Buch lesen: «2062 Исторические пророчества о будущем России»
Механика вырождения
Механика вырождения
I. Вступление
Мы европейцы, гордимся нашей цивилизацией и, пожалуй, не без основания. Если припомнить все приобретения человеческого духа за последние две-три сотни лет, то голова закружится и дух захватит. Чего только мы не узнали за это время? чего не решили? чего не достигли?
С большой точностью изучили мы форму, величину и движение нашей планеты и других небесных тел солнечной системы. Благодаря этому оказалось возможным предсказывать вперед множество небесных явлений. Мы сделали химический анализ отдаленнейших звезд и определили скорость распространения света. Мы изучили историю земной коры, нашли точные способы измерять силы природы и проникли взглядом в недоступные для невооруженного глаза небесные пространства и микроскопический мир. На наших пароходах мы искрестили земной шар во всех направлениях. При помощи паровой машины и электричества мы в короткое время пробегаем огромные расстояния. Силы природы не только носят нас по всевозможным направлениям с когорностью самой смирной лошади, но работают за нас на фабриках, выделывая с величайшей правильностью и точностью тысячи предметов, необходимых для нашей жизни. С быстротою молнии передаем мы на тысячи верст наши мысли и звуки наших слов и т. д., и т. д. Словом, всюду, куда мы ни направляли наши усилия, природа открывала нам свои тайники и служила с покорностью самого верного раба. А потому невольно является гордая мысль, что человек – царь природы, что весь видимый мир только для него и существует, только и ждет его приказаний, чтобы их немедленно и беспрекословно исполнить.
Чего бы наш взор ни коснулся, все уже измерено и исследовано по всевозможным направлениям, со всевозможных точек зрения, обо всем написаны сотни томов.
При всем том у нашей цивилизации есть своя ахиллесова пята, есть огромная и самая важная часть знания, в которой любой безграмотный неуч не только чувствует себя авторитетом, не только считает себя в праве торжественно изрекать мнения, но и приводить их в жизнь всеми возможными способами. Это – самая важная для нас наука о человеческом обществе.
Для того чтобы быть авторитетом в этой области, не нужно никакого знания, никакой подготовки.
Это ли не странность, это ли не дикость? Чтобы сшить самый простой мужицкий сапог, нужно знание, нужна подготовка, а для управления обширнейшим государством ничего этого не нужно. Разве управлять государством легче, чем сшить сапог?
Дело в том, что окружающий нас мир, одушевленный и неодушиевленный, изучается науками «точными», а науки, изучающие человеческое общество, в отличие от первых, могут быть названы науками «неточными». Если первые научили нас, что такое мир и как нужно им управлять, то последние пока еще мало чему основательному научили. В любой из точных наук есть множество выводов общего характера, им известны строгие законы природы и способы ими пользоваться для практических целей и для предсказания будущего. Астрономия, например, с большой точностью может определить для каждого будущего момента место небесных тел в пространстве и расстояние между ними. Физика дает возможность рассчитать с большой точностью, какое количество силы произведет та или другая машина. Химия может предсказать безошибочно, какие произойдут явления, если привести между собой в соприкосновение те или другие химические тела, и т. и.
Но науки о человеческом обществе ничем подобным похвастаться не могут. Они не знают никаких законов природы, управляющих человечеством, не могут даже на один год вперед безошибочно предсказать будущую судьбу государства или общества. Оправдывать это обстоятельство относительной молодостью этих наук или большей трудностью их предмета для изучения нет никакого основания. Материалы для науки о человеческом обществе в виде различных религиозных систем, летописей и исторических повествований начали записываться и сохраняться еще в те отдаленные времена, когда о «точных» науках не могло быть и речи. Как увидим ниже, человечество еще задолго до начала «точных знаний» уже имело сведения о законах, управляющих человеческим обществом, и даже, по-видимому, делало в этой области предсказания, но сильная волна каких-то влияний, вероятно религиозного характера, смыла все это, и остатки древней науки о человеческом обществе дошли до нас только в виде обломков, сильно искаженных временем.
