Это смотря какой конец!
Коваль, судьбы своей дневальный
В орало меч перековал,
Да сам попал на наковальню…
Когда б он знал итог финальный,
Ковать бы век не начинал.
Подарки портят сердце! Много —
Волнение… За что дают?
А мало – гнать таких с порога,
С неподающим надо строго…
А люди – просто ни в тую…
Екклесиаст о смехе и печали
Ходить в дом плача об умершем
Куда главней, считал мудрец,
Чем пировать – ведь разомлевших
От пьянства и совсем не евших
Ждёт одинаковый конец.
С подобным кто ж не согласится….
И как поведал царь царей:
От смеха злы людские лица,
Но если горе приключится,
То скорбь их делает добрей.
Печаль в своей одежде мрачной
Не отправляется на бал,
Где высший свет в мазурке скачет.
И сердце мудрых в доме плача,
А сердце глупых там, где гвалт.
Уж лучше слушать обличенья
От мудрого, чем в песнь глупца
Вникать с особенным почтеньем
И ждать какого-то значенья
От ламца-дрица-гопцаца.
Смех глупых – что в костре терновник,
Треск хвороста из-под котла,
В котором плавает половник…
И слышать нам уже не внове,
Что это тоже суета.
А притесняющий кого-то
Иной влиятельный мудрец,
Каких бы ни достиг высот он,
С ним ясно всё до подноготной —
Глупец и в Африке глупец.
Баллада о "Лучше всех"
Себя с рождения всех лучше
Вдруг ощутить – спасибо, мать,
За данную нам свыше сущность —
Сомнением себя не мучив,
Свой путь особый осознать.
Ни комплексов тебе, ни стрессов,
Ведь ты назначен быть таким
Самим всевышним – повсеместно
Твои блюдёт он интересы
И набивает сундуки,
Сказав: «Всех прочих ты не очень,
Сын, сторонись, Моих – держись!»
И силой высших полномочий,
Авторитетов и пророчеств
За них мы держимся всю жизнь.
Жить с тайной миссией особой
Во все отпущенные дни,
Едва лишь выйдя из утробы —
Как это сделать, нам подробно
Изложит равви-духовник.
Его поймёшь ты, может статься,
Не так, как он хотел вменить
Нам всем… а ты уже зазнался —
Ты гений, а кругом мерзавцы
Тебя желают отравить.
Охолонись, они же стадо,
А ты для них что поводырь,
Всё делающий так, как надо,
Твердя заблудшим до упада —
«Не убивай, не лги, не тырь!»
Перекроить весь мир под кальку,
Как заповедовал пророк,
Ты призван – где немного тальку
Подсыпать, где убрать фекальку
Тебе вручили мастерок
И циркуль, чтобы перемерить
Точнейшей мерой из всех мер,
Где у туземцев зад, где перед,
И жить по совести, по вере —
Ты лучше всех, миссионер!
А если, эка незадача,
Какой-нибудь Авимелех
Про стадо думает иначе
И что-то выпишет на сдачу,
Ты и получишь больше всех.
(Из книги «Лучше всех или завоевание Палестины»)
Без харакири нельзя
Мир совершенен в своих катаклизмах
(Тем, кто одет и обут)…
Жить можно было при социализме.
Социализму капут.
Жить по понятиям принято в стае
Даже для тех, кто клыкаст.
Честь – это главное для самурая.
Нет самураев у нас.
Некому сделать себе харакири,
Чтобы отчизну спасти.
В мире с одною заботой, что стырить,
Честь у воров не в чести.
Рыцарем ордена был наш царь Павел.
Тот же печальный итог -
Сыном задушен был в собственной спальне,
Орден царю не помог.
Ложи людей не спасут и мундиры,
Суд Страшный не избежать…
(Что не мешает служителям клира
Алчить, блудить и стяжать).
Даже угодник всего лишь приспешник
Карты убогим кропить.
Что же тогда остаётся нам грешным? -
Жребий свой не торопить.
Даже с ножом у артерии сонной,
С грязи поднявшись в князья,
Можно прожить без братков и масонов -
Без харакири нельзя.
