Любая мысль о смерти удручает
Любая мысль о смерти удручает
О смерти вспоминать для человека
Мучительно, когда в своём особняке
Ничем не озабочен, не калека…
«Ночь, улица, фонарь, аптека…» * —
Но эта безысходность вдалеке.
Пока он счастлив, сам питаться в силах
И день экспроприации далёк,
Лихие времена не наступили,
Именье не разграбили дебилы,
И «он не выпит» *, как когда-то Блок —
Любая мысль о смерти удручает
Того, кто «жить и чувствовать спешит» *.
Но вот уже болезни докучают,
Лекарство от хандры не крепче чая,
А всё равно, так хочется пожить.
О, смерть! Твой приговор тому отраден,
Кого парша заела и лишай.
Но чтобы за кладбищенской оградой
Не оказался ты, спасенья ради,
О суициде и не помышляй.
Кто престарелый – сам ждёт избавленья,
Чтоб впредь «покров земного чувства снять
И видеть сны» * … А то, что смерти веник
Всех приберёт в «прекрасное мгновенье» *,
Как неизбежность следует принять.
Не бойся дня смертельного прихода —
То Господа над плотью приговор.
Всевышнему сие благоугодно.
О предках вспомни ты, чай, не безродный,
Освободи потомкам коридор —
Ведь «молодым везде у нас дорога» *…
А то, кому, каких и сколько лет
Намерено, то мало или много,
Взбираться вверх, а кончить жизнь в остроге —
В аду таких исследований нет…
*Сноски
«Ночь, улица, фонарь, аптека…» – А. Блок;
«он не выпит» – Выражение А. Блока о себе: «Я выпит»;
«жить и чувствовать спешит» – «И жить торопится и чувствовать спешит». Цитата из стихотворения П. А. Вяземского «Первый снег» (1822);
«покров земного чувства снять и видеть сны» – Б. Пастернак Монолог Гамлета: «… когда покров земного чувства снят… уснуть и видеть сны»;
«прекрасное мгновенье» – А. Пушкин: «Я помню чудное мгновенье»;
«молодым везде у нас дорога» – Из «Песни о Родине», написанной И. Дунаевским на слова В. Лебедева-Кумача
Будем жить, пока нас не попросят
Будем жить, пока нас не попросят
На земле оставить города,
Но и после смерти нас не бросят,
Чтоб мы не сбежали до Суда…
В стороне родной, от слёз опухшей,
Где воспоминанья как конвой,
Сорок дней продержат наши души,
А потом отпустят в мир иной.
Там без адвокатских словопрений,
Не нарушив времени лимит
На прибывших, к полному забвенью
Суд присяжных нас приговорит.
Что кому поставят на погосте,
Не усопшим нам о том судить…
Будем жить, пока нас не попросят
Место для других освободить.
Нас не бросят. Из земной темницы
В мрак иной попав, хоть вырви глаз,
В новой ипостаси повторимся
В униформе, сшитой на заказ.
(А без дополнения Марины Владимировны Чекиной стихотворение представляется просто незаконченным)
А когда попросят – оторвётся
От земного-бренного душа:
И без документов, без эмоций
Поплывёт над миром не спеша…)
С криком мы приходим в мир, а уходим молча
…Не всё нам в тряпочку молчать, пора о вечном прокричать!
С криком мы приходим в мир,
А уходим молча,
В ночь, протёртую до дыр,
Взгляд сосредоточив.
Знать ответ бы наперёд
У немого рока.
– Неужели мой черёд?
Как же так, до срока?..
Кто-то въедет в мир иной
Прямо на лафете.
Кто-то с вечера хмельной
Примет смерть в кювете.
Шумные по пустякам,
Люди-человеки,
Мы тогда наверняка
Замолчим навеки.
К ритуалу немоты
Нас принудят силой,
Даже если я и ты
Это не просили.
Слов невысказанных жгут
У венца творенья
Отчекрыжат, отсекут
Ножницы в мгновенье.
Что сомкнуло два кольца,
Жизнь прервав мгновенно?
У Создателя-творца
Спросим непременно.
Ухмыльнётся строгий лик,
И по нашей части
Буркнет в бороду Старик:
«Что, не накричался?»
