Секретный агент по морскому делу

Глава вторая. Августейший шпион

1764 год, октябрь, Лондон

Его величество король Георг Третий считал весьма важным лично уделять время британской разведке, которую он почитал своим детищем. По правде сказать, 26-летний монарх умом не блистал и еще не наигрался, и особенно ему нравились игры шпионские. В своем воображении он готов был и сам, завернувшись в широкий темный плащ и натянув поглубже широкополую шляпу, следить за каким-нибудь субъектом или, еще лучше, учинить лихую интригу с подкупом и страстным романом, чтобы добыть нужные сведения. Королевское положение, конечно, не позволяло этого делать, однако оно позволяло делать куда большее, а именно, самому плести шпионскую паутину и, будучи в самом ее центре, расставлять хитрые ловушки, дергая за нужные нити, затягивать в сети все новые жертвы и получать столь необходимую информацию о планах противников и союзников. Надо сказать, что британская разведка к тому времени представляла собой разветвленную мощную организацию, на которую работали дипломаты, профессиональные разведчики и завербованные агенты. Дабы не запятнать в случае провала честь британской короны, центр европейской резидентуры располагался в Роттердаме, куда стекались сведения от всех европейских дворов. Весь этот поток анализировался, проверялся, сортировался и поступал в Лондон. Так что его величество был прекрасно осведомлен обо всем, что творилось на континенте и в колониях. Отдельно существовала секретная служба военно-морского ведомства, агенты внутреннего отдела которой, не щадя себя, усердно подпаивали по портовым кабакам матросов и шкиперов, еще более развязывая языки и без того охочим на рассказы морякам. Внешний же отдел, благодаря донесениям офицеров флота, приносил из дальних походов данные по состоянию морских дел в других державах. Управлял морской разведкой секретарь адмиралтейства сэр Филипп Стефенс. Человеком он являлся весьма предприимчивым и дельным, недаром продержавшись на столь хлопотной должности не один десяток лет. Благодаря усилиям своего руководителя эта служба приобрела наиважнейшее значение для Британии как владычицы морей и многочисленных колоний. Встречи опытного сорокадвухлетнего шефа морской разведки с молодым королем происходили регулярно, и даже слишком часто, чем досаждали Стефенсу, будучи обузой и отвлекая от неотложных дел по службе, ведь к каждой такой встрече король требовал подготовить небольшой доклад. Его величество желали быть в курсе, однако глубоко вникать в силу своих мыслительных способностей не могли.

Король Георг III (1761 г.). Худ. У. У. Райленд

Вот и теперь Стефенса вызвали к королю. Незамедлительно явившись пред очи монарха, он учтиво поздоровался и начал было доставать бумаги.

– Вот что, Стефенс, оставьте свой доклад, – остановил его король, – присаживайтесь. Мне необходимо обсудить с вами одну весьма деликатную тему.

– Я весь внимание, ваше величество.

– Дело в том, что я получил личное послание от императрицы Екатерины, она просит принять в обучение морскому делу двадцать русских.

– Я в курсе, ваше величество.

– Как, уже?

– Такова моя служба, – скромно ответил Стефенс.

– Хорошо, и насколько вы в курсе?

– Мне известно, что в послании содержится пожелание часть учеников отправить на верфи, а часть на корабли.

– Вы что, читали письмо?

– Что вы, ваше величество, у нас свои источники.

– Черт возьми, вы не зря получаете жалованье, Стефенс. Итак, учитывая наши политические намерения, было бы невежливо ответить Екатерине отказом, но в то же время среди гардемарин могут затесаться шпионы.

– Вы абсолютно правы, ваше величество, – стараясь сохранять серьезность на лице, подтвердил Стефенс.

– Так что же нам предпринять в данной ситуации? Говорите прямо, без реверансов.

– Лучше всего было бы отказать под благовидным предлогом, однако, как вы совершенно верно подметили, любой предлог будет воспринят Екатериной весьма неблагожелательно, нам же сейчас портить отношения с Россией невыгодно. По этой причине из двух зол надо выбрать меньшее и извлечь из этой ситуации максимальную пользу.

– Каким образом?

