Buch lesen: «Химиосити»
Посвящается всем, кто не может остановиться
Пролог
Дождь хлестал как проклятый плётками холодных струй. Несмотря на разгар дня улицу затопил полумрак, и стены ближайших домов вставали кругом зловещими тенями.
Небо разорвал грозовой разряд, который озарил две странные фигуры, бегущие по мостовой: девушка в синем платье и блузе с длинными рукавами, один из которых был наполовину оторван, и… карлик, который тащил её за руку. Он был на удивление хорошо сложен – для карлика.
Башмачки девушки задорно цокали по брусчатке, но ритм каблуков был неровен, вдобавок создавалось впечатление, что стройная фигурка кренится набок. Словно бежит из последних сил.
Гром, наконец, нагнал свою стремительную подругу-молнию и торжествующе рыкнул. Жёсткое лицо карлика искривила гримаса. Он всё тянул и тянул спутницу вперёд – к приземистому сооружению, до которого оставалась полусотня метров. Восковое лицо девушки прочертили линии дождя, а под глазами залегли чёрные тени. Обычно золотые кудряшки теперь, в этом мареве выглядели серыми и безжизненными: только взметались и опадали при каждом шаге.
В её голове вихрились больные воспоминания: вот отец, склонившийся над ней под мертвенным ярким светом: в руке он сжимает шприц, а лицо – бледное, решительное и равнодушное; вот мать, которая сидит в инвалидном кресле – подбородок задран, голова запрокинута, а руки на коленях, – погруженная в себя, как статуя; женщина не слышит её призывов, и только засохшая нитка слюны украшает полуоткрытый рот. Впрочем, всё это, наверное, сон – настолько образ смутный и неверный.
Карлика пронзает своё, не менее душное воспоминание: вот он склонился над распахнутым латунным прибором, внутри которого тикает взрывчатка, он отчего-то знает, что это именно адская машинка, замаскированная под жизненно важную вещь, вот только вместо того, чтобы обезвредить её, хотя и уверен, что вполне способен на это, он захлопывает латунный обруч и уходит прочь.
Через миг видения исчезли, а натруженные ноги всё несли парочку вперёд. У ярко освещённого входа царило столпотворение, словно весь город решил разом попасть сюда. Толпа разноголосо кричала, и в криках этих звучали страх, отчаянье и надежда. Люди были окровавлены, а их одежда превратилась в лохмотья. Но это не были обноски бедняков и рубища нищих. Всё говорило о том, что совсем недавно их носили добропорядочные обыватели – не богатые и не бедные – и только некая катастрофа привела наряды в столь жалкий вид.
Было кристально ясно, что к этому ярко освещённому входу людей привела беда. Та самая, которая заставляла бежать из последних сил окровавленную девушку и её маленького спутника.
Уже на тротуаре она запнулась, закатила глаза и начала заваливаться вперёд. На лице карлика мелькнула паника – он прекрасно понял, что никак не сможет задержать это падение.
И тогда он поступил единственно правильным образом, хотя ещё какую-то неделю назад и не заподозрил бы в себе такой сентиментальности.
Глава первая, в которой К. знакомится с городом, а город знакомится с ним
1
Стояла ранняя осень 2379 года от Рождества Христова. Иными словами 345 год по Новому стилю.
На душе у К. творилось чёрт знает что. И уже далеко не первый день.
Он застонал, поднялся на локтях и сел на спальной полке одноместного купе. В голове вихрились какие-то обрывки сна – муторного, потного, гаснущего. После таких просыпаешься разбитым, с тяжёлой головой и горьким привкусом во рту. Как будто ты чудом не умер, но обратно в жизнь тебя отпустили с неохотой и словно не полностью.
Он посмотрел в иллюминатор с надписью по ободку: «Это совершенно бесплатно». За стеклом проплывала гряда гигантских сосен.
К. зевнул. От почти трёх суток пути, большую часть которых он провел либо во сне, либо в тупой дрёме, путешественник совершенно ошалел. Транспорт плавно покачивался. Скорость была неизменной – а потому особенно утомительной.
