Buch lesen: "Барин-Шабарин 6"
Глава 1
Адольфус Слейд решил не отставать и высадиться на берег. Он вылез из своей шлюпки и тут же плюхнулся в воду, поскользнувшись на камне. Слейда сразу подхватили двое английских офицеров, что были вместе со Слейдом на турецкой службе.
– Я в порядке! – воскликнул турецкий адмирал, или капудан-паша.
Слейд покрутил головой, заметив, что на него многие смотрят. Причём смотрели не только матросы и офицеры, которые были вместе с англичанином в шлюпке, но и те, кто встречал адмирала уже на берегу. Падение командира – не самый лучший знак для суеверных турок. Слейд, сориентировавшись, припал к земле, усеянной камнями, и поцеловал эти самые камни. Мол, таков и был замысел.
– Целую камни и землю, которым предстоит стать турецкими! – воскликнул адмирал.
Он надеялся, что, превратив досадное падение в этот жест, нивелирует то якобы предзнаменование, что если адмирал упал, то и всему десанту несдобровать.
Вдали звучали ружейные выстрелы, уже грохотала артиллерия. Но адмирал понимал, что дело сделано. Высадка десанта шла полным ходом. Не лучшим образом, с большими проблемами. И если бы рядом действовал русский флот, то и верно несдобровать бы.
Всё складывалось как нельзя лучше для турок. Английская разведка сработала, и пришли сведения, что на поиск турецкого флота отправляется усиленная эскадра под началом вице-адмирала Павла Степановича Нахимова. Адольфус Слейд имел в своём распоряжении личностные характеристики всех флотоводцев Российской империи. Он не хотел себе в этом признаваться, но именно встречи с Нахимовым турецкий адмирал хотел бы всячески избежать.
Слейду нужно было сохранить турецкий флот до того момента, как в Черное море полноценно войдут английские и французские эскадры. И если для этого придется убегать от русских, то Адольфус Слейд был готов это делать. Впрочем, по количеству вымпелов турецкий флот был мощнее, ну а уж по количеству залпов, если подвести корабли из Эгейского моря, турки куда как превосходят русских.
Турецкий флот, казалось, всяко был сильнее русского. Вот только, как ни старался Слейд сделать из турецких матросов отличных воинов, у него это не получалось. У англичанина складывалось впечатление, что турки уже загодя, на каком-то подсознательном уровне боятся русских.
Наверное, череда военных успехов, которые ещё некогда осуществил русский адмирал Фёдор Фёдорович Ушаков, напрочь испарила веру у турок в собственную победу. И даже назначение англичан на ключевые должности в турецком флоте пораженческих настроений не пресекали.
– Нам удалось! – навстречу англо-турецкому адмиралу вышел Осман-паша, командовавший турецкими силами десанта.
– Не хватает шлюпок, чтобы быстро перебросить весь корпус на берег. При таком темпе высадки нам придется десантироваться до завтрашнего утра, если ночью продолжать. Или до полудня, – англичанин, шурша галькой, всё-таки остудил победный жар у турецкого вельможи.
Слейд не стал говорить пока о том, что флот, который стоял на рейде недалеко от Сухум-Кале, сейчас более чем уязвим. Ведь большая часть матросов и офицеров занята в высадке десанта. В данном случае остаётся только молить Христа или Аллаха, чтобы он позволил спокойно высадиться туркам и взять приступом Сухум-Кале. Иначе просто будет некому отражать атаку русского флота, так как даже некоторых канониров и тех посадили на вёсла в шлюпки.
– Не хотите ли кофе? – спросил Осман-паша у турецкого адмирала.
– Пожалуй, не откажусь, – принял решение Слейд.
Английский флотоводец старался не показывать вида, но, будучи в мокром мундире, испытывал невыносимый холод, особенно учитывая, как здесь пробирал ветер, который дул со стороны моря. Конечно, личные слуги адмирала уже спешно направились на флагман флота, чтобы взять чистую сухую одежду для своего командующего. Но доставка мундира займёт едва ли не целый час. Потому горячий кофе – то, что доктор прописал. Хотя Слейд с радостью бы выпил хорошую порцию виски. Вот только пить алкоголь в присутствии высокопоставленного мусульманина – это равно проявлению враждебности к религии. Он обязательно это сделает, но после.
