Buch lesen: «Русские женщины привилегированных сословий в Италии и на Лазурном берегу Франции»

Введение

В условиях структурных преобразований постсоветского периода одной из наиболее отчетливо проявляющихся тенденций российско-европейских отношений является непрерывное возрастание числа россиян, выезжающих за рубеж временно или на постоянное место жительства – для получения образования, в туристические поездки, в поисках работы, по причинам личного характера. Одной из самых популярных стран, неизменно привлекающих путешественников и переселенцев, всегда была Италия.

При современном уровне миграции разных социальных слоев и интенсивности культурного обмена изучение опыта российской женской миграции на Апеннинах приобретает особую актуальность. Миграция женщин в Италию является одной из форм продолжающегося сближения России с Европой, начавшегося несколько веков назад, а потому в современной отечественной историографии особую значимость стало приобретать изучение социальных аспектов развития эмигрантских поселений за рубежом, в частности, в Италии, в различные исторические периоды.

В этой связи представляется актуальным обращение к историческому опыту адаптации женского аристократического и интеллектуального мира к реалиям эволюции итальянского общества в XVIII–XX столетиях. Внимательное изучение альтернативного женского опыта в прошлом позволяет приблизиться к разрешению экономических и социокультурных проблем российского общества в настоящем. С другой же стороны, необходимость изучения заявленной проблемы вызвана определенными лакунами гендерного плана в комплексных работах, посвященных пребыванию наших соотечественников за рубежом. Занимаясь исследованием персоналий русских европейцев¹, ученые традиционно размещали женщин в их тени.

В данной монографии исследуются российские женщины привилегированных сословий, проживавшие на Апеннинах с 1730-х гг. до конца 1930-х гг. В работе рассматривается их эволюция, статусная, хозяйственная и социально-психологическая перестройка во время пребывания в Италии, анализируется роль российских женщин привилегированных сословий в политической, культурной и повседневной жизни русских колоний.

Временной период, ограниченный вышеуказанными хронологическими рамками, позволяет воссоздать целостную картину «европеизации», «феминизации» и эмансипации² россиянок за границей, ибо именно в XVIII в. связи с Италией перестали быть эпизодическими в силу ряда причин, в том числе благодаря формированию слоя дворянской интеллигенции, оппозиционного правительству. Благодаря прогрессивным устремлениям дворян-интеллигентов феминизм из социально-политического движения за равноправие женщин перерос в явление общекультурного масштаба с развернутой философской концепцией, базирующейся на гендерном основании. Согласно феминисткой философии, именно гендерный фактор обусловливает психологические качества, способности, виды деятельности, профессии мужчин и женщин через систему воспитания, традиции и обычаи, правовые и этические нормы³.

Работа была проведена на стыке двух исследовательских направлений в рамках истории русско-итальянских отношений, которые изучались и российскими, и итальянскими учеными. С одной стороны, это история развития политических и социально-культурных связей России и Италии, с другой стороны – история гендерных отношений. В российской историографии рассматривались отдельные вопросы общественного и правового положения русской женщины привилегированных сословий, делались попытки выяснения ее места в культурной жизни общества, но опять-таки при доминировании андроцентричного подхода. В основной массе исследований речь шла не об изучении действительного статуса дворянской дамы, а только об отдельных иллюстративных примерах, с ней связанных. Выводы, которые в них делались, носили общий характер. Вопрос же о роли русской женщины в развитии европейской истории стал впервые затрагиваться в сугубо гендерных исследованиях.

Можно выделить отдельные направления историографии проблемы: сочинения отечественных ученых дореволюционного российского, советского и постсоветского периодов как по «женской» тематике, так и по проблемам их «проникновения в Европу», а также гендерные исследования зарубежных авторов, посвященные россиянкам XIX столетия. Именно в этот период знание «женской истории», особенностей эволюции социально-правового и семейного статуса горожанок и дворянок было востребовано временем. Трехтомник «Замечательные исторические женщины на Руси» Д. Л. Мордовцева⁴ и исследование «Русская женщина XVIII столетия» В. Михневича⁵ переиздавались не раз, так как были написаны сторонниками предоставления женщинам равных прав на образование и участие в политике. В работе Д. Л. Мордовцева «Русские женщины нового времени» впервые были даны жизнеописания известных дворянок З. Волконской, С. Свечиной, Ю. Криденер, выехавших за рубеж на постоянное жительство не только по соображениям личного характера.

