Buch lesen: "Дакия в огне. Часть вторая. Дакийский самодержец"
Предисловие
В течении I и II веков новой эры римский орёл беспрерывно наращивал когти и, наконец-то, расправив крылья, взмыл на недосягаемую высоту.
Рим с правления Юлия Цезаря изменился. Он достиг зенита своего могущества. А всё потому, что переродился из республики в империю.
И вот, во время развязанных им нескольких Дакийских войн, он впервые столкнулся с нашими далёкими предками (тогда они объединялись в племенные союзы венедов, склавинов, антов и карпов), и выступали в качестве союзников царя даков. Эти племена, по мнению учёных, и являлись праславянами.
И именно об этом эпизоде Всемирной истории и идёт повествование в данном романе.
Но главным героем в нём всё же выступает известный римский политик и военачальник, близкий друг и соратник императора Марка Ульпия Траяна, Лузий Квиет, который, по некоторым сведениям, был выходцем из глубинной Африки и являлся сыном вождя одного из негритянских племён.
Судьба у Лузия Квиета складывалась не просто. Она была в своём роде удивительной, и ему многое пришлось испытать.
Ещё в малолетстве он попал в руки купцов, занимавшихся работорговлей, потом, повзрослев, стал гладиатором и выступал на арене цирка Флавиев, и уже в зрелом возрасте сделал карьеру на военном поприще. Под конец жизни он дважды занимал должность консула и стал военачальником, а ещё был некоторое время наместником в Иудеи и являлся личным другом императора Траяна.
Последний великий римский историк Аммиан Марцеллин, спустя два с половиной века, напишет, что «Лузий Квиет, наряду с Гнеем Домицием Корбулоном, станет недосягаемым образцом воинской чести и доблести».
Ещё одним героем данного романа по праву можно считать царя даков.
Децебал тоже являлся совершенно неординарной, и я бы даже сказал выдающейся личностью. Он прославился на нескольких поприщах, и проявил себя, в том числе, как талантливый военачальник, и поэтому стал достойным соперником Рима и самого Траяна. И не случайно на родине этого царя, в нынешней Румынии, его помнят и преклоняются перед ним, хотя с момента его гибели прошло почти две тысячи лет. Ему теперь там ставят даже памятники.
Ну и, пожалуй, в этом романе следует выделить и третьего героя, который достоин тоже не меньшего внимания, чем названные выше.
На мой взгляд этим героем по праву можно считать тогдашнего князя уличей. Предположительно его звали Драговитом.
Он тоже был неординарной личностью. И поэтому этот князь сыграет немаловажную роль в противостоянии даков с Римской империей, а затем и в консолидации юго-восточной ветви праславянских племён, впервые выступивших на историческую сцену и уже громко заявивших о себе в следующем веке.
105 год нашей эры.
Область к северу-востоку от Карпских гор (нынешние Карпаты).
Верховья Данастрия (нынешний Днестр).
Земля карпского племени уличей (позднее ставших называться лютичами).
Укреплённое поселение Тамасидава.
Глава первая
Думаю, читатель, что с самого начала необходимо небольшое уточнение. Вернее, короткий экскурс в прошлое. Следует знать, что, хотя о праславянах впервые упоминали такие авторы, как Тацит и Плиний Старший, и это было где-то на рубеже новой эры, но как единая языковая общность, они сформировались гораздо раньше, ещё в середине II тысячелетия до новой эры, отделившись от общего арийского древа.
А в середине I тысячелетия до новой эры они стали организовываться в так называемые союзы племён. И процесс этот у них затянулся на много и много веков.
И ещё, у праславян уже в далёком прошлом была развитая мифология, и в ней имелось достаточно особенностей. Так у них солнце выступало не в одной, а в четырёх божественных ипостасях. Зимнее было Хорсом, весеннее Ярилом, летнее Даждьбогом и осеннее Сварогом.
Сейчас Ярило сменило Хорса…
И вот, побагровевшее весеннее светило уже начало остывать и не так припекало. Краем своим оно зашло за вершину горы, которую называли Чёрной. Несмотря на такое название, вершина этой горы до сих пор сверкала белизной, потому что её покрывал нерастаявший снег.
Вечер брал своё и стремительно накидывал непроницаемое покрывало на землю. Вокруг, до куда дотягивался взгляд, зеленела буйная растительность. Широколиственные леса перемежевались с разросшимся кустарником. Всё вокруг расцветало и благоухало, да так, что начинала кружиться голова.