Скажет ангелам своим:
«Жмурики – что дети,
Им давай поговорим,
Даже после смерти…
Вот ещё один клиент.
На простом погосте
Неуместен монумент —
Камнем обойдётся.
Невелик певца улов
В мире созиданья.
Черканите пару слов
Прочим в назиданье».
Эпитафия… Итог
Этого страдальца —
Ляжет камня поперёк
Надпись: «Он старался!»
Для грядущей славы, брат,
Этого в избытке.
Важен ведь не результат,
А его попытки.
Шевельнётся чуть свеча,
Колыхнётся пламя…
Нам бы лучше помолчать,
Как в плохой рекламе.
Мы ж шумели и шумим
Колосками в поле.
Всё, о чём здесь говорим, —
Лёгкий бриз не боле.
То не ветер-суховей,
Не комбайн грохочет,
То над жатвою своей
Ангелы хохочут.
Ждёт при жизни нас успех,
Оттого и спешка.
Да не минует нас всех
Божия усмешка.
Когда жизнь сжигается берестой
Когда жизнь сжигается берестой,
Мы всё проклинаем к лешему,
И просимся к Господу на постой
Продрогшие, обгоревшие.
Озябшего вусмерть на сквозняках
Укроет Бог неба саваном,
Оставим листвою в березняках
Мы то, что уже не надо нам.
Гусей улетающих вдаль косяк
Распустит сукно, как ножницы,
Опустится женщина на сносях,
К холодному лбу приложится.
Пред жизнью она одолеет страх,
Ей высь – простынёю стираной.
На кладбище где-то в иных мирах
Мы место ей забронируем.
При жизни нужно думать о живых
При жизни нужно думать о живых,
На чувства не скупиться и признанья
И лишний раз, пока любимый с нами,
Не забывать об участи вдовы
Или вдовца в разлуке навсегда
С тем, с кем взлетая выше или ниже,
Ты умирал от счастия, но выжил,
С кем пролетели лучшие года.
И никогда тому уже не быть,
Что стать могло бы хуже или лучше.
Оно осталось с другом неразлучным,
И лишь твоей печали не избыть.
При жизни нужно думать о живых,
Не ждать, когда вам горе горло сдавит,
Все главные слова внутри оставит…
Вы здесь, а друг уже в мирах иных,
Груз бренной жизни сбросив как балласт.
Там в силу своих новых полномочий
За близких друг, конечно, похлопочет,
Ведь уходил он с думою о нас…
Уход в небытие – удар под дых.
Чтоб после пережить боль расставанья,
На чувства не скупясь и на признанья,
При жизни нужно думать о живых!
Тост За жизнь! (С еврейского – Ле-хаим!)
Тост – "За жизнь!" (С еврейского – "Ле хаим!")
Часто мы горланим за столом.
Если нас потом ведёт лекалом,
Это потому, что недопьём,
А иначе бы лежали в лёжку,
Об одном печалились с утра —
Чем так пить вчера не понарошку,
Лучше б умереть позавчера.
Грех спиртным нам не побаловаться
(Пить всерьёз – Создатель не простит).
Тост "За жизнь!" таит в себе опасность
До поры с дистанции сойти.
Будем жить, пока нас не попросят
От привычек вредных навсегда
Отказаться. Нас одних не бросят,
Чтоб мы не сбежали до Суда…
В стороне родной, от слёз опухшей,
Где воспоминанья, как конвой,
Сорок дней продержат наши души,
А потом отпустят в мир иной.
Там без адвокатских словопрений,
Не нарушив времени лимит,
Вновь прибывших к полному забвенью
Мировой судья приговорит,
Сам своё решение отсрочит,
Надписи с надгробий не сотрёт,
Ведь привычка жить, вреднее прочих,
С нашей смертью к детям перейдёт.
Как до нас, "Ле хаим!" будет после…
Ну, а мы?… Да где бы нам ни быть,
Будем жить, пока нас не попросят
Место для других освободить.
Уж близок в мир безмолвия уход
Уж близок в мир безмолвия уход,
А мы живём как прежде безмятежно —
Готовиться к тому, что неизбежно,
Есть смысл, когда действительно припрёт.