На берегу уже было поставлено несколько больших шатров, где копошились слуги. Уже были разведены костры, установлены конструкции, чтобы жарить мясо и мясной фарш на углях. Казалось даже, что для Османа-паши десант – это что-то вроде пикника, отдыха на природе в сопровождении изрядного количества охраны.
Между тем Адольфус Слейд уже привык к этому размаху и одновременно вальяжности, принял поведение османских военачальников, хотя и не одобрял его. Более того, в подобной расхлябанности и самоуверенности английский флотоводец видел одну из причин поражений турок от русских.
– Сразу же войти в Сухум-Кале не удалось. Но не стоит ваших сомнений – к вечеру, как только мы соберём достаточно сил и переправим оставшуюся артиллерию на берег, у этого городка и его защитников не будет никаких шансов, – возлегая на мягких подушках, выложенных на расстеленном большом ковре вёл светскую беседу Осман-паша.
Он взял маленький стеклянный бокал без ручки и с изгибом и отпил оттуда горячего кофе. Только после этого задумчиво воздел палец кверху.
– Забыл сказать, – будто опомнился Осман Паша. – В Сухум-Кале стоит какой-то… Даже не знаю, как и назвать. Весь в железе, ядра на нем только лишь оставляют отметины. То ли корабль, то ли плавучая батарея. Решите завтра с ними вопрос. В решающий момент, когда мы уже думали, что вошли в город, этот монстр поддержал обороняющихся огнем. Но это завтра…
Адольфуса Слейда аж передернуло от такого отношения к войне. Вот он – враг, есть проблема, которую может решить флот, но нет. Корабли тут только в качестве перевозчика. Ну да и англичанин не стремился лезть под береговые батареи Сухум-Кале. Слейду еще немного продержаться бы, не потерять ни одного вымпела. А потом… Вместе с английским флотом гонять русских по всему Черному морю, до последнего кораблика северян.
* * *
Павел Степанович Нахимов стоял на капитанском мостике своего флагмана в задумчивости и почти не шевелился. Он знал, что опоздал. Пришли сведения о том, что турки концентрируют свой флот в Синопской бухте и готовят десантную операцию.
Третьему Отделению, которое с начала войны действовало уже более решительно, удалось взять одного из английских шпионов, который смог передать через купеческое судно информацию туркам.
Так что было непонятно, в чём причина того, что Черноморский флот опоздал и подошёл к Синопу, когда там уже были жалкие остатки турецкого флота. Может быть, англичане подтолкнули турок к более решительным действиям и помогли организовать десантную операцию. Русские флотоводцы привыкли к тому, что турки – медлительные, ещё больше им нужно времени на раскачку, чем русскому флоту. А тут – надо же, какая прыть.
Или вовремя выйти помешало то, что на свой флагман Нахимов вытребовал установить четыре пушки новейшего образца, которые флоту подарил вице-губернатор Екатеринославской губернии Алексей Петрович Шабарин. Это оказалось нелёгкой задачей, но инженеры Черноморского флота справились с ней. И теперь по две пушки на каждом из бортов флагмана Нахимова обладали столь разрушительной силой, что можно было даже пересматривать тактику боёв. Самое главнее – это дальность полёта снарядов из новых пушек.
И теперь, как искренне считал Павел Степанович, в мире нет кораблей или пароходов, которые могли бы соперничать с русским флагманом, 80-ти пушечным линейным кораблем «Императрица Мария».
Именно этот корабль выбрал в качестве своего флагмана Нахимов. Не пароход, а линейный корабль, парусник. Вице-адмирал прекрасно осознавал, что за пароходами будущее в морском деле. Более того, он неоднократно управлялся с этими машинами, оттачивая свои навыки.