В 1860–1870-е гг. появились научные публикации, авторы которых анализировали место женского вопроса в системе современных им юридических знаний, в педагогике и публицистике. Но бытовая сторона жизни аристократок изучалась мало. Во второй половине XIX – начале XX столетий за освещение своего исторического прошлого взялись сами женщины. Е. Лихачева⁶, Е. Щепкина⁷ попытались дать научное объяснение женского неравноправия. В дореволюционной отечественной историографии складывалась традиция историко-культурного описания отдельных персоналий, в том числе и представительниц дворянского сословия конца XVIII–XIX вв⁸.

В советский период появились работы отечественных историков, посвященные истории Италии⁹, русско-итальянским отношениям: дипломатическим¹⁰, культурным¹¹ и др. Темой «Русские в Италии» в советское время занимались искусствоведы Ю. П. Глушакова, И. Н. Бочаров¹². Другие историки затрагивали «итальянскую» тему параллельно с основными научными интересами. Феминизм же, как понятие в отечественной историографии, многие десятилетия считался частью рабочего и социалистического движения, хотя советские ученые К. Ф. Мизиано, Ц. И. Кин, К. Э. Кирова¹³, исследовавшие историю революционной эмиграции конца XIX – начала XX вв. традиционно уделяли внимание мужскому большинству. Имена А. Кулешовой, А. Балабановой, Р. Плехановой, М. Андреевой в их работах появлялись нечасто¹⁴. Послеоктябрьскую волну эмиграции анализировали Л. К. Шкаренков, А. Л. Афанасьев, В. В. Костиков¹⁵, в основном, критикуя уезжавших. В целом, в советский период стали закладываться основы изучения российской эмиграции как культурной, так и революционной.

Специальные гендерные исследования стали развиваться в отечественной науке сравнительно недавно, в постсоветский период, в основном, как междисциплинарная сфера знания¹⁶.

Объектом специального исторического исследования российская дама стала в работах Н. Л. Пушкаревой¹⁷, которая уделила большое внимание исследованию вопросов частной жизни и повседневного быта представительниц разных сословий русского общества XVIII – н. XIX вв., в том числе и дворянского.

В постсоветский период стал развиваться интерес к русским эмигрантам в Италии, их влиянию на итальянское общество и его культуру, а также на судьбу своей Отчизны. Отечественные исследователи продолжают активно изучать русско-итальянские связи, особенно культурные¹⁸. Следует выделить работы С. Ю. Нечаева, собравшего значительное количество интересных фактов о русских людях за границей¹⁹.. Ряд авторов детально изучали узкоспециальные вопросы. Так, В. Кейдан занимался итальянскими гастролями «Русских балетов» С. Дягилева²⁰, А. Конечный – итальянскими корреспонденциями М. Осоргина²¹.

Среди работ зарубежных ученых интерес представляет монография американского исследователя М. Л. Маррезе, опровергшего существующее андроцентричное представление о дворянском обществе дореформенной России. С одной стороны, в том обществе замужняя женщина не могла ни работать, ни путешествовать без разрешения мужа, а развод был для нее почти недосягаем. С другой стороны, как показал автор, опираясь на детальный анализ множества имущественных сделок и тяжб, дворянки обладали правами владения имуществом и умели пользоваться ими на практике²². Среди итальянских специалистов первые слависты появились в середине XX века. Классическим общим трудом о пребывании русских в Италии долгое время оставалась книга патриарха итальянской славистики Э. Ло Гатто «Русские в Италии», появившаяся в 1971 г.²³ Но он изучал в основном XIX век, считая эпоху «русского романтизма» наиболее важным периодом в развитии русско-итальянских отношений. Следующим важным историографическим достижением стал сборник статей «I russi e l’ Italia» («Русские и Италия»), опубликованный в 1995 г. под редакцией В. Страды.

В Италии существует обширная литература о взаимоотношениях итальянских социалистов и коммунистов с российскими революционерами. В 1970-е гг. было опубликовано серьезное исследование А. Тамборры «Русские изгнанники в Италии с 1905 по 1917»²⁴. Неким прологом к изучению послеоктябрьской эмиграции стала книга ученика А. Тамборры – А. Вентури «Rivoluzionari russi in Italia. 1917–1921» («Русские революционеры в Италии»), опубликованная в 1979 г.