Что касается большей трудности этих наук для изучения, то и в этом можно сомневаться, так как человек и его общество несравненно ближе к нам, чем какие-нибудь небесные тела. Очевидно, что были особые причины, тяготевшие в виде какого-то фатума над науками самыми близкими, дорогими и необходимыми для человека. Этот фатум, по-видимому, тяготеет над ними и до настоящей минуты.
Таким образом, науки о человеческом обществе в наше время не только не в состоянии делать в своей области каких-либо предсказаний, но не могут с достаточной основательностью ответить на самые насущные вопросы, интересующие человечество, которые так и называются «проклятыми», вероятно – с точки зрения их безнадежности.
Кто, например, знает истинную причину вечного и повсеместного неравенства между людьми – умственного, нравственного, физического и имущественного? Кто знает, как можно устранить это неравенство раз и навсегда? Кому известно, почему в отношении пороков и преступлений человечество стоит ниже всех животных? Кто может сказать с достоверностью, почему между людьми родится такое множество всякого рода уродов, калек, больных и ни на что не годных личностей? Почему люди питают друг к другу такую адскую ненависть, которой не существует во всем животном царстве? Почему сильный всегда теснит слабого? Как уничтожить в человечестве господство капитала над трудом? И т. д. и т. д.
Все эти вопросы и многие другие, не менее важные, решаются так или иначе, но, во-первых, в их решении люди различного склада ума не сходятся между собой, а во-вторых – ответы на них даются неточные, неопределенные, гадательные, не имеющие ничего общего с ясными и определенными ответами наук точных. «Такой-то всемирно известный ученый авторитет, говорят вам, выражается об этом так-то, а другой, не менее его знаменитый, опровергает первого и говорит так-то, третий опровергает их обоих и высказывает третье совершенно оригинальное мнение, четвертый опровергает мнение трех первых и т. д.». Подобным же образом даются и рецепты для уничтожения того или другого из зол, удручающих человечество. Очень понятно, что, если ответы нужны вам не для того, чтобы блистать своею памятью и начитанностью, а для действительного дела, они вас ни в каком случае не удовлетворят.
Если вы попробуете применить на практике указания «неточных» наук, то окончательно разочаруетесь и в них самих, и в их жрецах. Почти нет ни одного средства, рекомендуемого для врачевания общественных ран, которое не стояло бы в прямом противоречив со множеством фактов действительности, известных всем и каждому Если бы, например, вы захотели узнать, каким средством можно поднять умственную силу народа, то вам скажут, что народ нужно воспитывать, учить и развивать. Но биографии великих людей и практика жизни тотчас же дадут вам в изобилии факты прямо противоположного свойства.
Практика жизни говорит, что есть люди способные от природы, которые жаждут знания и легко усваивают его без посторонней помощи. Не получая никакого воспитания, они нередко делаются светочами науки. Наоборот, есть люди неспособные и чувствующие органическое отвращение к знанию, перед которыми воспитание пасует. Следовательно, вся суть, по-видимому, заключается не в искусстве педагогов, а в прирожденных способностях.
Точно так же для укоренения нравственности в народе лучшим средством считается распространение в его среде христианства, но всем и каждому известно, что христианство прекрасно уживалось с жестокими нравами средних веков, с инквизицией и с процессами о колдунах.
Говорят, что порядок в стране зависит от личности монарха, но мы знаем примеры, когда при государях слабоумных в стране был порядок и наоборот при талантливых и энергичных – порядка не было.
С точки зрения точных наук такие положения совершенно невозможны. Точные науки только тем и сильны, что они не выносят ни внутренних, ни внешних противоречий, что ни одно из их положений не расходится с действительностью.
II. Различие между науками «точными» и «неточными»
Приступая к исследованиям в области наук «неточных», я с первых же шагов натолкнулся на причину их неточности. Точные науки приступают к исследованию внешнего мира без всяких предвзятых идей; они собирают сырой материал, подбирают однородные факты и делают из них выводы. У наук «неточных» сырого материала гораздо больше, чем у всех точных наук, взятых вместе, но к нему приступают не для того, чтобы чему-нибудь научиться, а только для того, чтобы оправдать положения, которые с незапамятных времен принято считать аксиомами. Однородные факты не сопоставляются, из них не делается никаких выводов, а только выбираются подходящие для доказательства предвзятых идей, об остальных же умалчивается или делаются попытки подорвать доверие к тем личностям, которыми они собраны. Словом, производится антинаучная работа, называемая в просторечии «подтасовкой».
