Как-то к ним нагрянули гости: Председатель совхоза и представитель опеки из района. Серафима была уже навеселе, и злорадным взглядом встретила женщин. Они присели на лавки и позвали Лиду к себе.
–Ты знаешь как тебя зовут, кто твои родители ? –
Лидочка сразу вспомнила, что ей в поезде говорила бабушка, если вдруг она потеряется и четко ответила:
–Да я все знаю. Мо мама и папа- врачи, работают в госпитале в Москве. Я ехала к ним с бабушкой, но наш поезд разбомбили, а тетя Сима увезла меня к себе и не хочет искать бабушку-
– Врешь ! Она все врет, придумала тоже, ее бабка с родителями сгорели в поезде, но перед смертью просили меня отвезти ее к родственникам в Москву. Но куда я сейчас поеду, война – перебила Лиду Серафима, даже не замечая, что совсем завралась. Хмель туманил голову, не давая ясности мысли.
Женщины переглянулись, а представитель опеки, убедившись в злом умысле Серафимы, спросила:
–А вы знакомы с родственниками девочки и знаете, куда ее надо везти?-
– Язык до Киева доведет, неужто не знаю, а где забуду, там и спрошу, найдем, как-нибудь – юлила Серафима.
Но женщина не унималась:
–Назовите фамилии и имена родителей и родственников девочки – продолжила она.
Серафима посмотрела на Лиду, кивнув ей, ожидая, когда она скажет, как зовут ее родителей, но та молчала.
–Ну что же Вы? Запамятовали? –
Председательница от негодования, стала возмущаться и кричать, что Серафима всех обманула , украла чужого ребенка и ее будут судить по законам военного времени. Она обо всем заявит в милицию, а девочку они заберут сейчас же.
Серафима стала скандалить:
–Я девчонку кормила, заботилась, не дала ей помереть там, на станции, а меня в тюрьму? Я жаловаться буду, Вы меня благодарить должны, что я ее не бросила, а в дом взяла –
Однако женщины настояли на своем и велели собирать девочку.
Выяснилось, что забирать Лиду не в чем. Ее одежда была такой старой и рваной, что выходить в ней в мороз на улицу было не безопасно, но самое главное, не было обуви. Посовещавшись, женщины решили оставить Лиду на несколько дней у Серафимы, пока из опеки не привезут подходящую одежду и обувь, чтобы увезти ее в детский дом, а потом разыскивать родителей.
Однако, судьба распорядилась по- другому. В село пришли немцы. Прежде всего, они прошлись по дворам и забрали все, что кормило жителей села. Резали коров и кур, уводили коз, забирали запасы, которые хранились в подполе. Пришли и к Серафиме. Та только обрадовалась . Выставила на стол все, что было в доме. Увидев такое радушие, съев и выпив угощение, довольные немцы ушли, пообещав, что еще зайдут.
Серафима преобразилась. Почти каждый день в ее избе устраивались гулянки с немцами, а иногда с проверкой заходили и местные полицаи. Все это время, иногда до утра, дети сидели в сарае, где находились дрова, а за тонкой перегородкой коза с курами. Пашка соорудил там небольшую печурку и тапчан, на котором можно и посидеть и поспать. Лида мужественно переносила все невзгоды, и даже уже не плакала по ночам. Пашка вначале терпеть не мог Лиду, потому, что она слушалась его мать, никогда не грубила и беспрекословно выполняла ее приказы. Он понимал, что девчонка могла бы пойти и пожаловаться и вообще послать ее куда подальше, как это делал он. Ночью, Пашка, в отличие от матери, которая спала на печи, слышал, как вздыхала и сопела под одеялом Лидочка, понимая, что она горько плачет, и злорадствовал, что ей так плохо. Потому старался, проходя мимо задеть ее, толкнуть, дернуть за косу, чтобы ей было еще хуже. А она даже ни разу не пожаловалась на него, как будто была виновата в том, что живет рядом с ними. И теперь молча терпит все лишения вместе с ними, иногда даже ободряет. Но самое главное, она иногда понимает, что говорят немцы. А последний случай заставил его зауважать Лиду.
