодых людей, – слушай первое задание. Приказываю за три дня построить для себя землянку. На первых порах вы поступаете в подчинение опытного партизана Голубева Кузьмы Трофимовича, который не один раз уже нюхал порох, уничтожая фашистов. Ну, а старшим вашей семёрки, которую я пока сохраню, будет Егор Алексеев. Хочу также отметить, что в отряде поддерживается строгая дисциплина, как в действующей армии. Наши бойцы ходят в наряды, в разведку, успешно выполняют боевые задания и соблюдают бдительность, поскольку в отряд могут проникнуть враги и диверсанты. В заключение хочу вам пожелать удачи и дожить до нашей победы. Если возникнут вопросы, обращайтесь к бойцу Голубеву, – командир прошёл вдоль строя ребят и пожал каждому из них руку.

После небольшого отдыха Егор и его команда прошлись по лагерю, изучая жильё партизан, знакомясь с их бытом и распорядком жизни в лесу. Бойцы дружелюбно встречали ребят и охотно делились с ними своим опытом.

На следующий день рано утром, вооружившись лопатами, топорами и распределив обязанности, молодое пополнение приступило к сооружению землянки. Егор с двум членами команды взял на себя рубку деревьев для сруба, один парень должен был насобирать камней, трём остальным предстояло выкопать котлован под будущее жильё. Партизаны отряда не вмешивались в творчество ребят, которые справились с заданием за два с половиной дня.

Когда парни убирали последний мусор из своего жилья, к ним пришёл командир отряда, который осмотрел сооружение, довольно улыбнулся и спросил:

– И кто же вам подсказал такую конструкцию?

Один из парней кивнул на Егора. Старший команды расправил плечи.

– Моя семья построила новый дом. Тогда я и научился махать топором.

– Я, как командир, вашу землянку утверждаю. Мне особенно понравилась в ней печка, сделанная в земляной стене с камнями и отдельным дымоходом, поэтому, я так думаю, в вашем жилище не будет дымно, а камни долго будут держать тепло. Понравились мне отдельная прихожая и оригинальная крыша из камыша. Одним словом – молодцы.

Егор от такой похвалы сказал первое, что пришло в голову:

– Рады стараться, товарищ командир.

Григорьев улыбнулся.

– «Рады стараться» говорили в царские времена, хотя в нашей ситуации я допускаю такое высказывание, и сейчас главное то, что вы с первым заданием справились на «отлично», продолжайте обустраиваться и ждите новых указаний.

Вечером Егор со своими товарищами слушал по радио сводку Совинформбюро, которую сообщал человек, от голоса которого бежали мурашки по спине. Диктор говорил:

«В течение 27 апреля на фронте чего-либо существенного не произошло.

За 25 апреля уничтожен не 21 немецкий самолёт, как об этом сообщалось ранее, а 36 немецких самолётов.

За 26 апреля уничтожено 13 немецких самолётов. Наши потери – 5 самолётов.

За 26 апреля частями нашей авиации уничтожено или повреждено 6 немецких танков, 20 немецких автомашин с войсками и грузами, 26 полевых и зенитных орудий, 9 зенитно-пулемётных точек, 9 миномётов, взорван склад с боеприпасами, рассеяно и частью уничтожено до двух рот пехоты противника.

За истекшую неделю, с 19 по 25 апреля, немецкая авиация потеряла 227 самолётов.

Наши потери за этот же период – 78 самолётов».

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

В первых числах мая командир партизанского отряда вызвал к себе Алексеева и осмотрел его с ног до головы.

– Егор, сегодня очень важный и ответственный день в твоей жизни. Сегодня тебе исполнилось девятнадцать лет, и ты примешь присягу партизана, после чего станешь полноправным бойцом нашего отряда.

Вскоре Алексеев перед строем партизан произнёс клятву:

«Я, гражданин Великого Советского Союза, верный сын героического русского народа, клянусь, что не выпущу из рук оружия, пока последний фашистский гад на нашей земле не будет уничтожен.

Я обязуюсь беспрекословно выполнять приказы всех своих командиров и начальников, строго соблюдать воинскую дисциплину.