Звоночек прозвенел уже не раз.
А можно без звонка и проволочек?
Но на такое действо полномочий
Никто простому смертному не даст.
Готова оборваться жизни нить,
И нету сил беситься от бессилья.
А что про срок нас не оповестили,
Нам некого за то благодарить.
Когда твой друг ушёл за горизонт
Терять любимых – жизни эпизод.
И даже кем-то будучи потерян
Способен человек мечтать и верить,
Что потерявший вновь его найдёт,
Вернёт, ни в чём не станет обвинять.
И прозвучит, как голос на вокзале:
Внимание, кого вы потеряли
Вас будет ждать у стойки номер пять.
Терять друзей – увы, не эпизод.
За солнцем вслед проследовав на запад,
В своей закономерности внезапно
Любой из нас уйдёт за горизонт.
Терять себя – срывать зло, как парик…
За горизонтом друг, обид всех выше,
И лишь живёт надежда, что услышит
И скажет: Брось, проехали, старик.
Нам всем не привыкать права качать.
Все перебранки – бренной жизни вехи,
А за свои потери и огрехи
Ни перед кем не надо отвечать.
Копить обиды – вовсе не резон…
Мы судьбы как комедии ломаем,
И лишь тогда суть пьесы понимаем,
Когда твой друг ушёл за горизонт.
Облетели лепесточки на творения венце
Облетели лепесточки
На «творения венце»,
Круг друзей стянулся в точку,
Что поставлена в конце
Жизни прожитой. На лицах
Скорбь, сменившая испуг…
Суждено чему случиться
Происходит как-то вдруг.
Шли со временем мы в ногу,
Вдаль глядели, а теперь
Привыкаем понемногу
К неизбежности потерь.
Разделяем чьё-то горе
О потере дорогих…
Очень может быть, что вскоре
Потеряют нас самих.
Человек ушёл приличный
Иль бандит во цвете лет —
Для материи первичной
Никаких различий нет.
Для неё мы просто глина,
Окроплённая с небес,
Именем Отца и Сына
Нагулявшая свой вес.
В злобе бранью обиходной
Осквернившие уста,
Жили как – так и уходим
Без прощенья и креста.
Сорок дней отбив баклуши,
Покидая этот свет,
Отлетают кверху души
Пред Творцом держать ответ.
Сотворивший нас Создатель
По подобью своему
Выронит из рук свой шпатель,
Как узнает, что к чему.
Разразится гневом шумным,
Ниспошлет то смерч, то СПИД,
Как дитятей неразумных
Нас накажет и простит,
Или сплюнет. В одночасье
Узаконит беспредел
И отбудет восвояси
Для иных, покруче, дел.
Расползёмся по притонам
С бандюками и с жульём
Жить по воровским законам…
Мы и так по ним живём.
Лишь когда в Первопрестольной
Помянуть придёт нас мать,
Может, будет не так больно
Неизбежность принимать.
2002
На кладбище (Дети пишут Богу)
Знаешь, был на кладбище, и меня потряс один памятник. Черный большой камень, на нем высечено одно слово: «Мама». И всё.
Ваня, 4 кл.
На кладбище пустом покой и тишина,
На монументах выбитые строчки.
Два камня рядом – «Мама» и «Жена»
И чуть поодаль третий камень – «Дочка».
Ни имени, фамилии, ни дат
Не освещает солнечный закат.
Не приведи Господь страшней всех лютых стуж
Себе судьбу такую напророчить.
Пусть будет здесь один лишь камень «Муж»,
А мне лежать под ним счастливей прочих.
Ни имени, фамилии, ни дат,
Один закат… и то, что был женат.
Представилось – последний день живу
Представилось – последний день живу…
Ну, хорошо, пусть будет предпоследний.
Передо мной всплыла, как наяву,
Чреда тревог, побед, совокуплений.
От суеты бежал, как от огня,
И в чувствах был излишне лапидарен.
Но не чурались женщины меня,
За что я им премного благодарен.
Свой нос везде не уставал совать
И любопытство не держал за свинство,
Пока друзья не стали умирать
С отбитыми носами, как у Сфинкса.