Проверкой «аксиом» никто не занимается и не может заняться, потому что это было бы святотатством, надругательством над тем, чем жили и чему молились наши отдаленные предки. Это род реликвий, завещанных нам седою стариной, к которым религиозное почитание продолжает сохраняться, несмотря на радикализм последних времен. Пока эти «киты» не тронуты, науки о человеческом обществе не сделаются точными и всегда будут оставаться в стороне от истинной цивилизации.
Сюда, прежде всего, надо отнести безусловное выделение человека из всего остального животного Мира. Напрасно зоологи стараются найти место человека в ряду остальных животных, ставя его рядом с четверорукими. С ними охотно соглашаются на словах, но на деле между человеческим и животным миром остается все такая же глубокая пропасть, как в библейские времена.
Предположим, что ученым обществоведам необходимо решить вопросы, что такое нравственность у человека? Есть ли это результат свободной воли и дело разума, или прирожденный инстинкт? Ученые, разумеется, ответят, что нравственность – дело разума, что ее основы нужно внушать человеку с раннего возраста, что ее можно привить, что нравственность держится религиозным учением и законодательством, что в безнравственности общества виноваты правительство и его агенты, не хотевшие или не сумевшие оградить нравственность хорошими законами. Прекрасно. А теперь обратимся к животным. Самые совершенные, наилучше организованные общества мы находим у пчел, муравьев и термитов. Существует ли у этих животных нравственность? Конечно, существует, да еще какая. Муравьи одного муравейника несомненно любят друг друга, помогают один другому и в каждую данную минуту готовы за согражданина пожертвовать своею жизнью. Они никогда не обижают своих, не ссорятся, не дерутся, не грабят в своем муравейнике, не крадут и замков никаких не имеют. Все, что добудет один муравей, становится достоянием всего муравейника. Каждый муравей работает целый день, не покладая рук, не для себя, а для всех. Какой же нравственности еще нужно?
Но откуда почерпает муравей свою нравственность? Заботится ли кто-нибудь о ее развитии? Внушается ли она кем-нибудь муравью с раннего детства? Есть ли у муравьев проповедники и учителя нравственности? Каким законодательством она поддерживается? Кто издает мудрые законы и кто наблюдает за их исполнением? На все эти вопросы приходится отвечать отрицательно. У муравьев нравственность не дело разума, она не зависит ни от случая, ни от чьего-либо каприза, она автоматична и прирожденна. Муравей, если бы и захотел быть безнравственным, то не может этого сделать, потому что это выше его сил. Муравьиная нравственность настолько автоматична, что она совершенно одинакова для всех муравейников одного вида. Достаточно описать нравственность в одном муравейнике, чтобы знать ее во всех остальных. Никому еще не приходилось наблюдать внутри муравейника ни воровства, ни драк, ни лености и никаких антиобщественных пороков, от которых так страдает человечество.
Чем же достигается такая автоматическая нравственность? Ничем иным, как только существованием у каждого муравья прирожденного общественного инстинкта.
Но какое общество устроено совершеннее: муравьиное ли с автоматической нравственностью, которая всегда действует без отказа, или человеческое с нравственностью, зависящею от каприза и случая, которую люди в иные моменты своей жизни могут совершенно утратить, а сами затем погибнуть от самоистребления? Конечно, нравственность автоматическая несравненно совершеннее: человечество было бы на вершине своего благополучия, если бы когда-либо ее достигло.
Выходит, что человеческое общество менее совершенно, чем муравьиное и что человек на долгом пути своего развития в отношении нравственности сильно регрессировал. Причем же в таком случае остается закон прогресса?