Но линейный корабль «Императрица Мария» был венцом парусного кораблестроения Российской империи. Лишь только при очень неудачной розе ветров флагман Черноморской эскадры мог уступить современным пароходам. Но по огневой мощи сейчас равных «Императрице Марии» не было. Ведь решало не просто количество пушек – на флагмане были новейшие орудия, да и канониры лучшие из лучших.
– Ваше превосходительство, эскадра ждёт приказа, – доложил контр-адмирал Фёдор Михайлович Новосильский.
Новосильский привёл ещё одну эскадру, что влилась в отряд Нахимова, и теперь Черноморская эскадра русского флота представляла собой более чем грозную силу. И этой грозной силой можно было бить врага. А в Синопе, несмотря на то, что основной турецкий флот ушёл, оставались ещё корабли, которые можно, а по мнению Нахимова, и нужно потопить.
– Фёдор Михайлович, приказ командующего Александра Сергеевича Меншикова вам знаком? – твёрдо спросил Нахимов.
Новосильский ответил не сразу. Он прекрасно понимал, куда клонит контр-адмирал. Перед тем, как эскадра ушла в Чёрное море на поиск, Меншиков отдал свой приказ, чтобы скорее, демонстрировать свою силу и решимость, чем вступать в непосредственное соприкосновение с противником. Нахимов не разделял подобный подход к войне, не поддерживал желания командования воевать в белых перчатках.
– Мирные люди и порт не должны пострадать от залпов русских орудий, – напутствовал Павла Степановича Нахимова при выходе в море недавно прибывший в Севастополь Александр Сергеевич Меншиков.
– Отправляйтесь на свой «Париж» и приблизьтесь к берегу. Не атакуя! – принял теперь решение Нахимов.
– Правильно ли я вас понимаю, что моя задача заключается в том, чтобы принять на себя огонь береговых батарей? – уточнил Фёдор Михайлович.
– Командующий князь Меншиков дал приказ, что огонь можно открывать только в случае провокаций. Вот нам и нужен хотя бы один выстрел со стороны безусловного врага, – прояснил свою позицию Нахимов.
– Бах, ба-бах! – прозвучали примерно через час выстрелы, которые стали усладой для ушей контр-адмирала Нахимова.
– Приказ по всей эскадре: уничтожить вражеские корабли, а также купеческие суда, на кои даже с нашим прибытием продолжают грузить турецкий десант! – громко распоряжался Нахимов.
Он спустился с капитанского мостика, подошёл к двум орудиям по правому борту, которые условно назывались «шабаринскими». Если бы имя Алексея Петровича Шабарина не так громко звучало в Севастополе, где его всячески превозносили за ту помощь, что он оказывал прибрежным русским городам, то, возможно, мало кто и вспомнил бы о том, кто именно предоставил такие пушки флоту. Кроме Нахимова, никому они и в пору не пришлись. Мол, тут должны быть особенные снаряды. Ну разве же мало снарядов, по сто пятьдесят штук на одну пушку? Для боя столько и не потребуется.
– Заряжай, братцы! – самолично приказал контр-адмирал канонирам.
– Это мы сейчас, ваше превосходительство, это мы скоро, – проговорил уже пожилой матрос, открывая казённую часть орудия и закладывая в неё остроконечный заряд.
– Ба-бах! – ударило орудие, и снаряд отправился в полёт.
Уже скоро Нахимов улыбался. Пусть не первым, но четвёртым снарядом удалось накрыть одну из артиллерийских батарей противника. Учитывая скорострельность новых орудий, это получилось сделать очень скоро – уже через две минуты. А через час бомбардировки Синопский порт пылал, как и все большие и малые суда, что здесь стояли. Один только корабль Нахимов приказал взять на абордаж, но этого не случилось – турки сдали свой фрегат.
– Господа, считаю, что нам необходимо отправиться к Сухуму. По словам пленных, там уже должна идти десантная операция, – сразу, без прелюдий, заявил на скоро созванном военном совете контр-адмирал Нахимов.
Все собравшиеся стали переглядываться. А созвано было немало людей, поэтому военный совет проходил на палубе линейного корабля «Императрица Мария». Были здесь все десять капитанов линейных кораблей, а также заместитель командующего эскадрой Фёдор Михайлович Новосильский.