Возможно, скоро подвести итог
Случится мне (а может, не случится),
Что я успел за тот короткий срок,
Когда в сей мир для жизни отлучился
Из вечной темноты небытия.
Спешить туда обратно мало толку.
Но чем бы здесь ни занимался я,
Не стыдно будет мне за самоволку.
О поэзии вообще и о поэтах в частности
Что мы знаем о поэте
Вроде бы как все обут, одет,
И Земля ещё как надо вертится,
Но с душою трепетной поэт
Вдохновенно борется с депрессией.
Если за окном идут дожди
И всё небо обложило тучами,
Рассмотреть, что ждёт нас впереди,
Помогают рифмы благозвучные.
Лицезрев мирскую кутерьму,
На счету особом у Спасителя,
Что в ночи нашептано ему
Выполняет он неукоснительно.
Не своей терзаемый виной,
Он за всё вещает человечество.
По иным понятиям – больной,
Долбанулся с дуба и не лечится,
День и ночь без устали блажит,
Не иначе, принял внутривенное…
Но когда прикажет долго жить,
Очевидным станет сокровенное:
Что поэт поведать нам хотел —
Лишь мечтать о чём, увы, приходится —
Чтобы мир хоть малость поумнел,
Там, глядишь, оно и распогодится…
Читая Лермонтова…
«Белеет парус одинокий
В тумане моря голубом.
Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном?»…
Понять несложно человека,
Прост обывателя ответ —
Известна истина от века,
Что хорошо там, где нас нет.
«Играют волны – ветер свищет,
И мачта гнется и скрипит…
Увы! Он счастия не ищет
И не от счастия бежит!»
Родной земли беглец, изгнанник?
Бежать своих какой резон?..
Второе я, мятежный странник,
Зовёт его за горизонт.
«Под ним струя светлей лазури,
Над ним луч солнца золотой…
А он, мятежный, просит бури,
Как будто в бурях есть покой!»
Что он в краю чужом отыщет?..
Но уплывает вдаль матрос,
Пока ракушек слой на днище
Его лодчонки не нарос.
В районе Мальты или Крита,
Куда теченье всех влечёт,
Начнёт его тянуть магнитом
В тот край, где дней он начал счёт.
Когда года мелькают мимо,
Придёт конец любым бегам,
И очень важно пилигриму
К родным вернуться берегам.
Там, где «струя светлей лазури»,
Там, где «луч солнца золотой»,
Там, где мятежный, прежде бурю
Просивший, обретёт покой…
Поэт – дневальный Господа
От скуки жизни творчество спасает,
След оставляет летописью бед,
Написанною золотом сусальным
С натуры, что вместил в себя мольберт.
Не отражает проза бытовая
Того, что в жизни не было и нет.
Но даже в том, как в грунт вбивают сваи,
Находит вдохновение поэт.
Из образов слагаются картины,
Мистерии, фантазии, коллаж.
Блаженным выступает Августином
На творчестве подвинутый алкаш.
Он Господом назначенный дневальный,
Перо кому вручили и мольберт,
В суть бытия свои вбивает сваи
На творчестве подвинутый поэт.
Читая Тютчева… Мысль изреченная есть ложь
…Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь,
Взрывая, возмутишь ключи,
– Питайся ими – и молчи…
Тютчев
В одиночестве глухом ломит кости.
Это хуже, чем плохая моча.
Сердцу высказать себя – беспокойство,
Много лучше вообще промолчать.
Слух имеющие ни на полушку
В груду рифм начнут слова трамбовать.
О беде своей расскажет кукушка,
Как одной ей без птенцов куковать.
Пребывая у Творца на постое,
Многословьем, побери его прах,
Себя мучить – это дело пустое.
И язык твой – самый первый твой враг.
Изречённые слова, сбившись в стаи,
В неизвестные края улетят.
И кукушка куковать перестанет,
Не увидевши своих куконят.
Книга истории
Пером гусиным воткнутые вилы
Восхода ждут в овина глубине.
С небес стекают тёмные чернила
И строчки оставляют на стерне.
Раскрыта недописанная книга,
Страницы пожелтевшие – поля,
Сюжет повествования, интригу
Скрывает почерневшая земля.