– Ваше величество, представьте себе молодых людей, впервые оторвавшихся от дома, от начальства, кровь играет, перед ними откроется целый новый мир, мир, полный соблазнов. Так что наверняка выбравшись из российской берлоги, они станут попадать во всякие истории, в разные щекотливые ситуации, в чем и мы можем им помочь, а все это благодатная почва для вербовки.

– Вы все о своем, впрочем, вы правы, агенты нам нужны. Что же, тогда необходимо учредить неусыпный надзор за каждым.

– На верфях и в классах мы сможем это обеспечить, кроме того, я бы ограничил их доступ к новым кораблям, но вот что делать в неурочное время, когда русские будут в городе, у меня нет столько агентов, тем более филеров. Что касается гардемарин, предназначенных к службе на флоте, надо отправить их на те корабли, что несут службу где-то очень далеко, вдали от Европы, и на которых есть мои люди.

– Пожалуй, во всем соглашусь с вами, – поддержал король. – Однако проблему с надзором надо как-то решить, – после некоторой паузы озабоченно произнес Георг и снова вопросительно посмотрел на Стефенса.

– Может быть, попросить помощи с Боу-стрит, как вы думаете, ваше величество? – вкрадчиво спросил Стефенс.

– Может быть, может быть, – задумчиво произнес король, – действительно, пусть «Слепой лис» поможет. Я сам распоряжусь, сам поставлю задачу. Это дело наисерьезнейшее, государственное дело, – с пафосом закончил он.

– Какая отличная идея, ваше величество.

– Кроме того, надо бы побольше узнать об этих русских молодцах, я, пожалуй, дам соответствующее распоряжение нашему послу в Петербурге.

– Гениально, ваше величество, это нам несомненно поможет.

– Недурно, прямо скажем, недурно, – похвалил монарх сам себя, – итак, повелеваю: ее величеству императрице Екатерине дать положительный ответ. Пятнадцать человек отправить на флот в дальние походы, пятерых оставить на верфях в Чатеме, за коими установить круглосуточный надзор. О тех же, что будут служить на кораблях, запрашивать регулярные отчеты от капитанов и судовых агентов морской разведки, также необходимо принять все меры к вербовке. Отвечает за успех данного дела секретная военно-морская служба и лично вы, Стефенс, – с этими словами король закончил свой краткий спич, произнеся его, словно глашатай с небес, после чего отпустил Стефенса исполнять монаршую волю.

Глава третья. Поворот судьбы

1764 год, октябрь, Санкт-Петербург

Не прошло и трех недель после полкового праздника, как в расположение лейб-гвардии Измайловского полка прибыл подпоручик кавалергард, и каптенармуса Плещеева срочно вызвали к командиру полка.

– По вашему приказанию… – начал было рапортовать Плещеев.

– Отставить, каптенармус, – мягко прервал его старый генерал.

– Вот ваш Плещеев, – недовольно бросил Суворов огромного роста кавалергарду.

– Этот? – с удивлением задался вопросом офицер, рассматривая щуплого невысокого юношу. В его взгляде сквозило недоумение по поводу того, как вообще эта блоха могла оказаться в гвардейском полку.

– Так и есть, натурально, каптенармус Плещеев, – несколько раздражаясь, подтвердил командир полка.

– Сударь, вам именное предписание завтра явиться ко дворцу, – бодро отчеканил посыльный и с кивком головы передал пакет ничего не понимающему Плещееву.

– К какому дворцу? – нелепо спросил он.

– Как к какому? К императорскому! – с ухмылкой ответил офицер.

– Разрешите удалиться, – обратился кавалергард к генералу.

– Можете идти, – буркнул Суворов.

– Вот что, Плещеев, – задумчиво произнес генерал, – не знаю, зачем ты во дворце понадобился, однако чувствую поворот в судьбе твоей нешуточный. Не упусти момент, но держи ухо востро, государевы покои – это тебе не казарма, а придворные не братья по оружию, и помни, честь дороже всего. Не посрами звание измайловца.

– Так точно, не посрамлю.