Немало разносторонних работ посвятил российской эмиграции С. Гардзонио²⁵. Г. Эльда изучала переписку Вяч. Иванова и О. Синьорелли²⁶. Интенсификация научных контактов отечественных ученых с итальянскими исследователями способствовала распространению и развитию в нашей стране нового научного направления гендерных исследований, в рамках которого изучаются практически все вопросы взаимодействия мужчин и женщин и на уровне общества, и в личной жизни. Интересен комплексный труд итальянских исследователей и русских историков «I Demidoff a Firenze e in Toscana»²⁷, составленный интернациональным коллективом, посвященный пребыванию семейства Демидовых в Тоскане.

В последние годы в связи с развитием взаимопроникновения русской и итальянской культур в современной отечественной историографии вырос интерес к разработке проблемы культурного типа российской дворянки. По-видимому, это явилось следствием известной концептуальной переориентации исследований макропроцессов на «микроисторию» отдельного человека и групп. Отсюда – интенсивная разработка сюжетов по социальной истории, в том числе истории отдельных сословий и даже отдельных дворянских родов по гендерной истории и по истории частной жизни, в том числе связанных с Италией: Бутурлиных, Демидовых, Волконских и других. Среди популяризаторов «русской истории в Италии», в работах которых содержится интересный фактический материал, необходимо назвать имена Н. Каухчишвили, Д. Пуччо, М. Талалая, Б. Мирабини-Цигглер, П. Каццола, М. Моретти, В. Гасперович²⁸..

Анализ степени научной разработки проблемы позволяет установить, что в отечественной историографии исследования историко-культурного характера, в которых особое внимание уделено анализу культурно-бытовых и эмоционально-психологических качеств жизни дворянки и интеллектуалки в Европе, ограничиваются, в основном, хронологическими рамками XVIII – начала XIX вв. Тема дворянской женской эмиграции в Италию специально не рассматривалась. Акценты в изучении российской дворянки делались на влиянии православного фактора²⁹, что исключало внимание к другим конфессиям, прежде всего к католицизму.

До настоящего времени не было создано ни одной комплексной работы по теме «русские итальянки». Как отечественная, так и итальянская историография не располагают специальными научными трудами, посвященными анализу жизнедеятельности русской аристократки в Италии в XVIII–XX столетиях. Оторваться от традиционных подходов и сфокусировать внимание на комплексном изучении пребывания русских женщин на Апеннинах стало задачей, которую преследовал автор в данном исследовании.

Были исследованы опубликованные и архивные материалы на русском и итальянском языках. Автор изучил 14 фондов государственных архивов России и Италии. Были использованы материалы фондов Российского государственного исторического архива (РГИА)³⁰, Российского государственного архива древних актов (РГАДА)³¹, Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ)³², Государственного архива Курской области (ГАКО)³³, Римского центрального государственного архива³⁴, Неаполитанского государственного архива³⁵, исторического архива провинции Флоренция³⁶, государственного архива Турина³⁷ и муниципальных архивов Портичи, Салерно, Позитано³⁸.

Благодаря выявленным материалам удалось получить информацию о развитии дипломатических отношений, формировании итало-русских контактов, передвижении граждан России по территории Италии, приобретении собственности, деятельности российских дворянок и интеллектуалок в различных сферах жизни страны. Большинство архивных материалов впервые вводится в научный оборот, в том числе данные из личных (частных) архивов выдающихся «русских итальянцев»³⁹. Весьма информативным было изучение личных архивов семейных династий г. Рима. Эти фонды уникальны тем, что, во-первых, составлены из документов семейных архивов, собиравшихся на протяжении длительного времени; во-вторых, содержат материалы, имеющие отношение к разным поколениям женщин семейств Демидовых, Киджи-Барятинских, Серракаприола-Вяземских и других.

Для ознакомления с фактами полицейского надзора за эмигрантами изучались документы полицейского управления г. Неаполя⁴⁰. Для подтверждения факта получения русскими дворянками высшего образования в Италии исследовались университетские архивы г. Неаполя⁴¹. Для выявления имен россиянок, участвовавших в развитии первого международного научно-исследовательского института, изучавшего природу, были изучены списки ученых Неаполитанского Аквариума из архива зоостанции⁴².