Путешественник разгладил синюю рубашку – почти не помялась. Поправил кожаный жилет и расправил штаны – за время путешествия он так не переоделся в пижаму, хотя она ждала своего часа сложенной в чемодане.
Даже башмаки не снял. Было лень. Одолело дорожное отупение.
С приятным граммофонным потрескиванием из динамика звучала тихая и спокойная скрипичная музыка.
Напротив мужчины на откидном столике в латунной пашотнице стояло яйцо, похожее на куриное, но размером со страусиное. Скорлупа сверху была разбита. В проломе торчала ложка – накануне перед сном К. так и не доел.
Что ж – придётся завершить трапезу, хоть и совершенно нет аппетита. Но… Не в том он сейчас положении, чтобы разбрасываться провизией.
Над иллюминатором ожила коробочка с овальной сеткой динамика:
«Уважаемые пассажиры, дилижатом компании «Линия жизни» приближается к транспортному хабу Радостьвилля. Расчётное время оставшегося пути – восемь минут сорок пять секунд. Прибытие в 16:30. Наслаждайтесь последними минутами пути».
Голос был женский, ласковый и приятный – будто мама читала колыбельную. К. ещё раз зевнул: пора собираться. Охлопал карманы жилета и штанов – паспорт, подорожная, диплом, – вроде всё на месте.
Сунул руку за пазуху, под рубашку. Вот он – денежное ожерелье, струится меж пальцев, металлически журчит. Приятное ощущение. К. пересчитал монеты, нанизанные на цепочку. Да уж, билет в одноместном купе съел большую часть сбережений. А ведь ещё предстоит плата за выход…
Ничего, на месте разберёмся. Наверняка он, дипломированный специалист, отыщет работу в городке, в который прибывает. Вот только зачем я туда еду, спросило подсознание. Наверное затем, что надо же куда-нибудь ехать.
К. хлопнул себя по лбу – самое дорогое-то чуть и не забыл. На столике, рядом с пашотницей, лежал фонатом. Это было, без преувеличений, революционное изобретение. Похожая на пистолет штука с рукоятью слоновой кости и курком. На заднем торце расположился диск номеронабирателя. Справа «пистолета», на месте барабана круглился экранчик видеосвязи. Всего и надо было – взяться за рукоять, навертеть четырёхзначный код, сказать телефонистке, с кем соединять, прижать «дуло» со слуховым динамиком к уху, щёлкнуть спусковым крючком, а потом вытянуть с правого торца микрофон на витой пружинке. И вуаля – разговаривай с кем хочешь.
Вдобавок диковина позволяла не только слышать, но даже видеть собеседника при разговоре. Да-да, в том самом выпуклом экранчике на правой боковине корпуса. Пусть и в чёрно-белом виде. И размером со спичечный коробок.
Но это ведь реально фантастика!
Вот только звонить К. было некому. Он ушёл, спалив за собой все мосты. Оставил всё в прошлом. Разве что можно набрать… наставнику. Но нет. Позже. Когда обустроится на новом месте. Может быть.
Со вздохом К. спрятал чудо-устройство в походный чемодан.
Дилижатом начал замедляться. В иллюминаторе степь с лесополосой вдоль дороги сменились грубыми постройками явно промышленно-хозяйственного назначения.
Пора.
К. вытянул из чемодана лямку и перекинул через плечо. Бросив прощальный взгляд на купе (с таким комфортом он, пожалуй, раньше никогда не ездил), К. покинул помещение. В коридорчике он подошёл к вертикальной лесенке и полез вверх.
Над головой с шипением открылся автоматический люк, и путешественник продолжил восхождение. Миновал ещё два яруса – с потолками в три раза выше – и выбрался на крышу дилижатома, больше похожую на верхнюю палубу.
«Для этих уродов, наверное, лифт сделали. Или нормальную человеческую лестницу. А цену с нас дерут такую же…»
По периметру палубы шли перила высотой в два его роста. На уровне пояса пролегал ещё один поручень.