Наступила весна, солнышко согрело землю, и земля покрылась зеленой травкой. Немцев немного поубавилось, и застолья собирались редко. Таня подросла и бегала одна, не нуждаясь в опеке няньки, так, что Лиде приходилось все время ее ловить, чтобы она не, куда не надо. Однажды, девочки сидели на завалинке у дома, когда во дворе появились немцы..
Один толстый немец, увидев Лидочку, остановился и с удивлением посмотрел на нее. Лида с яркими щечками на хорошеньком личике, русой косой и синими глазами плела венок из одуванчиков для Тани.
Услышав немецкую речь, обращенную к ней, она ответила по-немецки:
– Guten Tag Herr Offizier –
Немец просто остолбенел. Как эта деревенская девчонка знает его язык?
Лида нисколько не смущаясь , сказала, что понимает не все, уже забыла, чему учила ее бабушка.
Услышав разговор, во двор вышла Серафима и стала приглашать немцев в избу. Она уже успела собрать на стол нехитрую закуску. Немец стал расспрашивать ее про Лиду. Серафима не могла понять, что тот хочет и как ей выгодно соврать. Наконец, она рассказала, что это ее приемная дочь, ее родители погибли, а она взяла ее на воспитание, хотя у самой двое детей, а жить не на что. Серафима надеялась, что немец даст ей немного денег или продуктов. Однако, немец, узнав все, что нужно, ушел.
Через несколько дней вместе с толстым немцем пришел офицер и направившись к Серафиме объявил:
– У вас есть приемная дочь. Мы изымаем ее для отправки в Германию. Ее там выучат, чтобы она приносила пользу фюреру и Германии. Этой девочке повезет больше ее приютит семья , она будет жить на полном обеспечении –
– Как же так, я ее приемная мать, я тоже хочу в Германию со своими детьми, возьмите и нас с собой – заканючила Серафима.
Офицер брезгливо посмотрел на Серафиму и дал знак солдату, чтобы он забрал Лиду.
С 1938-года в Германии действовала организация «Лебенсборн», по программе которой рождалась новая арийская раса. Вскоре собственных человеческих ресурсов рейху показалось недостаточно, и с 1941-го года программа «Лебенсборн» перешла на новый этап, целью которого было «онемечивание славянских народов». Для этого офицерам СС было предписано изымать детей, которые имели светлые волосы и голубые глаза. Иногда дети забирались в возрасте всего нескольких дней от рождения. Таким образом, подрастая, ребятишки не только не знали ничего о своих настоящих родителях, но и том, к какой нации они принадлежат на самом деле.
Первые «эксперименты» нацистов с изъятием советских малышей, соответствующих требованиям Третьего рейха, начались уже весной 1942-го года. В соответствии с проектом главного «эксперта по восточным землям» Эрхарда Ветцеля, работающего на фюрера, предполагалось онемечить четверть населения России.
Не менее ужасной была судьба стать объектом медицинских экспериментов в концлагере. На славянских детях отрабатывались новые хирургические приёмы, проводились граничащие с садистскими операции без наркоза с целью установления болевого порога. Многим ребятишкам была уготована страшная участь доноров крови для вояк гитлеровской армии. Это был первый в истории вопиющий факт, когда поработители использовали донорскую детскую кровь.
Хуже всего было тем, кто попадал в концлагерь, немцы использовали их, как доноров, причем только детей до 12 лет, у которых кровь чистая, не испорченная генетикой и болезнями. На маленькой детской ручонке разрезали вену и вставляли трубку, другой её конец уходил в мощную руку взрослого мужчины. «Кулачком, киндер! Работай кулачком!» – командовали по-русски немки. Дети плакали, держались изо всех сил, чтобы не упасть в обморок, потому что знали – если дать немцам, чего они хотят, то есть шанс остаться в живых. Дети умирали быстро, у них в буквальном смысле слова высасывали всю кровь до последней капли и выбрасывали, как использованные медицинские перчатки. Больше всего дети боялись конфет и «туалета», – Если кому-то протягивали конфетку, они знали – это конец. Дело в том, что в конфете был цианид. А «туалетом» называлась огромная огороженная яма, которая дышала смертью, – подходя к ней, дети проваливались и уже не выбирались наружу.