Большое значение при изучении правового статуса русских в Италии имело привлечение актов Российского законодательства. Были проанализированы положения «Законов гражданских» с нюансами сохранения и расторжения семейно-брачных отношений за рубежом, наказаниями за «недозволенное оставление отечества» и «преступления против веры». При рассмотрении проблем, связанных с авантюризмом и преступностью изучались статьи «Уложения о наказаниях уголовных и исправительных», распространяющиеся на «российских подданных, находящихся вне государства»⁴³.

Петровская эпоха вызвала к жизни появление путевых заметок.

В условиях ненадежности почты письма порой заменялись путевым журналом, о чем свидетельствуют записки П. А. Толстого⁴⁴, Б. П. Шереметева⁴⁵, Б. И. Куракина⁴⁶, братьев Нарышкиных⁴⁷, Н. А. Львова⁴⁷ и др. Во второй половине XVIII века престиж Италии вырос настолько, что публикации воспоминаний о ней стали рассматриваться как достояние автора и его семьи, даже если они издавались.

В середине XIX столетия по мере возрастания среди русской интеллигенции значения «образа Италии» как романтического идеала стали появляться труды о ее искусстве. В дореволюционной России одним из известных специалистов в области итальянского искусства был П. Муратов, создавший многотомное исследование «Образы Италии»⁴⁸, явившееся квинтэссенцией взгляда русской интеллигенции на достижения итальянского искусства.

Отдельную группу источников составили материалы периодической печати – газеты и журналы России и Италии. В органах итальянской и российской печати регулярно печатались новости о пребывании российской элиты в Европе – деловой и творческой активности, лечении, отдыхе, антикварных пристрастиях. Привлечение в качестве источников объявлений, публиковавшихся на модных курортах Италии, позволило познакомиться с деятельностью деловых женщин, имевших врачебную практику на курортах.

Для исследования особенностей итальянского опыта представительниц дворянского сословия России важнейшее значение имели источники личного происхождения: дневники, переписка, мемуары, работы автобиографического характера: А. С. Пушкина, Л.-Ф. Сегюра, Е. Р. Дашковой, А. Смирновой-Россет, В. Репниной, Е. Волконской, С. Волконского, А. Тютчевой, Ф. Вигеля, П. Вяземского, М. Башкирцевой и других⁴⁹. Полезными для данного исследования оказались произведения художественно-публицистического плана. В работе были использованы сочинения А. А. Ахматовой, А. И. Герцена, М. Ю. Лермонтова, Ф. М. Достоевского, А. К. Толстого, М. И. Цветаевой и др.⁵⁰.

Важными источниками стали произведения изобразительного плана. Без них невозможно обойтись в работе, посвященной пребыванию наших соотечественниц в такой стране, как Италия, – общепризнанной сокровищницы искусства.

Автором были изучены русские и итальянские некрополи (с русскими захоронениями) в Риме, Сан-Ремо, Неаполе, Венеции, Больцано, на Капри для установления имен и фамилии, живших в Италии российских эмигранток.

В монографии используются интервью автора с представителями российского дворянства, ныне живущими в Италии, а также известными итальянскими специалистами в области итало-российских отношений, музейными работниками. Общение с княжной Е. Волконской, настоятелем православного прихода в г. Бари В. Кучумовым, руководителями региональных культурных центров «Италия-Россия» Л. Марино и И. Марино (Неаполь), президентом Центра Российской культуры (Рим) В. Гасперович, архитектором Ф. Петруччи, работниками театров Ла Скала, Сан-Карло, Монте-Карло помогло обнаружить новые материалы, которые расширят наше представление о пребывании российских женщин привилегированных сословий в Италии.

Глава 1. Формирование и развитие российской диаспоры в итальянских государствах

1.1.Зарождение и развитие русско-итальянских политических и социально-культурных связей

Официальный интерес к Италии со стороны России впервые проявился в XV веке. Сложная ситуация в Европе, общая турецкая опасность, заставлявшая искать надежных союзников, коммерческие интересы стали причиной нескольких дипломатических поездок как из Флоренции в Москву, так и обратно. Плыли по довольно сложному маршруту: из Архангельска вокруг континента до Ливорно, а затем оттуда добирались до Флоренции⁵¹. Со своей стороны папский Рим имел намерение обратить Русь в католическую веру⁵². Интерес к Италии у русских никогда не угасал, ибо это была не только заинтересованность в поиске торговых партнеров и политических союзников против серьезного врага – Турции, но также искреннее признание того, что «римские храмы далеко превосходят остальные всего мира красотой, вложенным в них трудом и великолепием»⁵³.