На крыше уже начали собираться другие путешественники – мужчины в походных плащах, женщины в «амазонках», галифе, и сапогах.
Слышались голоса – усталые, но довольные от того, что впереди станция. Можно будет размять ноги, что-нибудь купить в дорогу и, главное, по-человечески покушать.
Гулял прохладный ветерок, донося запахи древесной смолы, металла, какой-то химии и почему-то далёкой стряпни. Путешественник взялся за поручень. За пределами дилижатома всё было таким несоразмерно большим – все эти пакгаузы, железнодорожные пути, штабеля ящиков, вагоны и траспортные экипажи – что у него началась паническая атака. Руки на поручне сделались мокрыми, в глазах потемнело, а в уши нагрянул шум дьявольского прибоя.
К. закрыл глаза, постарался дышать неглубоко и ритмично, а для верности досчитал до двадцати. Не открывая глаз, пробормотал: «Тебе нужна адаптация и работа. Работа и адаптация. И всё будет хорошо. И все будет хорошо».
Открыл глаза. Приступ отступил.
К. ещё раз посмотрел на группки расфуфыренных людей сзади, пробурчал: «Проклятые пижоны» и направился к голове экипажа – чтобы обогнать очередь.
Дилижатом его поразил сразу. Он вспомнил, как надолго замер в восхищении, разглядывая чёрное лакированное чудовище с акцентами серебра, меди и латуни. Этакая помесь кита с комбайном (оба этих умных слова К. вычитал в историческом альманахе). Плавные изгибы кузова, изящные рёбра, стремительный силуэт. Огромные тонкие колеса на резиновом ходу, наполовину скрытые крыльями-плавниками.
И немыслимые клубы пара из труб-градирен.
Борт был усыпан иллюминаторами: одним рядом маленьких – снизу и двумя огромными, в пару К. высотой – сверху. Впереди на крыше экипажа располагался облучок водителя со складным пологом. Перед дилижатома продолжался носовыми фигурами, как на старых кораблях. Это были серебристые профили пустившихся вскачь лошадей.
Непрактично, вычурно, зато красиво. К. любил красоту – особенно инженерную.
Путешественник приблизился к носу сухопутного судна. Впереди оказалась только одна женщина, которая была явно чем-то встревожена. Он всё-таки обогнал очередь.
Дилижатом, замедляясь, миновал арку с надписью «Радостьвилль». Рядом мерцала приписка: «Нас уже семь тысяч триста восемьдесят пять. Стань следующим!»
«Странно», – подумал К. – «Откуда такой недобор? Должно быть десять тысяч или около того». Но раньше времени голову себе забивать не стал.
Дилижатом застонал тормозными колодками, окутался паром и дёрнулся. Всё, остановка.
Справа нависла громада вокзала, похожего на здание австралийской оперы (о ней К. тоже вычитал в историческом альманахе и даже картинка там была – он её внимательно изучил).
Огромная, в три его роста женщина напоминала гору. К. всё не мог привыкнуть к людям-здоровилам: высоченным, гулким, страшным.
К горлу снова подступила паника, но путешественник сумел её обуздать. Женщина-гора в дорожном костюме (К. видел на её тёмно-синей юбке каждое волокно грубой ткани) препиралась с водителем – тоже огромным, закутанным, большеносым. Страшным.
– Ты мне свои крамольские бумажки не суй. Я за макулатуру не вожу, – грохотал шофёр, наклонившись к женщине со своего высокого помоста.
– Но их хождение признают все…
– А я не признаю. Плата за выход положена – гони. Но нормальными деньгами. А нет денег – возьму веществами.
Женщина-гора была готова расплакаться, но деваться некуда. Она закатала левый рукав. Под ним обнаружилась продолговатая латунная пластина – от запястья и почти до локтя, – закреплённая на руке широкими ремнями.
Лицевая сторона устройства пестрила циферблатами и клавишами как на духовом инструменте. Стрелки циферблатов трепетали. Горела красная лампочка. От пластины в вену на сгибе локтя уходила красная трубка.