Быстрее всех уходили те, кого использовали как донора кожи: после смертельных операций они не могли прожить и недели. Их кожу брали в основном для немецких офицеров, которые горели в танках.
Ганс Вебер- фельдфебель немецкой армии увидев Лидочку, сразу вспомнил поручение майора, который командовал частью, где они служили. У майора в Германии осталась семья, жена и две дочери-близняшки, десяти лет, которые просили привезти из России живую маленькую куклу, девочку, с которой можно играть. Жена поддержала просьбу дочерей, ссылаясь на то, что из нее в дальнейшем можно сделать хорошую прислугу.
Майор понимал, что Лида вместе с другими детьми может попасть в концлагерь, потому он придумал, как доставить девочку до места и поможет ему в этом Ганс.
План нападения на Советский Союз, известный как «План «Барбаросса»» имел экономический раздел под кодовым названием план «Ольденбург». В соответствии с ним все богатства завоеванных территорий объявлялись собственностью вермахта и подлежали вывозу в Германию.
Все, что можно было вывезти, а именно: станки, оборудование, содержимое промышленных и продовольственных складов, все это грузилось в вагоны и отправлялось в западном направлении.
С 1942 по 1944 год в Германию шли эшелоны с русскими, белорусскими и украинскими «остарбайтерами» – так немцы называли рабочую силу с восточного фронта. Первоначально людей заманивали листовками и газетными статьями, повествующими, как хорошо им будет жить в Германии, как к ним замечательно будут относиться, и достойно платить за труд. Однако, впоследствии, когда стало ясно, что далеко не все верят в эту сказку и желающих ехать в Германию добровольно почти нет, немцы начали подлинную охоту на людей. Особенно часто угоняли подростков и молодых женщин. В Германии их выставляли на торги, как рабов. Одних отправляли на фабрики и заводы, других покупали фермеры для работы в селе. Молодых женщин часто приобретали бордели.
Во многом, положение угнанных пленников зависело от того, к кому они попадали. Если одни хозяева не обижали их, то другие селили в хлеву и кормили помоями, работать тоже приходилось, не разгибая спины. К тому же, среди них были и городские люди, для которых физический труд на хозяйстве был очень непривычен, а потому тяжел.
Тех, кто попал на производство, ждал 12-ти часовой рабочий день, где приходилось трудиться не покладая рук. К тому же кормили очень плохо, чай, хлеб, капуста и брюква – типичный рацион питания такого работника. Впрочем, большие проблемы были еще и с медицинской помощью, учитывая, что не соблюдались элементарные нормы безопасности, любая травма (а они происходили часто) могла стать причиной летального исхода. К тому же больные рабы системе были уж точно не нужны, от них было проще избавиться.
Эти и другие обстоятельства заставляли многих задуматься о побегах. Такое случалось нередко, но большинство из них были неудачными, сбежать удавалось только ближе к окончанию войны, когда линия фронта максимально приблизилась. Ведь как бежать от немцев, находясь в Германии, не зная языка, не имея денег и когда тебя ищут? Тех, кого ловили после побега, наказывали, избивали, иногда расстреливали. Порой, в качестве показательного жеста беглеца отправляли в концлагерь.
Возвращение на родину мало чем отличалось от процесса угона из нее. Тех, кого не удалось заманить обманом, вносили в вагоны силой, избивали дубинками, мужчин загоняли десятками в один вагон, женщин и детей в другие. Многие предпочитали покончить собой, чем возвращаться обратно.
Офицеры НКВД и СМЕРШа активно работали в этом направлении, настолько активно, что вязали и везли в СССР всех, кто говорил на русском, не особо разбираясь, кто есть кто. К тому же, к этому времени, многие из молодых людей успели создать семьи с иностранными гражданами, вновь разлучались близкие люди и ломались судьбы.
«Почему ты выжил?» – спрашивали на допросах у русских евреев, которые попали в рабочий плен к немцам. Их судьба была еще более незавидной, чем у их товарищей. Многие из них скрыли свою национальность, выдав себя за мусульманские народности союза. Однако сам факт того, что человек сумел остаться в живых, побывав в логове врага, казался для «энкеведешников» крайне подозрительным.