«Неточные» науки спокойно мирятся с таким абсурдом, лишь бы не унизить человека, существа разумного, сравнением с животным. Но науки «точные» подобных абсурдов не выносят. Они пересмотрели бы вновь только что приведенную нами систему логических рассуждений и тотчас же убедились бы, что абсурд находится не в природе вещей, а в том, что в основу наших рассуждений мы кладем произвольное, никем недоказанное предположение, отрицающее у человека существование прирожденных общественных инстинктов, свойственных всем общественным животным. Пересмотрев этнографические и исторические данные о человеческом обществе, представители точных наук легко убедились бы, что далеко не во всех человеческих обществах отсутствует нравственность, что есть и были такие общества и государства, которые нисколько не уступают по своей нравственности муравьям. Так как в этих обществах господствуют законы, общение всему животному Миру, то представители точных наук признали бы их нормальными и приняли бы для них существование такой же совершенной, автоматической нравственности, как у пчел и муравьев. А общества, лишенные такой нравственности, были бы признаны ненормальными, больными, почему-то утратившими свои прирожденные полезные инстинкты. Придя к такому заключению, «точные» науки тотчас же приступили бы к отыскиванию причин общественной болезни в человечестве и конечно не замедлили бы их найти.
Подобным же образом представители «неточных» наук строго разделяют человека от животных в отношении души. Они, правда, не говорят, подобно нашим простолюдинам, что «у человека – душа, а у животных – пар», но придерживаются совершенно подобного же взгляда, когда решают сложные и запутанные вопросы о человеческом обществе и государстве. Так, например, для животных все принимают строгое соответствие между физическим строением и душой или совокупностью психических сил. Всем известно, что душа животных тем совершеннее, чем совершеннее их физическая организация. Душевные отправления у рыб выше, чем у моллюсков, у птиц выше, чем у рыб, и т. д. Но если приходится рассуждать о душе человеческих рас, различных по своей физической организации, то соотношение между физической организацией и душой уже не существует. Ведь это – люди, а не животные. Душа у всех людей одинакова, они различаются только образованием, воспитанием и вообще цивилизацией, а не душой.
Пресловутое учение о свободной воле уже касается исключительно человека. Самим своим существованием оно отвергает участие в жизни человеческой каких-либо законов природы. Если люди властны распорядиться собою, как хотят, то причем тут законы природы? А если, наоборот, действия людей не свободны и направляются законами природы, то где же у них свобода воли? Между этими Сциллой и Харибдой приходится лавировать бедным историкам. С одной стороны, им нельзя игнорировать Кетле, доказывающего статистическими цифрами, что в государствах все совершается по законам природы. А с другой, имеется древняя привычка для каждого поворота в истории искать виновников и приписывать общественные несчастия чьей-нибудь злой воле. И вот историки ухитряются примирить эти две противоположности. Одну или две первые главы своей истории они посвящают законам природы, их строгости, непреложности и пр., а в остальных по старому ругательски ругают королей или моют косточки каким-нибудь общественным деятелям, как воображаемым виновникам какого-нибудь упадка. И к таким фокусам прибегают не какие-нибудь составители учебников для юношества, а сами знаменитые Бокль и Кольб.
Если приходится объяснить умственный прогресс или регресс в какой-нибудь стране, а виновников не оказывается, тогда о законах природы уже и не вспоминают. В этом случае свободная воля царить безусловно. Народ прогрессирует в умственном отношении, если упражняет свой мозг, и падает, если пренебрегает такой гимнастикой.
Есть еще много таких «китов», на которых стоят «неточные» науки, но ни перечислять их, ни опровергать не позволяют размеры моей книги. Скажу только, что все эти «аксиомы» наук неточных оказываются гипотезами и притом чрезвычайно древними, берущими свое начало во временах доисторических. Но они постоянно обновляются, подносятся цивилизованному человечеству под разными новыми соусами и всегда выдаются за самое последнее слово науки. Очень понятно, что, пока они будут занимать свое теперешнее положение, человечество вечно будет ждать какого-то мессии, какой-то манны небесной, а само в то же время будет избивать и калечить друг друга и невыносимо страдать от тех зол, которые его одолевают.
Вступая в область наук ««неточных» с методами точного знания, ваш покорный слуга принужден был или отказаться от древних «аксиом», или бросить начатое дело. Я предпочел первое и не раскаиваюсь, потому что за смелость был вознагражден сторицею теми новыми перспективами, которые для меня открылись.
