Buch lesen: «Русские воеводы XVI–XVII вв.»
© Каргалов В.В., наследники, 2018
© ООО «Издательство „Вече“», 2018
© ООО «Издательство „Вече“», электронная версия, 2019
…и все русские князи
и воеводы, и все воинство
подаша на землю
предъ великим князем…
Из «Сказания о Мамаевом побоище»
Предисловие
Рубеж XV и XVI столетий – эпоха образования могучего Российского государства.
Завершалось объединение русских земель под властью «государя всея Руси» Ивана III Васильевича, создавалось общерусское войско, которое пришло на смену княжеским дружинам и феодальным ополчениям.
Это было время формирования русской народности. Само название «Россия» появилось именно в этот период, заменив прежнее – «Русь».
Было свергнуто ордынское иго, больше двух столетий тяготевшее над русскими землями. Россия начала успешную борьбу за возвращение западнорусских земель, захваченных литовскими феодалами, нанесла серьезные удары своим извечным врагам – ливонским рыцарям-крестоносцам. Казанский хан фактически стал вассалом великого московского князя.
Россия получила международное признание как большое и сильное государство. В западноевропейской генеалогии многие авторы начинали родословную русских правителей «от Иоанна III».
«К концу своего княжения Иван становится совершенно независимым государем: женою его делается племянница последнего императора Византии. Казань лежит у его ног, и остатки Золотой Орды стремятся к его двору. Новгород и другие народоправства приведены к повиновению. Литва ущерблена, и великий князь ее – игрушка в руках Ивана. Ливонские рыцари побеждены.
Изумленная Европа, которая в начале царствования Ивана III едва подозревала о существовании Московского государства, затиснутого между литовцами и татарами, вдруг была огорошена внезапным появлением колоссальной империи на ее восточных границах (К. Маркс)».
Для достижения всего этого потребовались огромные военные усилия, целая серия победоносных войн. Обстановка военной тревоги была повседневным бытом, служилые люди почти не слезали с коней.
Казалось бы, Иван III должен непрерывно находиться в походах, возглавлять полки в сражениях. В действительности же такого не было. Немецкий посол Сигизмунд Герберштейн с удивлением писал: «Лично он только раз присутствовал на войне, именно, когда подвергались захвату княжества Новгородское и Тверское… великий Стефан, знаменитый палатин Молдавии, часто вспоминал про него на пирах, говоря, что тот, сидя дома и предаваясь сну, умножает свою державу, а он сам, ежедневно сражаясь, едва в состоянии защитить свои границы».
Не понимал этого и кое-кто из соотечественников.
Политические противники упрекали великого князя в нерешительности и даже сомневались в его личном мужестве – к сожалению, эти упреки повторили и некоторые историки.
К Ивану III нельзя подходить с мерками «удельного периода», когда князья выходили в бой со своим «двором» и дружинами «подручных князей», только своим авторитетом обеспечивая единство действий и руководство боем. На рубеже XV и XVI столетий происходило то, что известный военный историк А.Н. Кирпичников называет крутой ломкой традиционной системы вооружения и тактики боя. Сущность этой ломки заключалась в переходе от феодальных ополчений к общерусской армии.
Основу армии теперь составляли «государевы служилые люди», дворянская поместная конница, объединенная в полки под командованием великокняжеских воевод. Все назначения тщательно фиксировались в разрядных книгах, там же указывались цели похода. Дворянская конница имела хорошее защитное вооружение («дощатые брони»), удобные для рукопашного боя сабли, легкое огнестрельное оружие – «ручницы».
Появились новые военные формирования – отряды «огненных стрельцов», или «пищальников», и «наряд» (артиллерия). «Пищальники» набирались из горожан и тоже ставились под командование великокняжеских воевод. Пехоты, вооруженной ручным огнестрельным оружием, было уже достаточно. Например, Новгород и Псков обязаны были выставлять по приказу великого князя по одной тысяче «пищальников». Из сельского населения в пехоту набиралась «посошная рать».
Была разработана четкая система сбора ратных людей. В этих условиях непосредственное ведение военных действий возлагалось на великокняжеских воевод.