Серафима со смешанным чувством смотрела, как уводят Лидочку. С одной стороны, ей было жаль терять бесплатную няньку и помощницу, а с другой, все равно пришлось бы расстаться, только позже. Пашка подошел к Лиде и первый раз за все время обнял ее, потом прошептал на ухо:
– Ничего не бойся, потерпи немного, может все к лучшему –
Таня поняла, что расстается со своей любимой няней и громко заплакала.
Лида обняла и поцеловала девочку , а затем, склонив голову, ушла с немцами.
Пашка знал, что Серафиму ненавидят в деревне, называя ее « немецкой подстилкой». Он и так не особо любил мать, а сейчас стал ее ненавидеть. А к Лиде в последнее время переменился. Он понял, что можно быть совсем другим, по – доброму относится даже к злым людям, тем самым положительно влияя на них. Он знал, что в лесу прячутся партизаны, а в ближайшее время отправится состав в Германию с советскими гражданами, а сегодня понял, что состав отправится завтра. Наскоро собравшись, он направился в лес.
Лиду привели в здание комендатуры и заперли в темной маленькой комнате. Она осмотрелась, откуда -то сверху через маленькое окошко проникал свет. Она села на скамью и задумалась. Может было бы лучше, если бы она осталась у Серафимы, и почему Пашка сказал « потерпи немного». Нет, он всегда ненавидел ее, теперь наверное , радуется, что ее увезут неизвестно куда. А как она найдет маму и папу, когда даже не знает, где эта Германия. От всех этих мыслей захотелось заплакать. Неожиданно дверь открылась и ей принесли воду, плитку шоколада и еще банку с едой. Немец показал на ведро, которое стояло в углу, пояснив, что это туалет. Она опять осталась одна. Лида съела что-то вроде каши с мясом, попила воды, уже умудренная жизнью, маленькая девочка спрятала шоколад под одеждой. Наступила ночь, Лида спала спокойно, ей не надо было вставать к Тане, которая начинала капризничать, когда Лида только засыпала. Утром ее разбудил стук открывающейся двери. Пришел толстый немец, которого она видела раньше и сказал, что скоро они поедут на станцию. Лида стала ждать.
На железнодорожной станции стоял состав для отправки советских людей в Германию. Сначала загрузили вагоны вещами и продовольствием, а затем началась погрузка людей. На перроне шумела толпа, вокруг с автоматами стояли немцы, началась посадка в поезд, людей как скот грузили в товарные вагоны до отказа, не разделяя на мужчин и женщин. Еще до отправления поезда от тесноты и запаха немытых тел некоторым становилось плохо.
Ганс, держа за руку Лиду, пробрался в отдельный вагон, где разместились немцы, сопровождающие поезд или едущие по делам в Германию. Девочку закрыли в тесное купе, заполненное какой-то мебелью, вещами и коробками. Лида достала шоколад, отломила дольку и съела, хотелось пить, но она научилась терпеть.
Посадка вскоре закончилась, и поезд тронулся в путь. Дверь купе открылась, и Ганс принес воду и ту же еду, что она ела вчера. Через стенку купе она слышала громкий разговор и смех немцев. Потом кто-то стал играть на губной гармошке и петь. А вскоре все стихло. Лида расположилась на полке с мягкими вещами и незаметно уснула. Ей снилось, что она бежит по полю с ромашками, а где-то наверху стоит бабушка, смеется и машет ей рукой. Ее разбудил резкий толчок, да так, что она слетела на пол. Запахло дымом, и послышалась стрельба. Поезд с подбитым паровозом, стоял посреди поля. Через решетку окна она увидела поле и людей , которые бегали внизу по насыпи и стреляли. За дверью купе раздавались крики немцев, кто-то начал стрелять, а потом послышалась русская речь. Она вдруг ясно услышала, как ее кто-то звал по имени, а потом узнала голос Пашки. Лида стала стучать в дверь и кричать: « Я тут, я тут, Паша, забери меня!»
Через минуту дверь открылась, Пашка схватил ее и потащил к выходу. Он первый спрыгнул с подножки вагона прямо на насыпь и протянул ей руки, стараясь поймать , чтобы она не ушиблась. В то же время из товарных вагонов выпрыгивали люди и убегали в сторону леса. Партизаны, захватив с собой двух немцев и коробки с продовольствием, тоже поспешили скрыться. Так Лида попала в партизанский отряд.