Само собою разумеется, что факты, собранные науками неточными, ничем не отличаются от других фактов, а потому воспользоваться ими и открыть некоторые законы, управляющие человеческим обществом, было уже вовсе не таким трудным, как это могло казаться вначале. И вот результатами своих открытий в этой области я и хочу поделиться с моими читателями.
Хотя мои выводы сделаны из фактов действительности, хотя они очень просто объясняют самые запутанные и животрепещущее вопросы, интересующие человечество, но я отнюдь не обольщаю себя надеждой, что они будут приняты с распростертыми объятьями и что я заставлю человечество смотреть на вещи моими глазами. Во-первых, все те «аксиомы», которые мне пришлось отбросить, как тормозы к истинному знанию, дороги для человечества не только в силу многовековой привычки, но и потому, что удовлетворяюсь его самолюбии. «Тьмы горьких истин нам дороже нас возвышающий обман», – сказал совершенно справедливо поэт. «Аксиомы» возвышают человека над животными, к которым он относится с презрением, дают ему хотя ложное, но приятное сознание, что он свободен в своей деятельности и обладает полной возможностью, хотя бы в отдаленном будущем, устроить свою жизнь не так, как этого хочет природа, а так, как ему самому заблагорассудится. Во-вторых, не все люди обладают одинаковым со мною складом ума и потому то, что является для меня неоспоримой истиной, для других может показаться недостаточно убедительным.
Но меня ни на минуту не покидает уверенность, что я не один на свете, что есть люди, одинаково со мною мыслящие, которых я могу порадовать благою вестью: если несчастия человеческие еще не скоро кончатся, то все-таки во мраке, нас окружающем, уже видна щель, сквозь которую бьют яркие лучи света. Те данные, которые мне удалось почерпнуть из фактов, указывают, что человека ждет в будущем и прогресс, и счастье, но только не оттуда, откуда их ожидают. Человек будет в состоянии устраивать по произволу судьбу своего общества, но только не путем бессмысленной борьбы с законами природы, похожей на разбивание стены лбом, а знанием этих законов и умением ими пользоваться в духе точных наук.
III. Ублюдочность рода человеческого
Как это часто случается, в начале моих исследований я даже и не думал о тех важных вопросах, которыми теперь занимаюсь, считая их недосягаемо трудными. Меня занимал сравнительно более мелкий этнографический вопрос о происхождении международных мифов.
Из этнографических данных о распространении мифов по земному шару я делал выводы и строил гипотезы, которые сверял с фактами, известными науке. Первые мои попытки в этом отношении, разумеется, выходили неудачными. Гипотезы оказывались в противоречии с различными новыми фактами, неизвестными мне ранее. Я с болью сердца переделывал их или вовсе бросал и строил новые. Теперь, когда я припоминаю пройденный мною длинный путь и пересматриваю разные ученые работы других лиц, мне становится понятным, почему многие из них после гениально задуманного и веденного начала работы остановились на полпути и не достигли желанной пристани. Для корабля ученого исследователя нет ничего страшнее двух подводных рифов: один – чужие ложные гипотезы, не опровергнутые в свое время и обратившиеся за давностью в «аксиомы», а другой, несравненно более страшный, – свои собственные ложные гипотезы, если не хватит духу во время от них отказаться.
Мало помалу моя чисто этнографическая работа привела к вопросу о происхождении человека, который раньше не приходил мне в голову. Вопрос этот такой важный и имеет такое мировое значение, что моя ученая скромность не дозволяла мне за него приняться. Но отступления уже не было. Или идти вперед, или поставить крест на своих трудах, на которые потрачено столько времени и крови.