«Большим воеводам» перед походом вручался «наказ», подробная инструкция, где поименно перечислялись полковые воеводы, указывалось, где и как поставить полки, как организовать их взаимодействие, как поступить в той или иной конкретной ситуации.
Составители «наказа» не сковывали инициативы воевод, наоборот, непрерывно подчеркивали, что полки следует ставить «где пригоже», поступать «посмотря по делу».
Русская армия эпохи образования Российского государства, национальная по составу (в армиях западноевропейских государств преобладали тогда наемники-иностранцы), решавшая национальные задачи по обороне Отечества от внешних врагов и по возвращению захваченных русских земель, выдвинула немало способных полководцев, в верности и военных способностях которых «государь всея Руси» мог быть уверен. Это делало необязательным личное присутствие Ивана III на театре военных действий. Как верховный командующий он должен был охватывать своим руководством всю страну, и часто это было удобнее делать из столицы. К тому же в связи с выходом Российского государства на мировую арену увеличилось значение дипломатической подготовки войны. Заботой великого князя было также и политическое обеспечение войны. Централизация еще только началась, поэтому внутреннее сплочение было решающим условием победы над внешними врагами, его должен был обеспечить «государь всея Руси», и бывали моменты, когда чисто военные дела как бы отодвигались на второй план.
Иван III был не только выдающимся государственным деятелем и дипломатом, он был и выдающимся военным деятелем, оставившим заметный след в развитии военного искусства.
Сигизмунд Герберштейн ошибался: Иван III принимал личное участие во многих военных событиях второй половины XV в., в том числе в знаменитом «Стоянии на Угре» в 1480 г. Однако наблюдательный немец правильно отметил новую тенденцию – непосредственное руководство военными действиями московских, «государевых», воевод.
Только к исходу XVII в., в петровское время, после создания регулярной армии, их сменяют фельдмаршалы и генералы.
Глава 1. Федор Курбский Черный и Иван Салтык-Травин
По традиции, начало присоединения к Российскому государству Западной Сибири связывается с именем прославленного атамана Ермака Тимофеевича, который со своей казацкой вольницей в начале восьмидесятых годов XVI столетия приплыл на реку Иртыш, разгромил хана Кучума и потом «бил челом Сибирским царством» царю Ивану IV Грозному. В действительности же присоединение Западной Сибири началось значительно раньше: в 1483 г. князья Федор Черный и Иван Салтык-Травин возглавили большой поход в сибирские земли.
Восьмидесятые годы – славное время отечественной истории. Россия разгромила Ахмед-хана, ненавистное ордынское иго окончательно свергнуто.
Но с ордынской опасностью еще не было покончено. Еще кочевали в Диком поле, поблизости от русских рубежей, остатки Большой Орды, и «Ахматовы сыновья» замышляли новые набеги. Казанцы начали нападать на заволжские земли. Ногайцы тоже участвовали в набегах на русские земли. К союзу с Казанью склонялось Сибирское ханство во главе с ханом Ибаком. Складывалось нечто вроде единого фронта татарских «царств» – от Волги до Иртыша, – враждебного России. Самым же опасным было то, что под угрозой оказались новые русские владения в Приуралье – Великая Пермь.
Приуральские владения и раньше подвергались набегам со стороны вогулов (манси), живших по обе стороны Уральских гор.
Особую активность в нападениях проявлял вогульский «князь» Асыка, владетель «княжества Пелымского».
Однако цели похода были гораздо шире, чем желание наказать вероломного вогульского «князя» и обезопасить восточные владения России.
К тому времени стала реальной угроза подчинения всей Западной Сибири сибирскому хану. Хан Ибак уже продвинул свои владения до Тавды и Среднего Иртыша. Только защита и покровительство со стороны России могли остановить агрессию. Добровольное присоединение сибирских князей к Российскому государству – вот чего должны были добиваться посланные в Западную Сибирь русские воеводы. Таким образом, перед ними стояли и военные, и дипломатические задачи. Кроме того, внушительная военная демонстрация в непосредственной близости от Сибирского ханства должна была нарушить «единачество», которое начало было складываться между казанским «царем» Али-ханом и сибирским «царем» Ибаком.
