Buch lesen: «Образ власти в современных российских СМИ. Вербальный аспект»

Schriftart:

В. Н. Суздальцева
Образ власти в современных российских СМИ. Вербальный аспект

Что есть власть?..

Одно из значений существительного власть, согласно словарю В.И. Даля, – «начальство, начальник или начальники» [Даль Т.1. 1999: 213]. Толковый словарь русского языка под редакцией Д.Н. Ушакова, перечисляя значения существительного власть, под цифрой 5 указывает: «Власть… чаще мн. Лица, облеченные властью, начальство» [Толковый словарь русского языка / Под ред. Д.Н. Ушакова. Т.1. 2000: 310]. В изданной в 2004 году коллективной монографии «Власть в русской языковой и этнической картине мира» власть рассматривается как персонифицированный носитель/носители властных полномочий и первый из двух субъектов: «власть/население (народ)» властной коммуникации [Ермаков Ким Михайлова Осетрова Суховольский 2004: 22]. Е.И. Шейгал выделяет концепты «власть» и «политик» как два основных концепта политического дискурса [Шейгал 2004: 69] и рассматривает лексему власть во всех ее аспектах: лексико-семантические варианты, ассоциации и паремии, им соответствующие, синтаксические и семантические валентности и т. д. При этом одним из значений слова власть указывается следующее: «конкретные представители политической власти (органы и лица, облеченные властными полномочиями)» [Шейгал 2004: 70]. Аналитический словарь-справочник В.Ф. Халипова, Е.В. Халиповой, В.А. Михайлова и И.А. Исаева «Власть. Политика. Государство и государственная служба» к 4-му значению существительного власть дает определение: «лица, государственные служащие, органы, облеченные соответствующими государственными, административными полномочиями» [Халипов Халипова Михайлов Исаев 2007: 57]. Существительное власть, таким образом, в одном из значений является собирательным, и в этом – собирательном – значении оно наиболее актуально для словоупотребления в современных российских массмедиа.

Анализ 5 произвольно выбранных номеров газет (Новые Известия, 16.09.2014; Независимая газета, 01.03.2016; Московский комсомолец, 09-06.10.2016; Яблоко, январь 2017, № 1; Южные горизонты, 20-26.01.2017, № 2) дал следующие результаты: общее количество словоупотреблений существительного власть – 105; из них 16 – в отвлеченном значении «политическое господство; право управления государством или регионом» [Большой толковый словарь русского языка 2001: 135]; 89 – в отмеченном выше значении из «Аналитического словаря-справочника» В.Ф. Халипова, Е.В. Халиповой, В.А. Михайлова, И.А. Исаева.

Можно сказать, что именно в этом, наиболее частотном по употреблению, значении слово власть входит в число семантических констант современного массмедийного публицистического дискурса. Итак, власть (а также власти) – это лица и органы, облеченные властными полномочиями: начальство и начальники разных уровней, люди, управляющие государством. В этом значении существительное власть (власти) будет использоваться в дальнейшем изложении.

Глава I. Образ власти в российской ментальности и в русской словесности

1.1. Власть в российской ментальности и в русской словесности. Смысловое пространство «власть». Понятие «образ власти». факторы, определяющие характер языкового наполнения смыслового пространства «власть»