Смысл жизни и суть бытия
Смысл бытия
Для чего мы живём – для того, чтоб нас после спасали
И хранителей сонм неизменно над нами кружил?
Мы ж ответа не зная, в спасение веря едва ли,
Вновь и вновь повторяем безумства свои виражи.
Оправданья себе мы не ждём, но свободою воли
Выкупаем мы право надеяться, верить, любить,
И на землю с высот опадая осенней листвою,
Принимаем безропотно «не укради, не убий!».
Возлюби как себя самого – достоверней не скажешь,
Но единых рецепторов с нами у ближнего нет.
Только силой любви ощущая, что чувствует каждый,
Постигаем мы то, что поведал нам Новый завет.
Исповедуй любовь воплощеньем Божественной сути,
Что гнездится в душе, а не в нравоученьях святош,
На любом рубеже и тропе, большаке, перепутье
С ней ты счастье земное и смысл бытия обретёшь.
Тяга к правоте
Религия, прозрение, духовность…
А дальше что продолжит этот ряд?
Стремленье к идеалу безусловно,
Оно присуще даже упырям.
Благоговенья чувство всем знакомо,
А сколько бед с намерений благих…
Ведь тяга к правоте дана любому,
Себя кто отличает от других.
В какой она предстанет парадигме,
Одежде или вовсе в неглиже?
Коль истину искать в Священных книгах,
В Коране правда будет в парандже.
В буддизме ей ходить бритоголовой,
Для избранных – обрезанной слегка.
Для скептика она во всём условна
И в бубенцах для Ваньки-дурака.
Прелесть жизни несут озорные потоки
Прелесть жизни несут озорные потоки,
Норовящие всё поворачивать вспять.
Те потоки должны быть свежи и жестоки,
Чтоб барьеры крушить, чтобы рёбра ломать.
Где засоры и вонь, где господствует плесень,
Там соседствует вера с потребностью лгать.
Не с того ли в науку так верят балбесы,
Чтобы вечные истины ниспровергать?
К новой жизни Господь свой шлагбаум поднимет,
Наши ржавые рельсы исчезнут вдали.
Время смоет препоны и нас вместе с ними,
О пощаде его бесполезно молить.
Прелесть жизни несут озорные потоки,
Захлестнула меня их шальная струя.
Как бы ни были наши похмелья жестоки
И ужасны пороки – в них суть бытия.
Про кирпич и Божий бич
Что занесён над каждым Божий бич,
Вершащий суд свой в мановенье ока,
Про то, как можно сгинуть и не охнуть —
Мир должен помнить, глядя на кирпич.
Не просто так по прихоти своей
Он скатится на голову зеваки.
Лишь тайные увидев в небе знаки,
Он заповедь нарушит – Не убей!
С рождения прошёл он сквозь огонь.
Подъёмником доставленный на крышу
Он будет ждать покорный и притихший,
Когда рукой, бедром или ногой
Незримый жест пошлёт его в полёт.
Обычный человек в рабочей робе
Без умысла кого-нибудь угробит
Из тех, кто вверх лица не задерёт.
Но есть у кирпича своя беда —
Не оказаться вовремя на крыше,
Не выполнить назначенное свыше,
И не оставить о себе следа
Среди других, расколотых на треть,
На свой подъёмник в небо опоздавших…
А нам, случайной смерти избежавшим, —
Лежащим кирпичам Осанну петь!
Локтем в живот иль ногами вперёд
Нам чувство локтя, как фактор решающий
Для процветания, жить не даёт.
Очень знакомо оно сотоварищам:
Локтем в живот – не ногами вперёд.
Хоть бы и так… Не одни мы на глобусе,
Чтобы разнежиться и загорать.
Место под солнцем – окошко в автобусе,
Сесть не успели – извольте стоять.
На ногу чью-то встав непреднамеренно,
Люди при этом не дышат ровней.
Если невротик забился в истерике,
Нервам соседей не стать здоровей.
В кипише общем, издёрган и выпивши,
Катит народ из Гоморры в Содом.
Вот и доехал ты, друг мой не выпавший,
В город-пустырь под названьем Дурдом.