Силы для похода привлекались значительные. В состав «судовой рати» вошли отряды из Вологды и Великого Устюга, из Двинской земли, Приуралья. Однако основу ее составляли великокняжеские служилые люди. И возглавили поход «государевы воеводы».
Князь Федор Семенович Курбский Черный принадлежал к верхушке феодальной знати. Свою родословную Курбские вели от внука киевского князя Владимира Мономаха – Ростислава Смоленского. Один из предков воеводы, тоже по имени Федор и по прозвищу Черный, стал во второй половине XIII в. ярославским князем, от него и произошли Курбские. Первым принял это имя (по вотчине на реке Курбице в 25 км от Ярославля) князь Семен, отец воеводы. В разрядной книге Ф.С. Курбский Черный упоминается среди «больших воевод», которые были посланы в 1482 г. в Нижний Новгород «беречь от Алегама царя»: «судовая рать ходила по Волге мало не до Казани, и много повоевав, возвратилась». Не этот ли опыт командования большой «судовой ратью» послужил причиной назначения князя Федора Курбского Черного в сибирский поход?
Не менее известным человеком был и воевода Иван Иванович Салтык-Травин. Он тоже вел свою родословную от смоленских князей. Прадед воеводы – Иван Собака – был боярином при двух московских князьях: Дмитрии Донском и Василии I, прославился строительством белокаменного Кремля в Москве в 1367 г. Дед – Семен Трава – тоже имел боярский чин. Однако его сыновья, в том числе и отец Салтыка-Травина, уже были «государевыми служилыми людьми». Впрочем, Иван Салтык-Травин сохранил часть родовых вотчинных владений, был связан с верхушкой московского боярства, хотя сам боярского чина не получил. Он тоже имел опыт вождения «судовой рати». В 1469 г. Иван Салтык-Травин упоминается в списке «детей боярских», ходивших походом на Вятку, а позднее «судовой воевода Иван Иванович Салтыков Травин» сам возглавляет большие походы.
Такое «парное» назначение было обычным для того времени. Формально во главе рати ставился потомок великих или удельных князей, который своей знатностью придавал авторитет всему предприятию, но ему «в товарищи» назначался опытный и способный воевода, и часто фактическим руководителем являлся именно последний. Наверное, так было и на этот раз. Летописные сведения противоречивы: в Устюжском летописном своде и в Никоновской летописи первым поименован Курбский Черный, а вторым – Салтык-Травин, в Вологодско-Пермской летописи – наоборот.
Летописи при описании походов того далекого времени обычно не балуют историков точными датами и географическими ориентирами. Сибирский поход 1483 г. – исключение: «Пошла рать с Устюга мая в 9 день», – сообщает летописец.
«Судовая рать» поплыла от Великого Устюга вниз по реке Сухоне на больших кораблях с палубными надстройками и плоскими днищами – насадах, и на ушкуях – кораблях поменьше, но все же вмещавших до тридцати человек с оружием и припасами.
По обжитой Двинской земле плыли легко и весело. Из устья Сухоны свернули в Северную Двину, потом свернули в реку Вычегду, пошли на веслах, останавливаясь возле городков, принимая местные отряды.
До этого места путь «судовой рати» бесспорен – к «Камню» из Великого Устюга всегда ходили по реке Вычегде. Но дальше было два пути – печорский и камский.
В данном случае первый путь не подходил: по нему «судовая рать» уклонилась бы далеко на север, в сторону от цели похода – «княжества Пелымского». Оставался камский путь.
На реку Каму можно было попасть, свернув с Вычегды в ее приток – Кельтму-Вычегодскую. Она вытекала из большого болота, называемого Гуменцо. С другой стороны этого болота брала начало уже Кельтма-Камская, впадавшая в Каму. Расстояние между истоками этих двух речек было совсем небольшим, лишь «малое болотце, мерою не более двух верст», как указывалось в географических описаниях прошлого века. Весной и в дождливое лето это болото было проходимо для судов, если идти не на веслах, а толкать их шестами. Думается, именно так и вышла на Каму «судовая рать» Федора Курбского Черного и Ивана Салтыка-Травина.
Судовой караван выплыл на простор Камы, спустился до притока ее речки Вишеры, где стоял последний русский город Чердынь.