Весна была на исходе и от того природа окончательно пробуждалась.
Столица уличей не спала.
В ней было необычайно шумно.
***
Кажется, в Тамасидаве в эту ночь никто так и не сомкнул глаз…
Несмотря на то, что вечерами ещё было довольно-таки прохладно, но на рыночной площади разожгли костры и меж них поставили десятки столов. Их наспех сколотили за пару дней, и они предназначались для воинов и уважаемых жителей стольного града, к которым прежде всего причислялись главы семейств и владельцы различных мастерских. Однако помимо этого зажгли смоляные факелы и в княжеских палатах, и там стало тоже светло.
В палатах князя устроили пир.
И хотя совсем недавно уличи, как и все остальные карпы, отмечали один из главных своих праздников – Велик день, день весеннего равноденствия, но Драговит и на этот пир не поскупился. Устроил он его с размахом.
Впрочем, прежде, ещё до восхода солнца, под руководством Верховного жреца Богумила и его помощников, уличи совершили обряд на капище Перуна и принесли ему и прочим основным богам благодарственные жертвы. Но на этот раз карпы в жертву принесли не пленников, а привели для этого на капище и закололи там пятерых бычков.
***
Этот пир и волховской обряд были не традиционными. Драговит приурочил их к завершению заседания Совета старейшин и Собрания воинов.
С князем в его палатах находилось не очень много лиц. Здесь сейчас пировали лишь избранные: воевода уличей и двадцать старших дружинников, а также присутствовало столько же старших дружинников из других родов, ну ещё были и старейшины, кроме нескольких. И сюда же пожаловали приглашённые персональные гости князя.
А вот Хвалимира и самых рьяных его сторонников не было, и это бросалось в глаза. Однако Драговит делал вид, что ничего не случилось. За то Градибор в Тамасидаве всё-таки задержался.
В отличии от Хвалимира, Градибор был изворотливее, и поэтому не хотел раздражать князя и рвать с ним окончательно. Хотя перед этим у них и состоялся неприятный разговор с Драговитом, однако они оба не пожелали до конца ссориться, и потому старейшина рода Бужан удостоился теперь чести сидеть по правую руку от князя.
А ещё рядом с Драговитом находился Клондик. Это был рыжеволосый, шумный и внешне простоватый верзила, с грубыми топорными чертами лица. Он уже являлся гостем персональным.
Клондика усадили на почётное место по левую руку от князя. Клондик являлся вождём одного из бастарнских племён.
Клондик заявился вчера, и с ним прибыло до сорока его соплеменников.
Внешне они походили на своего вождя. Все они выделялись крупным телосложением и своим оружием. (Как и германцы, бастарны предпочитали в сражениях орудовать не мечами, а секирами. Это были топоры на длинных древках, и их считали прирождённым оружием этого племени.)
Следует сказать, что бастарны никаким боком не относились к праславянскому роду, а считались восточной ветвью кельтов и обитали по северным склонам Карпских гор и вплоть до среднего течения Борисфена (нынешнего Днепра).
Клондик, как и все кельты и германцы, морщился от вина, он его не понимал и не переваривал, но за то обожал пиво, и сейчас этот увалень налегал исключительно на пенный напиток. И по вождю бастарнов было видно, что он уже изрядно опьянел.
А ещё здесь же находился и посланник Децебала. С ним мы уже познакомились. Это был Скорио, сын одного из ближайших соратников дакийского царя. Скорио больше слушал соседей и лишь односложно отвечал, если кто-то к нему непосредственно обращался.
Медовуха, пиво и греческое вино лились рекой. Так же гостям предлагали и квас.
Слуги разносили яства, по большей части приготовленные на карпский манер. Среди мяса преобладала дичь, а ещё было много солонины и различных блюд из грибов и ягод, причём из ягод как свежих, так и замороженных.
Развлекали собравшихся музыканты, игравшие на свирелях и дудках, и бившие в тамбурины и бубны. Ну и тут же крутились нелепые скоморохи.
Они дурачились и безудержно кривлялись, нередко подначивая гостей.
Однако всем приглашённым показалось этого мало, и некоторые из гостей начали бурно выражать нетерпение. А кое кто из них из-за этого нетерпения стали даже стучать кубками о столешницы и закричали:
– Мы хотим услышать сказителя!