Партизанское движение во время Великой Отечественной войны было очень масштабным и, главное, хорошо организованным. Оно отличалось от прочих народных выступлений тем, что имело четкую систему командования, было легализировано и подчинялось советской власти. Партизаны контролировались специальными органами, их деятельность была прописана в нескольких законодательных актах и имела цели, описанные лично Сталиным.
Партизанский отряд проводил диверсионную деятельность, подрывали железнодорожные пути, стараясь разрушить поставки продовольствия, оружия и живых сил немецкой армии, часто совершали погромы в лагерях с целью лишить немцев источников пресной воды и выгнать с места. Не менее важной частью подпольной деятельности была разведка, Партизаны передавали в штаб данные о дислокации немцев, чтобы советская армия была подготовлена к нападению. На вооружении обычно были легкие винтовки, гранаты и карабины, однако иногда это были минометы и артиллерийское оружие. Для борьбы с партизанами нацисты отвлекали с фронта боевые части, а также использовали коллаборационистов. Отряд доставлял много хлопот немцам, и они предприняли попытку уничтожить его.
Павла иногда брали в разведку, парнишке легче было зайти в деревню и узнать подробности и расположении немецкой части. Однако, узнав о предстоящем сражении, руководство отряда приняло решение, отправить из отряда Пашу и Лиду в более безопасное место, чтобы там переждать, а потом в зависимости от положения продвигаться к нашим. Получив наставления от командира и запасы еды на дорогу, Пашка с Лидочкой отправились в путь. Прекрасно ориентируясь на местности, благодаря изученной в отряде карте, Пашка вел Лиду, стараясь избегать мест заселения немцев, довольно быстро приближаясь к намеченной цели. Осталось только пересечь линию фронта и оказаться в нашем тылу. Они остановились на ночлег в заброшенной избе на краю деревни. Поели и устав с дороги, крепко заснули. Совсем скоро их разбудил громкий крик. Пашка открыл глаза и увидел двух немцев, которые наставили на них винтовки и требовали подняться. Лида тоже проснулась. Немцы громко смеялись и что-то их спрашивали. Они просмотрели их узелок с пожитками и, не увидев ничего подозрительного, спросили, кто они. Лидин немецкий удивил немцев, когда она объяснила, что их дом сожгли, и они ищут тетку, которая здесь живет. Немец приказал встать и идти вместе с ними. Дети послушно выполнили приказ. Немцы привели их к сараю и втолкнули внутрь. Там уже находились жители деревни, женщины с детьми, да два старика, которые знали, что скоро немцы подожгут их дома и потом сарай. Они рассказали, что в деревне действовал подпольный немецкий госпиталь, часть солдат, которые могли передвигаться, немцы вывезли, а лежачие остались. Бои за местность велись совсем близко, в нескольких километрах, и немцы старались быстрей эвакуироваться. Через щель в сарае Павел увидел, что немцы ушли. Сарай был старый и сколочен из черновой доски, Пашка стал искать, чем можно отогнуть доски, чтобы сделать лазейку. Сарай загорится не сразу, можно будет успеть выскочить. Женщины ухватились за эту идею и стали помогать . Кто-то нашел старый железный прут, который стал вроде стамески. В результате они отогнули три доски так, что они просто болтались на одном гвозде, и при необходимости их можно легко выбить, чтобы вылезти из сарая. По появившемуся запаху дыма, стало понятно, что немцы подожгли деревню. Люди заволновались. Пашка приник к щелям сарая, факельщик был один, он поджег недалеко стоящий дом и направился к ним. Пашка взял скрученный железный прут, желая оглушить немца. Он тихо вылез из сарая с другой стороны, немец с факелом нагнулся, чтобы поджечь сарай. Пашка размахнулся и со всей силы ударил его прутом по спине. Немец споткнулся и упал на колено, повернувшись к Пашке лицом, каска слетела с головы и валялась рядом. Павел с размаху вонзил прут в его шею. Огонь от факела начал лизать стены сарая. Но из сарая уже выбирались люди и убегали прочь от своей смерти. Пашка смотрел, как мучается немец, несмотря на все, он был еще жив. Он сдернул с его плеча автомат и в упор выстрелил в немца . Неожиданно Павел почувствовал удушье и рвотные спазмы в горле, его колотило, он согнулся пополам, а на землю с его головы капали крупные капли пота. Тотчас он услышал крик Лиды, он оставил ее в сарае, неужели она не успела вылезти. Сплюнув содержимое желудка на землю, он побежал за угол сарая. Доска, загоревшись и сорвавшись с гвоздя, упала на Лиду, еще минуту, и она бы загорелась вместе с ней. Пашка сбросил горевшую доску, и вытащил Лиду, которая от боли заплакала. Пашка сел рядом и от бессилия заплакал вместе с ней.