– Ну что же, парень ты смекалистый, боюсь, отберут тебя, где я еще такого толкового каптенармуса найду. Ты вот что, мундир и сапоги чтобы по первому разряду были вычищены, и опаздывать нельзя. Государыня порядок во всем любит. Знаешь что, поеду-ка я завтра с тобой сам, до дворца, чтобы никаких задержек не случилось, – с беспокойством говорил Суворов, принимая участие в судьбе сына своего старого товарища.

– Премного благодарен, но извольте самому, ничего со мной не случится, – бодро ответил Плещеев.

– Ну, добро, добро, бог тебе в помощь.

Предчувствовал Василий Иванович, что видит своего каптенармуса едва ли не в последний раз.

Плещеев никогда не бывал в столь высоких покоях. С понятной тревогой передал он предписание дежурному офицеру. Пока провожатый вел Плещеева по коридорам дворца, молодой гвардеец все время оглядывался по сторонам, любуясь несказанной красотой и величием главной резиденции российских императоров. Наконец, он оказался в небольшом помещении, где рядом с массивной дверью за столиком сидел человек непонятного возраста и что-то писал. Был он одет в синий камзол, на ногах коричневые тупорылые ботинки, икры плотно обтянуты белыми чулками, на голове красовался сильно напудренный парик с буклями.

– Плещеев? – строго вопросил он, глядя сквозь круглые очки.

– Так точно.

– Ждите, – приказал он и скрылся за дверью, вернувшись через минуту, снова принялся что-то писать. – Не стойте истуканом, присядьте в кресло, – повелительно предложил человек.

Плещеев присел в красивое белое гнутое кресло, украшенное золоченой инкрустацией, впрочем, ему оно показалось не очень удобным.

Умудренный опытом кабинет-секретарь Адам Васильевич Олсуфьев знал, что говорил, когда предложил Плещееву присесть, ждать пришлось изрядно, поскольку в соседнем помещении государыня и вице-президент адмиралтейств-коллегии горячо обсуждали будущую экспедицию и каждую кандидатуру к отправке на британские острова.

– Должна сообщить вам, Иван Григорьевич, что после разговора с вами отослала я письмо другу нашему и самодержцу британскому Георгу и не далее как третьего дня получила величайшее соизволение на то, чтобы послать в обучение морскому делу двадцать волонтеров. Пожелала я, чтобы люди наши частью проходили обучение на кораблях, а частью на верфях адмиралтейства. Обещано оказать нам всяческое содействие и распределить учеников по кораблям флота английского.

– Сие весьма примечательно, ваше императорское величество, я же со своей стороны подготовил кандидатуры числом двадцать пять.

– Давайте взглянем.

Екатерина прищурилась, потом, как бы стесняясь, приложила к глазам пенсне. Она прошлась по списку сразу, решительно вычеркивая некоторые фамилии, руководствуясь какими-то своими соображениями, о некоторых персонах советовалась с Чернышевым. В результате осталось девятнадцать человек.

Чернышев начал было сетовать на то, что он не сможет быстро подобрать еще одного достойного кандидата.

Портрет И. Г. Чернышева (1780 – 1790-ее гг.). Худ. Д. Г. Левицкий

Однако Екатерина, хитро улыбнувшись, сказала, что беспокоиться не о чем.

– Как это не о чем, ваше императорское величество? – недоуменно спросил Чернышев.

– Вот так, не о чем, – загадочно ответила Екатерина и позвонила в колокольчик.

Олсуфьев отложил перо, снял очки.

– Ну вот, и твой черед наступил, – со вздохом произнес он.

Плещеев немедленно вскочил, слегка побледнев.

– Так, ногами сильно не топать, не на плацу, не орать, потому как опять же не на плацу, при сем не робеть, отвечать спокойно, но твердо, – напутствовал юношу кабинет-секретарь.

– Так точно.

– Ну давай, раз так точно, – произнес Олсуфьев с ухмылкой и отворил дверь.

Чеканя шаг, гвардеец вошел в залу.

– Каптенармус ее величества лейб-гвардии Измайловского полка Плещеев по вашему приказанию явился, – громогласно отрапортовал он.

«Так точно, так точно, ни черта ты не понял», – проворчал Олсуфьев себе под нос, оставшись один, и снова принялся за бумаги.