За сожженные города и села, за смерть женщин и детей наших, за пытки, насилия и издевательства над моим народом я клянусь мстить врагу жестоко, беспощадно и неустанно.

Кровь за кровь! Смерть за смерть!

Если же по своей слабости, трусости или по злой воле я нарушу эту свою присягу и предам интересы народа, пусть умру я позорной смертью от руки своих товарищей».

После принятия присяги командир отряда снова вызвал к себе Алексеева и, пожимая ему руку, сказал:

– Егор, поздравляю тебя с двумя праздниками: с днём рождения и с зачислением тебя бойцом в отряд. Поздравляю тебя и с первым боевым заданием. Сегодня во второй половине дня ты вместе с Кузьмой Трофимовичем отправишься в разведку на отдалённое расстояние от лагеря. Опыт и молодость будут хорошим сочетанием.

Егор стал по стойке смирно.

– Спасибо, товарищ командир, за поздравление и за оказанное доверие. Я вас не подведу.

Григорьев улыбнулся и спросил:

– Смерти боишься?

– Есть немножко, – смущаясь, ответил Егор, – но больше волнуюсь по поводу выполнения задания.

Командир одобрительно кивнул головой

– Хороший ответ. С тебя будет толк. О деталях задания тебе расскажет твой напарник. Удачи.

Когда Егор вышел из землянки, к нему сразу же подошёл Кузьма Трофимович Голубев – мужчина поджарого телосложения с симпатичными чертами лица, с мудрыми большими голубыми глазами. Мужчина улыбнулся и хлопнул парня по плечу.

– Ты – шустрый и одновременно рассудительный. Мне нравятся люди с таким сочетанием. Ведь в чём заключается успех? В том, что сначала дело надо обмозговать со всех сторон, а потом шустро его сделать. Но учти, в экстремальных ситуациях надо мозгами тоже шустро шевелить.

– Я так тебя понял, дядя Кузьма, что в теперешней обстановке надо быстро и мозгами шевелить, и ногами не топтаться на одном месте.

– Молодец, парнишка, схватываешь на лету. Скоро посмотрим, какой ты в деле.

– А что за дело, Кузьма Трофимович? – с нетерпением спросил Егор.

– Дело у нас многоцелевое. Прежде всего, нам надо разузнать о гарнизоне фашистов, расположенном в посёлке на Каспле, а именно: сколько в нём человек, в какое время, в какие дни в этот гарнизон приезжает машина с продовольствием, маршрут этой машины. Кроме этого, в деревнях, которые будут попадаться на нашем пути, мы должны раздавать населению листовки с информацией об успехах Красной Армии, о политике партии и правительства в военное время. Мы также должны добыть сведения о действиях полицаев и немцев в этих местах. И если представиться возможность, захватить в плен пару негодяев. На выполнение задания нам дано трое суток.

Егор поёжился. Голубев усмехнулся:

– Что, страшно стало?

– Нет, это я от волнения и восторга. Дело нам предстоит так дело – похлеще, чем картошку чистить на кухне.

– То-то, ладно, пошли собираться и, кстати, начнём с кухни. Потом вооружимся.

Егор с удивление посмотрел на бывалого партизана

– Мне что оружие дадут?

– Настоящий немецкий автомат и две гранаты. Надеюсь, на занятиях ты научился ими пользоваться?

– Научился и теперь жду не дождусь, когда их применить в деле.

– А вот в этом вопросе спешить не надо. Ты должен использовать боеприпасы эффективно, но экономно, так, чтобы каждая пуля и граната попадала точно в цель, – проворчал Кузьма.

Во второй половине дня два бойца – один, умудрённый жизненным и боевым опытом, другой, имеющий огромное желание получить такой опыт, – отправились в путь. Им предстояло пройти по занятой врагом территории не один десяток километров.

До первой намеченной по плану деревни партизаны добрались за четыре часа. Солнце ещё висело над горизонтом. Потускневшие окрестности веяли грустью. Голубев и Егор, затаившись на одном из бугров на окраине деревни, стали наблюдать за поселением.

Кузьма Трофимович, оценив обстановку, посмотрел на Егора.