Водитель жадно уставился на устройство, потом тоже закатал рукав и повернулся к женщине так, чтобы пластины оказались рядом друг с другом.
Такая же штука была на руке и у него!
Шофёр вытянул из торца тонкий шланг. Женщина поступила так же. После этого участники странной сделки соединили шланги через специальные штуцеры.
Запахло земляникой.
– Так, что тут у нас… Вот времена пошли – беднота, и на дилижатомах раскатывает! У тебя что только радость осталась?
Женщина кивнула. По лицу, терявшемуся в высоте, скатилась слеза.
– Ладно. С тебя двадцать процентных пунктов.
Сопряжённые устройства зашипели, и К. сумел разглядеть, что у женщины единственный циферблат с показаниями выше нуля дрогнул стрелкой, и та устремилась вниз.
– Хорошего отдыха, – буркнул водитель дилижатома после того, как устройства были разъединены, – Следующий.
Нетерпеливо загомонила уже собравшаяся позади очередь – все как один люди-здоровилы, чьи лица терялись в вышине как горные пики.
К. помахал водителю рукой.
– Чего ты мне семафоришь, пигмей, – пророкотал человек-гора, – Полезай на платформу. Или хочешь, чтобы я сам к тебе наклонился?
Этого К., которого ещё потряхивало, совершенно не хотел. Поэтому взбежал по косой лесенке на платформу, что пролегала рядом с водительским местом. Лямка дорожного чемодана резала плечо.
Путешественник снял с шеи денежное ожерелье и показал водителю.
– О, пигмейские чешуйки. Это мы любим. С тебя пятнадцать.
К. сдёрнул с цепочки нужное количество монет с отверстиями посередине и насыпал горкой на специальный подносик.
Он не стал дожидаться, пока мужчина соберёт монетки, которые были ему с ноготь мизинца, и съехал по шесту вниз – как пожарный – прямо на тротуар.
2
На городской таможне всё прошло гладко. К счастью, не пришлось беседовать с очередным великаном. Путешественника досмотрела молодая женщина нормального роста. Была она в форме мышиного цвета. На плечах поблескивали серебристые загогулины погон с огранёнными кристаллами в основании.
Провела металлодетектором. Попросила раскрыть чемодан и лениво досмотрела. Путешественник был спокоен, потому что единственное своё оружие, нож, спрятал в тайник. Детектор, конечно, пискнул, ругаясь на металл, но служительница рубежа, похоже, решила, что виной тому пряжка ремня или стальные пуговицы.
Потом она заставила заполнить декларацию, но ввиду того, что у К. вещей было с гулькин нос, процедура получилась быстрой и беззаботной.
Перед тем как направиться вглубь терминала, К. спросил:
– Ну и как тут в целом дела?
– Своим чередом.
– А почему так мало туристов? – поинтересовался путешественник, глядя, как незадачливую женщину, которая расплатилась веществами, ещё и гора-таможенник развернул на контроле – по неясным причинам. В итоге дама в город не попала и поплелась обратно к дилижатому. Без средств и перспектив.
– Не сезон. Идите уже. Мне работать надо.
К пункту контроля не стояло ни одной живой души. Путешественнику вдруг стало тоскливо – он почувствовал себя рисунком на запотевшем стекле, и чтобы не раствориться в вечности, попытался зацепиться за реальность – обыденную, скучную и пошлую.
– Вам здорово идёт форма, – через силу улыбнулся он. – Как будто шили по индивидуальной мерке.
Таможенница только рукой махнула. Но по лицу, и К. это заметил, разлилось удовольствие.
Закричал боевым слоном, запыхтел взвихренным паром и, наконец, тронулся дилижатом. Сквозь застеклённую аркаду вокзала К. видел царственно плывущую тушу – маслянисто-чёрную и очень внушительную. А за ней семенила по-бабьи, придерживая рукой шляпку, давешняя женщина-гора, и всё никак не могла догнать.
Она махала свободной рукой и даже, кажется, что-то кричала. Вот только дилижатому было на неё плевать. Женщина-гора казалась такой маленькой и жалкой.