Такими их застали солдаты, которые зачищали от немцев только что освобожденную территорию. Их срочно отвезли в санчасть, а потом переправили в госпиталь , в глубокий тыл. Лида стойко переносила боль от ожогов, и ее детский организм помогал в этом. Пашка все время находился рядом. Хирург, лечивший Лиду, хотел помочь девочке избежать осложнений в виде коллоидных рубцов на шее и плече. У него такого опыта не было, да и профильных лекарств тоже.
Он подозвал Павла и сказал, что хочет обратиться к хирургу, своему другу, который работает недалеко отсюда, это тоже военный госпиталь, но рангом выше. Он напишет записку, а Павел отвезет ее и попросит помочь девочке. Павел с радостью согласился.
Через неделю Лиду перевезли в другой госпиталь. Ее поместили в маленькую палату, скорее комнату, где стояла одна кровать. Устав от дороги, Лида уснула. Она проснулась от того, что кто-то гладил и целовал ее здоровую руку и тихо говорил:
–Доченька моя, Лидочка, дорогая моя девочка, какое же счастье, что ты жива!-
Лида открыла глаза и вскрикнула.
–Папочка! Я нашла тебя! –
–Это твой братик меня нашел, пришел и стал просить вылечить сестренку, она такая маленькая и очень хорошая и храбрая! Ну как я мог отказать! –
Рядом с ней сидел ее папа, папочка – и теперь они снова вместе. А за его спиной стоял Пашка, который смеялся, а из глаз предательски катились счастливые слезы.
ДЯДЯ САША
После войны советские города были наводнены людьми, которым посчастливилось выжить на фронте, но потерявшим в боях за Родину руки и ноги. Самодельные тележки, на которых юркали между ногами прохожих человеческие обрубки, костыли и протезы героев войны портили благообразие светлого социалистического общества.
В 1949 году, перед празднованием 70-летия юбилея Великого Сталина, в СССР были расстреляны фронтовики, инвалиды Второй мировой войны. Часть их расстреляли, часть вывезли на далекие острова Севера и в глухие углы Сибири с целью дальнейшей утилизации. Окончательное решение вопроса инвалидов в СССР было проведено силами специальных отрядов советской народной милиции. В одну ночь органы провели облаву, собрали бездомных инвалидов и на вокзалах погрузили их в вагоны, отправив на Соловки. Без вины и суда, чтобы они неприятным видом своих фронтовых обрубков не смущали граждан и не портили идиллическую картину советских городов. Существует мнение, что беспризорные инвалиды ВОВ, коих было после войны десятки тысяч, прежде всего, вызывали злость у тех, кто действительно просидел войну в штабах. Инвалиды в одночасье были удалены из городов, хотя их отлавливали вплоть до хрущевского времени. Одним из мест их ссылки стал остров Валаам. Вывозили не всех, а тех, у кого не было родственников, кто не хотел нагружать своих родственников заботой о себе или от кого эти родственники из-за увечья отказались.
Некоторые вернулись домой, где их ждали и любили и приняли даже таких. Они нашли в себе силы адаптироваться к новой жизни, но их было не больше половины. Даже те, которые жили в семьях, боялись показаться на улице без сопровождения родственников, чтобы их не забрали.
Страна не принимала инвалидов-победителей за их увечья, за потерю ими семей, крова, родных гнезд, разоренных войной. Карала нищетой содержания, одиночеством, безысходностью. Всякий, попадавший на Валаам, мгновенно осознавал: «Вот это все!» Дальше – тупик. «Дальше тишина» в безвестной могиле на заброшенном монастырском кладбище.