– Что скажешь?

Парень от неожиданного вопроса вздрогнул.

– Похоже, немцев нет, но могут быть полицаи.

– Я тоже так думаю, что дальше?

– Надо у местных жителей выяснить обстановку в округе.

– Правильно, как это сделать лучше? – продолжил допрос Кузьма.

– Для этого лучше подойдёт одинокая женщина.

– Соображаешь, – похвалил юношу Голубев.

В это время в одном из дворов неказистого домика, расположенного у ручья, появилась пожилая женщина. Егор вопросительно посмотрел на Голубева. Кузьма Трофимович покачал головой.

– Не сейчас. Будем ждать темноты.

Парень растянулся на земле во весь рост и прищурил один глаз.

– До темноты ещё час, а поэтому предлагаю, дядя Кузьма, выкурить по папироске.

– Ну ты, парень, даёшь, – усмехнулся Голубев, – откуда у меня могут быть папиросы?

– Ты извини, Кузьма Трофимович, но я краем глаза видел в твоём мешке «Беломорканал».

– Ишь какой глазастый, но эти папиросы предназначены для особых случаев, например, одним из них может быть успешное выполнение нашего боевого задания. А пока обойдёмся табачком, – Голубев достал из кармана ватника кисет с бумагой и спичками, – на, крути.

Егор ловко сделал самокрутку и закурил. При первой же затяжке парень сильно закашлялся.

– Крепкая у тебя, однако, махорка, аж горло зашлось, и в голове закружилось.

– Я на твоём месте вообще бы не курил.

– Поздно мне такие вещи говорить. Эта зараза у меня уже засела в каждой клеточке и требует постоянной добавки.

– Ладно, кури, я тоже не могу без курева, – Кузьма Трофимович сделал «козью ножку», прикурил её от самокрутки парня и с удовольствием затянул в себя возбуждающий дым.

Егор, сделав подряд две затяжки, сказал:

– Кузьма Трофимович, я слышал у тебя где-то в этих местах в деревне живёт жена с пятью детьми. А не страшно было оставлять их одних? Сейчас им очень трудно без тебя.

Бывалый партизан строго посмотрел на молодого бойца.

– Ты мне больше такие вопросы не задавай. Защита Родины от врага – святое дело. Оно превыше всего.

– Прости, дядя Кузьма, если обидел.

– На молодо-зелено не обижаюсь. А дом мой с семьёй действительно находится недалеко отсюда. Будет время, мы на час-другой заглянем ко мне.

Парень сделал глубокую затяжку и выпустил дым через рот и нос.

– Кузьма Трофимович, пока есть время, расскажи о себе.

– Ладно, слушай. Прежде всего хочу спустить тебя с твоей молодой колокольни на землю и сообщить, что я не такой уж и старый. Но пятьдесят лет скоро исполнится. Родом я из крепких крестьян. До войны одно время работал председателем сельского Совета. Не скрою, было трудно. Приходилось решать сложные вопросы, связанные с людскими судьбами, которые часто зависели от доносчиков и клеветников. Сейчас я понимаю, что предатели и полицаи вышли именно из их среды. В 1938 году я сам попал под следствие по ложному доносу о якобы моей антисоветской деятельности. Я уже думал, конец мне пришёл. Как оказалось, и тогда разбирались по справедливости. Меня через некоторое время отпустили. Правда, на прежнюю должность не вернули, но зато назначили директором речной мельницы. В партизаны ушёл добровольно по зову сердца и с согласия жены. Иначе и не могло быть. И сейчас горю желанием отомстить фашистам и полицаям за страдания моей семьи, за то, что гады топчут родную землю. Как мне стало известно, моих жену и детей, как семью партизана, выгнали из дома в землянку, отобрали и участок земли. Кроме этого, полицаи угнали и корову, – Голубев потушил окурок о сапог, – вот такие дела, парень. Нам уже пора, деревня уснула.

Партизаны, соблюдая осторожность, подошли к намеченному дому. Егор Кузьмич тихо постучал в окно. Вскоре колыхнулась занавеска, а потом скрипнула и входная дверь. Бойцы молча вошли внутрь неказистого строения. Пожилая женщина зажгла свечку и поставила её на пол возле печи.