На ней как буквы летописей скирды,
Сопревшие от времени на треть…
Историю, что писана всем миром,
Из памяти дождями не стереть,
Ветрами не развеять, из столицы
Не отменить её, не запретить,
Не помешать поэту-летописцу
Витийствовать от мира взаперти.
Они и мы
Немало среди прочих есть людей,
Что пишут что-то, спорят до икоты.
Уж лучше бы сажали сельдерей,
Ведь только кони дохнут от работы.
А эти от работы не умрут,
Загнуться суждено им от безделья.
В народе их писаками зовут,
Все их Союзы хуже богадельни.
Кукушкой они хвалят петуха,
Когда петух в восторге от кукушки,
Им на подворье крыльями махать,
Да на лугах слагать стихи пастушке.
Велеречивости у них в ходу.
Однажды возомнив себя Мессией,
Речь от лица вселенной всей ведут,
Срываясь в бытовую рефлексию.
Я есмь во всём – звучит у них как песнь…
Но мы их осуждать не вправе вовсе,
Чрез них в миру звучит благая весть,
А у кого-то просто башню сносит
С того, что завыванию сродни.
Пусть кто-то называет их кликуши,
Но если прекратят писать они,
Мы, люди, задохнёмся от удушья.
Пока неугомонный их народ
По воробьям готов стрелять из пушек,
Мы через них вдыхаем кислород
В обнимку с кислородною подушкой.
Сердце и душа в поэзии
Среди стихов о том, о сём
Душа и сердце – наше всё!
Сердец влеченье – это ж диво,
Полёт души – звучит красиво.
Лишь красота сей мир спасёт…
Кто возразит, что классик врёт?
– А без души и без сердец
Поэзии придёт конец.
Они среди любви симфоний
Обозначение, синоним
Того, что есть любовь сама
И для души, и для ума.
На них как Каина печать
Стоит зарубкой от меча —
Сонетам о душе и сердце
Адажио, анданте, скерцо
Многозначительно звучать,
Однообразьем докучать.
Но если о высоком речь,
Игра, конечно, стоит свеч.
Ведь что касается подростков,
Всё лучше от свечного воска
Им с чувством млеть, чем пить винцо
И одногодкам мять лицо.
Акт творения и его продолжение
Через мрак пустоты, безысходности тьму
Прорывается луч озаренья,
В мир несёт благодать, дарит пищу уму,
Воплощая в себе акт творенья.
Чтобы пламя раздуть в чьём-то сердце пустом,
Над холстом наклонился художник
Рассказать о родном, пережитом, больном…
В том Господь ему первый помощник.
Он избранник, призванием горд… – Не скажи.
Приобщённому к акту творенья
Из фантазий в реальность сложить миражи
Самому бы хватило терпенья…
А Творцу не хватило… Из глины куска
Он нас создал, с желаньем не споря,
Чтоб подобье своё видеть издалека,
Не спускаясь на наше подворье.
Второпях не окончен был автопортрет…
Осенённый прозрением свыше
Подмастерье – художник, а может, поэт,
За Творца акт творенья допишет.
Хороший человек плохой поэт
Хороший человек – плохой поэт.
Звезду с небес достать не обещает,
Всё принимает, ведает, прощает
И с осуждением не смотрит вслед.
Поэт хороший – человек плохой,
Высокомерен, вспыльчив и заносчив.
И сразу не поймёшь – чего он хочет,
К звезде подвесившись вниз головой.
Так просто извергать с небес хулу
На прочих, злых и добрых, бесталанных,
Нанюхавшись цветов благоуханных,
Нектара нализавшись на лугу.
Не веки набухают – облака…
Но глядя в небеса сомненья мучат —
Чему хорошему поэт научит,
На падший мир взирая свысока?
Куда сложнее поумерить спесь,
Бессребреником слыть и доброхотом,
Бежать страстей, не спорить до икоты
И человечество любить таким, как есть.
В чём жизни смысл? Нести смиренно крест,
Добра и зла баланс увековечить,
Иль попытаться мир очеловечить
Сгорев звездой, скатившейся с небес?
К острогу вечности протоптан Млечный путь.
Очередного вяжут психопата.