– Ска-а-азителя!!!
– Пусть споёт нам!!!
И вскоре появился тот, кого с самого начала все ожидали…
Два отрока ввели его в палаты и, подведя к лавке, усадили на неё.
Затем подали ему струнный щипковый музыкальный инструмент, который склавины и карпы использовали уже на протяжении нескольких веков, и который они вероятнее всего переняли у своих соседей, живших дальше к Северу. Инструмент этот у праславян назывался гуслями. Но эти гусли были особые. Они были старинные, переходившие по наследству. И они были очень внушительные.
Приведённому музыканту все одобрительно захлопали.
Карпы его уже знали.
Это был сказитель, которого звали Буяном.
***
У Буяна вырвался из груди глубокий вздох.
Буян нащупал амулет, выточенный из кости какого-то древнего животного и висевший у него на груди (это скорее всего была кость заросшего шерстью доисторического слона, которого северные народы до сих пор встречали, поклонялись ему и называли мамонтом), прикоснулся к амулету губами, что-то прошептал про себя. Затем обвёл гостей невидящим взглядом, поблагодарил за приглашение и…
Заиграл на своём необычном инструменте, искусно и едва касаясь его кончиками пальцев.
А затем сказитель стал исполнять недавно сочинённую им былину.
Хотя слава об этом сравнительно молодом сказителе зародилась недавно, но она успела перешагнуть за пределы обитания уличей. Песни его теперь исполнялись и на пирах у князей и старейшин антов, карпов, склавинов и даже у венедов. И на всём этом огромном пространстве, где по существу говорили на одном языке, на праславянском, и поклонялись одним богам во главе с Перуном, он теперь по праву считался едва ли не самым лучшим сказителем.
А вообще Буян был для сказителя совсем не старым: ему едва перевалило за двадцать пять лет, и он был от самого рождения слепым.
Это между прочим придавало особенную убедительность и красоту его пению.
Он из-за этого в свои песни вкладывал всю душу.
***
Голос у Буяна был тоже необыкновенный и при этом постоянно менялся. Казалось он пел несколькими голосами. Или вернее, если закрыть глаза, то можно было бы подумать, что пел не он один, а сразу несколько сказителей. У одного из них голос был низкий, у второго средний. Ну и у третьего почти что детский, чистый и звонкий.
То есть, его голос нередко становился то тонким-тонким, потом тихим, почти переходившим в шёпот, и его едва было слышно, то громким, даже очень, то начинал иногда дрожать.
Буян пел о славном прошлом карпов, об их извечной борьбе с кочевниками, приходившими из степей и сеявших смерть и разрушения. А ещё он пел о древних героях, которые не щадили живота своего, защищая родную землю.
Главными героями его недавно сочинённого сказания выступали новые лица.
Ими стали богатырь Воислав и его помощник, отрок Словен.
Кстати, замечу, что этот самый Воислав (а в честь него и был назван старший сын Драговита) являлся не каким-то там выдуманным персонажем, а считался предком и основателем рода князя, и жил он ещё за два века ранее, при дакийском царе Буребисте, объединившим свою страну и сделавшим её самой могущественной в Восточной Европе.
Большинство из пирующих уже не отвлекались на разговоры и питьё, не реагировали на скоморохов, и все внимательно слушали слепого Буяна.
Только Драговит в пол уха его слушал. Он не навязчиво разглядывал пирующих, и при этом размышлял.
Драговит испытывал удовлетворение оттого, что сумел добиться намеченного, хотя и знал, что за его спиной созрел опасный заговор, составившийся из части старейшин. Заговор этот возглавил тщеславный и безмерно амбициозный Хвалимир. И вот этого прожжённого интригана, Драговит, кажется, на этот раз переиграл и уложил на обе лопатки.
Драговит покосился влево и взгляд его упёрся в дакийского посланника.
***
Молодой дак почувствовал, что князь смотрит на него, и их взгляды встретились. Скорио не выдержал княжеского взгляда. Как будто он чувствовал за собой какую-то вину.
Хо-о-отя, может так оно и есть…
Вирута, супруга князя, открыла Драговиту на днях глаза. Она сказала, что этот юноша, уже дважды посещавший Тамасидаву, ещё с первого раза стал засматриваться на их младшую дочь, которую звали Беляной. Она ему явно понравилась. И они даже уже несколько раз успели встретиться наедине.