– Вижу, вы партизаны. Располагайтесь ближе к свету. Я Фёкла.

– Правильно видишь, – Голубев присел на корточки в колеблющее светлое пятно, – нам кроме воды и информации ничего больше не нужно. Как вы тут живёте?

– Скоро из-за этих супостатов и воды не будет. Вчера приезжали на двух конях с телегами фриц и трое полицаев, забрали у людей всё, что нашли. Изверги, – женщина погрозила кулаком в темноту.

Голубев достал из мешка кусок хлеба.

– Возьми, Фёкла, скоро мы этих гадов выметем из страны. Я так понимаю, сейчас в деревне немцев нет?

– Были, но уехали. Они теперь все скучковались в посёлке. Там у них и управа. А в деревне всем управляет полицай Смирнов. Он хуже фашиста. Каждый день рыскает по домам и ищет продукты питания, часто участвует в расправах над людьми. Давеча нашёл у одних стариков припрятанное на чёрный день ведро с зерном. Так этот зверюга вызвал немцев и на глазах у тех чуть до смерти не забил плетью деда и бабку. А с месяц назад в деревне, что в трёх километрах от нашей, у партизанской семьи, у женщины с пятью детьми, забрал корову, избил эту женщину, требуя выдать местонахождение мужа-партизана, грозил сжечь её дом. Этот супостат часто в ту деревню ездит поиздеваться над партизанскими жёнами и здесь он тоже лютует, – с ненавистью проговорила Фекла.

Голубев тяжело вздохнул.

– Та женщина – моя жена Прасковья. Я Кузьма Трофимович. Сейчас в моей деревне есть немцы?

– Батюшки! – взмахнула Фекла руками. – А я тебя знаю. Ты же до войны нашим председателем сельского Совета был и много доброго сделал для людей. А немцев сейчас в твоей деревне пока нет.

– Я тоже тебя знаю, Фекла. У тебя два сына было, а муж перед войной умер.

– Сыновья ушли на фронт, Кузьма Трофимович. Я до сих пор не знаю, живы они или нет.

– У вас в деревне есть староста? – спросил партизан.

– Староста у нас свой мужик. Мы всем миром попросили его им быть, иначе поставили бы Смирнова.

Егор посмотрел на Голубева.

– Разреши, Кузьма Трофимович, задать вопрос женщине?

Голубев кивнул головой,

– Тётя Фёкла, а сколько всего полицаев орудует в ваших местах, где у них база и, вообще, кто они, эти негодяи, какой у них возраст? Как ведёт себя молодёжь при немцах?

Женщина махнула рукой в сторону двери.

– Полицаи живут в деревне за речкой. Там их основное сборище. Их всего шесть человек, включая ирода Смирнова из нашей деревни. Ещё один ирод тоже местный, его дом в деревне внизу по речке. Остальные четверо из отдалённых мест. Одного молоденького полицая с седой прядью в чубе я запомнила особенно хорошо. Он хоть и молод, но по зверству, наверное, не уступает Смирнову. С неделю назад я была в той деревне у подруги и через окно видела, как этот молокосос вытащил за волосы из соседнего дома малолетнюю девчушку и, тыкая ей в живот винтовкой, уволок на сеновал. Мы не выдержали и вместе с родителями несчастной побежали следом и еле отбили её у изверга, который потом пьяный уснул на сене. Девочка и её родители тогда чуть рассудок не потеряли, – женщина резко замолчала, а потом, вспомнив последний вопрос Егора, продолжила, – наша молодёжь старается избегать встреч с немцами и их прихвостнями. А девушки, если и выходят из дома, то одеваются во всё старое, грязное, чтобы не приглянуться фрицам. Если встретятся гады, то не смотрят им в глаза. Но всё равно изнасилования бывают. Как раз в твоей деревне, Кузьма Трофимович, такой случай произошёл. Недавно там женщины собрались в одной хате на посиделки. В разгар их в дом ввалился пьяный фриц с автоматом. Осмотрев всех, он выбрал себе жертву и увёл её на окраину деревни и там до утра над ней издевался. После та женщина перестала выходить из дома. Фашисты и полицаи у нас считаются пострашнее чумы, и к этой заразе наши люди боятся прикоснуться.