«Что ж, у каждого свои неприятности», – без всякого сочувствия подумал К. Чувство собственной ирреальности и мимолётности отступило. Путешественник двинулся ко входу в Радостьвилль.
3
День перевалил за экватор, и на действительность словно надели оранжевый светофильтр. А город был очень даже ничего. Миленький, умытый недавним дождём, праздничный и гостеприимный.
К. даже остановился у первого в бесконечной линии таунхауса. Конечно, дома были построены под габариты «здоровил», но даже этот факт не отменял архитектурного разнообразия и любви к деталям: эркерам, ажурным окошкам, фигурным фронтонам. Тут и там линию крыш разрывали башенки, крытые черепицей. На коньках медленно вращались флюгеры в виде животных и сказочных героев. Некоторые жизнерадостно поскрипывали.
Прямо пряничные домики! Пусть и громадные.
Между линиями домов тянулась мостовая, выложенная плитами разных размеров и форм. Её надвое рассекали пути, похожие на трамвайные.
Мимо протарахтела странная самобеглая конструкция. Серый цилиндр с витриной по кругу опоясывали стол, похожий на кольцо Сатурна, и кресла-ковши с подставками для ног. В них цедили пиво несколько здоровил – с лицами тупыми и равнодушными. Некоторые что-то по-коровьи жевали из промасленных бумажных свёртков.
Под большими сиденьями располагались креслица нормального размера – К. разместился бы на таком с комфортом. Перед ними тоже были окошки – пропорционально меньшие.
Над крышей самобеглого цилиндра на тонкой мачте торчал изумрудный эмалированный круг с буквой «Р».
Внутри круговой витрины суетились люди – нормальные, не «здоровилы». К. насчитал четверых. Они переговаривались, смеялись и как бы между делом набивали начинкой лепёшки и запихивали котлеты между булок.
Рот К. наполнился слюной. Последние два дня громе гигантского яйца, которое удалось купить у вежливой проводницы, он ничего не ел.
Конструкция, бибикнув путешественнику, протарахтела по рельсам мимо, резко свернула за угол здания и исчезла.
К. вздохнул и продолжил путь. Дремотное путешествие в дилижатоме не восстановило сил, и сейчас ноги наливались тяжестью, а лямка чемодана резала плечо.
Вдали над рядами таунхаусов, бледнея в дымке, вставало колесо обозрения. Оно неторопливо вращалось, равнодушное ко всему.
Мимо прошуршал странный открытый мобильчик, похожий на каплю на колёсиках.
К. шёл разинув рот. Он впитывал городскую жизнь. Вот гигантские курицы копаются в клумбе. Так вот откуда берутся такие здоровенные яйца! Возле тележек с покупками две исполинские женщины жизнерадостно сплетничают. На балконе второго этажа старушка-великанша вешает на верёвку мокрое бельё и безадресно ругается. Звенят обрывки разговоров, и под козырьком остановки метрах в ста переминается с ноги на ногу уставший люд – тоже гигантский.
Да что за чёрт!
– Спокойно, парень, спокойно, – сказал себе К., вытирая пот со лба. – Есть нормальные люди, как ты, например. А есть здоровилы. Они раза в три выше тебя. С этим фактом тебе придётся смириться. К тому же, судя по всему, их здесь много. Очень много».
Но на всякий случай путешественник присел на одно колено, извлёк верный ножик и положил в карман.
К. поймал себе на странной мысли, что его восприятие пространства постепенно деформируется – в угоду всему огромному, что его окружало. Он вдруг почувствовал себя маленьким и жалким. Линии мира заплясали, как петли на осциллографе. В ушах запела тонкая скрипка.
Из собственного роду-племени встретился только грустный бородатый старичок, который катил по узенькой обочинке, отделённой от основной улицы перильцами, тележку со скарбом. Колёсики печально скрипели. Увидев путешественника, старичок почему-то виновато улыбнулся. Этот грустный дедуля вернул путешественнику чувство нормальных пропорций. Вернул здоровое ощущение, что это не он сам кроха, а всё окружающее – безобразно, неправильно большое.