– А как же пароходы? Хватит ли у них угля, чтобы добраться до места? – задал вопрос контр-адмирал Новосильский.
– До Сухума хватит. А там – смотря какой бой. В любом случае, мы должны либо победить, либо сложить головы свои. Никто не собирается оставлять пароходы на съедение туркам, – решительно отвечал Нахимов.
Вот в этом и была слабость пароходов. Да, запаса угля хватало, чтобы из Севастополя приплыть в Синоп, оттуда в Сухум, а потом вернуться обратно. Но это если не курсировать вдоль побережья, выискивая турецкие корабли. А без парового двигателя пароход становится весьма уязвимым: на тех незначительных парусах, что имеются на нём, далеко не уйдёшь, если за тобой устремится погоня.
– Какой бы ни был бой, расклад имеем следующий… – вопреки обычному порядку военных советов, Нахимов, скорее, не совещался с присутствующими, а ставил боевую задачу капитанам.
Он посчитал, что советоваться можно лишь в случае, если существует какая-то реальная альтернатива, другое мнение, которое могло бы оказаться правильным. Но он увидел в деле новые орудия и хотел именно на них сделать ставку. Жаль, что их только четыре! А готовых их применять расчётов – можно было сказать, что три. Не выработана система прицеливания, почти нет опыта применения. Но до чего же они были хороши.
– Вот и выходит, господа: мы вперёд выдвигаем брандеры, мой флагман становится напротив противника и начинает обстрел. Вы его, по мере приближения врага, усиливайте. Если поймаем неприятеля на моменте высадки десанта – будем атаковать решительно. Они будут стоять на якорях, часть их команд будет задействована в десантных работах. А турки не такие расторопные, чтобы быстро на нас отреагировать. Так что, как только видим цель, максимально быстро к ней приближаемся. Да и ветер должен нам благоволить, – сказал Нахимов и перекрестился. – И да поможет нам Бог!
* * *
Поддавшись всеобщему расслаблению, радости от удачно проведённого, ну или почти уже проведённого десанта, Адольфус Слейд и сам немного разомлел. Он всё-таки позволил себе выпить виски, исключительно чтобы согреться. Ну а после того, как ему слуги привезли новый мундир, когда он уже отогрелся у костра, англичанина на турецкой службе и вовсе сморил сон.
На военном совете, который собрал Осман-паша, было принято решение, что десант лучше продолжить с самого утра. В ночи началась такая неразбериха, что даже умудрились столкнуться и потопить одну шлюпку. При горящих кострах теряли ориентиры, шлюпки отбрасывало в сторону. Тридцать человек были потеряны, когда одна из шлюпок пристала к берегу далеко от места высадки.
Русские казаки совершали разведывательный рейд и попутно уничтожили неготовых к бою турецких солдат. Неприятеля отогнали, частью уничтожили, а после было выставлено охранение, посты, все тропы и дороги перекрыты. Всё сделано по уму и воинской науке. Можно и спать. Вот он и спал.
– Сэр, просыпайтесь! Сэр! – адмиралу Слейду показалось, что он только-только уснул, а теперь его тормошит адъютант.
– Катись хоть к дьяволу, Митчел! Что ещё могло произойти? – выкрикнул адмирал и даже пнул своего адъютанта ногой.
– Русские! Они ещё вне зоны досягаемости бомб, но они уже здесь! – выкрикнул адъютант турецкого адмирала Майкл Митчел.
– Что? Как? – Адольфус Слейд встрепенулся и резко поднялся с кровати.
Да, он любил хорошо спать, поэтому на его флагмане всегда была отличная кровать. Мысленно Адольфус поблагодарил себя за то, что, несмотря на выпитое вечером, всё-таки отправился ночевать на свой флагман.
– Почему же тревога не звучит? – выкрикнул адмирал.
– Уверенности нет, что это русские. Жду ваших приказаний! – отрапортовал адъютант.
– Бейте тревогу! – выкрикнул Слейд и без привлечения слуг натянул мундир турецкого адмирала.