Голубев посмотрел на Егора.

– Сейчас ничего предпринимать не будем, а вот на обратном пути решим, что с ними делать, – Кузьма Трофимович взял женщину за руку, – я вас попрошу всё узнать про этого парня. Мы вернёмся сюда через два дня.

– Не надо узнавать, – Алексеев поднялся с места, – я его знаю, он из нашей деревни. У меня есть другое предложение.

Когда партизаны вышли в ночь и оказались на околице, Голубев сказал:

– До моей деревни час хода. Нам всё рано надо часа три поспать, и командир отряда дал добро.

– Я понял, дядя Кузьма. Сеновал у тебя там найдётся?

– Найдётся.

– А папироса?

– Обойдёшься махоркой.

– Слушаюсь, товарищ командир.

– Тогда вперёд, – Голубев не пошёл, а полетел к своей деревне.

Небольшое селение двумя улицами спускалось по склону к реке. Дом Голубевых стоял в конце первой улицы на ровной площадке, обрамлённой зарослями черёмухи. Добравшись туда по ручью, партизаны осмотрелись, после чего Кузьма Трофимович постучал в окно специальным условным сигналом. Через минуту разведчик вошёл в дом, бесшумно закрыв за собой дверь.

Егор после этого отправился в сарай и зарылся в душистое луговое сено. С минуту он наслаждался ароматами высушенных трав и цветов, а потом вспомнил свой сеновал, в котором он был с Настей. Эта девушка не выходила у него из головы и сердца. Он до сих пор не знает, было ли у неё что с Петром, был ли у них такой же сеновал, и просила ли она Петра родить ребёночка после войны. Егор её считал странной, но в то же время притягивающей к себе девушкой. И сейчас, находясь в дали от неё и ощущая те же ароматы, связанные с их свиданиями на сене, парень подумал: в его душе, наверное, вновь вспыхнула любовь к Насте. Теперь он жалел, что не поговорил с девушкой перед уходом в отряд и не выяснил причины их разрыва. Егор глубже зарылся в сено, и его вдруг охватило какое-то ноющее, исходящее из глубины души, предчувствие чего-то тяжёлого и неизбежного. Он и раньше замечал в себе вдруг появление ниоткуда дыхания реального будущего. Пока это дыхание ничего плохого не предвещало, а, напротив, убеждало его в том, что он достойно пройдёт через всю войну и выйдет из неё победителем, как и весь советский народ, и что после войны у него будет своя большая семья. Но вот Настю почему-то в роли своей жены он не видел. Возможно, причиной этому был Пётр, которого Настя пожалела в субботу, накануне войны. С этими мыслями и с непонятным щемящим душу предчувствием Егор незаметно для себя уснул.

Проснулся молодой партизан от вспышки спички и слов Голубева:

– Пора в путь. Пока ты тут нежишься, я кое-что узнал о посёлке, в котором, кстати, неоднократно бывал до войны.

Егор протёр глаза и хихикнул:

– А ты, дядя Кузьма, только разговоры разговаривал или ещё что?

Голубев хлопнул парня по затылку.

– В следующий раз за такие вопросы по уху получишь. Чтобы тебя успокоить, скажу: были и разговоры, и детишек своих по головкам погладил, была и любовь с жёнушкой и, возможно, родит она ещё одного ребёночка назло врагам, назло войне, на благо стране.

– От восхищения у меня нет слов, поэтому промолчу, – Егор поднялся и пошёл следом за боевым товарищем выполнять задание.

Два бойца, ставшие за короткое время настоящими друзьями, изучили по ходу передвижения обстановку и в других деревнях, а потом добыли важные сведения о немецком гарнизоне, расположенном в посёлке, о его вооружении, местах расквартирования, о подвозке к нему продуктов питания. Через два дня, как и договаривались, Голубев и Алексеев прибыли к дому Фёклы. Кузьма Трофимович, осмотрев окно, сказал:

– Сигнал, выставленный женщиной, говорит о том, что у неё всё в порядке. Я сейчас с ней переговорю и вернусь.