В том мегаполисе с глупым названием,
Что надоело, как детям драже,
Хата твоя та, что самая крайняя,
Разницы нет, на каком этаже.
Даже рассудком отъехавши в сторону
И отрешившись от бед и тревог,
Не поддавайся суждению вздорному,
Что хата с края вдали от дорог,
От переездов, где мчатся истории
Локомотивы, сбивая с пути
Тех, кто задумал с кондуктором спорить и
Место в автобусе не оплатил.
Жить для себя – это так, тем не менее
Ты осознать это должен, старик —
С каждым ушедшим твоим соплеменником
Жизнь и твоя сократилась на миг.
И как итог, в опустевшем автобусе
Некому будет толкаться в пути,
А сам автобус с покатого глобуса
Сбросит взбесившийся локомотив.
Нам чувство локтя – не фантасмагория
И не ужастик, что спать не даёт.
Выбор у нас, если верить истории,
Локтем в живот иль ногами вперёд.
Автограф наших неудач
Сперва мельчают интересы,
Затем тускнеет жизни цель.
Не скрыть вчерашнему балбесу
Следы унынья на лице.
Былых сражений флибустьеры
Не вспоминают мать твою…
В непритязательности серой
Себя меж ними узнаю,
Иные вылиняли краски…
Невзгод житейских ураган
В себя вмещает под завязку
Вином наполненный стакан.
Немало мы всего хлебнули…
Когда окончится вино,
Мы, осушив напариули,
Увидим собственное дно,
Где сквозь находки и потери,
Муть дней былых и прочий срач,
Чем жили мы, удостоверит
Автограф наших неудач.
О посмертном признании
В согласии с законом мирозданья,
Которому альтернативы нет,
Стремление к посмертному признанью
В ребёнке формируют с малых лет.
Прилежные – те строят свои планы
И делают, что взрослые велят.
А кто из нас особо бесталанны
Об этом даже думать не хотят.
Живут, как бог им на душу положит
«Здесь и сейчас», в конце, но в полный рост.
А как из задних в первые возможно
Им вырваться – поведает Христос,
Научит жить в согласии с Заветом.
Бессмертье ждёт того, кто заслужил…
Но нужно ли признание посмертно
Тем, кто при жизни им не дорожил?
Когда в твоих ладонях целый мир
Из чаши полной радостей, страданий
Одним дано испить, тебе ж – хлебнуть,
В конечный пункт прибыть без опозданий,
Не зная, где кончается твой путь.
В поту холодном кто не просыпался.
Но если ты, забыв про Часослов,
Как в фильме «Остров», смерти испугался,
То значит к встрече с Богом не готов.
Когда же ты не схимник, не отшельник,
Затерянный в глазницах чёрных дыр,
А видишь храм как неба отраженье,
Тогда в твоих ладонях целый мир.
Эх, кольчужка-то коротковата
Из двух зол выбрав меньшее, ладно живём,
К идеалам высоким стремимся.
Всходы зёрен проросших, не ставших жнивьём,
Поклевать залетают синицы.
Что мешает им вызреть, какая судьба-
Лиходейка свои строит козни,
Если наших созревших надежд молотьба
Наступает лишь осенью поздней?
И когда время наших прозрений придёт,
То какие нарушить нам скрепы,
Чтобы цепи несметных проблем и забот
Обратить в молотильные цепы?
Чтобы мудростью лет налитое зерно
Получить с запоздалых колосьев,
Опыт дней, пролетевших как кадры в кино,
Пригодился кому-нибудь после.
У лампадки какой не дышать на фитиль,
Оказавшись в своей аппаратной,
Чтоб про жизнь не подумать, монтируя фильм —
Эх, кольчужка-то коротковата.
Небес изорванный палас
Когда по улицам спешим
Заботам вечным на потребу,
Прочь вылетают из-под шин
Не брызги, а кусочки неба.
Небес изорванный палас
Под завыванье непогоды
Листвой забрасывает нас —
То наши нужды и невзгоды,
Забот житейских череда,
Где всех главнее корм подножный…
Кто мир для благости создал
На нас свои обиды множит,
Оплакивает нас дождём,
Молебен свой вершит ветрами…
Напоминают нам о Нём
Подтёки на оконной раме
И неба порванный палас
В обилии луж придорожных,
Да лет накопленных балласт,
Который сбросить невозможно.