– Бах-бах-бах! – раздались вдали приглушённые звуки выстрелов не более чем четырёх пушек.
Опытный англичанин лишь ухмыльнулся. Он знал, как разносится звук по морской глади. Стреляли явно издали, так что попасть было невозможно: не менее морской мили оставалось до русских. В том, что это русские, Слейд уже не сомневался. И пусть себе переводят снаряды.
Зазвучала рында, следом сигналы тревоги послышались и на других турецких кораблях. Русские шли на всех парах и при попутном ветре. Но адмирал был уверен, что русский флот не посмеет атаковать сходу. Как минимум, нужно время, чтобы выстроить корабли в линию.
Значит, и у него, Слейда, есть время.
– Бах! – неожиданно снаряд прилетел прямо по флагману адмирала Слейда.
Адольфус пригнулся, но тут же, выпрямившись, с гордо поднятым подбородком стал подниматься на палубу. А там уже была пробоина и начиналась борьба за живучесть корабля. Нет, от одного попадания корабль не пойдёт ко дну, но это попадание уже случилось! Как это вышло?
– Открыть ответный огонь! – прокричал адмирал Слейд, устремляясь на капитанский мостик.
Вот только стрелять было не по кому. Русские корабли шли почти без света и фонарей. Лишь на корме каждого русского вымпела тускло светил огонь. Это было сделано лишь для того, чтобы корабли в темноте могли видеть сигналы друг друга.
– Бах-бах-бах! – почти половина левого борта флагмана турецкого флота разрядила свои орудия.
Слейд, взбежав на капитанский мостик, стал рассматривать врага в зрительную трубу. Тусклые очертания русских вымпелов уже виднелись, но они были ещё слишком далеко, чтобы русские могли вести огонь. Он недоверчиво обернулся туда, где видел пробоину, но тут же вновь вернул взор вперёд. Адмирал достал дальномер и стал делать вычисления. Его флагман произвёл ещё один залп, но было видно – снаряды более чем на морскую милю не долетают до русских.
– Бах! – ещё один прилёт русского снаряда пришёлся прямо по ватерлинии турецкого флагмана.
– Дьявол их побери! У русских не может и не должно быть таких орудий, чтобы стреляли так далеко! – прокричал адмирал.
– Вижу силуэты вражеских кораблей, совершающих манёвр обхода! – выкрикнул один из турецких офицеров.
Возможно, самый толковый из всего турецкого флота.
– Срочно отправьте шлюпку на берег! Нужно потушить все сигнальные огни, костры! Русские ориентируются на них! – последовал приказ от адмирала.
Но весь его опыт, всё его теперь сознание кричало о том, что он, Адольфус Слейд, уже проигрывает это сражение. Сдаваться он не собирался. Нужно было придумать, как действовать дальше.
Русские взяли полную инициативу на себя, и теперь приходилось лишь подстраиваться под их тактику.
Глава 2
– Ну, в добрый путь! – сказал я, поднимая рюмку с екатеринославской водкой.
– Всем нам в добрый путь! – произнёс Вовчик Лопух, в смысле, Владимир Лопухин, жандармский полковник.
Мы сидели в отдельном кабинете ресторана «Морица» и уже откровенно пили водку. Я не падок на крепкие напитки, но иногда можно себе позволить, особенно после большой проделанной работы. Да и скрепляет, пусть редкая, но меткая пьянка отношения.
А у меня только наметился союз в Третьим Отделением. Уже скоро Лопухин отправляется в Петербург и везет с собой большой улов в виде английского шпиона. Мирский… При побеге помер. Неожиданная и нелепая смерть: напоролся на нож и так десять раз. Вообще люди не следят за своим имуществом, разбрасывают ножи где не попадя.
Если серьезно, то Мирский был тем, кто мог немало каких глупостей наговорить при следствии. А еще… Я не был намерен прощать ему предательство и то, что Святополк действовал против моей семьи. С англичанином немного проще. Он действовать в национальных интересах своей стран. Все равно тварь, но такая… Недостаточная, чтобы я собственными руками убил. Да и в интересах страны оставить в живых шпиона, ну и в моих интересах, если Лопухин не обманет и мое имя будет звучать так, как у него в бумагах.