Минут через десять Голубев вернулся и посмотрел на Егора.

– Всё идёт по плану. Ждём.

Вечером, когда деревья, дома и кусты превратились в ночных монстров, из темноты вышло живое существо, которое, осмотревшись вокруг, юркнуло в дом Фёклы. Голубев прошептал:

– Пошли, и возьми наизготовку автомат.

Партизаны вошли в дом и сразу увидели испуганные глаза молодого полицая, в котором Егор узнал своего земляка Петра. Некоторое время все стояли молча, потом Голубев связал полицаю верёвкой руки за спиной и только после этого строго произнёс:

– Пойдёшь с нами и будешь выполнять то, что мы тебе скажем. И чтобы ни звука не издавал.

Партизаны привели Петра к дому полицая Смирнова. Голубев ткнул автоматом сникшего прихвостня фашистов и приказал:

– Вызови своего подельника на улицу и без глупостей, если хочешь ещё немного пожить. Как стучать?

– Без разницы, – промямлил Петя.

Голубев три раза громко стукнул в дверь и, когда послышались внутри дома шаги, строго посмотрел на насильника. Тот сказал:

– Семён, это я, Петр.

– Чего припёрся среди ночи? – раздался недовольный голос за дверью.

– Нас вызывают на дело.

Выругавшись, Смирнов сквозь зубы процедил:

– Ладно, жди сейчас выйду.

Минут через десять на пороге появился Семен и сразу же ему в живот уткнулся автомат Голубева.

К утру партизаны доставили свою добычу в отряд. В девять часов Голубев и Алексеев предстали перед командиром отряда. Григорьев улыбнулся.

– Поздравляю с успешным выполнением задания. Кузьма Трофимович, доложите детали.

Голубев достал из планшета блокнот и, прежде всего, рассказал о расположении немцев в посёлке и о полицаях в деревнях. Командир, выслушав эту часть доклада, одобрительно покачал головой.

– Ваша информация полностью согласуется с другими разведданными, поэтому будем готовить операцию по освобождению этого посёлка от фашистов. Ну, а теперь хочу послушать о том, как вы брали полицаев.

Голубев посмотрел на Егора.

– То, что мы взяли этих гадов, не рискуя жизнью деревенских людей, заслуга Алексеева. В одном из полицаев он узнал своего земляка Петра. Егор договорился с местной женщиной по имени Фёкла заманить предателя в её дом под предлогом того, что там мерзавца будет ждать девушка по имени Настя, которая раньше дружила с ним. Фёкла, улучив момент, передала эту информацию Петру, попросив его никому об этом не говорить, поскольку девушка боится огласки. Пётр клюнул на несуществующую наживку. Ну, а потом уже с помощью одного полицая, взяли и другого, который заслуживает смерти.

– С Семёном всё ясно, – произнес Григорьев и, задумчиво добавил, – как поступим с Петром?

Алексеев поднялся с табуретки:

– Товарищ командир, Пётр заслуживает смерти хотя бы за то, что пытался изнасиловать малолетнюю девушку, но поскольку он мой земляк, разрешите мне с ним поговорить.

– Разрешаю, но сделаешь это после расстрела Смирнова.

В середине дня Смирнова вывели на опушку леса, где собрались представители подразделений партизанского отряда. Голубев оказался рядом с полицаем. Смирнов обречённо посмотрел на мужа Прасковьи и прохрипел:

– Я ведь твою жену с детьми пожалел, не сжёг их.

Кузьма Трофимович с ненавистью посмотрел на изверга.

– Ты издевался не только над моей женой, но и над другими жителями окрестных деревень. Пощады не жди.

После зачтения партизанского приговора от имени народа Смирнова расстреляли. На справедливое возмездие привели посмотреть и Петра, который стоял в это время на коленях и рыдал. Егор подошёл к нему и презрительно хмыкнул.

– Тогда, в соловьиную ночь, накануне войны, ты не ответил на мой вопрос. Теперь я получил на него ответ. Ты не хотел умирать за свою Родину, ты хотел её погибели. Теперь тебе представляется возможность погибнуть за идеи фашизма, но в качестве убийцы, насильника и предателя.