1.1.1. Власть в российской ментальности и в русской словесности

Систематическое обращение к теме власти в современных средствах массовой информации закономерно. Оно соответствует общей традиции русской словесности и русской журналистики. Власть, от которой зависят практически все сферы жизни, всегда занимала и занимает одно из центральных мест в общероссийской ментальности. Однако способы, с помощью которых формировалось и фиксировалось в когнитивной базе российского народа суждение о власти, менялись и были различны в разные исторические периоды. В Древней и в Средневековой Руси после принятия христианства утверждается представление о богоизбранности великого князя, затем царя, которого следует считать «не только помазанником Божиим, но и живым воплощением Бога на земле» [Кондаков 2007: 120]. При этом характер коммуникации между государством и обществом первоначально имеет на Руси тот же односторонний характер, который отмечен в кратологических исследованиях (кратология – от греч. kratos – ‘власть’, logos – ‘учение’ – наука о власти), описывающих западноевропейские политические традиции. А именно: «Государство… постоянно информирует общество «о себе», само создает «определенные образы и символы, через которые общество воспринимает государство и его деятельность» [Мамычев 2002 metodologlab.narod.ru/ power/ st.4htm]. Население в порождаемых им текстах о власти всего лишь зеркально отражает представления, продиктованные самой властью. В древнерусских «Повестях» и «Сказаниях» XV–XVII вв. был создан образ «благого, христолюбивого» царя – идеального правителя, основная черта которого – «неимение грехов», «безгрешность, вплоть до непорочности и блаженства» и вместе с тем обладающего правом «быть суровым, жестким, даже «грозным» царем» [Ермаков Ким Михайлова Осетрова Суховольский 2004: 256-257]. Все это выражалось в метафорике, оценочных эпитетах, в высказываниях с имплицитно присутствующей оценочностью, а также в общей оценке изображенных исторических событий и лиц. Произведения российской словесности воплощали идею, утверждаемую самой властью: о «богоизбранности Русской земли» и о «богоустановленности» власти великого князя [там же: 232]. Таким образом, второй субъект властной коммуникации – российское общество – длительное время во взаимодействии с властью выступал по сути дела в качестве послушного участника, который воспроизводил суждения о власти, навязанные ей самой, а о своих нуждах заявлял лишь эпизодически и осторожно (например, челобитные в России с жалобами на притеснения местных властей) и открыто почти не обнаруживал своих истинных реакций на власть. Образ царя, сконструированный в паремиологическом собрании русского народа, также выражает крайнюю почтительность, благоговение: «Светится одно солнце на небе, а царь на земле»; «Нет больше милосердия, как в сердце царевом»; «Без царя – Земля (или: Русь) вдова» [Алексеев 2003: 6]; «Без царя народ сирота», «Без Бога свет не стоит – без царя земля не правится», «Государь, батюшка, надежда, православный, белый царь» [Даль Т.4 1999: 570]. Только в отдельных пословицах и поговорках прослеживаются, зачастую выраженные эвфемистически, ропот, недовольство судьбой и отсутствие веры в подлинную справедливость, на это указывает В.П. Аникин [Аникин 1987:

643]. См., например, приведенные в словаре В.И. Даля выражения: «До царя дойти – голову нести», «Царь не огонь, а ходя близ него опалишься», «Близ царя – близ смерти» [Даль Т.4:570]. Четко негативная оценка власти дается в некоторых пословицах, посвященных власти, как мы сейчас говорим, «среднего» и «низшего» звеньев, – законникам, судьям, начальству, а также приказным и подьячим, например: «Законы святы, да законники супостаты», «Не бойся закона, бойся судьи» [Пословицы и поговорки русского народа. Из сборника В.И. Даля: 211, 215]; «Судьям полезно, что им в карман полезло», «От черта отобьешься дубиной, а от подьячего полтиной» [Алексеев: 9]. Баре и бояре в пословицах – также виновники всех бед: «Царские милости сквозь боярское сито сеются; «Воевода хоть не стоит лыка, а ставь его за велика» [там же: 8]; «Хвали рожь в стогу, а барина в гробу» [Пословицы и поговорки русского народа. Из сборника В.И. Даля: 519].

В новое и новейшее время появление в России газет и журналов, затем радио, телевидения, интернета привело к тому, что все более влиятельными в формировании представлений о власти постепенно становились средства массовой информации, то есть слово, исходящее от общества. Однако и при этом еще долго – вплоть до конца 80-х гг. XX века – высказываемые в отечественных СМИ оценки обстоятельств современной жизни и современной власти не выходили за рамки того, что было позволено самой властью. Изменения начались с конца 80-х гг. XX века – начала эпохи гласности и открытости. И в настоящее время, на наш взгляд, именно средствам массовой информации и создаваемой ими оценочной интерпретации картины мира принадлежит главенствующая роль в конструировании того образа власти, который фиксируется в коллективном сознании россиян.

1.1.2. Смысловое пространство «власть». Понятие «образ власти»

