Buch lesen: «Который час»

Не ограниченная пространством и временем фантасмагория с произвольным изображением возможных событий тысячелетнего прошлого, протекающих, однако, параллельно с сегодняшним днем и мало чем от него отличающихся. Ибо технологии меняются, научно-технический прогресс ускоряется, общественные отношения совершенствуются, а вот сами люди…

Они были, есть и всегда будут – люди!

Если поглядеть на нас просто, по-житейски, мы находимся в положении пассажиров, попавших в крушение в длинном железнодорожном туннеле, и притом в таком месте, где уже не видно света начала, а свет конца настолько слаб, что взгляд то и дело ищет его и снова теряет, и даже в существовании начала и конца нельзя быть уверенным.

Франц Кафка

Пролог

Врата, наконец, открылись, и Модулятор человеческого сознания с прижизненным дипломом журналиста вежливым поклоном одетого в белые одежды привратника-апостола был приглашен внутрь:

– Идите, идите, уважаемый… Пока что уважаемый.

Модулятор от этих слов привратника даже затрясся:

– Эт-то поч-чему же «пока»?!

– Так суд ведь будет. Судебное следствие. Оно и решит – окончательный вердикт вынесет, можно ли уважаемым вас называть. Мы ведь тоже созданья маленькие, подневольные. Нам как начальство наше божественное скажет, и как оно со своими конкурентами, слугами Сатаны договорится, так мы и поступаем. Скажут уважать – будем уважать. Скажут проклясть – проклянем…

– А п-причем тут начальство? Присяжные ведь решать должны…

– Ну-у, уважаемый… Присяжные апостолы, конечно, вердикт вынесут, – привратник перешел на конспиративный шепот. – Но если профессиональных судей, – апостольский указательный палец ткнулся вверх, – он не устроит, то будет новое заседание суда с дублирующим составом присяжных апостолов, – палец вниз. – Если же и те не так, как нужно, решат, то есть еще резервный состав присяжных заседателей. Они, вообще, ручные… Так что руководство знает, как своего добиться. Фактически, оно и решит, уважать вас или нет.

– А поч-чему же сейчас, без вердикта суда я – уважаемый?

– Ну, уважаемый!.. Не можем же мы, не владея официальной информацией, предоставленной небесной пресс-службой и агентством по связям с общественностью преисподней, не получив команды сверху, изначально подвергать раба божьего недоверию и подозревать его в намеренных и злых умыслах и поступках. Мы ж цивилизованные духовные созданья. Не варвары, не язычники какие-нибудь, ей-богу!.. Любим ближнего своего. По крайней мере, до окончательного решения руководства – любим. Так что вы пока уважаемый… Идите, вас ждут.

Модулятор вошел во врата и сразу же уткнулся в столб с большим количеством разноцветных знаков, на которых, подобно вокзальным или спортивным, были трафаретно отбиты схематические изображения сущностей указанных пунктов назначения. К примеру, солнечно-голубой с зелеными листиками указатель движения в «Райские кущи» был украшен стилизованными изображениями райской птицы и одухотворенно улыбающейся, подобно компьютерному «смайлику», рожицей. Отыскав ярко-красный, заранее вводящий в беспокойство указатель, Модулятор человеческого сознания увидел на нем две картинки с разных сторон надписи «Страшный суд»: спокойное бородатое лицо доброго, но строгого дедушки с нимбом и зловеще улыбающуюся, мрачную рогатую морду со свиным пятаком вместо носа и острой, кинжальной бородкой.

Как только Модулятор вышел на заданное направление, сама собой, словно ковровая дорожка, быстро размоталась тропинка и скрылась за холмом. Странник двинулся в путь и вскоре подошел к зданию с колоннами и охраняемой двумя статуями широкой лестницей, ведущей к массивным входным дверям. Черно-мраморное изваяние слева изображало какое-то адски злое существо со свирепым оскалом, огромными клыками в пасти и когтями на лапах. Лев не лев, сфинкс не сфинкс?… Одно было только понятно, что страшно будет к такому прокурору-обвинителю или, не дай бог, исполнителю-палачу попасть в зубы. Статуя справа – чистый ангел с крыльями из белого мрамора. Лицо ангела символизировало смиренное страдание, вытянутые вперед руки держали крест, и слезливые каменные глаза смотрели куда-то ввысь, несмотря на то, что здание Страшного суда и так уже было на небе. Вроде как выше некуда, подумал было у врат при разговоре с привратником-апостолом Модулятор человеческого сознания, но теперь понял, что ошибался. Он еще только в начале пути – так сказать, на старте, с которого можно уйти не только глубоко вниз, но и вверх, где уже заканчивается голубое небо, и начинается вечность минут и бесконечность километров. В каком направлении он двинется дальше, зависит теперь от решения суда.