Осень свои руки распластала
Желтизной синюшно-красной охры
Заиграли краски импозантно.
Сбив жару конвойными из ВОХРа,
Холода нагрянули внезапно,
Всю природу в жухлом облаченье
Увели на зону в бабье лето,
Доложили вверх об исполненье
И пошли гулять по белу свету.
В летний отпуск даже метастазы,
Если специально не попросят
Их накрыть кого-то медным тазом,
Все дела планируют на осень.
И понятно, ну кому охота
С медным тазом в отпуск свой вожжаться.
А у холодов одна забота —
В бабье лето выжить, продержаться.
Осень свои руки распластала
Скрюченными ветками, дождями,
И ветрам совсем тоскливо стало,
Одиноко, как в воздушной яме.
Выли те ветра неблагозвучно.
Вырубался свет, тёк холодильник,
Кошки на душе скреблись, уж лучше б
Где-нибудь слонялись и блудили…
Птицы, что к отлёту припозднились,
Никуда уже не улетели.
К холодам бомжи как птицы сбились
В стаю, угнездились у котельной.
Мне привычная картина эта
С каждым годом видится всё чаще.
Так и мы – проводим бабье лето
И сыграем в шестигранный ящик.
Фаталисту объяснять не надо,
Как полёт свой обрывает птица…
Те, кто холодов боялись, наледь,
Дружно потянулись за границу.
Только почему-то мне сдаётся,
Саван там такого же покроя,
Осень жизни и при ярком солнце
Медным тазом каждого накроет.
Долгой жизни следуя наказам,
Мы отсрочим время нашей встречи
С теми, кто уже под медным тазом
И кому покой там обеспечен.
Умереть не в своей постели
Время всё превращает в прах.
С кем похлёбку хлебали лаптем,
Как ты там – на семи ветрах
Вертопрах или вбит по шляпку
В быт, семью? Что, не по годам
Стало нынче менять привычки?
Как здоровье?.. Вопрос задам
И ответ получу обычный:
Да нормально живём, старик…
Только что значит жить нормально?
– Отутюженный воротник,
Пить коньяк, заедать кальмаром,
Осетриной, иную снедь
Поглощать и блудить без меры?
– Жить и только в глубоком сне
Ощущать себя флибустьером?
– Как причину больших помех
Видеть собственное лишь пузо,
Обвиняя в болячках всех
Позвоночник свой заскорузлый?
На вопрос отыскать ответ,
Для чего были все мытарства -
На воде свой оставить след
Иль отдать за коня полцарства?
Чашу жизни испить до дна
Неизвестно с какою целью…
Дорогая тому цена
Умереть не в своей постели.
Ведь жить мы по-другому не умеем
За счастьем призрачным с большим трудом
В дверь не одну и мы ломились лбом.
И уйму шишок мы понабивали,
А сделались счастливее? Едва ли…
Пусть дверь открыта, дом – а вот порог,
И скатерью пред нами сто дорог,
А мы торчим, как прежде, у порога,
Хоть вовсе не за пазухой у Бога.
Выходит, дело вовсе не в дверях.
В каких мы ошиваемся сенях
Вот что для нас куда главнее,
Ведь жить мы по-другому не умеем.
Когда сбывались бы мольбы
Когда сбывались бы мольбы,
Легко мы жили б и радушно,
Держа удары от судьбы
Набитою песочной грушей.
Но тщетны просьбы и мольбы,
Что к небу шлём мы неумело,
И на любой удар судьбы
Мы отзываемся всем телом,
Не запираемся в дому,
Нам в замкнутом пространстве душно,
И живы мы лишь потому,
Что ко всему неравнодушны.
Когда сбывались бы мольбы,
И мы отвыкли бы от боли,
Мы всё одно сшибали б лбы,
Ведомые свободой воли.
Под кожей грубой проще нет
Мир благодушия нарушить,
И быть отдушиной для бед
Всё лучше, чем песочной грушей.