Итак, власть, то есть люди, возглавляющие государство, управляющие государством, а также люди, входящие в органы государственного управления разных уровней, – одна из основных содержательных составляющих в информационном пространстве СМИ. Представление о власти создают ее непосредственные называния, характеристики, обозначения действий власти, а также все те слова, сочетания слов и фразы, с помощью которых сообщается о внутренних общественных и политических проблемах России, о ее внешней политике – то есть о тех областях жизни, которые находятся в компетенции власти. Все эти вербальные единицы образуют в текстовом континууме СМИ смысловое пространство «власть». С точки зрения семантической организации смысловое пространство «власть» представляет собой гетерогенное образование. В него входят: 1) слова, обозначающие власть в целом и ее отдельных представителей; 2) слова, обозначающие действия власти; 3) лексика, называющая способы и результаты действий власти; 4) лексика, с помощью которой даются оценка власти и ее характеристики; 5) слова и сочетания слов, обозначающие реакцию населения на власть и ее действия; 6) другие слова и словосочетания, которые обозначают все то, что не связано напрямую со служебными действиями власти, но имеет непосредственное отношение к ней, т. е. слова, входящие в тематические группы: характер, привычки, внешность, хобби, друзья, семья, быт и нек. др. В разные исторические периоды, в зависимости от идеологического и социального состояния общества, смысловое пространство «власть» заполняется единицами языка, соотносящимися с разными денотативными областями и обладающими разными экспрессивно-эмоциональными свойствами. Можно сказать, что суммарно из этих единиц в текстах массмедиа складывается представление о власти, или образ власти. Этот образ сопоставим с категорией «образ автора», которую В.В. Виноградов выводил в качестве одной из основных категорий поэтики художественного текста [Виноградов 1930: 41]. По В.В. Виноградову, «образ автора» – это «идейно-стилистическое средоточие» произведения [там же: 41]. Это то представление об авторе, которое создается у читателя из всех оценок, высказанных в произведении, из «распределения света и тени при помощи выразительных речевых средств», из «переходов от одного стиля изложения к другому» и т. д. [Виноградов 1959: 155]. Подобно этому в значительном массиве массмедийных текстов власть зачастую оказывается смысловым центром, на котором, в конечном итоге, концентрируется внимание журналистов. Она может быть непосредственным объектом изображения, но чаще то или иное событие становится поводом для размышлений о власти, прямо или косвенно отсылает к власти и бросает на нее либо световой блик, либо тень.

1.1.3. Образ и имидж

С 90-х годов прошлого века в российском лексиконе, относящемся к политике, к политическим и государственным деятелям, наряду с термином «образ» утвердился термин «имидж». Исследователи определяют имидж как «искусственно формируемый образ какого-либо явления» [Квесько, Квесько 2008: 24]: отдельного лица, целой организации, предмета и т. д. Назначение имиджа в том, чтобы, сообщив рациональную и эмоциональную информацию об объекте, побудить реципиента «к определенному социальному действию» [там же: 18]. Образ и имидж – близкие понятия, зачастую употребляемые как синонимы. Вербальные средства, с помощью которых создаются образ и имидж, также во многом совпадают. Однако эти понятия не тождественны. Имидж – это целенаправленно формируемое представление о предмете, «наделяющеее объект… дополнительными ценностями (социальными, политическими)» Гринберг 2005: 160]. То есть имидж – это то, что конструируется сознательно и обычно не вполне адекватно отображает объект, с намеренным преувеличением или преуменьшением каких-либо его свойств. Образ власти, складывающийся в информационном пространстве СМИ и внедряющийся в сознание массового адресата, создается: а) в какой-то части – в результате целенаправленных речевых действий автора-журналиста, который намеренно акцентирует информацию о тех или иных сторонах объекта, т. е. власти, или, наоборот, сознательно умалчивает о чем-либо (о приемах акцентирование/умолчание см. ниже, сс. 26; 166); б) в какой-то части – непреднамеренно, под влиянием принятых в обществе оценок и представлений, с которыми и массовый адресат, и сам журналист соотносят сообщаемую информацию. Кроме того, имидж рождается в небольшом, с точки зрения разнообразия, и ограниченном временными рамками пространстве текстов, в значительной части повторяющихся на данном синхронном срезе (см., например, лозунги, плакаты, тексты, сопровождающие портреты кандидатов во время предвыборных кампаний и т. п.). А образ власти – это суммарное представление, которое складывается в сознании массового адресата постепенно, из множества всевозможных обозначений власти и оценок, высказанных в разных текстах массмедиа на протяжении какого-то достаточно длительного периода времени. Поэтому в дальнейшем изложении, анализируя смысловое пространство «власть», мы отказались от термина имидж и использовали словосочетание образ власти.

1.1.4. Факторы, обусловливающие особенности вербального наполнения смыслового пространства «власть»

Какие экстралингвистические факторы предопределяют выбор языковых средств, с помощью которых конструируется образ власти?