Пётр перестал рыдать и промямлил:

– Я никого не убивал и не насиловал.

– Тебе не дали изнасиловать девочку.

– Я был пьян.

– Ты дорвался до власти над беззащитными женщинами, но, как видишь, они под защитой. Меня интересует только один вопрос: почему ты пошёл в услужение к палачам и сам таким стал?

– Не знаю, но меня постоянно злила ваша радость жизни, и я не понимал, почему вы ей радуетесь. Когда я уходил к немцам, думал, что всё будет по-другому, но я ошибся, а потом уже было поздно что-то исправлять, но я никого не убивал, – Пётр посмотрел в глаза Егора, – Настя любила только тебя, у меня с ней ничего не было.

– У меня с тобой разговор окончен. Жди своей участи. Своё мнение о твоём наказании я доложу командиру отряда, – Егор отвернулся от предателя и зашагал прочь.

Григорьев, зная о состоявшемся разговоре Алексеева с молодым полицаем, вызвал Егора к себе, посадил на табуретку и спросил:

– Что думаешь о земляке?

– Мне показалось, что он задумался о своих злодеяниях, но глаза его сверкают злобой. Если есть возможность, может быть, его следует отправить в штрафную роту. Пусть там кровью искупит свою вину, убив хоть одного фашиста.

– Правильно думаешь. Я отправлю Петра в тыл. А оттуда у него два пути: или в штрафную роту, или в колонию по приговору суда. Но его могут и расстрелять как врага народа.

Алексеев вернулся в свою землянку и, не раздеваясь, лёг на нары. Парень закрыл глаза и вспомнил слова Петра: «у меня с ней ничего не было». Егору стало жаль Настю. Почему её уход вслед за Петром он посчитал изменой? Почему он сделал такой поспешный вывод, не поговорив с девушкой на следующий день? Внутри парня прокатилась тревожная волна. На следующий день началась война. «Это не оправдание», – подумал Егор. Если судьба его вновь забросит в родные места, он обязательно встретится с Настей и попросит у неё прощения за причинённую обиду. Потом Егор вдруг вспомнил страшные, застывшие в ужасе, глаза полицая Смирнова перед расстрелом. Молодой боец партизанского отряда первый раз в жизни увидел, как убивают человека. Пусть Смирнов предатель и изверг, но он был разумным существом, осознающим то, что с ним происходит, то, что он на земле живёт последние секунды. Конкретно к Смирнову он не испытывал жалости, его мысли относились к любому человеку, которому выпало на долю в расцвете сил испытать мгновения перед неминуемой гибелью. Егор подумал, как бы он повёл себя в такой ситуации и, прислушавшись к своей душе, понял, что перед врагом он принял бы смерть с гордо поднятой головой, осознавая, что жертвует собой ради своей Родины, которая его не забудет и которая будет им гордиться.

Вечером Алексеев снова слушал сводку Совинформбюро, в которой говорилось:

«В течение 13 мая на Керченском полуострове наши войска, ввиду превосходства сил противника, отошли на новые позиции. Сообщение немецкого командования о том, что бои на Керченском полуострове закончились в пользу немцев и что немецкие войска захватили большое количество пленных, танков и орудий, является лживым. Наши войска отходят в порядке и наносят наступающим немецко-фашистским войскам огромные потери.

На Харьковском направлении наши войска перешли в наступление и успешно продвигаются вперёд.

На других участках фронта ничего существенного не произошло.

За 12 мая уничтожено 43 немецких самолёта. Наши потери – 17 самолетов.

Советский корабль в Баренцевом море потопил транспорт противника водоизмещением в 12 тысяч тонн.

За 12 мая частями нашей авиации уничтожено 32 немецких танка, 220 автомашин с войсками и грузами, 105 подвод с боеприпасами, 46 полевых и зенитных орудий, 10 миномётов, 8 зенитно-пулемётных точек, разбит железнодорожный состав и 6 платформ с автомашинами, рассеяно и частью уничтожено до полка пехоты противника».