Большая наша маленькая жизнь
Позубоскалили и разошлись,
А что осталось? – Наши встречи, речи,
Оплывшие заплаканные свечи —
Большая наша маленькая жизнь.
Из наших встреч, огарков бытия,
Озябший от безверия до дрожи
Костёр любви Всевышний в небе сложит,
Ориентир для инопланетян.
Однажды, дружно встав из-за стола,
Поднявшиеся к Богу наши души
На тот огонь придут себя послушать
И в пламени речей сгореть дотла.
Нерадостный, казалось бы, итог.
Но неслучайно плачут наши свечи —
Чтобы в Центавре, где-то там далече,
Очередную жизнь Господь зажёг.
Попить, позубоскалить, разойтись
Сойдутся вновь уже иные лица.
Так в новой ипостаси повторится
Большая наша маленькая жизнь.
Действие продолжается
Времени переменчивость —
Явь, кем-то свыше данная.
Сущность же человечества —
Не в переменах главное.
Шишек себе не набили мы,
Не разжились хоромами.
Нам извинят любимые
Промахи наши скромные.
Мы же былые нежности
Пестуем не из жалости…
Пьеса, актёры прежние,
Действие продолжается.
Красота спасёт мир
Когда-то об этом писал Достоевский,
Не всё, дескать, можно за деньги купить.
И даже герой его влюбчивый, дерзкий
Банкнотами вздумал печь в доме топить.
Лишь мы, раздолбаи, живём на зарплату,
Не в шекелях наш состоит интерес.
Нас много и все мы не хуже, ребята,
Чем те, кто «всех лучше» в оценке на вес.
На круги своя всё вернётся обратно,
И женщины выберут нас неспроста —
Когда лишь любовь ген даёт доминантный,
Мир от толстосумов спасёт красота.
О пустоте и высоте мироздания
Белкой, что в колесе, целый день ты.
Слухом полнится наша земля.
Друг для друга мы корреспонденты
Из агентства "Ля-ля тополя".
Будь ты хоть лицедеем Петрушкой,
Принц, волшебник иль голый король
Мир заполнить простой погремушкой
Всем нам свыше предписана роль.
Даже если кому-то ты нужен,
А не просто пришёл на постой,
Пустоте, что внутри, что снаружи
Оставаться всегда пустотой.
Это если с высот мирозданья
Лицезреть то, какие мы есть.
Но одно есть всему оправданье -
Нам туда ещё надо залезть.
Что лучше, говоря о человечности
От боли мироточит божий лик
И доведён весь мир до исступления.
Страх душит, самовыживания инстинкт,
А жизни смысл в его преодолении.
Когда маячит в Окнах Овертон
И правду подменяет наущение,
Расчеловечивание не закон,
А к первобытной жизни возвращение.
Божественная сущность на кону.
Что лучше, говоря о человечности,
Принять как нечто неизбежное войну
Иль подчиниться оголтелой нечисти?
В любовь абсолютную верим мы только отчасти
В любовь абсолютную верим мы только отчасти,
Её заменили незримо нам страсти-мордасти.
А что мы имеем от страсти пленительно шибкой —
Лишь воспоминания с глупой счастливой улыбкой
О том, как послушно себя обрекали на пытку…
Восторгов вкусили мы всяких и даже с избытком,
Чтоб вдруг осознать, затерявшись в толпе многолюдной,
Насколько бессмысленна жизнь без любви абсолютной.
Не тварь дрожащая, а право возымевший
Обычный человек, поэт, философ
Ответы ищет на свои вопросы –
Среди проблем досужих и дилемм
Откуда появился и зачем?
Посланцем заслан он с другой планеты,
А может, прибыл вовсе без билета
На чьём-то платье и под дым кадил
Себя венцом творенья возомнил?
Не тварь дрожащая, а право возымевший
Старушек топором… да ну их к лешим…
Слабо? Что струсил? Значит всё же тварь
Дрожащая, что влезла на алтарь?
Да хоть и так, кому я подотчётен,
А что до топора, то он заточен,
Своих ростовщиков ждёт до поры,
Без дела не ржавеют топоры.
На многое способны люди-твари,
Особенно когда они в ударе…
Таких Господь не будет осуждать,
Ведь что ещё от твари можно ждать?