а) Важнейшую роль играют социально-исторические, политические условия существования общества в данный момент. Так, долгое время отсутствие негативно-оценочных элементов в аксиологической модели российской власти диктовалось утвержденным в законодательстве запретом на критику власти и страхом наказания. Хула (то есть ‘резкое осуждение, слова, порочащие кого-либо’ [Большой толковый словарь русского языка: 1456]) на власть приравнивалась к государственной измене, и тот, кто был в ней уличен, жестоко карался. «Слово и дело», «Государево слово и дело» – юридический термин, бытовавший в московской Руси с 30-х годов XVII века, особо распространившийся при Петре I, обозначал «государственные преступления», в число которых входило «всякое словесное оскорбление величества и неодобрительное слово о действиях государя» [Брокгауз Ефрон 1890-1907 bibliotekar.ru/bes/230.htm]. В фундаментальном словаре А.Р. Андреева «Российская государственность в терминах. IX – начало XX века» указывается, что в Петровскую эпоху «основную массу преступлений по «Слову и делу» составляли «непристойные слова», содержащие угрозу здоровью и жизни или оскорбление чести императора» [russian_state-hood.academic. ru/782/СЛОВО]. В 30-е годы XVIII века, при Анне иоанновне, «непристойными», «предерзостными» и «поносными» словами в адрес императрицы стали считаться и все случайные описки, оговорки, по чьей-то невнимательности употребленные рядом с именем или титулом императрицы [там же]. Термин «Слово и дело» был отменен в 1762 году Петром III. Однако отождествление права на критику власти с нанесением оскорбления власти и государству сохранялось в России еще долгое время, вплоть до конца ХХ века. Отсутствие свободы слова и борьба с инакомыслием неизменно перерастают в отсутствие свободы мысли: так, в сталинские времена страх перед репрессиями приучал людей не только не говорить, но и не думать то и о том, что было запрещено властью. Демократические изменения, гласность, открытость, продекларированные в России при М.С. Горбачеве, привели не только к раскрепощенности в выражении оценочной модальности в разного рода текстах, в том числе, разумеется, в текстах СМИ, но и к раскрепощенности мысли. Выдающийся современный философ Г.Ч. Гусейнов так характеризовал этот период: «Само появление свободного дискурса ошеломило людей, столкнуло каждого носителя языка с самим собой как с носителем другого сознания [Выделено Г.Ч. Гусейновым – В. С]....Другим сознанием стал для носителей языка весь их отложившийся в языке старый опыт существования в идеологическом обществе» [Гусейнов 2003: 6];

б) Общенациональные архетипические оценки и реакции в отношении власти. Ими также определяется восприятие власти и интерпретация ее в текстах разных периодов. Одной из основных специфических черт российской ментальности ученые называют амбивалентность (то есть двойственность) в отношении народа к власти [Колесов 2007: 520]. В.В. Колесов подчеркивает, что русский человек постоянно ищет «авторитета» («…русский патернализм») и при этом он постоянно отвергает то, что ему навязывается: «русский подчиняется», но «авторитета в конечном, запредельном счете… главного и единственного, для него все же нет….И в этом причина многих трагедий и бед» [Колесов: 520]. Проявление амбивалентности – легкость, с которой русский народ в поисках идеального властителя делает сакральной фигуру того или иного политического лидера (Ленин, Сталин в советские годы, попытка возродить миф о Сталине как о «великом вожде» советского народа в наши дни) или, наоборот, низвергает прежнего кумира. Двойственность в мышлении и упрямство приводят, в конечном итоге, к неспособности объективно оценить ситуацию или персону политического / государственного лидера. Пример тому – столкновение двух противоположных мнений о Сталине в телепрограмме Владимира Соловьева «Поединок» от 3 марта 2016 года и результат голосования телезрителей по этой словесной дуэли. Заявленная ведущим тема диалога – «Сталин и сталинская эпоха. Как, сохраняя объективный взгляд на историю, извлечь уроки на будущее?». Участники – председатель Либерально-демократической партии России Владимир Жириновский и председатель партии Великое Отечество Николай Стариков. Противоположные мнения о Сталине вербализованы ведущим в обозначениях-характеристиках: «великий правитель» – «кровавый диктатор». В выступлении В. Жириновского – множество слов с негативной оценочностью (и той, которая заключена в семантике слова, называющего негативные, отвергаемые обществом явления, и коннотативной): «самый кровавый диктатор в истории человечества, а не только в истории нашей страны», «вся деятельность Сталина – это уничтожение конкурентов», «человек неприметный, ничего не умел», «уничтожена церковь», «уничтожена литература», «уничтожена промышленность», «проиграл войну, и 41-й, и 42-й год», «тотальное разрушение», «в наручниках вся страна была… лагерями покрытая, с тифом, с каторгой», «Все его ненавидели, кто знал, какой он негодяй и преступник», «арестовывали людей», «Кирова убил Сталин», «демократии в стране не было, никого не выбирали», «это был деспот, он всех расстреливал», «такие люди не должны быть во главе государства» и т. д. Однако В. Жириновскому не удается склонить на свою сторону не только оппонента (Н. Старикова), но и зрительскую аудиторию. Результат голосования телезрителей: 29 832 – за Жириновского, 81 256 – за Н. Старикова, защищавшего Сталина, подчеркивавшего достижения его эпохи. Этот результат – яркое проявление амбивалентности. Несмотря на убедительность доводов В. Жириновского, побеждает ностальгия значительной части общества по «сильной руке» и жесткому правлению и вместе с тем упрямое нежелание признать страшные и бесспорные факты, не пропущенные (к счастью!) через собственный жизненный опыт;