Во второй половине XV в. Московское княжество, собрав вокруг себя разрозненные земли Северо-Восточной Руси, освободилось от Ордынской зависимости. Новый статус потребовал соответственного архитектурно-эстетического оформления, что стимулировало рост интереса к изучению итальянского опыта. Из Италии в Россию поехали купцы и мастера как пушечного, так и строительного дела, впоследствии часто не возвращавшиеся⁵⁴. Русские бояре видели почти в каждом шпиона Папы Римского, а потому назад их не желали отпускать.

Папа Сикст IV способствовал заключению брака между Иваном III и племянницей последнего византийского императора Зоей Палеолог. В этом поступке также проявилось желание иметь союзника в борьбе против Турции. В мае 1472 г. русские послы прибыли в Рим на переговоры, где были хорошо приняты папой. В базилике святого Петра было совершено бракосочетание через доверенное лицо. Зою отправили в Россию, где она получила имя Софья⁵⁵. С этого момента, по мнению итальянского журналиста Д. Пуччо, «при царском дворе подул ветер перемен… Невесту Ивана III сопровождала многочисленная свита из доверенных лиц, среди которых были и венецианские врачи Антон Немчина и Леон Жидовин»⁵⁶..

Софья предложила пригласить итальянцев для возведения в Кремле нового храма Успения Богородицы. Итальянские архитекторы должны были перенести изысканные формы Ренессанса в российскую столицу. По «научению» воспитателя Софьи – кардинала Виссариона – посол великого князя С. Толбузин доставил А. Фьорованти, главного архитектора Болоньи, имевшего на Апеннинах известность инженера-специалиста по выправлению и укреплению заваливающихся башен. В 1484 г. – через 5 лет после окончания работ над собором – Фьорованти, теперь уже как специалист в области артиллерии, был отправлен помогать другому итальянцу – А. Фрязину – строить стены Кремля⁵⁷.

Уже на рубеже XV–XVI веков лучшие умы Италии понимали, что на их родине архитектура Возрождения оказалась сильнее в теории, чем на практике, что неоднократно отмечалось историками архитектуры. «Ренессанс XV в. во многих отношениях был более велик в том, что он хотел сделать, чем в том, что он действительно сделал»⁵⁸, а потому «архитектурное сотрудничество» Италии и России оказалось чрезвычайно выгодно как для начинающих русских мастеров, так и для опытных итальянских творцов⁵⁹. Гениальные работы итальянцев по переустройству Московского Кремля повлияли на развитие русской архитектуры на рубеже XV–XVI вв., что затем повторилось в начале XVIII столетия, а также в его конце.

В архивах также сохранились сведения о поисках политического и торгового сотрудничества. В 1526 г. на переговоры между Василием III и польским королем Сигизмундом I … был приглашен и представитель папского престола Джан Франческо ди Потенца⁶⁰. Русскому послу было поручено предложить папе Григорию XIII «быти в единачестве и в докончанье и против басурманских всех государей стояти заодно хотим».

Царь Иван IV обещал предоставить свободный проезд итальянским купцам через Россию в Персию и Индию. Уже в середине XVI в. в Москве торговал флорентиец Д. Тедальди, пользующийся доверием Ивана Грозного. Именно с его слов иезуит А. Поссевино⁶¹ писал о российском царе: «Иван Грозный вопреки тому, что о нем говорят, человек современных взглядов. Его постоянная забота – это вывести свое государство из той обособленности, от которой оно страдает»⁶². В 1602 г. по просьбе великого герцога Фердинанда I царь Борис Годунов дал разрешение на торговлю в русских землях уроженцу Флоренции С. Луссию с сыновьями⁶³.