Близ устья речки Вилсуй, притока Вишеры, караван остановился. Здесь был поворот прямо к «Камню»: по Вилсую и дальше, до самого перевала. Вот тогда-то и начались настоящие горные речки.
Не вода была в Вилсуе – камни пополам с пеной. Ушкуи тянули бечевой, сложив на палубах бесполезные весла. Ратники скользили на мокрых камнях, срывались в бешено кипящую воду, снова упрямо хватались за бечеву. И так – верста за верстой, день за днем, без устали. Совсем близко уже Растесный камень, за которым кончалась река и начинались горы. По другую сторону перевала были истоки первой сибирской речки Коль, притока Вижая. А речка Вижай вливалась в большую уже реку Лозьву, которая протекала по окраине «княжества Пелымского», владения «князя» Асыки. Небольшое, кажется, расстояние по сравнению с двумя тысячами верст предыдущего водного пути, но с каким трудом пришлось его преодолевать!
Летописцы не сообщили никаких подробностей небывалого горного волока через перевалы Среднего Урала, но можно предположить, каких неимоверных усилий это стоило, чтобы перетащить на руках через «Камень» тяжелые суда, «тюфяки» и пищали, припасы и снаряжение, необходимые для сражений и многомесячного похода по «земле незнаемой».
Вполз судовой караван на перевал, начался спуск – тоже нелегкий и опасный.
Верст за 80 до устья Лозьвы стали попадаться шалаши, крытые берестяными полотнищами, или паулы – селенья вогульских охотников и рыболовов.
В этом году, испугавшись «судовой рати», вогулы разбежались по лесам, и до самого Пелымского городка воеводы не встретились с ними.
Кое-что об этом «княжестве» воеводам удалось узнать от «мирных вогуличей», поселившихся в пермских землях, от пленных, захваченных во время прошлых набегов. Было известно, что несколько юртов (больших вогульских семей) объединялись в волость, под властью своего «князца». Центром был укрепленный городок – уш, где жил князек со своими родственниками, слугами, дружиной богатырей – уртов. Важнейшие вопросы решались на собрании воинов, где каждый взрослый мужчина мог сказать свое слово, но большим влиянием пользовались старейшины юртов. Для «князца» собирали ясак беличьими шкурками, рыбой, вяленым мясом диких зверей. Но настоящей власти у «князца» не было. Старейшины юртов могли послушаться его, а могли откочевать со своими родичами, и тогда разыскать их в лесах было почти невозможно. Могущество «князца» зависело от благорасположения старейшин: хотели – посылали в городок своих воинов, не хотели – «князец» оставался с немногочисленными уртами.
Также и «большой князь» Асыка, считавшийся повелителем обширных земель от «Камня» до великой реки Оби, не был хозяином своего княжества. Каждый малый «князец» мнил себя самостоятельным владетелем. Собрать «князцев» вместе могла только общая выгода или опасность.
Но даже если Асыке удавалось собрать на совет всех «князцев», старейшин и богатырей, не ему принадлежало последнее слово, а главному шаману (слуге Нуми-Торума1 – Хозяина Верхнего Мира).
Известие о том, что русские воины на больших лодках перелезли через «Камень» и плывут по сибирским рекам Лозьве и Тавде, приближаясь к столице «князя» Асыки, обеспокоило «князцев» и старейшин. Тюменские татары давно нападали на вогульские земли, но они воевали окраины, а русские суда плыли к Пелымскому городку, который боги избрали для своего обитания. И дружины вогульских «князцев» начали собираться по зову Асыки. Здесь, при впадении Пелыма в реку Тавду, «большой князь» Асыка решил дать бой пришельцам.
…«Князцы» и старейшины в окружении уртов и старших слуг важно шествовали к белой юрте Асыки. Пир продолжался целый день. Возле шатра пировали урты. Асыка не жалел припасов. Известно ведь, что сытый воин – сильный воин.
Простые воины, охотники и рыболовы ставили шалаши поодаль, о чем-то шептались. Многоопытному Асыке это не нравилось. Урты бодры и веселы, они готовы сражаться с кем угодно и где угодно, в этом их жизнь, их предназначение. Но почему молчаливы и пасмурны воины из паулов? Почему их так мало? Не пришли воины с Лозьвы, Конды… Да и «князцы» явились не все…
А «судовая рать» Федора Курбского Черного и Ивана Салтыка-Травина уже плыла по реке Тавде к городку.