В зале его усадили на отдельно стоящую лавку, настолько твердую и неудобную, что практически сразу у подсудимого заболела поясница. Он даже привстал, но двенадцать присяжных апостолов, среди которых Модулятор узнал и давешнего привратника, совершенно синхронно, как по команде, и по-судейски безапелляционно гаркнули в его сторону «Сесть!» и одновременно с командой махнули своей правой рукой. Несчастный подсудимый мгновенно повиновался.

«Как на многочасовой проповеди в православной церкви, – подумал он, – только наоборот. Даже если ноги болят, все равно там садиться нельзя. Да и некуда! Стой и переминайся. Страдай и мучайся. В муках, дескать, душа совершенствуется. Человеконенавистничество какое-то!.. Ну почему у нас всегда считается, что человеку должно быть плохо? Дескать, когда хорошо – тогда стыдно. Странно!..»

Но самым удивительным для него стало то, что оригиналы черта и ангела, мраморные копии которых встречали вступающих на лестницу Страшного суда, оказались как раз прокурором и адвокатом, но с совершенно неожиданным распределением юридических обязанностей: тот жуткий бесенок был защитником, а щемяще жалостливый ангел – обвинителем. Причем выражение морды первого и лица второго оставалось точно таким же, каким было исполнено в небесных скульптурах при входе во Дворец правосудия. С защитой и обвинением подсудимого познакомил старшина двенадцати присяжных апостолов.

– А судьи кто? – спросил его Модулятор человеческого сознания, указывая на два пустующих трона за огромным тысячелетним дубовым столом на подиуме во главе зала.

– Не обращайте внимания на их отсутствие в зале судебных заседаний, уважаемый пока подсудимый. Мы ведь не чужды новинок технологии, усиленной к тому же нашей исконной мистической составляющей… По залу развешаны веб-камеры и микрофоны, так что главные участники процесса, председательствующие на Страшном суде, все видят и слышат. А вопросы по ходу дела будут транслировать в реальном времени прямо на нужные ноутбуки: обвинения, защиты и мой – старшины присяжных заседателей. Ну что?… Приступим, пожалуй.

– Как скажите, – упавшим от переживания голосом едва проговорил Модулятор.

Старшина присяжных заседателей громко объявил о начале судебного следствия:

– Итак, господа присяжные заседатели, на сегодняшнем заседании Страшного суда по профессии слушается дело о квалификационной состоятельности, компетентности и порядочности раба божьего Журналиста, тире, вернее, дефис, Модулятора человеческого сознания. Прошу встать, Страшный суд на всех смотрит!

Присутствующие в зале встали и, приложив правую руку к левой стороне груди, по-консерваторски, с совершеннейшим академизмом пропели поразившую Журналиста своей длиной осанну суду и самим себе. Замолчали. Сели. Обвинитель изменил выражение лица со смиренного страдания на лукавую строгость и поднялся. Откуда-то из-под белых одежд достал листок бумаги, развернул и с выражением громко зачитал для всего зала:

– Клянусь всегда говорить и писать правду, только правду, одну лишь правду! Клянусь применять свое главное оружие – слово – только во благо людей! Клянусь не идти против совести, не идти на сговор, не предаваться конформизму под любым предлогом мнимой и реальной целесообразности! Клянусь игнорировать реальную или возможную цензуру и самоцензуру! Клянусь никого не предавать, не пресмыкаться перед сильными мира сего, не продаваться им, не предаваться раболепию и чинопочитанию, не подстраиваться под конъюнктуру, не бояться угроз и шантажа, во избежание которого клянусь вести образ жизни добропорядочного и высокоморального человека! Клянусь положить все свои силы и даже жизнь для продвижения общества к более справедливому состоянию! Если же я нарушу эту клятву, то пусть пронзит меня в самое сердце всенародное презрение, и пусть огненный стыд в золу испепелит мою душу! – Обвинитель торжествующим взглядом обвел зал и остановил его на Модуляторе. – Ответьте, подсудимый, вам знаком этот текст?

– Да. Это Клятва Журналиста. Только после ее принятия университетские выпускники получают дипломы и лицензии для работы по специальности.