– Алексей Петрович, вы только не злоупотребляйте хлебным вином. Послезавтра мы с вами выдвигаемся, смею вам напомнить, – с улыбкой, полушутя, наставлял меня профессор Пирогов.
– Завтра отсыпной день перед отъездом! – произнёс я в своё оправдание, словив на себе укоряющий взгляд жены.
Намекает, что перед уходом на фронт она мне спокойно поспать не даст. А я могу быть не в той кондиции. Да я и не против, обеими руками за. И не только этими частями тела. Я человек достаточно прямой, потому после обследования Лизы Пироговым напрямую спросил у Николая Ивановича, можно ли мне исполнять свои супружеские обязанности. Ответ был: «Можно, но осторожно».
В связи с последними событиями Лиза ощущала недомогание. Но, слава Богу, всё обошлось.
– И всё же, Алексей Петрович, не будет ли вам много славы? – спросил Лопухин.
– Вы о том, что обо мне написали в Петербургских ведомостях? – догадался я, к чему клонит жандарм.
– В том числе. А ещё я уже отправил доклад графу Орлову, как вы ловко справились с английским шпионом, – сказал полковник.
Я лишь усмехнулся. Пакет, который был отправлен Лопухиным, был ловко вскрыт моими людьми, переписан и доставлен мне. Должен же я знать, что пишет ещё недавно бывший мне неприятелем полковник. Может те бумаги, что мы с ним составляли все же фикция, а Лопухин все равно ведет свою игру против меня.
Жизнь по принципу «доверяй, но проверяй» – наверное, единственно правильная. Однако, это единственное правило, которое я не хочу использовать в отношении жены. Нет для того повода. Да и должна быть у каждого человека в жизни своя отдушина. Свой тыл. Домик, в котором можно спрятаться от всех невзгод, напитаться силами, чтобы продолжить свою борьбу.
В докладе том, к моему удивлению, была похвала и почти правдивое изложение того, какой я молодец. Наверное, это моё упущение, что более чем за четыре года знакомства я только сейчас нашёл общий язык и точки соприкосновения с губернским жандармом. А нужно было вот так, в русской традиции, пару раз напиться и высказать друг другу все обиды. Для общего дела это было бы полезно. Ну да лучше поздно, чем никогда.
– Господа, дамы, позвольте сказать мне! – со своего стула привстал полковник Новгородского пехотного полка Пётр Евграфович Нижегородский. – Не думал, господа, милые дамы, что встречу здесь столь неравнодушных людей, кои уже воюют с супостатом. То, что вы делаете – великое начинание. За вас!
Нижегородский залпом махнул рюмку водки и лихо подхватил на вилку солёный груздь. Выпили и мы. Лишь Елизавета Дмитриевна украдкой, но так, чтобы было заметно только мне, с укоризной посмотрела, как очередная порция прозрачной, как слеза, водки отправляется в мой организм. Волнуется, что буду не в состоянии предаться утехам любви? Зря.
Присутствующая тут супруга Лопухина, Настена, дочка моего крестного, пили шампанское.
– Господа, милые дамы! Мы начинаем наш благотворительный аукцион. Все средства, собранные на нём, пойдут в Фонд Благочиния и будут использованы для закупок всего необходимого для наших доблестных войск, – услышали мы в отдельном кабинете, как в общем зале громогласно вещал Миловидов.
– Господа, не желаете принять участие в аукционе? – с лукавством спросил я.
Господа и дамы желали. Не знаю пока, будут ли они участвовать в аукционе, но пропустить это шоу не хотели.
Я бросил очередной взгляд на стопку газет, лежащих на маленьком столике в углу обеденного кабинета, и поспешил вслед за остальными гостями в общий зал.
Мне придётся проставляться Хвостовскому. Это же благодаря ему в главной российской газете – «Петербургских ведомостях» – вышла большая и пространная статья про меня и про то, как я уже помогаю фронту.