Великое герцогство Тосканское более других итальянских государств, продолжало прагматично сближаться с Россией. Одним из самых ярких примеров были инициативы по развитию главного порта государства – Ливорно. В 1592–1593 гг. Фердинанд I Медичи издал два указа, получившие общее название «Ливорнийское законодательство» («Legge Livorniana»). Герцогство нуждалось в развитии морской торговли и экономики, поэтому коммерсантам, принадлежавшим к некатолическим религиям, гарантировалась свобода культа, в том числе погребений. Организованное православное греческое кладбище в Ливорно и поныне остается единственным самостоятельным православным некрополем на итальянской территории. Учрежденное в 1778 г., оно пользовалось покровительством российских властей. На гравюре конца XVIII в., изображающей ливорнийское кладбище, начертано: «Sotto l'alta protezione di S. M. Paolo l'Imperatore di tutte le Russia» («Под высочайшим покровительством Е. И. В. Павла, Императора Всероссийского»). Среди погребенных в Ливорно были подданные Российской империи, скончавшиеся во Флоренции, Риме, Пизе, Неаполе⁶⁴. Первая официальная делегация из России посетила Ливорно по пути в Венецию в декабре 1656 г. Посольство возглавляли И. Чемоданов и дьяк И. Постников. Губернатор Ливорно Серристори сообщал герцогу Леопольду во Флоренцию о распорядке дня московских послов, прикрепляя к своим письмам сводки из газет⁶⁵. Интерес к нравам северной державы проявился в 1657 г. в нескольких городах Италии, где вышли произведения: «Путешествия по Московии» А. Олеария и «Московия» Р. Барберини.

Сложность отношений с Венецианской республикой объяснялась нерешительной позицией русских царей в вопросе оказания помощи в ее борьбе с турками. У венецианского посла Альберто Вимина да Ченеда, проделавшего огромный путь, чтобы склонить Россию на союзничество, осталось неприятное впечатление от «политики невмешательства» царя Алексея Михайловича. Неудивительно, что посольство И. Чемоданова оказалось безрезультатным, русским было отказано в праве беспошлинной торговли⁶⁶.

Петр Великий изменил не только направление русской внешней политики. Огромное внимание он уделял проблемам градостроительства, поэтому стремился, как приглашать в Россию итальянских зодчих, так и готовить в творческой атмосфере Италии свои инженерно-архитектурные кадры, ибо «заботился дать образование дворянам больше, чем другим сословиям»⁶⁷.

В благодарность за союз в борьбе с Портой Петр попросил Венецию принять нескольких «недорослей» для обучения морскому делу и артиллерии⁶⁸. Он помнил об отрицательном опыте правления Бориса Годунова, когда ни один из русских студентов, посланных на обучение в Европу, не вернулся, и все же рискнул⁶⁹.

Среди первой группы, отправленной для учения в Голландию, Англию и Италию, были члены видных придворных семей, 23 человека имели княжеский титул⁷⁰. Таким образом, начиная с петровского времени русские еще сильнее сосредоточили свое внимание на Италии как стране, «…где следовало совершенствоваться художествам, откуда можно было приглашать архитекторов, живописцев, скульпторов, декораторов для оформления обеих столиц»⁷¹. Италия стала одним из самых важных пунктов в топографии путешествий петровского времени – дипломаты посещали Рим, Флоренцию, Мальту; молодые дворяне в Венеции учились морскому делу, в Падуе – медицине, в Рим изучать различные искусства поехали П. Ерохин, Т. Усов, Ф. Исаков, П. Колычев, И. Мордвинов⁷².

Своего сподвижника П. Толстого Петр Великий направил в Италию для «обучения навигацкой науке». Любознательный Петр Толстой не только в совершенстве овладел итальянским языком, но и вел дневник своего двухлетнего путешествия. Один из потомков в этой связи писал о Петре Андреевиче: «Вообще он все сравнивал с тем, что знал и видел в России». Не могла не поразить его Венеция, где «водяные улицы», да к тому же «саней и вовсе не знали». По всей Италии привлекли внимание Толстого монастырские библиотеки и аптеки. В Падуе осмотрел аптекарский огород. Очень понравилась неаполитанская академия, где насчитывалось более 4 тысячи студентов, которые «… учатся до философии и до богословия и иных высоких наук и анатомии»⁷³. Проявляя большой интерес к книгоиздательству в библиотеке одного монастыря обнаружил прекрасно изданный фолиант на латинском языке: «История Московская». На досуге перевел «Историю о настоящем управлении Турецкой империи». После возвращения на родину П. А. Толстой стал известным политиком, сделав свою карьеру на «неаполитанском деле» царевича Алексея⁷⁴, ибо за мастерски проведенную операцию по захвату беглого царевича был удостоен в благодарность графского звания⁷⁵.