– И вы поставили подпись под этими словами?

– Разумеется.

– В таком случае, подсудимый, давайте в судебном следствии пройдемся прямо по порядку, по пунктам вашей профессиональной клятвы. Начнем с обязательства говорить и писать одну только правду…

Обвинителя перебил подскочивший как ошпаренный защитник:

– Протестую. Категорически протестую! Правда, в отличие от истины. – довольно расплывчатая философская категория, которую нельзя считать объективной, так как у каждого человека своя правда. Стало быть, правда – категория, скорее, субъективная. А мой подзащитный работал исключительно правдиво с его точки зрения.

– Ну допустим, – легко согласился с таким возражением ангел-обвинитель. – Но скажите, подсудимый, неужели за все время вашей журналистской практики, вы никогда не наступали «на горло своей правдивой песне» в сугубо объективном желании достичь мнимых или реальных личных материальных удобств? У обвинения есть неопровержимые доказательства (вы ведь в курсе, что Бог все видит!) того, что вы неоднократно шли на сделку со своей совестью при полном осознании греховности этого деяния в погоне за физическим комфортом.

– Протестую, – опять вскочил было бес-защитник но, взглянув в монитор ноутбука, сразу же протест снял.

– Ответьте, подсудимый, – обвинитель вцепился намертво. – Что вы чувствовали в момент совершения бессовестного поступка? Вам было все равно, вы испытывали душевные муки, а может вы радовались успеху в манипулировании людским сознанием и восхищались собственной находчивостью?

Журналист-Модулятор плаксиво захныкал:

– М-мне-е было с-стыдно!.. Но мне нужны были деньги. Я учился… Потом женился… Потом квартиру покупал… П-потом м-машину… Ы-ы-ы-ы-а-а, – подсудимый рукавом размазал сопли под носом. – П-потом ребенок… Ы-ы-ы-а-а-а…

– Ага. Стыдно, стало быть, – обвинитель удовлетворенно смотрел на раскисшего Модулятора человеческого сознания. – Мне бы не хотелось, чтобы к моменту вынесения вердикта присяжными оказалось, что вы опять лжете про свой стыд при совершении профессиональных гнусностей. Ей-богу, не хотелось бы…

– Протестую! – снова возник защитник. – Такого рода сомнения обвинителя – это заведомое и не оправданное никакими фактами искажение презумпции невиновности.

Обвинитель вежливо согласился с защитником и продолжил допрос подсудимого:

– Расскажите теперь о ваших взаимоотношениях с официальными цензорами и о желании и способности обуздать цензора внутри себя самого. Удавалось ли вам обходить расставленные рогатки на пути к читателю-зрителю-слушателю? Удавалось ли обуздать собственного подсознательного ограничителя, который где-то там в мозгу, исходя из жизненной целесообразности и внешних обстоятельств, нудил и подзуживал: «Не надо говорить все, что знаешь. Опасно. С работы выгонят или, вообще, убьют. Не хочешь врать, тогда просто не договаривай… А здесь как раз наоборот все перевернуть можно, факты подтасовать. Выгодно будет. Не стоит начальство плохими новостями огорчать» и так далее и тому подобное?

– Протестую! – традиционно воскликнул бес-защитник. – Самоограничитель в попытках высказать объективную правду есть у всех журналистов в той стране. Они с молоком матери впитывают страх и раболепие по отношению к действующей власти, вознесение которой на царство абсолютно не зависит от них, как и от всего другого народонаселения. Самоцензура у них – на генном уровне. А с такого рода заразой человек осознанно бороться не в силах. Для преодоления этого недуга нужны годы… десятилетия… века! Желание и возможность. Желание сейчас может и есть, а вот возможность их светское правосудие жестко ограничивает. Они все просто боятся попасть за правду в тюрьму!

– Ну, допустим…

– Не допустим, уважаемый обвинитель, а так и есть! И вы это не хуже меня знаете, ибо Бог все видит. Зачем же огульно обвинять человека и делать из него «стрелочника»!

– Хорошо, уважаемый защитник. Убедили… Но пусть подсудимый расскажет, насколько высокоморальным человеком и добропорядочным гражданином он был в земной жизни?

– Протестую! В безнравственном и даже преступном государстве невозможно быть его добропорядочным гражданином, ибо такое государство разжевывает, выплевывает, а иногда и проглатывает высокую мораль и нравственность как угрозу существованию самого такого государства.