Хвостовский, получив от меня ещё два стихотворения Есенина, отправился в столицу Российской империи, чтобы уже издать свой небольшой сборник стихов. И в этом я оказываюсь с ним в соавторстве. Весь ряд песен, которые уже вовсю исполняются не только в Екатеринославской губернии, также будут опубликованы в том сборнике.
И отплатил мне русский поэт предобрейшим. Он смог выйти на редакцию «Петербургских ведомостей» и заказать даже не одну, а, что следует из его письма, сразу три статьи про меня и про Екатеринославскую губернию. Ну или про меня, частью про генерал-губернатора Новороссии Фабра.
И да, утверждая, что Хвостовский – поэт, я нисколько не насмехаюсь над ним. Те стихи из будущего, которые я ему подарил, – это лишь небольшой процент среди всего того творчества, которое уже начинает привлекать читателя.
Какие-то стихи моего друга хороши, какие-то не очень. Но навык стихосложения у Хвостовского растёт. Кто знает, может быть, я чуть подтолкнул будущего Пушкина к творчеству и росту? Кстати, он всё-таки женился на Прасковье. Не смутился мезальянсом, как и весьма бурным прошлым девушки, всё больше превращающейся в великосветскую даму. Насколько я знал, с ней уже на протяжении трёх лет работают разные учителя и не без успеха. Хотя я все же избегаю сидеть за одном столом с Параской.
Для себя же я решил: буду и дальше двигаться по карьерной лестнице. В Екатеринославской губернии, ставшей мне родной, становится тесно несмотря на то, что она сейчас самая большая из всех губерний европейской части России.
Пришло осознание, что ту энергию, которая всё ещё никак не иссякает, нужно направлять на правое дело – строительство будущего нашего Отечества. Даже некоторые кадры в Екатеринославской губернии уже имеются. Можно привлекать свою команду для обустройства ещё какого-нибудь региона необъятной Родины. Опыта также уже хватает.
Что же касается Екатеринославской губернии, то здесь, на мой взгляд, дела настолько налажены, что можно быть спокойным: угаснуть мои начинания не должны. Логистика, насколько возможно в этом времени, отлажена. Производства развиваются.
Есть надежда, что конструкторские бюро начнут в итоге выдавать нечто абсолютно новое и прогрессивное в области станкостроения, оружейного дела, сельскохозяйственного инвентаря. Мои знания в этих направлениях либо иссякли, либо такие, которые ещё долго невозможно будет воплотить в жизнь. Ну не получится в этом времени производить автоматы Калашникова. А вот над трёхлинейкой мы уже задумываемся.
– Итак, первый лот, – вещал Миловидов. – Дамская сумочка из крокодиловой кожи, любезно предоставленная на аукцион фабрикой «Две Лизы». Начальная стоимость двести рублей.
– Тысяча рублей! – прокричал мой тесть Алексей Алексеев.
Да, после того, как прямо у него в усадьбе выкрали моего сына, тесть будет стараться всячески мне угодить. Тем более, что меня уже называют «губернским господином». И власть моя в регионе только укрепляется, вот и с последней операцией я вошел в сговор с Третьим Отделением, которое не должно более чинить мне препятствий и интриговать против меня.
А ведь я ещё даже не закреплён в статусе губернатора! Да мне это сейчас и не особо нужно. Я жду, что мне пришлют какого-нибудь деятельного человека, чтобы была помощь в управлении губернией. Я-то всё-таки на фронт отправлюсь. И пришлют человека уже тогда, как я буду на войне. Но тут останется мой корпус помощников. Справятся. Нет, так за мной пришлют.
– Две тысячи за кракадилу! – прокричал мой крёстный Картамонов.
Матвей Иванович, как и многие другие помещики Екатеринославской губернии, прибыл в указанное время и явно хотел потратить немало денег. Благо, что его поместье, особенно в кооперации с моими землями, развивается и приносит существенную прибыль. Ну и также присутствие крёстного нужно было, чтобы он принял полк ландмилиции, правда, сразу же его передал. По здоровью Матвей Иванович уже не вытянет даже службу в милиции.