Вирута ещё сказала Драговиту: «Ты знаешь, наверное, скоро нам надо ждать сватов, дорогой… Я чувствую, что Беляне не долго осталось ходить в девках.» Но Драговит отвлёкся от этих размышлений и тут же вспомнил о главном, о письме, которое Скорио передал ему в этот свой приезд.
В последнем послании царь даков просил князя прийти к нему на помощь, и клялся Замолксисом, и даже ещё и богами дружественных карпов, что не жаждал войны, а значит Рим её развязал по собственной воле, и с определённой целью. А развязал её он для того, чтобы под корень извести Дакию, расправится с ней окончательно, ну а потом… уже следующей его жертвой, неизбежно станут соседи даков. Децебал также просил с помощью не затягивать, а то может случиться и так, что будет уже и поздно.
Драговит отпил немного медовухи и, повернувшись к бастарнскому вождю, склонился в его сторону и спросил:
– Кло-ондик, а послушай-ка меня… Вот скажи мне: ну а люди Децебала у тебя побывали? Царь к тебе обращался?
Рыжеволосый детина толком не разобрал, что ему сказали. Он сложил трубочкой ладонь и приставил её к уху
– Слу…слу-ушаю… кня-яже… Что-о… что-то ты меня спросил?
Драговит уже громче произнёс:
– Я говорю… а к тебе Децебал присылал своих людей?
– А-а! Да, присылал! – откликнулся рыжий увалень Клондик.
– Значит он и тебя просил о помощи?
– Ну, да. А что? – переспросил бастарн.
– Получается, Децебал запросил помощь у всех своих соседей… кроме язигов, с которыми он сейчас на ножах.
Бастарн не сразу ответил. Он оторвался от огромного куска мяса, вытер рукой рыжую бороду и губы, смачно пару раз икнул и, наконец-то, произнёс уже совсем заплетающимся языком:
– О-о…о-обращался он ко всем. Ну и к нам. Й-и-ик…
Несмотря на то, что бастарн уже окончательно опьянел, Драговит продолжил свой распрос:
– И что бастарны по этому поводу думают?
– Что?
– Да! Вы поддержите даков? Выступите против Рима?
Клондик почесал вновь бороду и заметил:
– Всё з-за-а…зависит от вас. Й-и-ик… Если карпы и склавины решатся, то… то тогда и мы… – Клондик вновь икнул, запил мясо уже брусничным соком, и добавил: – то тогда… тогда и мы, конечно же, выступим с вами.
– Вы твёрдо решили?
– Клянусь Дагдой-Одином! Во всяком случае за своих пиквинов я ручаюсь, князь…
Драговит тут же по этому поводу высказался:
– Так мы, Клондик, уже готовимся… И мы обязательно выступим!
– И что, не убоитесь Южной империи?
– Пусть меня услышит громовержец Перун! Мы не побоимся Рима! И да, мы готовим оружие и всё прочее снаряжение… Ведь так? – и князь повернулся и обратился за поддержкой уже к старейшине рода Бужан.
Градибор вроде бы как слушал слепого сказителя, но на самом деле он тоже о чём-то задумался. Взгляд его был блуждающим и каким-то отстранённым. После некоторой заминки Градибор обернулся к князю и поддержал его.
– Да, конечно, мы уже собираемся. Совсем скоро мы будем выступать.
От столь серьёзной темы Клондик стал быстро трезветь.
Ещё раз йикнув, он тут же переспросил:
– Ну-у, х-хо-оро-ошо… И сколько же вы намереваетесь выставить воинов?
– Половину, – ответил Драговит.
– Зна-ачит… это будет тысяч десять… ну или двенадцать?
– Примерно.
– Но этого же мало… – высказался Клондик. – Я ведь знаю римлян. С ними мне не раз приходилось встречаться… в том числе и на узкой тропе. У-у-ух и помахались мы с ними! О-о-ох, и славно! Аж затупились и пришли в негодность две моих секиры! Но следует признать… римлян не так-то просто завалить, тут надо попотеть, потому что они не малодушны. О-о-о, они хорошо умеют воевать. Они бойцы, что надо!
– Я согласен с тобой, Клондик, – не стал спорить с бастарном князь карпов, – этого, действительно, мало. Однако мы не можем оголить своё южное порубежье. Того и гляди сарматы вновь оттуда могут прийти, чтобы на наши южные уделы напасть и ограбить их.