Когда же человек, так может статься,
Задумал за добро со злом сражаться,
А не валить старушек на ура -
Не тварью можно быть без топора.
Об этом не пристало говорить
Об этом не пристало говорить,
Про это неприлично думать даже,
Когда огонь желания горит,
Да так, что помыслы черны от сажи.
И я, как гражданин, с собой борюсь,
Готовлюсь посвятить себя отчизне
И в редкий вечер, если не напьюсь,
Томлюсь, но думаю о смысле жизни.
А смысл, семейный сотворив бедлам,
Кроссворд решает, бытом озабочен,
И в то же время, как бы между прочим,
Домашних расставляет по углам.
Как у Христа за пазухой согрет,
Вдыхаю сладкий дым своей отчизны…
Не может человек без смысла жизни,
И у меня пути иного нет!..
Подслушал я на лавочке рассказ.
Бомж рассуждал про жизни коромысла:
– Когда пустая жизнь идет без смысла
В том высший смысл! – Но это не про нас.
Время и наша жизнь
О восприятии времени
Кому-то кажется,
Что время тянется…
Пред тем, кто жить и чувствовать спешит,
Оно бежит.
За ним, как конница,
Трудяга гонится,
Шустрит… сказал бы о таком народ —
Подмётки рвёт.
Не слыть бездельником,
Лень с понедельника
Забыть себя заставить поутру —
Напрасный труд.
Сосудом в трещинах
Жизнь быстротечная…
А чувствовать спешить, красиво жить —
Не пазл сложить.
Чья жизнь в стремлении
Познать Творение,
Таким пустой бессмысленный балдёж
Что в сердце нож.
А время тянется,
И что с ним станется,
Когда у всех доживших до седин
Итог один.
В ссоре со временем
С временем поссорившись когда-то,
Помириться я уже не смог.
Дни рожденья, памятные даты
Словно пули били мне в висок.
Седина мне голову покрыла,
Остужая пыл моих страстей.
Ледяные времени порывы
Пронимали душу до костей.
Юбилеи тормозили ловко,
Грабли расставляли на пути,
Чтобы до конечной остановки
Было не дойти, а доползти.
И когда за временем вдогонку
Рвался я, чтоб в пробках не застрять,
Мнение толпы и кривотолки
Мои стопы обращали вспять.
Экий ты, однако, дурачина
Мне твердила наша се ля ви.
Потому совсем не беспричинны
К времени претензии мои.
Но однажды мне и с ним случится
Помириться, буду очень рад,
В тот момент, как жизнь моя вместится
В прочерк, что поставлен между дат.
Стрелки на циферблате вечности
У вечности часов три стрелки есть —
Для человека, общества, астрала.
Родился, вырос, был и вышел весь…
Для звёзд сто тысяч лет – ничтожно мало.
У времени единый циферблат.
Жизнь человека – стрелкою секундной,
И если вовсе стрелку ту убрать,
Немного потеряет мир подлунный.
Вселенские часы не сбавят ход,
Когда минутной стрелкой, словно щёткой,
Очистит пред собою горизонт
Господь, чтоб перспективу видеть чётко.
Секунды ветер сгонит мошкарой,
Формации и все их достиженья
Исчезнут за ближайшею горой,
Минутным обернутся наважденьем.
Закончится завод. В одних трусах
Спросонья Некто стрелки циферблата
Подправит, вздёрнет гири на часах
И времени отсчёт начнёт обратный.
Трансфер времени и пространства
Меняет всё свои гримасы в этом мире,
А у движенья выражение простое —
Оно как на лице у бригадира,
Следящего, чтоб не было простоя.
Копать траншею от забора до обеда,
Не прерывая связи времени с пространством —
Его приказ. Его задача, кредо —
Держать в узде опухшего от пьянства,
Чьи удовольствия сомнительного толка,
И поумнеть кому по возрасту пора бы,
Что вызывает в небе на планёрках
Гримасу осужденья у Прораба
Того, кто утвердил для мирозданья смету,
Под суету сует оставил пустографки,
Чтобы свернуть пространство в кубометры
И выставить у вечности на трансфер.