И всё-таки сумочку из крокодиловой кожи купил Алексеев почти за четыре тысячи рублей. И на кой-ляд она ему сдалась? Хотел бы вложиться в Фонд, мог бы сделать это и напрямую.
Мы с Лизой сидели на стульях почти в центре общего зала ресторана. У меня даже складывалось впечатление, будто я какой-то удельный князь со своей женой. В сравнении с императорской фамилией я себе такого не позволял. А… нет, всё же позволил. Но могу же я немного пофантазировать?
Я взял Лизу за руку и посмотрел в её глубокие глаза, словно окунулся с головой в прорубь. Нужно было прожить уже вторую жизнь, чтобы именно здесь найти ту единственную. А ведь наши отношения начинались отнюдь не по любви. Хотя я всегда хотел Лизу как женщину, но только сейчас могу точно сказать: я её люблю.
Более часа длился аукцион, а в моей голове работал калькулятор, несмотря на то, что я периодически отвлекался то на жену, то на визиты в отдельный обеденный кабинет, чтобы там чуть ли не украдкой выпить.
Недавно мы выскребли из Фонда Благочиния всё до последней копейки. Если посчитать только по количеству телег, которые отправляются вместе со мной на фронт, то это больше четырёхсот пятидесяти полностью гружёных подвод. И на данный момент Екатеринославская губерния выдохлась, все, что было собрано, отдала. Но пока мы в строю, пока я на фронте, есть расчёт, что ещё будут в дальнейшем собираться новые и новые обозы.
– Господин Шабарин, не желаете ли выпить славной екатеринославской водки? – заговорщицки шепнул мне на ухо полковник Нижегородский.
– Всенепременно, – так же тихо и украдкой ответил я. – Сам же ее и произвожу, к вашему сведению.
Полковник одобрительно закивал.
– Я всё слышу, господа, – шепнула Елизавета. – Будьте, пожалуйста, умеренны в питии.
– Да мы же понемножку. Мы же по чуть-чуть! – улыбнулся я, поцеловал руку супруги и, под песню «А на том берегу», мы спрятались с полковником.
А нет. Заприметив, что мы с Нижегородским отправились в кабинет, туда потянулись и другие мужчины. Какой-то сегодня особый день. За все время, что я живу вторую жизни такого душевного распития алкоголя еще не было.
– Алексей Петрович! А как же без меня? Крестник, уважаешь старика – выпей со мной! – бурча на ходу, быстро засеменил за нами и Картамонов.
– Ещё раз, господин Шабарин, хотел бы выразить вам превеликую благодарность за то, что помогли моему полку. Время нынче непростое, и то, что вы делаете – великое дело, – с рюмкой водки в руке сказал Нижегородский.
– Будет вам, Пётр Евграфович. Одно дело делаем! – ответил я и следом за полковником махнул рюмку водки в себя.
Нашему примеру последовали и остальные выпиваки.
Новгородский пехотный полк прибыл в Екатеринослав две недели назад, аккурат после того, как мы до конца раскрутили дело с английским шпионом. И был этот полк не в самом благовидном виде. Элементарно – у солдат была потрёпанная обувь, старые мундиры, даже оружия не хватало. Со всем этим я решил помочь.
Оказывается, что даже сейчас на Тульском оружейном заводе вполне можно купить гладкоствольные ружья, пусть и не в большом количестве. Я до конца так и не понял, почему есть полки, необеспеченные всем необходимым, если даже на заводах есть на продажу ружья. Головотяпство, не иначе.
Так что в полк было пошито на фабрике в Екатеринославе четыреста мундиров, закуплено для них пятьсот пар сапог и столько же валенок. И всё это за счёт Фонда Благочиния было передано в полк. А ещё полк получил шесть десятков новейших штуцеров луганской выделки с пулями Менье к ним. Немного, но с учётом старого оружия, как бы не эпохи Наполеона, которое было на вооружении полка, и такие подарки значительно усилят Новгородский пехотный полк. Для таких моментов я и жил последние пять лет – иметь возможность усилить русскую армию.