– Вот и мой сюрприз, Иван Григорьевич, как он вам?

– Жидковат статью, да и возрастом невелик, – с сомнением ответил Чернышев.

– А вы погодите с выводами, граф, – с улыбкой сказала государыня.

– Сколько тебе лет? – лукаво спросила Екатерина на немецком.

– Шестнадцатый пошел, – ответил на немецком Плещеев.

– Давно служишь? – спросила она уже на английском.

– Без малого три года.

– В баталиях бывал? – спросил Чернышев.

– Так точно, с пруссаками.

– Страшно?

– Врать не буду, страшно, но срамиться нельзя.

– Верно, кто говорит, что не страшно, тот либо записной дурак, либо лгун первостатейный, – констатировал граф.

– Вы бы слышали, Иван Григорьевич, как сей юноша лихо торговался с иностранными купцами на их родных языках, – обратилась к графу Екатерина, переводя разговор в другое русло.

– Другими языками владеешь? – спросил Чернышев.

– Никак нет, нужды не было.

– А ежели будет?

– Я к языкам охочий, ваше сиятельство.

– Откуда такие способности? – поинтересовался граф.

– Ко мне в имении под Москвой, где семейство наше проживает, приставлен был шотландец, по виду настоящий пират, как он к нам попал, того я не ведаю, знаю, что явился он из Австрии, то ли он там в плену был, то ли по другой причине, сие мне тоже неизвестно. Говорил, что в Россию приехал на заработки, по морскому делу, но думаю, от преследований спасался. Так вот он меня языкам и обучил. Способности у меня проявились. Я еще шотландский немного знаю, только он ни разу не пригодился. Про моря он мне много рассказывал, про корабли.

– Как в полк попал?

– Папенька служили в сем полку, меня и записали с рождения.

– А я-то думаю, как ты с такой статью в гвардейцах оказался. К морской службе охоту имеешь? – продолжил расспросы граф.

– Ежели пошлют, отказываться не стану.

– А что же ты подношений от господ негоциантов не принял? – спросила Екатерина.

– Дурно пахнут сии подарки, ваше императорское величество. Сильно они дальнейшему делу мешать станут, как с них потом спрашивать?

– Вот бы у меня все чиновники таковыми были, – со смехом сказала Екатерина.

– Честный, значит? – спросил Чернышев.

– Подлецов в роду нашем никогда не бывало, – с некоторым вызовом ответил гвардеец.

– Ну, ты не обижайся. Выспрашиваем у тебя, потому как дело важное тебя ожидает, посему уверены быть должны, – примирительно, но довольно строго произнесла Екатерина и вдруг задумалась, потом, кажется что-то припомнив, улыбнулась. Екатерина много времени посвятила изучению русской истории и не преминула случаем показать это знание.

– А скажи-ка, гвардеец, не того ли ты Плещеева потомок будешь, что царь Иван Третий к султану турецкому Баязету с важным посланием отправил, и посол сей у пашей местных отказался деньги и дорогую одежду принимать, добиваясь скорейшей встречи с султаном?

– Так точно, предок мой это был, Михаил Андреевич Плещеев, с того времени в нашем роду так и повелось, никаких подношений подлых не принимать. Не сомневайтесь во мне, ваше императорское величество. По правде сказать, должность каптенармуса не по мне, – в искреннем порыве высказался гвардеец.

– Ладно. Быть посему. Направляю тебя в Морской кадетский корпус. Сроку тебе до весны. Должен ты по ускоренному курсу основы морской службы усвоить и на чин экзамен сдать, дабы невеждой в Англии не прослыть, поскольку туда ты и отправишься мичманом вместе с другими офицерами, где поступишь на корабль. Должен ты будешь служить примерно, изучая все касательно устройства корабельной службы как на тамошнем флоте заведено, строение самих кораблей, а также приемов батальных и других морских премудростей. Это тебе первое задание. А там видно будет. Ясно тебе? – наставляла императрица.

– Так точно. Только осмелюсь об одной милости попросить.

– Ну изволь.

– Командир полка разрешил мне две недели отпуска по случаю женитьбы сестры моей.

– Хорош ли жених? – осведомилась государыня.