– Тогда почему подсудимый не эмигрировал?! – взвился от собственной находчивости ангел-обвинитель. – Ответьте…

Журналист опять разнюнился:

– Как же я уехал бы? А семья? А мама-пенсионерка? А там куда?… Ведь никто не звал и не ждет… Стра-а-ашно было-о-о… Ы-ы-ы-а-а-а…

– Конечно, никто не звал и не ждет. Вы ведь, с позволения сказать, далеко не гений. Нельзя назвать вас ни кумиром, ни идолом, ни властителем человеческих дум. А все потому, что правда для вас, я имею в виду настоящую правду, – это то, чем вы манипулировали. А людские сознания и души для вас – объекты модуляций. Грех это, подсудимый! Вы дошли уже до такой степени разложения, что при начальственном заказе на журналистский материал о ком-то или о чем-то уточняли, мол, как преподносить надо: хорошо или плохо. Не журналистика это, а самый что ни на есть низкопробный агитпроп. Да и в личной жизни вы были далеко не эталоном. Пили, курили, наркотиками баловались, в азартные игры играли. А уж в бытность свою телезвездой супружеская измена для вас стала чем-то само собой разумеющимся. И ведь не только ваша жена страдала… Скольких порядочных женщин, чужих жен, вы во грех ввели и соблазнили! Сколько крепких семейных союзов разрушили! А-а-а! Молчите! Хнычете! Вам сказать нечего!

– Протестую! Мой подзащитный – мужчина и поэтому полигамен. А то, что женщины падки на знаменитостей, в том числе популярных телеведущих, так это нельзя ставить ему в вину. Тем более что он, как правило, никогда не был инициатором адюльтера. Женщины, в том числе, как вы говорите, уважаемый ангел-обвинитель, и порядочные жены-матери сами его хотели. Они сами на него вешались. А нормальному молодому, здоровому мужчине, к тому же, не прошедшему монашеский постриг, в таких случаях довольно трудно сохранять целомудрие и верность единственной жене. Верность, к тому же, по моему бесовскому мнению, – это глубоко надуманная условность и пережиток давнишнего матриархата…

– Протестую! – возопил теперь уже обвинитель. – Я категорически протестую против навязывания присяжным дьявольского взгляда на мироустройство и оправдания таким способом грехов обвиняемого!

– Да ладно вам, – вполне миролюбиво отмахнулся бес-защитник. – Кто теперь без греха? Да и потом в профессиональном плане мой подзащитный был совсем даже неплох. Возможно, что он не гений и не властитель человеческих дум… Но бабы-то на него вешались! Сами его в профессиональном блуде обвиняете.

Ангел-обвинитель с гордым видом встал и возвысил голос:

– Я не утверждал и не утверждаю, что на него вешались ба… простите, его домогались женщины!

В этот момент поднялся старшина присяжных апостолов, получивший сигнал от судей на свой монитор:

– Пора, по мнению Высокого Суда, заканчивать следствие по делу и переходить к прениям сторон. Ведь защита итак достаточно высказалась в своих протестах и, надо полагать, не претендует на свой допрос подсудимого?

Защитник кивнул:

– Согласен.

– Тогда начнем. Обвинение, вам предоставляется слово.

– Я буду краток, ибо в процессе допроса своими ответами подсудимый, что называется, нараспашку раскрыл присяжным свою гнилую душу. Он наплевал на профессиональную Клятву Журналиста и растер этот Святой Документ ногой по асфальту. Он игнорировал… Скажу больше, изощренно насиловал все пункты сей Торжественной Присяги. Подсудимый обманывал людей, пользуясь полученными в университете профессиональными знаниями и навыками! Подсудимый превратил свое востребованное людьми ремесло в источник преступного личного благополучия. Причем благополучия извращенного, ибо грех был возведен подсудимым на икону. Греху он стал поклоняться и молиться на грех. Нет у него никаких оправданий и смягчающих обстоятельств. Я считаю, что присяжные заседатели должны признать его виновным по всем пунктам обвинения, а суд отправить его в соответствующий круг ада, лишив всяческого уважения. В преисподнюю его! В преисподнюю!.. Я кончил.

Обвинитель раскраснелся, сел, но продолжал тяжело, возмущенно дышать. Встал защитник.