В пятидесятые годы решали данную проблему одним путем – социализировать безруких и безногих в дома инвалидов. Но подобных учреждений после ВОВ не хватало. Надо отметить, что многие безрукие и безногие мечтали попасть в дома инвалидов, так как это был единственный для них выход, если они хотели жить. Там кормили, лечили, ухаживали за ними, но чаще свободных мест не было.
Вопреки легенде никого на Валаам насильно не загоняли и паспорта не отбирали. Наоборот, сюда надо было ещё постараться попасть – типичная ситуация – солдат возвращается с войны без ног, родственников нет – убиты по пути в эвакуацию, или есть – старики родители, которым самим требуется помощь.
Большинство этих людей жили и умерли на острове Валаам. Было еще одно место, – степи Казахстана. Там в степи, калек-фронтовиков выбрасывали из товарных вагонов и расстреливали из пулеметов"… Эти кровавые факты стали известны совсем недавно, пока не рассекретили документы с грифом «Совершенно секретно».
Интернат на Валааме – это идеальный образ разбитой жизни. Без будущего, без надежды, в окружении эпически прекрасных гранитных скал и ревущего Ладожского озера, по которому навигация открыта лишь 5 месяцев в году.
Вот туда и попал в начале пятидесятых годов прошлого века дядя Саша – Александр Александрович Спиридонов, фронтовик, калека без двух ног, с привязанной к туловищу доской на подшипниках.
Спиридонов встретил войну в числе первых советских солдат. Незадолго до войны он окончил Саратовское танковое училище и был направлен на службу в воинскую часть под Москвой.
Военная служба давалась Александру легко, он быстро дослужился до командира танка Т-26, собрав возле себя славную команду экипажа. Советские танкисты полюбили танки БТ за скорость. Однако, важным было и другое их качество: потеряв гусеницу, они продолжали движение на колесах, что гусеничным машинам было не по силам. Для этого требовалось снять и неповрежденную гусеницу, так как приводы колесного и гусеничного хода у танков БТ не были синхронизированы. К тому же на колесном ходу у БТ ведущей была всего лишь одна пара колес, поэтому проходимость его на колесах была крайне невелика, особенно вне дорог, которых в России всегда не хватало. Однако, вскоре была разработана автоматическую сцепка для танков Т-26, Т-27.
Наличие специального механизма – синхронизатора – уравнивало скорость движения на колесах и гусеницах, в результате чего танк мог продолжать движение, даже потеряв одну из гусениц.
Изюминкой конструкции был отказ от шестеренчатой передачи с ведущих колес хода на гусеницах на задние опорные катки колесного хода. Был введен ряд новых механизмов колесного хода, синхронизатор, угловая распределительная коробка, верхние коробки передач, карданные валы, приводы ведущих колес колесного хода, привод переключения синхронизатора, а также установлен новый кормовой бензобак. Все это досконально прошел на своем танке экипаж Спиридонова, состоявший из пяти человек. Буквально за неделю до рокового 22 июня 1941 года воинская часть получила несколько новых танков, и один из них передали Спиридонову.
В ноябре 1941 года гитлеровцы, захватившие Клин и Солнечногорск, форсировали канал Москва-Волга. Они подошли к Москве на 25-30 км. В начале декабря немцы прорывались к столице в районе Апрелевки и в Химках. Но контратаки наших армий заставили врага отступить. И 5 декабря первая, оборонительная часть Битвы за Москву, завершилась успехом Красной Армии. Это стоило нам более полумиллиона жизней.
Александр хорошо запомнил свой первый бой. На окраине города немцы разместили свои орудия и стреляли не переставая. Засечь и подавить огонь русским никак не удавалось. Комбат приказал взводу – прорваться к месту дислокации немцев и, вызвав огонь на себя, засечь и передать координаты огневых точек противника. Это задание, по сути, было смертным приговором, но приказ был получен. Практически все состояли в партии КПСС, были патриотами Родины и готовы были отдать за нее жизнь. Страха не было, наоборот, хмельное чувство гордости звало вперед. Взвод в составе пяти машин Т-26 двинулся в сторону немцев, которые их быстро засекли, и снаряды полетели со всех сторон. Одну машину сожгли, другую подбили. Танк Спиридонова сумел отстреляться, передать координаты расположения позиций немцев по рации и , подкрепленный артиллерийской стрельбой наших, вернуться назад. Так экипаж получил боевое крещение. Но это было только начало, наступили суровые военные будни. К апрелю 1942 года наши подошли к Гжатску и встали в оборону. К тому времени в батальон поступили новые танки Т-34, которые полностью заменили старые Т-26 и Т-28. Экипаж Спиридонова сдал свой танк и пересел на Т-34. Меньше чем за неделю экипаж прошел переподготовку, и опять был готов к бою.