в) Материальные, физические и психологические потребности, которые испытывает общество, в том числе и журналисты, в данный момент, также относятся к числу экстралингвистических факторов, обусловливающих вербальную наполненность смыслового пространства «власть». Некоторые исследователи считают, что восприятие власти населением определяется именно ими. При этом неудовлетворенные потребности, по мнению авторов коллективной монографии «Образы российской власти: От Ельцина до Путина», могут сыграть «роль спускового крючка» [2009: 106]. Они оказываются той призмой, которая: а) «отражает или искажает объективные характеристики существующей реальной власти» [там же: 106]; б) определяет качества складывающегося в сознании населения образа власти идеальной [там же: 106]. Так, отмеченный выше возросший интерес современных россиян к фигуре Сталина – это проявление неудовлетворенной потребности в сохранении порядка и законности, а также потребности в национальной самоидентификации, которая порождает мечту о независимой, сильной, пусть даже тоталитарной власти. Потребность в восстановлении авторитета России как одной из сильнейших держав мира, страны, победившей фашизм, диктует содержание и выбор языковых средств во многих публикациях газеты «Завтра» (см., например, статью А. Проханова «Свято-мученик Иосиф», с использованием разнообразных метафор-конфессионализмов: «Сталин – это чудотворец победы»; «Он принял мученическую смерть за Родину, за чертог Богородицы» и т. д.). Этой же потребностью объясняется победа Сталина в телевизионном проекте «Имя России» в июле 2008 году.

К психологическим потребностям относятся также: а) потребность в самореализации (то есть стремление к достижению необходимого социального статуса, обретению уважения и внимания со стороны окружающих); б) потребность в самоактуализации – стремление личности стать равной самой себе идеальной [Образы российской власти: От Ельцина до Путина: 107]. Невозможность полностью удовлетворить их – одна из причин распространения иронии и скепсиса в текстах о власти постперестроечного периода. В иронических и скептических интонациях обнаруживается в том числе разочарованность части общества: «граждане перестают ожидать именно от власти реализации своих потребностей» [там же: 107].

Наконец, негодование, вызванное мигалками, спецномерами и спецсигналами (активизация этой лексики – в многочисленных публикациях СМИ первого десятилетия XXI в., например: «С привилегиями для чиновничьих авто «Новая газета» борется уже шестой год. В 1999-м началась наша акция «Нет мигалкам на дорогах!»» – Нов. газ., 2004, № 30; «Инициатива по запрету «мигалок» для чиновников набрала 100 тысяч голосов россиян» [загол., drom.rul8.03.2014], объясняется, кроме всего прочего, неудовлетворенной физической потребностью – отсутствием свободы проезда, бесконечными пробками на дорогах. А раздражение, вызванное этими неудобствами, стимулирует психологическую потребность разрядить его на ком-то – разумеется, на власти;

г) Существенную роль в выборе языковых средств, наполняющих смысловое пространство «власть», играет социально-ролевая стратификация, принятая в социуме. И.А. Стернин выделяет следующие ее основные черты. Социальные роли делятся на разновидности по: а) степени официальности: официальные, неофициальные, полуофициальные; б) по месту в иерархии: вертикальные и горизонтальные; в) по характеру воздействия: распорядительные и исполнительные [Стернин 1996: 7]. Исследователь выдвигает тезис об «аксиоме ролевого поведения», которая звучит так: «При исполнении той или иной роли в обществе надо оправдывать ролевые ожидания» [Стернин: 5], то есть соответствовать в поведении (речевом поведении) и общении нормам, принятым для данной ситуации. Для СМИ можно говорить о существовании константных параметров общения журналиста с властью. Это общение: а) официальное, б) всегда вертикальное, так как власть, даже в условиях демократии, неизменно занимает более высокое место в социальной иерархии, нежели журналист. Несоблюдение этих параметров вызывает ролевой конфликт и приводит к нарушению норм этикета, в том числе речевого этикета. (О подобных нарушениях в языке постперестроечных массмедиа см. ниже, раздел «Пересмотр границ: «вторжение» в приватное пространство другой личности», с. 35).