Клондик, некоторое время помолчав, произнёс:
– Ну может мы, пиквины, соберём тысяч пять, и столько же к нам прибудет добровольцев из других бастарнских племён…От тех же костобоков… – начал рассуждать окончательно протрезвевший Клондик. – Зна-ачит… тысяч семнадцать, а то и более нас наберётся!
– Всё равно, Децебалу этой подмоги будет недостаточно. Ему необходимо больше воинов… – вклинился в разговор Клондика и Драговита старейшина Бужан. – Я сужу об этом от беженцев из-за Горы. От них я слышал, что Траян на этот раз привёл за собой в Дакию сто пятидесяти тысячную армию! Пятнадцать легионов! Это небывалая сила! А кто-то утверждает, что и все двадцать легионов он ведёт! Ну а это уже больше половины всей римской армии… Громадная силища!
– Мне это ведомо, – поддакнул Градибору Драговит, – и поэтому ещё несколько дней назад я послал человека к старому Божену, и жду теперь ответа от князя склавинов. Мы будем дожидаться и склавинских воев. Чтобы выступить с ними заодно. Нас тогда уже наберётся достаточно. Тысяч тридцать будет. И вот после этого мы и выступим… Уже сообща.
– И как пойдём? – переспросил Клондик.
– Тянуть с выступлением нельзя, так что придёться направиться нам уже прямками!
– Это получается через перевал Орлиный?
– Ну, разумеется! Это же самый короткий путь в Дакию! – подтвердил догадку бастарна князь Драговит.
***
Где-то на полпути между Тамасидавой и Заргидавой, главным поселением рода Дулёб (позже это поселение переименуют всё-таки c дакийского уже на праславянский лад), в глухой чаще обитала старуха. Скажу прямо, читатель, что это была очень необычная старуха. Сколько ей было лет никто точно не знал. Многие считали, что её возраст уже давным-давно перевалил за восемьдесят лет. А некоторые утверждали, что она вообще прожила уже без малого целый век, а то и больше.
Звали её Семаргалой.
Облик у неё был, как бы выразиться-то… отталкивающий, что ли. О-ох и ужасная же она была! Не-ет, я бы даже подчеркнул, что не просто ужасная, а была она необыкновенно уродливой.
Ну вот представьте: старуха эта была какая-та жёлтая, вся в пигментных пятнах, которые её «украшали» с ног до головы, кривобокая, с длинным предлинным крючковатым носищем, нависавшим не только над её беззубым ртом, но и над подбородком, с впалыми и испещрёнными морщинами щеками и с совершенно лысым шишковатым черепом, постоянно прикрытым платком. В общем – страхолюдина!
Такую образину встретишь ночью и упадёшь в обморок.
А то и вовсе не встанешь! Сердце не выдержит и остановится.
Об этой страхолюдине рассказывали всякие нехорошие вещи.
По рождению она была не праславянского племени, а принадлежала скорее всего к тем древним народам, которые обитали в основном на Севере, и которых греческие периплы называли меланхеленами (это были предки финнов, мери и мордвы).
Утверждали, например, что она зналась с нечистой силой, обитавшей на болоте, и могла кого угодно уморить своими заклинаниями. А ещё она как никто другой знала различные яды и могла предсказывать будущее.
Избушка у этой ведьмы была ей же под стать…
***
Была у этой страхолюдины избушка низкой, и от старости вся почернела. И ещё, казалось, что по самую крышу она вросла в землю. Чтобы войти в неё, приходилось пригибаться и спускаться по земляным ступеням.
Располагалась избушка на мысу, который далеко вклинивался в болотную топь. Вообще, вокруг простирались не только топи, но и непроходимые чащи.
Жила в этой избушке Семаргала не одна, а с немой девочкой, которую называла внученькой (но так ли на самом деле та была её внучкой, никто не знал). И ещё… у Семаргалы, помимо нескольких коз, трёх десятков кур и пары голосисто-задиристых петухов, имелось четверо иссиня-чёрных псов, которые обладали устрашающими размерами и являлись римскими бойцовскими мастифами. Как они появились у этой ведьмы, жившей в такой глуши, никто не ведал. А ведь эти псы разводились в специальных питомниках только римлянами.
Гости редко появлялись у Семаргалы, и поэтому её исполинские псы зашлись в бешенном лае, увидев приближавшихся к избушке нескольких всадников.