– Матушка благословение дали. Я же его не видал, знаю, что офицер от инфантерии, сестрица к нему благоволит.

– Отца нет выходит? – поинтересовалась императрица.

– Два года как, я поздний ребенок.

– Ну что же, отменить приказ командира гвардейского полка я не в праве, я ведь над измайловцами только шефствую. Посему в отпуск ты поедешь. От купцов подарков ты не принял, так от меня прими, на свадьбу чай собираешься, – сказала она и позвонила в колокольчик.

Явился давешний кабинет-секретарь.

– Выдать сему гвардейцу пятьдесят рублей серебром, – повелела императрица.

Олсуфьев с поклоном молча удалился.

– А вот от меня твоей сестрице, – сказала императрица и сняла с пальца кольцо с камнем.

– Не смею принять такой милости, – покраснев, сказал Плещеев.

– Но, но, тут жеманничать не надо, бери, коли их императорское величество такую милость оказывают, – вступил Чернышев. – После отлучки ко мне явишься в Адмиралтейств-коллегию, и не опаздывать. Бумаги о переводе к тому времени будут готовы.

– На этом все, гвардеец, ступай, – повелительно попрощалась императрица.

– Есть, – Плещеев вышел ни жив ни мертв.

– Куда пошел? – спросил Олсуфьев проходящего мимо юного гвардейца и потряс кошельком.

– Извините, забыл, – смущенно ответил Плещеев.

– Ты сей день запомни на всю жизнь, крепко запомни, не каждого государыня так привечает.

– Не сомневайтесь, этот день в памяти моей до конца дней отпечатается.

– Скажи-ка, предок твой Михаил Андреевич, послание-то доставил? – поинтересовался Олсуфьев.

– А то как же, в лучшем виде, правда страху натерпелся, царь приказал к султану в ноги не падать и к трону не ползти, как у них там принято, ибо Россия ни перед кем на коленях не стоит, думал, изрубят его. Но ничего, в Москву целый и невредимый вернулся.

– Царь-то милостив был?

– Да, имение под Москвой жаловал.

– Вот видишь, предок твой понимал, от кого благодарность и принять можно, а ты, братец, от милости монаршей отказываться вздумал.

– А вы откуда про предка моего знаете, ведь вас при сем разговоре не было?

– Я, милостивый государь, есть кабинет-секретарь, а значит, уши у меня, как у слона, – ответил Олсуфьев и первый раз улыбнулся, – ну, ступай, ступай живо, да кошель спрячь поглубже.

Глава четвертая. Ученик второго класса

1764 год, октябрь, Санкт-Петербург

Вечером заморосило. Опытный корабельный мастер Потап Качалов, косолапя, словно медведь, не торопясь шел с Адмиралтейской верфи в направлении трактира и думал об одном, как бы не пропить, или хуже того, не потерять полученное сегодня жалованье. Сорокалетний мастер устал за последние дни, но усталость эту ощущал скорее как приятную, потому как «Святой Януарий», несмотря на задержки с материалом, уже принимал вид что ни на есть боевого корабля. Взгляд Качалова упал на юнца, который сидел на досках под днищем старого фрегата, поставленного на стапель для разборки. Ладно скроенный, но несколько сутулый русоволосый парень аппетитно уплетал кусок пирога, рядом стоял маленький бочонок с квасом. Качалов вспомнил, что сегодня ничего толком не ел. Засосало под ложечкой.

– Приятно откушать, – произнес мастер.

– Спасибо, Потап Иванович, кваску не желаете? – бодро спросил юноша, и широкая добродушная улыбка пробежала по его простоватому лицу.

– Благодарствую, что же, кваску испить не помешает. Откуда знаешь меня? – спросил Качалов, не спеша присаживаясь, доски натужно прогнулись под его большим и грузным телом.

Проспект Адмиралтейства и около лежащих строений с частью Невской Перспективной дороги (1750-е гг.). Гравюра М. И. Махаева

– Да кто же вас на верфях не знает?

– Сам кто будешь?

– Касатонов я, зовут Александром. Вы погодите, я сейчас кружку принесу, – живо сказал парень и скрылся в недрах фрегата.

– Ты что же, здесь и живешь?