Не рано ль отменили рабство?
Когда ещё не рыли Волго-Балт,
Ил на поля, добытый в русле Нила,
Несли рабы на собственных горбах —
В то время жизнь невольника ценили.
За право человека на рожон
Не пёр тогда какой-нибудь Навальный,
А милосердье к тем, кто побеждён,
Законы производства диктовали.
Тогда законно избранная власть
Не добивала пленных безоружных,
И чтоб в Европу варвару попасть,
В Одессе было зверствовать не нужно.
Работника совсем не на убой,
Какой бы ни была хозяйка стервой,
Баландой иль картофельной ботвой
Кормила независимо от веры.
С веками человек добрей не стал,
На ближних вымещал свои обиды
И перед светлым образом Христа
Благочестиво кланялся для вида.
Когда ж в избытке накопилось рук,
А накормить всех сирых стало нечем,
Необходимость выросла не вдруг
В специалистах тёмных дел заплечных.
Достойнейшую лепту внёс прогресс,
Освободив от непосильной ноши
Трудящийся народ, пошёл процесс —
Свобода от труда неволи горше.
В подмогу ей нацизм и геноцид…
И хочется спросить не без злорадства —
Не рано ль демократии отцы
Убили на корню бациллу рабства,
Что зверствам развернуться не даёт,
Как повсеместно происходит нынче?
А может, рабство всё-таки живёт,
Меняя облик свой до неприличья?
Здесь воздух как стекло прозрачен
Здесь воздух как стекло прозрачен
И струною звенит…
И хоть невзрачен вид
Того, что стариною
Считай, уж сволокло в небытиё —
Как я люблю предание моё!
Его ключи сливаются в истоки
Реки Забвения, где память – островок.
Всё в нём —
Мечты, дерзания, пределы, вехи, сроки…
Наследье прошлого – бессмертия залог.
Смотритель стар, маяк почти разрушен,
В него стучится времени прибой…
Века минувшие свою имеют душу,
Как женщины, что брошены тобой.
Когда-то годы я считал
Когда-то годы я считал,
По жизни на попутке мчался,
Ждать не умел я больше часа
И про тебя ещё не знал,
Не знал, что время вспять идёт
Для тех, кто очень сильно ждёт.
Сменили годы месяца.
Я не томился ожиданьем
Явленья милого лица
Из тёмных комнат мирозданья.
Не вглядывался сквозь стекло,
И время правильно текло.
Как все влюблялся и страдал
И в душном кинозале страсти
Пересмотрел я весь блок-бастер.
Хоть я тебя ещё не знал,
Но к встрече был уже готов,
Как юный пионер Петров.
Ты появилась. И с тех пор
Минуты те, что мы в разлуке,
Годами тянутся от скуки,
А ведь неслись во весь опор…
Когда тебя со мною нет,
Мне пять минут, что десять лет.
За те последние два дня,
Что мы с тобой ещё не вместе,
Я постарею лет на двести…
Одно лишь радует меня -
Когда окажемся вдвоём,
Обратный счёт мы поведём.
Мы ожидания года
Сожмём в счастливые мгновенья,
Чтоб в наше летоисчисленье
Не расставаться никогда,
Чтоб срок, отпущенный для нас,
Нам ощутить как звёздный час.
Приметы времени
День ото дня жить веселей, жизнь краше,
Под гимн страна встаёт, чтоб двигаться вперёд..
Послать бы антураж куда подальше,
Проспать, забить.. но рост по службе не даёт…
Мир заблуждений старых и идилий
Мы победили и пути обратно нет.
Сирена заводская и будильник -
Приметы времени.. а как жить без примет?
А было время, помнится, пахали
Ещё сохой. Чтоб свиньям выдать отрубей
Вставали люди вместе с петухами,
А спать хотелось так, что лучше – хоть убей…
Визг поросят созвучен клавесину
И в ожидании заветного ведра
Такой концерт задаст голодная скотина,
Что утром встанешь хоть со смертного одра.
За болеро не хлопали на бис ей..
Сегодня не стоит в сенях у нас сохи,
Зато будильник есть и офис ненавистный,
А раньше были козы, овцы, петухи..