– А за что, собственно, мы судим этого преставившегося человека?… Он что, делал что-то не так, как другие? Ах, он обязан был соблюдать все пункты своей Клятвы Журналиста!.. Но скажите на милость, соблюдая по полной программе хоть один пункт этого документа, можно ли в их земных условиях долго проработать по специальности журналиста? Ответ очевиден: нет! Уважаемый обвинитель предъявил моему подзащитному обвинение в искажении правды… Да попросту – во лжи!.. А подсудимый что, самостоятельный был журналист, писавший для самодостаточных и прибыльных изданий и вещавший с неподконтрольных службам безопасности телеканалов и радиостанций? Так не бывает! Так никогда не было и не будет! По крайней мере, пока существует сегодняшняя система вхождения во власть и сегодняшние способы реализации в миру властных полномочий. Да у них в Конституции записано в отдельной статье, что запрещена любая цензура!!! А на практике что?! Мой подзащитный конечно не святой… И свою долю вины он не только несет, он ее осознает. Посмотрите на него – он же плачет! Так неужели ж эти слезы – не святые слезы раскаяния?! Уважаемые присяжные заседатели, мой подзащитный – обычный земной человек. Давно известно, что «слаб человеце»… Нельзя его судить за его природу. Он сам себя достаточно ею наказал. Вернее сказать, сама совесть его наказала своими угрызениями. В рай его за его душевные муки от жизненных противоречий! С подтвержденным титулом «уважаемого человека». Все. Я кончил.

Сегодняшний час – точка отсчета

Глава 1
Оптимизм и энтузиазм

– Победителем в этой номинации… – Руки приглашенной «звезды» нервно дергаются, распечатывая обычный почтовый конверт. Зал притих в ожидании. Наконец, конверт разодран, заветная бумажка с фамилией счастливца извлечена и развернута. – Победителем в номинации «Самое нестандартное решение стандартного пиар-задания» становится… – Театральная пауза. – Денис Первухин!

Гром аплодисментов, словно взрыв вакуумной бомбы, проникает в каждый уголочек зала, в каждую щелочку в стенах здания, с трудом выдерживающих этот жизнеутверждающий, оптимистичный натиск молодого энтузиазма без пяти минут дипломированных выпускников лучшего в стране ВУЗа. Они искренне радуются жизни. Они уверены в том, что все будет хорошо. Нет! Все будет просто отлично!

Университетский диплом открывает… Обязан открывать!.. все дороги, все пути и направления. Страна ждет их с нетерпением. Ей нужны их знания и умения, полученные с таким трудом в студенческой бессоннице и недоедании. В зубрежке и исследовании уже сделанных безусловных достижений земной цивилизации и в попытках сделать собственные, пусть даже порой пока наивные открытия на научных семинарах и коллоквиумах.

Завтрашние выпускники и сегодняшние студенты старших курсов в перехватывающем дыхание приступе любви и уважения друг к другу, в едином порыве безотчетного восторга приветствуют и поздравляют очередного победителя профессионального конкурса – Дениса Первухина. Вся молодежь в зале верит… Нет!.. она убеждена, что этот симпатичный, стройный парень найдет – уже нашел! – новые, никем еще не проторенные тропы в журналистике, пиаре, политтехнологии и простой рекламе, ведущие к самым сокровенным, потаенным закоулкам человеческого сознания и подсознания и способные заставить человека реагировать должным, запланированным заранее, заказанным образом. Этот Первухин – уже настоящий профессионал! «По сеньке должна быть и шапка». Премию ему! Вакансию! Карьерный рост! Да здравствует поиск и внедрение новых нестандартных технологий! Даешь!!! Долой косность мышления и замыленность глаза! Ура!!!

Господи! Как жить-то хорошо! Какие приятные люди вокруг!

Актовый зал университета тонет в водопадных струях аплодисментов, пока победитель идет через весь зал на сцену за наградой и официальными поздравлениями старших товарищей. За славой и перспективой.

– Вот он! Вот наш новый гений пиара, – радостно орет в микрофон «звезда» телеэфира – известный всей стране, обласканный властью журналист-магнат и, профессионально улыбаясь, делает несколько шагов навстречу Первухину, улыбающемуся совершенно искренне.

Для него победа желанна и ожидаема. Денис еще в процессе первых практических занятий не раз слышал от молодого преподавателя, что «сам Бог его в темечко поцеловал» и надо, мол, этот дар всячески развивать и совершенствовать. Нельзя сказать, что Денис именно так, целенаправленно и прилежно, и учился. Но получаться-то все же получалось, доказательством чему его сегодняшний триумф. Он – лучший пиарщик университета! Это вам не хрен огородный. Ведь не однокурсники-собутыльники выбирали, а самое настоящее профессиональное жюри из числа профессорско-преподавательского состава и действующих, самых авторитетных и влиятельных копирайтеров современности, в том числе, и не наших. Более того, в конкурсе «Лучший по профессии» могли участвовать не «образцово-выставочные» материалы «ручной сборки», а только «серийные» из числа уже опубликованных на страницах популярных изданий, причем именно в первоначальной редакции, безо всякой дополнительной «предпродажной подготовки». Их отбирал специальный ареопаг при жюри, самым младшим по званию в котором был кандидат наук, а по должности – доцент.