Всполошились вогуличи, узрев ее, толпой побежали к берегу. Навстречу каравану вынеслись легкие берестянки с вогульскими лучниками. Их отогнали выстрелами из пищалей и «тюфяков», не дали пустить стрелы.
Ушкуи подплывали к берегу, где стояли, выставив копья с наконечниками в виде двусторонне заточенного ножа и охотничьи рогатины, воины из паулов. Снова залп из пищалей, «тюфяков», «ручниц». Берег затянуло клубами черного порохового дыма. Прямо с бортов прыгали на песок вологжане, вычегжане, сысоличи, вымичи, устюжане. Московские дети боярские перезаряжали «ручницы» и стреляли с ушкуев. Дрогнули вогуличи и начали разбегаться.
Дольше держались богатыри-урты. У них были мечи, удобные для рукопашного боя, а у богатых – даже кольчуги, которые попадали к вогулам от татар и ценились очень дорого. Но устоять против русских ратников, вооруженных легкими и удобными для боя саблями, защищенных панцирями и кольчугами, они не смогли. Когда «князь» Асыка в окружении своих телохранителей поскакал к близлежащему лесу, побежали и они…
Было это 29 июля 1483 г.
Летописные известия позволяют восстановить некоторые подробности боя. Никоновская летопись сообщает, что вогульский «князь немного бился с ними и побежал в непроходимые места и стремнины», то есть бой был быстротечным, упорного сопротивления вогулы не оказали. Победа была одержана с минимальными потерями русской стороны, о чем свидетельствует рассказ устюгского летописца: «На том бою убили устюжан 7 человек, а вогуличей пало много, а князь вогульческой убежал».
Конечно, «судовая рать» имела явное превосходство в вооружении (огнестрельное оружие, доспехи), но только этим нельзя объяснить такой быстрый успех. Видимо, местное население не имело особого желания сражаться с русскими. Простые охотники и рыболовы соседствовали с пермяками, часть вогульских родов, живших западнее Уральских гор, уже давно стали русскими подданными. Перед сибирскими «народцами» стоял выбор: попасть под власть «тюменского царя» Ибака или искать покровительства России. Последнее по многим причинам было предпочтительнее.
Показательно, что после разгрома и бегства «князя» Асыки больше не было сражений с вогулами.
С разгромом Асыки была достигнута непосредственная цель похода: «княжество Пелымское» больше не могло угрожать «Перми Великой», но воеводы решили идти дальше, на Обь, где властвовал «большой князь» Молдан и другие сибирские «князья». И здесь обошлось без больших сражений. Летописцы отмечали только, что воеводы «князей югорских воевали и в полон вели», «поймали князя Молдана на реке Оби и княжьих Екмычеевых двух сынов поймали». Захват знатных заложников впоследствии сыграл важную роль в подчинении вогульских и остяцких племен. О боевых потерях летописцы вообще молчат, хотя отметили, что «в Югре померло вологжан много, а устюжане все вышли». Видимо, сказались тяготы дальнего похода, непривычная пища.
Только здесь, на реке Оби, воеводы поняли, что есть враг много опаснее, чем вогульские лучники и дружины богатырей-уртов, – это немереные сибирские расстояния.
Обратный путь страшил своей протяженностью, и на этом пути предстоял еще один каменный волок…
…В нижнем течении река разделилась на два рукава. По левому – Малой Оби – и поплыла «судовая рать», постепенно отклоняясь к западу. Среди плоской равнины тихо вливалась в великую реку Обь тоже немалая река Сосьва, истоки которой стекали с Северного Урала. По Сосьве пролегал дальнейший путь «судовой рати» – домой, в Великий Устюг.
Верстах в 15 от устья Сосьвы стояла столица югорского «князя» Пыткея – Сумгу-вош (Березовый городок, ныне город Березов). И здесь обошлось без боя: местные жители принесли на суда ясак и пропустили дальше по реке.
Речка Ляпин, приток Сосьвы, встретила судовой караван многочисленными излучинами, островами, мелями. Впереди уже синими горными цепями маячил «Камень».