Чтобы закрепить чувство реальности, путешественник провёл рукой по шершавой кирпичной кладке ближайшего дома.
И вздрогнул – потому что не ощутил холода камня. Он всмотрелся – кладка как кладка. А потом разглядел практически незаметную нить – шов, который вертикально пересекал стену, змеясь по границам кирпичей. Путешественник медленно двинулся вперёд и метров через пять обнаружил ещё одну волосяную границу.
Значит, кладка ненастоящая. Но чёрт возьми, как мастерски сделана эта имитация! Каждый фальшивый кирпичик – яркая индивидуальность: и по размеру, и по оттенку и даже немного по фактуре. Если не приглядываться, мамой поклянёшься: стена – настоящая.
К. отошёл от стены, перемахнул через перильца и присел на корточки на мостовой – блестящей от недавнего дождика. Ситуация повторилась. Границу между панелями путешественник снова сумел разглядеть.
К. так увлёкся созерцанием, что это чуть не стоило ему жизни.
Когда над ним нависла тень, он среагировал подсознательно – и кувыркнулся в сторону. С грохотом на то самое место, где К. только что был, приземлилась нога в огромном чёрном сапожище.
– Смотри куда прёшь, скотина! – запищал К.
Человек-гора, которому путешественник и до пояса бы не допрыгнул, застыл, осмотрелся, а потом чуточку утопил выступающий рычажок на ручной пластине.
Мясистое лицо побагровело. Великан затряс лапищей, сжимавшей бумажный пакетик с куриной ножкой, которой, видимо, лакомился на ходу:
– Ты чего под ногами путаешься, крыса! Это дорога для людей!
Ближайшие полминуты пронеслись перед К. в кровавом тумане. Да-да, у него сорвало крышу.
Путешественник вскочил на ноги и в два прыжка уже был подле «здоровилы» – как медленно движется эта уродливая мясная гора! Он взлетел по складкам штанов, перемахнул через широкий кожаный пояс, а потом стремительно вскарабкался по подтяжкам до плеч, от которых до земли было метров пять. Сальные патлы великана воняли кислятиной.
К. влез по ним на темя хама и свесился головой вниз. В руке блеснул верный нож.
Краем глаза К. увидел тень от исполинской руки, которая падала прямо на него – будто великан хотел его прихлопнуть.
Да что там – «будто». Хотел. Поэтому нужно было успеть.
Левой рукой К. оттянул «здоровиле» верхнее веко, и прижал к мутноватому глазу размером с мандарин лезвие верного ножа.
Великан вскрикнул. Гора мяса задрожала под путешественником.
Рука, похоже, передумала падать и замерла на подлёте.
– Замри, скотина, – крикнул К. – А то придётся всю жизнь носить повязку.
Здоровила медленно отвёл руку и нажал на пластине еще одну кнопочку. Задрожал будто бы от страха.
– Теперь повтори, что ты мне сказал. Только очень хорошо подумай над формулировкой.
– Я сказал, доброго вам дня, уважаемый. Хотите, я уступлю вам дорогу?
– Уже лучше. Теперь извинись.
– Прошу прощения. Виноват. В мыслях не было оскорбить.
– Инцидент исчерпан. Ведь так?
– Точно. Совершенно исчерпан.
– Тогда расходимся.
К. молниеносно спустился вниз и, на всякий случай, отошёл на безопасное расстояние.
Но так, чтобы не уронить достоинство.
Уличный хам продолжал смотреть на К. со страхом, пока не нажал на ещё один рычажок на ручной пластине, после чего лицо его приняло мстительное выражение, и великан ушёл, громко топая.
«Что происходит» – подумал К., – «Зачем эти рычажки? Почему он их трогал всякий раз перед тем, как что-то сделать? Что за чертовщина?»
От мыслей путешественника отвлекли звонкие аплодисменты:
– Никогда бы не подумала, что хама Реудольфи поставят на место именно так. Браво, малыш.