– Ага, а чего, крыша над головой есть, сена натаскал, хоромы барские, тишина, нет никого, с этого фрегата даже крысы ушли, в городе угол-то снять дорого, о комнате уж и не говорю.

– По какой надобности здесь?

– Послан с Кронштадта для инспекции ластовых судов на предмет починки или разборки оных, вернее, послан мастер Вест, а я при нем. Только он больше в трактире сидит, а я бегаю по судам, третий день тут уже, завтра два плашкоута^[6] осмотрю и обратно.

– Ну и как посудины?

– Хлам, дай бог пару починить удастся, лишь бы до Кронштадта дошли.

– Это ты сам так определил?

– Конечно, да я уже три года как при сем деле. Сначала мастер Карчебников меня взял, а теперь вот Вест.

– Григорию Петровичу от меня поклон. Как он?

– Хворает после пожара, работать почти не может, вот меня к Весту этому и приставили.

– О мастере сем английском слышал, хороший мастер, только язва, говорят, большая.

– Угу. Все на тебя свалит, ежели все хорошо, то он сам впереди, а ежели нет, то тебя выставит. Но я не жалуюсь, многому у него научился. Только Вест к самой постройке не подпускает, так что я разборкой и починкой занимаюсь. Он по-русски все понимает, но когда сам начинает говорить, никто разобрать не может, а он все палкой своей растолковать норовит, даже пришлось английский подучить, а то больно дерется.

– Нет худа без добра, – философски сказал Качалов и начал набивать трубку. Потом смачно раскурил, явно наслаждаясь табаком.

– Что нынче Кронштадт? – после некоторой паузы спросил мастер.

– Пожгло, оно, конечно, изрядно, однако строится, споро строится, по генеральному плану. Говорят, архитектор Чевакинский сей план составлял. Так что будет лучше прежнего.

– И опять скажу, нет худа без добра, – повторил свою мысль Качалов и одним махом осушил кружку.

– Как тебе сей корабль? – спросил он, указывая на строящийся «Святой Януарий».

– Красавец, шестьдесят шесть орудий, добрый будет вояка, – с завистью ответил Касатонов. – Только я бы немного по-другому строил.

– Ишь ты, – поморщился было Качалов, мол, какой-то недоросль будет ему показывать, как корабли мастерить.

– Нет, правда, к нам тут англичанин заходил, новенький бриг, ладный такой. Побило его штормом, мачту снесло, так мы его в четыре дня поправили. Сейчас, погодите.

Касатонов опять полез в недра фрегата.

– Вот, смотрите, – развернул он чертеж. – Сие есть продольный чертеж того брига, а вот я в проекции изобразил, видите, какие обводы у форштевня сделаны. Видите? – с азартом говорил Касатонов.

– Ну-ка. Толково. Как же ты смог начертить? Англичане бы не дали.

– Правда ваша, не дали бы, но я ногами померил размеры, ходить-то много пришлось, а по памяти все изобразил.

– Молодцом, – невольно вырвалось у мастера, – а сам бы хотел такой корабль строить?

– Конечно, как же не хотеть!

– А где ныне начальник твой?

– В трактире сидит наверняка, сейчас доем пирог и пойду к нему с отчетом.

– С чем пирог-то?

– Да с требухой, хотите?

– Нет. Вот что, оставь ты свой пирог и веди-ка меня в тот трактир, отужинаем. Ты меня угостил, теперь я тебя угостить желаю, заодно и с Вестом твоим знакомство сведем, потолкуем. Он как вообще, употребляет?

– Охоч, только в кости тонок, надолго его не хватает.

– А до денег жаден?

– Да не то что жаден, но своего не упустит.

– Ну-ну, – задумчиво произнес Качалов. Видимо, в голове его созрел какой-то план, уж больно приглянулся мастеру этот толковый парнишка. – Пойдем, ты только пожитки свои возьми, сегодня у меня переночуешь. У меня места много, и не спорь, я так решил.

– Хорошо, я и не спорю, мигом обернусь.