Приступали к «Камню», как к стенам вражеской крепости, – яростно тянули бечеву и простые ратники, и воеводы. После каменного волока даже пороги и водовороты речки Щугор показались благом.
Печора встретила ратников холодными северными ветрами, секущими злыми дождями, но если даже зазимовать придется, то на своей земле. А можно и успеть – почти месяц до ледостава, а речной путь известен: Печора, Ижма, Ухта, Вымский волок, сама река Вымь, Вычегда, Двина, Сухона – и вот он, родимый Устюг!
1 октября 1483 г. «судовая рать» Федора Курбского Черного и Ивана Салтыка-Травина возвратилась в Великий Устюг. Шесть месяцев продолжался поход, пройдено, по самым скромным подсчетам, более 4,5 тыс. км!
Военный успех похода был несомненный, оставалось ждать его политических результатов.
Ждать пришлось недолго. В том же году, по сообщению летописца, «приходили к великому князю от вогульского князя Юмшана, Асыкина сына, бить челом об опасе2 шурин его вогулянин Юрга да сотник его вогулянин Анфим». Согласие Ивана III на посольство было конечно же сразу получено: речь шла об установлении вассальной зависимости сибирских князей, в чем было заинтересовано Российское государство. И уже весной 1484 г. в Москву прибыло представительное посольство.
Формула договора не вызывает сомнений: все сибирские князья (имеется в виду Западная Сибирь, присоединение Восточной относится к XVII в.) признали вассальную зависимость от России, обязались платить ежегодную дань. В дипломатических документах конца XV в. титул «государя всея Руси» был дополнен словами: «великий князь Югорский, князь Кондинский и Обдорский». Западная Сибирь оставалась «под рукой» России и при великом князе Василии III.
По-разному складывались русско-сибирские отношения впоследствии. В 30–40 гг. XVI в., когда казанские татары резко усилили свои набеги на русские земли в Поволжье и Приуралье, эти связи временно прерывались. Но после разгрома Казанского ханства в 1552 г. в Москву поспешило сибирское посольство, полностью признавшее власть Ивана IV Грозного над Западной Сибирью.
В грамотах иноземным государям царь Иван Грозный по праву именовал себя «всея Сибирские земли и Северные страны повелитель». Когда в 1557 г. «пришел от Едигеря, князя Сибирского, посол Боянда, а привез дани семьсот соболей», то Иван Грозный счел такую дань недостаточной и «на сибирского посла опалу положил». В следующем же году новые послы от Едигера «привезли дань Сибирской земли сполна» и клятвенную грамоту «с княжею печатью», обязавшись «впредь ежегодно дань царю и великому князю с всей Сибирской земли давать». Сам Едигер писал, что «учинился в холопстве», то есть полностью признавал власть Ивана Грозного над собой. Сибирский «царь» Кучум, убивший Едигера, тоже начал с того, что в 1571 г. прислал ясак в том же размере, что и прежде. Но затяжная и принявшая неудачный для России оборот Ливонская война привела к временному разрыву русско-сибирских отношений: «царь» Кучум перестал присылать ясак, занял враждебную позицию. Тогда-то и последовал поход Ермака, с которым связывают начало присоединения Сибири.
Но это уже заблуждение позднейших историков. Во времена Ермака Сибирь считали «вечной вотчиной» московских государей, которой они владели «искони», уже почти столетие. Сохранился интересный отрывок из наказа «приставам», которые встречали в 1586 г. польского посла М. Гарабурда. На вопрос посла: «А нечто спросят про Сибирь, каким обычаем Сибирское царство казаки взяли и как ныне устроено?», «приставам» было велено ответить так: «Сибирское царство искони вечная вотчина государей наших. А взял Сибирь великий государь Иван Васильевич всея Руси, царя и государя и великого князя Федора Ивановича прадед, тому ныне близко ста лет, и дань положил соболями и лисицами черными».
Великие свершения предков живут памятью народа, а память питается историческим знанием. Пусть портретная галерея памяти пополнится именами воевод Федора Курбского Черного и Ивана Салтыка-Травина, с которыми связано действительное начало присоединения Сибири, ставшей исконно русской землей.