– Подавляющим большинством голосов жюри Денис Первухин назван победителем в этой самой нужной, самой востребованной, самой высокооплачиваемой (а это, согласитесь, очень важно!) профессиональной номинации, – телезвезда умело подстраивалась под аудиторию и привычно тарахтела на потребу толпы – сама пиарилась. Но развернуться на полную катушку и подменить собой целое мероприятие телезвезде не дал ректор университета, не так давно выпускавший ее из стен своей альма-матер и знавший о заурядности, бездарности и искусственной (пиаровской!) раздутости этой персоны, ежедневно радовавшей своей передачей безмозглых домохозяек и считавшей сумму гонорара главным мерилом профессиональной состоятельности, причем вне зависимости от статуса заказчика и концепции продукта.

Ректор на правах руководителя с лучезарной улыбкой шепнул говорливому телеведущему:

– Не превращай молитву в фарс. Отдай микрофон и отойди в сторонку. – И тут же громко, в расчете на всех своих студентов и коллег. – Денис! Подходи поближе, дорогой. Поздравляю! От имени всех членов судейской коллегии. От имени всех здесь присутствующих.

Ректор обнял смущенного такой непривычной торжественностью Первухина, чмокнул того в выбритую щеку и вручил ему сверкающую статуэтку – символ достигнутого профессионального мастерства. Затем взял Дениса за руку и поднял ее вверх по боксерскому примеру. Зал снова взорвался аплодисментами. Дабы сохранить лицо, аплодировал в сторонке и грубо, хотя и почти незаметно для других (спасибо ректорской воспитанности!), отставленный популярный телеведущий. Его рот по телевизионной привычке был растянут в улыбке, но глаза оставались злыми и обиженными, даже когда оператор брал его крупный план. Давненько его так, как только что ректор, не унижали. Он уже совсем было привык, что он – это аудитория, это рейтинг, это цена рекламной минуты… С него все должны пыль сдувать и на цыпочках перед ним ходить. А тут!.. Этот старый пень – ректор! Он, сука, никогда его не любил и не ценил… Впрочем, народ оценил! А народ по определению всегда прав! Так-то, папаша!..

А «папаша», меж тем, снова заговорил в микрофон, обращаясь к успокоившемуся залу:

– Я, дорогие мои, решился открыть вам один секрет, – ректор снова взял Дениса за руку. – Я недавно ознакомился с дипломной работой этого молодого человека… Вы ведь все прекрасно знаете о моей личной старинной дружбе с его деканом… – Одобрительный смех и гул в зале. – Руководителем его дипломной работы… Так вот… Основная в ней, как вы говорите, господа студенты и дипломники, «фишка»… – Снова одобрительные приветствия аудитории. – Это все тот же, празднуемый сегодня нестандартный подход. Можно сказать, первухинское ноу-хау! Если в деталях… Вы позволите, Денис? В общем, это реальный пиар действующей крупнейшей компании. Скелетом всей конструкции является доказательство моральной чистоплотности, высокой надежности, бескорыстия и порядочности персонала компании. В основе доказательства лежит, вернее, висит на стенке, ха-ха, заправленное в рамку «Благодарственное письмо» директору компании из райотдела внутренних дел, цитирую, «за бескорыстную помощь в задержании уличного грабителя, напавшего на пожилую женщину-инвалида и вырвавшего у нее из рук сумку с остатками пенсии». Вот так! Блестящая находка! Учитесь, коллеги! Еще раз поздравляю, Денис! Успехов тебе, дорогой!

И ректор теперь уже не стал обниматься, а ограничился простым рукопожатием – довольно крепким и искренним. Первухин даже грешным делом подумал о том, что стал ректорским протеже в предстоящем выгодном (хотелось бы!) трудоустройстве…

Других-то «толкачей» в жизни у Первухина не было. Но зря он так подумал. Ректор был просто увлекающийся собственным благодушием человек. К тому же таких как Первухин, у него целый университет.