К Всевышнему уйдёт он по этапу
За нас несостоявшихся всплакнуть.
Менестрели прилетели
Менестрели прилетели, про любовь их песнь.
Пережившему метели март – благая весть.
Что зима в чулан упрячет белый свой халат,
Сообщит слепым и зрячим беспокойный гвалт.
Бардам радость песнопений – солнце из-за туч,
Им по жизни вдохновенье – путеводный луч.
Распинает их – так много надо им, любя,
Человечеству в подмогу что-то от себя
Передать о жизни краткой. Страсти бьют ключом,
И бегут стихи в тетрадку звонким ручейком.
В беспокойном их журчанье омут и каприз,
Одиночество, печали… одним словом, жизнь.
Менестрели прилетели, про любовь их песнь.
Пережившему метели март – благая весть.
За теплом поэт метнулся, прилетит в апрель.
Ну, а тот, кто не вернулся, тот не менестрель.
Эй, разбойник от поэзии
Эй, разбойник от поэзии,
Семь ветров – твои чертоги.
Чем отцы божились, грезили
Ты оставил на пороге.
Из гнездовья ветром стронутый,
Сквозняка вкусивший прихоть,
He спроваженный, а прогнанный
Понял ты, почём фунт лиха.
Отчий дом оставив досветла,
Не сказав слова прощания,
Оперил ты диким посвистом
Желторотое пищание.
Тетивой слога тягучие
Натянул ты неумело.
В колчане слова колючие
Не соскучатся без дела…
Но встревожена, нехожена
Гнётся травушка до долу.
Рвётся в пене конь стреноженный,
Чьей-то удалью ведомый.
Соловей ты наш разбойничек,
Про твою лихую душу
Без пяти минут покойничка
Богатырь спешит Илюша.
Родом будет он из Мурома,
Из лесных краёв дремучих,
Из низов, но окультуренный
Он любого спустит с кручи.
От безделья и от зелия
Всколыхнутся груды веса,
И окончится поэзия
Под стопой тяжеловеса.
Детские секреты
Пространство разбилось на мелкие части,
И дети свои зарывали секреты,
Не резали руки осколочки счастья,
Из них вырастали большие поэты.
Слова отцветали, плоды на поляну
Слетали, как чья-то вчерашняя радость.
Их прятали от постороннего взгляда,
Ростки прорастали и жизнь продолжалась.
Поэзия – посыльный вечности
Поэзия распахнутых сердец —
То нашей жизни в будущность гонец,
Однажды возращённый к нам из вечности
Посыльным дум, любви и человечности.
***
Стихи – мечтания, полёт,
Путь в неизвестность от причала,
Желанного конца начало…
И редко, чтоб наоборот.
Россия, Лета, Лорелея или вопрос к поэтам
Россия, Лета, Лорелея. О. Э. Мандельштам (…осознать личное бессмертие)
Про вечное замолвить слово
Задумал юный баламут.
По-новому сказать о новом —
Так люди просто не поймут.
Слова с основы мирозданья
Не переделать, хоть умри.
А чувства рвутся из гортани
И распирают изнутри.
Россия, Лета, Лорелея —
Пиит горланит в полный рост.
И я, от слов благоговея,
Поэтам задаю вопрос:
А вы столетьями готовы
Ждать, пригорюнившись на пне,
Когда что раньше было новым
Без вас состарится вполне,
Чтоб стать обычным и доступным
Для понимания светил —
Всё то, что гений ваш беспутный
Кому-то спьяну посвятил?
Креативный позёр
Креативный позёр, что звенит обо всём,
Показным благородством как чайник кипит.
Мироздания столп, патриот и масон,
Размалёванный сплошь беспилотный болид.
В каждой бочке затычка, успевший везде
О себе прокричать, дескать, вот я кака,
На растворе крутом из слюней без гвоздей
Заложивший себе монумент на века.
Зарастёт ли тропа, что он сам протоптал
К монументу сему, я сказать не могу,
Но пройдёт по земле из стихов листопад,
Что великий позёр расшвырял на бегу.
И какие деревья потом прорастут
Из наследия, что наплодил нам поэт…
Но спасибо ему за любую листву,
Даже если растение то пустоцвет.