В начале августа 1942 года батальон перебросили на Калининский фронт, к станции Шаховская, на Ржевское направление. Хотя наступление первые пять-шесть дней имело результат, но полностью разбить немцев не удалось. У командования не хватало опыта, они поднимали бойцов в атаку.
Экипаж Т-34 шел в километре за боевыми порядками и вдруг увидел поле, усеянное убитыми и ранеными нашими солдатами. Молодые ребята, с гвардейскими значками, в новеньком обмундировании. Немецкие пулеметы в укрытии косили наших солдат. Солдатики были готовы на все, а командиры не знали, как правильно наступать. Нужно было подтянуть минометы, какую-то артиллерию, подавить этот первый пулемет, но нет, командиры настаивали: «Вперед! Вперед!»
Открытая и ровная местность позволяла немцам бить не торопясь, на выбор. Наши танки, пытаясь атаковать врага, горели один, за одним. Очередной снаряд попал в башню танка Спиридонова и сорвал перископ. Экипаж погиб, а Александра еле вытащили из танка. В том бою он потерял обе ноги. Дальше был долгий путь в госпиталь, откуда он вернулся калекой на самодельной доске с подшипниками. Так он в один момент превратился в дядю Сашу, хотя дома ждала молодая жена. В госпитале он много раздумывал о своем теперешнем положении. Сомневался, ждет ли, как встретит, как будут жить. Стоит ли возвращаться, мысли были всякие, были и такие: нужно ли жить дальше? Там, в Саратове совсем юные хрупкие девушки, сестрички с ангельскими душами и личиками разгружали санитарные поезда, без сна и отдыха дежурили у кроватей тяжелораненых, стирали и гладили бинты, писали под диктовку раненых письма. Они были примером для раненных, ухаживали, уговаривали , вселяли надежду жить. Александру больше всех нравилась одна сестричка, которая чаще всего подходила к его кровати, выполняя санитарные процедуры, от которых он краснел и смущался. Она же, чувствуя его настрой, неудобство и уныние, каждый раз умела так подобрать слова и убедить его, что он должен вернуться домой, к жене, которая непременно обрадуется, что он жив, и они будут счастливы. С поселившейся в сердце надеждой, Александр кое-как добрался домой. Они занимали комнату в обычной московской коммуналке. Дверь открыла соседка. Увидев Александра, запричитала, сначала обрадовано, а потом смолкла. На шум из комнат вышли соседи. Быстро накрыли в кухне стол. На вопросы старались не отвечать, больше задавали сами, о войне, положении на фронте, о быте в тылу. В самый разгар веселья пришла его жена вместе си со здоровым молодым мужиком. Все стихли. Александр униженно смотрел снизу вверх на женщину, которую когда-то любил, и к которой приехал, и ничего не почувствовал. Ни любви, ни горечи, ни обиды. Но в душе все перевернулось, он понял, что потерял не только ноги, он потерял самого себя. Соседка, пожилая женщина, у которой на фронте погибли муж и сын, положила ему руку на голову и предложила переночевать у нее. Впереди был разговор с домоуправом о прописке и с военкоматом. Через месяц ему предоставили временное жилье в бараке, на окраине Москвы, пенсию по инвалидности и предложили поехать в интернат для инвалидов ВОВ. Поселившись в бараке, где проживал, мягко говоря, неблагополучный контингент, от отчаяния и безделья, дядя Саша начал пить. Зачастили социальные службы, которые уговаривали поехать в специализированный интернат. Жалостливые соседи иногда прятали его у себя, чтобы по пьянке он не подписал согласие на переезд.