Их лай разнёсся по округе и эхо, где-то прятавшееся на дальнем краю обширного болота, его подхватило, и стало совсем после этого жутко.
***
Старая ведьма вышла на крыльцо и прищурилась, пытаясь разглядеть незваных гостей. А они остановились на значительном удалении, опасаясь взбесившихся бойцовских собак, которые запросто могли перегрызть горло не только лошадям, но и любому человеку, даже вооружённому всаднику. Римляне этих мастифов успешно использовали в войнах на протяжении нескольких веков.
– Что вам нужно?! – выкрикнула старуха. – Проваливайте! А то нашлю на вас порчу или ещё хуже, какую-нибудь неизлечимую хворь…По-о-ошли отсюда!
– Осади своих чудовищ! – в ответ прокричал ей Хвалимир. И тут же он вдогонку громко выругался.
– А-а, это ты, красавчик…– наконец-то признала старая ведьма старейшину рода Дулёб. Она прикрикнула на своих злобных псов-великанов, и те тут же притихли и все разом послушно улеглись в сторонке.
– Проходи… – проворчала старуха. – Не ждала я тебя…
Грузный Хвалимир с трудом сполз с коня и приблизился к старухе.
– Что-то произошло? – спросила у Хвалимира Семаргала.
Тот в ответ не сдержался и про себя вновь выругался, а потом раздражённо произнёс:
– Может не здесь будем говорить, а пройдём в избу? Что толку топтаться у порога?
– Ну, проходи, проходи, красавчик… – пропустила старуха нежданного гостя.
Хвалимир прошёл вперёд. Однако он был не только грузен, но и, к тому же, ещё и неуклюж, и потому не мог избежать столкновения с дверным косяком. И всё равно стукнулся лбом о него.
– О-о-ох, ты!.. Тьфу ты, лешие и всякая нечисть болотная тебя побери! – высказал после этого все свои добрые пожелания старейшина рода Дулёб, и добавил: – Вот всегда у тебя… стукаюсь об этот твой косяк, Семаргала!
Наконец, почесав заметно покрасневший лоб, Хвалимир вновь смачно руганулся и, спустившись по ступеням, прошёл во внутрь избушки, но прежде он велел сопровождавшим всадникам ожидать его.
***
Обстановка внутри избушки была чрезвычайно аскетичной, и я бы сказал, что даже по меркам того времени убогой.
Кривой стол, по существу трёхногий и сколоченный абы как, несколько обшарпанных лавок и чёрная от копоти печь. По углам завелась паутина и кое где просматривалась от выступавшей постоянно болотной сырости фиолетовая плесень. Всё убранство тускло освещалось единственной лучиной.
Нигде не было ни одной приличной тряпки. Только на полу валялись потрёпанные козлиные шкуры. И такими же кое где были прикрыты и стены.
Хвалимир огляделся, крякнул досадливо и продолжил:
– Мда-а-а, а я смотрю, ничего-то у тебя не меняется… Ты одна? Никто нас не услышит?
– Да никто, – откликнулась старуха. – Не переживай!
И тут же послышался шум, а затем и надсадный кашель. Он раздался где-то с верху, под самым потолком.
Хвалимир поднял голову и увидел девочку, которая лежала на печи.
– А она? – кивнул в её сторону старейшина рода Дулёб.
– А-а, ну ты же знаешь, Хвалимир, что она у меня немая… Не опасайся её… – отмахнулась рукой старая ведьма.
Тогда Хвалимир продолжил:
– Семаргала, я на тебя в обиде…
– А что такое, красавчик?
– Я тебе же хорошо заплатил?
– Я не буду жаловаться, – согласилась ведьма.
– Ну так вот, и ты мне после этого, что пообещала? А-а? А то, что большинство старейшин поддержат не этого проклятого выскочку князя. А я ведь не скаредничал. Сколько ты от меня получила в этот раз зерна, вяленного мяса, соли и всего прочего?!
– А разве тебя старейшины не поддержали? – удивилась старая ведьма.
Хвалимир почесал мясистый нос с прожилками на конце и язвительно ответил:
– Хм, они? Да, поддержали.
– Ну, вот видишь!
– Вроде бы…
– Вроде бы? А как это понимать, красавчик?
– А та-а-а-ак…Поддержала во всяком случае некоторая их часть… Но какая? Поддержавших оказалось не семнадцать, не девятнадцать, а всего… а все-его – тринадцать. Из двадцати пяти.