После долгих колебаний в разные стороны я остановился наконец на идее о гибридизме или ублюдочном происхождении человеческого рода. Человек – не чистокровное существо, как думали до сих пор, а помесь древних типов, которых в настоящее время в чистом виде уже не существует. Эта идея до крайности проста, но в простоте-то именно и заключается ее главное достоинство. Остановился я на ней, выражаясь поэтическим языком, потому, что, уже достаточно освоившись с бурями и подводными рифами безбрежного океана неизвестности, сразу почувствовал себя в тихой пристани. Факты действительности, которые до сих пор с мрачной миной от меня отворачивались, теперь приветствовали меня толпой и наперерыв друг перед другом спешили познакомить с деталями дела, упущенными мною при первоначальной постановке вопроса. Мне оставалось только радоваться, читать открытую передо мною страницу в книге природы и записывать то, что я узнал в ней нового.
Так как факты и наблюдения за человеком разбросаны в целом ряде наук, то мне пришлось проштудировать: этнографию, антропологию, археологию, зоологию, палеонтологию, историю и статистику. Хотя факты этих наук добывались в разное время, разными лицами, не имевшими между собою ничего общего, и самыми разнообразными способами, но все они не только сошлись с моей идеей, а дополняли и разъясняли ее. Все это давало мне лучшую гарантию, что моя идея о гибридизме человеческого рода уже не гипотеза, не теория, а крупный сложный факт, найденный путем обобщения из огромного множества фактов мелких.
В результате всех этих работ получились два тома трудов, из которых первый уже вышел в печать под заглавием: «Новая теория происхождения человека и его вырождения» (Варшава, 1907). В этот том вошло собственно происхождение человека, а во второй должно было войти его вырождение, т. е. все то, что получилось от приложения моей идеи к данным истории и статистике.
Но мой первый том разошелся очень мало, его издание не окупилось, и на печатание второго тома, который оказался вдвое больше первого, средств не хватило. И потому я решил отпечатать пока только самую суть тех выводов, к которым привела меня история, чтобы показать, какую огромную важность имеют они для жизни государственной, общественной и частной. Но прежде чем к ним перейти, я повторю для незнакомых с моим первым томом, как представляется по моей теории смешение первобытных типов, вошедших в состав современного ублюдочного человечества.
Чтобы решить вопрос о том, сколько было первоначальных видов человечества и что эти виды из себя представляли, я посмотрел на современное человечество как на смешанную породу животных, в которой еще не успели сгладиться признаки отцовской и материнской породы. Спрашивается, каким образом по виду ублюдков можно судить о виде чистокровных пород, их составляющих?
Это вовсе не так трудно: необходимо только наблюдать ублюдков и замечать, как у них в отдельных экземплярах изменяется один и тот же внешний или внутренний признак. Если, например, у одних экземпляров смешанной породы высокий рост, у других низкий, а все остальные роста промежуточные, то в смесь вошли: вид высокорослый и низкорослый. Если в числе смешанных экземпляров есть одни субъекты бесшерстные, а другие покрытые шерстью, то один вид был волосатый, а другой – голый. Если у одних ублюдков цвет кожи снежно-белый, у других – черный, а у остальных кожа промежуточных цветов, то один вид был белый, а другой черный. Рассуждая подобным же образом, можно восстановить все признаки первоначальных чистокровных видов.
Если бы признаки ублюдков не удалось свести к двум крайним формам, то ясно, что в состав смеси вошло более двух видов. Но на этом последнем случае мы останавливаться не будем, так как все антропологические признаки человека легко сводятся к двум крайним формам.
Теперь остается только решить, какие именно признаки принадлежат одному виду, а какие – другому. Но тут приходят на помощь наблюдения над соотношением у человека органов, собранные в огромном количестве антропологической наукой. Например, замечено, что высокий рост у человека чаще комбинируется со светлым цветом кожи и волос, с голубыми глазами, с длинноголовием и пр. Наоборот, малый рост чаще соединяется с темным цветом кожи и волос, с темными глазами, с короткой головой и т. д.
И вот при помощи подобных приемов мне удалось мысленно восстановить два первоначальных вида, образовавших человечество.
Благодаря большому изобилию антропологических наблюдений можно было составить подробное описание обоих типов не только по внешности, но и по их уму, характеру, наклонностям и пр., так как внутренние свойства человека находятся в соответствии с внешними. Выводы такого рода передаются здесь мною вкратце.