В трактире было накурено, собирались здесь в основном купцы, шкиперы с торговых судов и мастеровые с верфей. Народ, в общем, солидный, не склонный к возмущениям, однако и здесь случались казусы под влиянием Бахуса. Востроносый сухопарый англичанин лет сорока сидел в углу и аппетитно закусывал.

– Добрый вечер, сэр, – поздоровался Касатонов, снимая шапку.

– Опаздываешь, – буркнул Вест, не отрываясь от ужина.

– Разрешите представить мастера Качалова.

– О, весьма рад, как поживаете, мистер Качалов? – привстав, поприветствовал англичанин известного мастера, говоря на ломаном русском с тяжелейшим акцентом и пытаясь изобразить при этом улыбку.

– Благодарствуйте, бог милует, – солидно ответил Потап Иванович.

– Не надо особо про себя рассказывать, это у них принято так спрашивать при знакомстве, – подсказал Касатонов на ухо.

– А, ну, ладно, и вам, как говорится, не хворать. Ты переводи лучше, а то он так пищит, что я боюсь, ничего не пойму.

– Ага, я же говорил.

Дальше беседа шла на английском.

– Рад познакомиться, – сказал Качалов и протянул руку, – премного наслышан о вашем мастерстве.

Вест нарочито радостно и оттого неестественно ответил рукопожатием и жестом пригласил присесть к столу.

– О, я тоже видел в Кронштадте ваш фрегат, хорошая работа. Сейчас что-то строите?

– Да строим помаленьку, 66-пушечный корабль.

– Прекрасно.

– Вот что, мистер Вест, пусть пока парень отчитается о делах, а я с трактирщиком потолкую насчет ужина.

– Прекрасно, – повторил Вест.

Касатонов докладывал недолго, при этом было непонятно, нравился этот доклад англичанину или нет. Наконец, кивком головы Вест вроде бы одобрил работу ученика и рассказал о задании на завтрашний день, хотя Александр и так знал, что ему делать.

Вскоре на столе появился штоф и к нему разнообразная закуска.

Александр, смущаясь начальства, засобирался.

– Куда? Мы же договорились, и потом, кто мне переводить будет? – недоуменно спросил Качалов и выразительно посмотрел на Веста, – я угощаю, мистер Вест, всех, – акцентированно добавил он.

Тот оглядел яства, поймал взгляд голодных глаз ученика и разрешительно кивнул.

– Вот это другое дело, – довольно произнес Потап Иванович и буквально силой посадил Касатонова на лавку. – Ну что, мистер Вест, выпьем за знакомство.

Такой оборот дела явно пришелся Весту по душе. Вскоре он уже смеялся и, будучи докой в своем деле, легко рассуждал на любимую корабельную тему.

Качалов не спеша начал подводить к главному.

– А что, много строите нынче? – задал он вроде бы невинный вопрос.

– Нет, нам велено ревизию всех ластовых судов в Кронштадте и Петербурге делать и по возможности в порядок приводить. Людей не хватает. Приходится неучей брать, да что толку, пока руки на место встанут, замучаешься.

– Да! Понимаю, непросто тебе. Даже не знаю, как тебе и помочь? – сочувствовал Качалов.

– Чем тут поможешь?

– А хочешь, я тебе двух учеников пришлю, уже год у меня, чинить могут вполне сносно, а строить им пока рановато будет. Дурь я уже из них выбил, так что не подкачают.

– О, спасибо, это будет хорошо.

– У меня тоже беда, корабел-строитель нужен до зарезу.

– Да, это проблема, – развел руками Вест.

– Ну, давай еще по одной, – предложил Потап Иванович и тут же налил.

Они выпили.

– Может, хотя бы парня отдашь? – невзначай спросил Качалов.

– Какого парня?

– Вот этого, – показал мастер на Касатонова.

– Сашку? Да какой он строитель?

– Ну подучу маленько. Подумай, одного за двоих. Прямая выгода. Я только помочь хочу. По рукам?

– Твои парни действительно хорошие работники?

– Обижаешь, слово даю, – решительно ответствовал Потап Иванович.

– По рукам, – прикинув в голове, согласился Вест, – только пусть ревизию закончит.