– Ну всё-таки их же больше было…поддержавших тебя.
– Ха-а-а! Но это мне на самом деле ничем не помогло.
– Почему?
– Проклятье! Да потому, старая, – начал кипятиться и выходить ещё больше из себя Хвалимир, – что это оказалось не подавляющее большинство старейшин. Ты понимаешь? И тогда князь сослался на то, что у него ещё есть возможность обратиться ко всем воям… через головы нас, старейшин карпов…
– И что же?..
– А то, что ему удалось заручиться поддержкой большинства карпских воев.
– Ты что же, этого от него не ожидал?
– Ну, как сказать? Да, на самом деле я этого не ожидал. Я не думал, что он добьётся созыва Собрания всех воинов, однако Драговиту удалось меня перехитрить. Он заручился заранее поддержкой старших дружинников. Да и волхв Богумил и воевода Ратибор встали на его сторону. – И старейшина рода Дулёб в сердцах махнул рукой. – А-а, проклятье! Всё пошло не так, как должно было пойти! Весь мой замысел разрушился. Теперь под руку князя собирается внушительная дружина… Почти все вои. Ну и что мне теперь делать, Семаргала? А если у Драговита всё получится? Тогда он наберёт ещё большую силу и власть княжескую сделает совершенно неограниченной. И начнёт окончательно нами всеми помыкать. А то кое с кем и вообще, возьмёт и расправится…найдя для этого малейший предлог. С него-то станется!
Старуха в досаде крякнула и немного подумав, произнесла:
– Ну а может князя нам того…
– Что того?
– Может… мо-о-ожет нам его… отравить? У меня есть для этого зелье, и оно действует постепенно… Никто и не заподозрит тебя в его отравлении, красавчик.
– О-отравить?
– Ну, да.
– Нет, не стоит…– не согласился с ведьмой Хвалимир. – Это мало что даст.
– Почему?
– У Драговита уже подрос щенок. Мы только расчистим дорогу его старшему отпрыску… Воиславу. А он тоже уже стал… ого-го! Настоящий волчара! И за него будут стоять и Богумил, и Ратибор, и почти все старшие дружинники. В этом я теперь нисколько не сомневаюсь. Тут надо поступить похитрее… Как-то по-другому…
Старая ведьма и Хвалимир надолго замолчали. И оба задумались.
Наконец, Хвалимир первым произнёс:
– Что-то в горле пересохло… У тебя что-нибудь найдётся? Дай горло смачить?
Семаргала велела внучке принести кваса.
Та подчинилась, слезла с печи и принесла и поставила на стол кувшин.
Старейшина рода Дулёб сам себе налил квас в кубок и с жадностью, буквально тремя глотками, его выпил.
– Я, кажется, знаю, что можно сделать, красавчик! – произнесла вдруг старуха.
– Ну-у… – выжидающе уставился на неё Хвалимир. – Не тяни же!
– Нам помогут сарматы! – произнесла Семаргала.
– Са-а-арматы?!
– Да! Надо заручится их поддержкой, – пояснила старейшине свою мысль старая ведьма.
Тут самое время кое-что объяснить.
В чём всё-таки заключалась глубокая размолвка, возникшая уже давным-давно между князем Драговитом и старейшиной рода Дулёб Хвалимиром? И почему они друг друга не то что не переносили, а, в конце концов, уже и возненавидели?
Княжеская власть у венедов, а затем и у карпов в последние несколько десятилетий неуклонно усиливалась, и теперь она была даже не выборной, а передавалась по наследству, обычно от отца к старшему сыну. И это очень не нравилось некоторым старейшинам. Ведь они не привыкли быть послушными и беспрекословно подчиняться кому-либо ещё.
Вот недовольных и собирал вокруг себя Хвалимир. Поэтому-то его размолвка с князем и не была случайной. Хвалимир создавал князю и всем, кто его поддерживал, оппозицию.
То есть, Хвалимир и те старейшины, которые заняли его сторону, надеялись ограничить княжескую власть и желали вернуться к стародавним обычаям. К тем, при которых даже верховными богами у праславян являлись не нынешний Перун Громовержец, а Сварог (иначе его ещё называли Родом), а до него Велес, так как именно эти боги являлись самыми древними у праславян.
И получается, что Хвалимир, и те, кто стоял за него горой, тянули карпов назад, в архаичное прошлое.