В этот же период к политико-дипломатическим мотивам отъезда добавились не только образовательные и религиозные, но и выезд очень незначительной части молодежи по «романтическим» причинам: одни чувствовали «зов дальних морей», другие искали «лучшей доли». К концу XVIII столетия по всей Европе, как столичной, так и провинциальной, окончательно сложилась еще один обычай – традиция выезжать за границу для завершения теоретической части программы обучения. В Россию эта «мода» на образовательные поездки молодых людей проникла опять-таки из Европы. Согласно идеям европейского просвещения образование и усвоение достижений предшествующих культур должно было идти как теоретически, так и путем непосредственного знакомства с их памятниками и, в первую очередь, с памятниками античных культур. Как писал в 1779 г. французский литератор Ж. Ж. Лаланд: «В Италии красивых, важных и уникальных вещей больше чем во всей остальной Европе»⁷⁶.

В 1791 г. во время путешествия «с целью изучения искусств и наук древности» скончался в Риме 24-летний дворянин из Ливонии Вильгельм фон Гроте, заведующий императорскими конюшнями Екатерины II. Благодаря стараниям его родного брата Фридриха, на могиле был установлен мраморный саркофаг. Погребение сына рижского купца на кладбище Тестаччо в Риме является самым старым среди сохранившихся захоронений российских подданных в Италии⁷⁷. Впоследствии традиция посещать Италию в рамках общеевропейского путешествия распространилась среди русской знати всех возрастов. «Два города – Рим и Неаполь, казавшиеся воплощением эстетических и моральных ценностей Южной Европы, олицетворяли собою итальянский миф единства природы и искусства. Входящие в обязательную культурную программу для всех путешествующих по Европе, эти города были также вожделенной целью русских художников, интересовавшихся, прежде всего, классической античностью и поздним итальянским Возрождением. В начале XIX в. особое значение начинает приобретать Флоренция»⁷⁸.

В то же время все больше развивалась традиция приглашать итальянских архитекторов и художников в Россию. Одним из первых по рекомендации ландграфа Гессен-Гамбургского Петр I пригласил графа Ф. Санти – пьемонтского дворянина, который в 1722 г. был определен «для отправления геральдического художества», т. е. составлять геральдику российских городов. В 1739 г. российскую столицу посетил итальянский просветитель Франческо Альгаротти в составе делегации, прибывшей на свадьбу Анны Леопольдовны. В дневнике путешествия, легшем в основу книги «Письма о России», автор писал о харизматической миссии Петербурга, как «окнище (finestrone – В. О.), вновь открытом на севере, из которого Россия смотрит в Европу»⁷⁹. Данная аллегория впоследствии была использована А. С. Пушкиным⁸⁰.

В списке всемирно известных итальянцев, строивших Петербург – имена архитекторов Ф. Растрелли, А. Ринальди, Дж. Кваренги, К. Росси⁸¹. Как уже было отмечено выше, среди них было немало и художников, ибо в XVIII веке влияние иностранных мастеров было так велико, что «практически все наши художники были либо их прямыми учениками, либо копиистами. Так, летом 1756 г. императрица Елизавета Петровна пригласила художника Пьетро Деи Ротари, известного портретом вышеупомянутого графа пьемонтского Франца Санти»⁸².

Выступления итальянских артистов, особенно оперных певцов, также становилось неотъемлемой частью жизни русского двора. Это привело к организации в Санкт-Петербурге постоянной итальянской колонии, состоявшей, в основном, из зодчих и артистов.

Священник датского посольства писал: «Императрица содержит итальянскую труппу, состоящую примерно из 70 оперных певцов. Им выплачивают очень большое жалование… Они ведут жизнь, подобную знатным особам»⁸³. В 1735 г. в Петербург со своей оперной труппой приехал неаполитанец Франческо Арайя, осуществивший постановку нескольких опер. Во второй свой приезд (уже при Елизавете Петровне) Арайя пробыл в России до воцарения императрицы Екатерины II – до 1762 г. Он, как и его коллеги, умел приспосабливаться к вкусам новой публики. Неаполитанские композиторы – Пиччини, Йоммелли… – славились по всей Европе тем, что умели трансформироваться под «стиль» французов, немцев, русских. В 1755 г. в Москве Ф. Арайя написал музыку для первой русской оперы «Цефал и Прокрис», что стало событием в истории музыкальной культуры. Либретто оперы было написано на русском языке А. П. Сумароковым. «Санкт-Петербургс-кие ведомости» писали: «Происходящее … увеселенье … великолепием возбуждает общее удивление. Шестеро молодых людей российской нации … представляли сочиненную полковником Сумароковым и придворным капельмейстером господином Арайем на музыку положенную оперу Цефал и Прокрис»⁸⁴.