– Вот и ладно, – удовлетворенно согласился Потап Иванович и налил еще по стопке, но тут перехватил взгляд Александра и несколько застыдился, что, мол, негоже ему перед своим новым учеником в непотребном виде предстать, и еще вспомнил он о своих деньгах, покачал головой и сказал – ну, на посошок, и пора заканчивать, а то завтра дел невпроворот.

За сим трапеза и сделка были завершены ко всеобщему удовольствию, и троица, покачиваясь, разошлась.

С тех пор началась у Александра Касатонова новая жизнь на стапеле учеником второго класса у корабельного мастера Потапа Ивановича Качалова.

И все шло хорошо, пока не объявился на верфи вице-президент Адмиралтейств-коллегии граф Иван Григорьевич Чернышев с небольшой свитой. Прибыл он с инспекцией по ходу работ на вновь строящихся кораблях, заложенных по личному повелению ее императорского величества.

Началась инспекция с того, что графа крепко обматерили. Только Чернышев подошел к «Святому Януарию», как на него сверху упал кусок отпиленного бруса. Граф еле увернулся, невольно вскрикнув.

– Мать вашу… что за ротозеи болтаются на стапеле? – послышался невидимый голос откуда-то сверху. – Касатонов, гони к…

– Так-то ты начальство встречаешь, Потап Иванович, – задрав голову, крикнул граф.

С борта свесился Качалов, весь в стружке, с фуганком в руке.

– Извините, ваше сиятельство, но зашибем же, не ровен час.

– Ладно, не оправдывайся.

– Подняться не желаете?

– Нет, и так вижу, работа кипит, видать, к сроку поспеваете.

– Отчего же к сроку? Вы приглядитесь, минимум на две недели впереди идем.

– Ты бы спустился, поговорить надобно.

– Ладно. У меня тоже разговор к вам имеется.

Вскоре мастер спустился.

– Вот он я, ваше сиятельство, – сказал Качалов, отряхиваясь от стружки.

– Так что ты хотел, Потап Иванович?

– Скоро верхнюю палубу ладить будем, а палубной доски до сих пор нет.

– Так за тобой никто не поспевает. Ладно, узнаю, что там. Лубянов, запиши, – обратился он к одному из сопровождающих.

– Вот, и еще запиши насчет парусов, шить пора, и с пушками тоже непонятно, про шлюпки тоже узнать надобно.

– Я вчера у мастера Веста был в Кронштадте, он шлюпки на два корабля строит, – ответил Чернышев.

– Сего мастера знаю, так что за шлюпки теперь спокоен.

– А я вот с чем к тебе, Потап Иванович. Пожелала государыня отправить молодых людей на обучение в Европу, да не абы каких, а тех, кто уже при морском деле состоит и языкам обучен. Обратился я к Весту, а он пожаловался, что ты сманил у него лучшего мастерового, да еще и переводчика.

– О как! А он не говорил случайно, что я ему двух своих парней отдал?

– Не было такого.

– Вот шельма!

– Так где твой подмастерье?

– Э, нет, не отдам, хоть режьте, – в сердцах воскликнул Качалов.

– Ну, воле государыни перечить не надо.

– А я и не перечу. Она повелела корабли строить, и сроки мне указаны. Как же я без мастеров волю монаршую исполню?

– Эко завернул. Ладно, никто твоего ученика, покуда, не забирает. Достраивай свои корабли. Время есть. А поговорить с ним надобно.

– Воля ваша, – с досадой буркнул Качалов.

– Эй, Касатонов, – крикнул он куда-то вверх, – спустись-ка.

Через минуту появился Касатонов.

Чернышев с удовольствием смотрел на этого широкоплечего, высокого парня, в русых вихрах которого запуталась деревянная стружка.

– Здорово живешь, знаешь, кто я?

– Никак нет, не ведаю.

– Сие есть Адмиралтейств-коллегии вице-президент его сиятельство граф Иван Григорьевич Чернышев, – с пафосом представил своего начальника Лубянов.

– Желаю здравствовать. Ну а я корабел Александр Касатонов, – спокойно ответил подмастерье.

– Значит, корабли строить любишь? – спросил Чернышев.

– Люблю.

– А как англичане корабли строят, хочешь узнать?

– Так я знаю, у мастера Веста обучался.