Тип высший – человек в полном смысле этого слова, гигантского роста, с ногами более длинными, чем туловище, и прямыми. Цвет кожи белый, но все тело, не исключая лица, покрыто шелковистыми, тонкими волосами снежно-белого цвета. Волосы на голове не отличаются от остального волосяного покрова ни цветом, ни длиной. Череп длинный спереди назад и сверху вниз. Лоб высокий и прямой. Черты лица напоминают самых красивых из современных европейцев. Глаза большие с прямым разрезом, голубые, чрезвычайно живые и выразительные. Нос прямой. Рот небольшой с тонкими губами. Зубы прямые, вертикально поставленные, без так называемого прогнатизма (косины). Ушные раковины небольшие, не оттопыривающиеся, с хорошо развитыми мочками. Шея тонкая, длинная. Телосложение богатырское с сильно развитыми мускулами, но гибкое и грациозное. Руки недлинные с малыми конечностями. Живот не выдающийся, подтянутый. Ноги с малыми стопами и с сильно развитыми икрами. Все движения этого существа были мягкие, легкие и грациозные. Оно обладало огромной силой и чрезвычайной ловкостью. По устройству пищеварительного аппарата и по роду пищи это было существо плотоядное.
Высший тип человечества отличался сильным и гибким умом, прекрасной памятью, быстрой сообразительностью и находчивостью. У него была большая наблюдательность, страшное терпение и способность выносить всякие невзгоды и страдания. Воля его была железная, во взглядах на мир – твердость и постоянство. Нет надобности говорить, что он обладал членораздельной речью.
Это было существо кроткое, добродушное, миролюбивое и в высшей степени общительное. Оно не могло жить иначе как в обществе себе подобных. «Белый дилювиальный человек», как я называю это существо, не только любил себе подобных, но готов был идти за них в огонь и воду и с охотою жертвовал своею жизнью за своего ближнего. Он был храбр, как лев, и для достижения цели не останавливался ни пред какими препятствиями. Белый человек обладал любознательностью и изобретательностью. Постоянно веселый и жизнерадостный, он ко всему относился с увлечением, трудился как муравей и любил труд физический и умственный, как род наслаждения, а потому вовсе не испытывал его тяжести.
Само собой разумеется, что я привожу здесь только краткую характеристику высшего типа. Антропологических материалов накопилось так много, что этот тип можно восстановить в мельчайших подробностях.
Низший тип – не человек, а животное, питекантроп, т. е. существо среднее между человеком и обезьяной, малого роста, с короткими кривыми ногами, согнутыми в коленях, с длинным туловищем и длинными руками. Цвет кожи его был если не черный, то очень темного цвета. Кожа толстая и совершенно лишенная растительности, дававшая многочисленные складки в особенности в местах сгибов, лишенная жировой подкладки. Только на голове была густая шевелюра длинных и толстых волос черного цвета. Голова была кругла и коротка (сзади вперед и сверху вниз), лоб низкий и покатый, убегающий назад. Сильно развитые надбровные дуги нависали над глазами. Глаза маленькие с косым разрезом, с черной или темно-карей радужной оболочкой. Нос плоский приплюснутый. Вся нижняя часть лица с массивными челюстями выдвигалась вперед на подобие морды животного. Расположение зубов косое (прогнатичное). Губы толстые. Язык толстый, массивный. Подбородок широкий. Уши с большими ушными раковинами, топырящимися в стороны и совершенно без мочек. Грудь плоская, конусом расширяющаяся книзу. Живот толстый, выдающийся и отвислый. Шея короткая, толстая. Руки с массивными кистями. Ноги без икр с большими совершенно плоскими стопами.
Хотя существо это ходило на задних ногах, но двигалось медленно, переваливаясь с боку на бок и раскачиваясь корпусом. Поясница его была сильно вогнутая, мешавшая корпусу держаться прямо, постановка туловища была наклонная вперед, сгорбленная или сутуловатая. Зато это существо, имея большую силу и цепкость в руках, прекрасно лазило, что было для него необходимым, так как оно жило в лесу на деревьях, плодами которых питалось. В отличие от «белого человека», питекантроп был существом растительноядным. Он жил не обществами, а малыми семьями.
