Buch lesen: «Легенды Львова. Том 2»

Бузиновая пани

Красавица из колодца

Известно ли вам, что на Кайзервальде был когда-то широкий Бузиновый овраг?

Ну и что? – пожмёте вы плечами. Мало ли какие овраги бывают, всех не запомнишь.

Однако об этом овраге знал весь город. А знал потому, что жила там в глухих чащах бузины сама Бузиновая пани. Речь идёт о тех временах, когда Бузиновая пани ещё не вредила людям, а наоборот – помогала.

Итак, в Бузиновом овраге был выкопан глубокий колодец, а вокруг колодца цвели всеми красками полевые цветы. Говорят, что когда какой-то из парней не находил себе невесту в собственном селе или в городе, то шёл к Бузиновой пани и просил разрешения взять замуж одну из её дочерей. Дочери Бузиновой пани жили в колодце, и, чтобы вызвать их оттуда, достаточно было сорвать цветок и бросить в колодец. После этого появлялась такая красавица, лучше которой на всю Галичину не нашлось бы. Были у неё светлые волосы, густые и длинные, как плащ, голубые глаза мерцали, как родник, освещённый солнцем. Каждый, кому досталась такая жена, весь век свой жил в непреходящем счастье, потому что за какое бы дело не брался, всё ему удавалось, а что бы не задумал – все сбывалось. Интереснее всего было то, что девушки из колодца никогда не старели, и как появлялись молодыми, так молодыми и исчезали после смерти своего мужа.

Длилось это до тех пор, пока Бузиновую пани не разозлил один глупый шляхтич, у которого было имение на Замарстынове. Он решил, что если в колодец бросают обычный полевой цветок, а выходит такая красавица, то какая же красота несказанная появится, если бросить туда самую прекрасную розу.

Вот он объездил несколько имений, пока не нашёл необычайно пышный цветок, и отправился к Бузиновому оврагу. Конечно, он подозревал, что это может не понравиться Бузиновой пани, а потому прибыл в овраг ещё на рассвете. Прокрался тихонько к колодцу, бросил быстренько розу и сел ждать свою суженую.

Но Бузиновая пани всё это видела из своего незаметного окошечка в бузиновой чаще.

– Ну, погоди, поганец, покажу я тебе, как меня не уважать, – сказала она сама себе.

И в тот же миг выпрыгнула на край колодца большая зелёная жаба.

Шляхтич даже вскрикнул от испуга:

– А, чтоб тебя, призрак!

– Какой я тебе призрак? – пришла в негодование жаба. – Я твоя невеста. Где моя карета? Неужели ты заставишь меня добираться пешком?

– Да ну тебя! – выругался шляхтич и подался прочь из оврага.

Но жаба и не думала от него отставать, она прыгала за ним следом и кричала:

– Ква-ква-ква! Не убегай! Я твоя невеста!

А Бузиновая пани аж заливалась смехом.

Даже тогда, когда, выбравшись из яра, шляхтич сел на коня и помчал во весь опор домой, жаба продолжала его преследовать и вопить:

– Ква-ква-ква! Я твоя возлюбленная! Подожди! Не так быстро!

На взмыленном жеребце влетел шляхтич на свою усадьбу с отчаянным воплем:

– Закрывайте ворота!

Слуги ворота закрыли, но толку-то – жаба запросто перепрыгнула через частокол и оказалась во дворе.

– Бейте её! – закричал шляхтич и, вскочив в дом, закрылся на семь замков.

Слуги попробовали отогнать жабу, но это им не удалось. Очень уж она прыткой оказалась.

Так бедняга никогда и не избавился от той жабы, всюду она преследовала его, выкрикивая:

– Я твоя невеста! Где мое свадебное платье? Где мои красные сапожки? Где моя белая фата?

Не мог он уже нигде и на люди появиться, потому что все его на смех поднимали, и только знай шутили над его женой.

Быстро шляхтич измучился, и от переживаний начал хиреть, пока не умер. Но и тогда его жаба не покинула, потому что вскочила на грудь и не дала себя никому согнать. Так их вместе и похоронили. И то не на кладбище, а при дороге, потому что не хотел никакой священник над жабой поминальную службу служить.

С тех самых пор Бузиновая пани очень обиделась на людей и спрятала колодец под землю, а сама начала пакостить и насмехаться над всеми, кто только забредал в её овраг.

В гостях у Бузиновой пани

А вас детстве пугали Бузиновой пани? Если нет, значит, ваши родители не из Львова. А вот моя бабушка рассказывала очень страшную сказку. Такую страшную, что после неё мне в каждом овраге Бузиновая пани мерещилась. Поэтому вы лучше эту сказку не читайте.

Эта история случилась с мальчиком Лесиком, который жил со своими родителями на Снесенье.

Отец каждый день ходил рубить дрова на продажу. Возвращался он всегда поздно, затемно, измученный и голодный. Хоть и работал он как мог, но семья едва сводила концы с концами. Поэтому, когда Лесик немного подрос, отец начал и его брать с собой в лес.

Мальчик был послушный и как мог помогал отцу, но судьба к ним всё равно не была благосклонна, и денег едва хватало.

В одно осеннее утро отец с сыном, как всегда, запрягли коней и отправились в лес. Утро выдалось холодное. Трава, ветви и даже стволы деревьев покрылись легким инеем. Мальчик кутался в старенький латаный полушубок, но не переставал дрожать и стучать зубами.

– Ничего, сынок, – сказал отец, – сейчас за работой согреешься. Это сейчас ещё более-менее, а вот что зимой будет! Надо бы купить тебе какую-то тёплую одежду, да не знаю, хватит ли денег. В прошлом году Бузиновая пани поломала мне сани. И теперь никак не удаётся их починить. А купим сани, тогда не хватит денег тебе на полушубок. А ещё и сапоги у меня совсем порвались. Не знаю, дотянут ли до зимы.

Отец тяжело вздохнул и прикрикнул на коней.

– Папа, а какая она, Бузиновая пани?

– Э, сынок, – махнул рукой отец, – лучше не спрашивай.

– Ты её боишься?

– А кто же не боится? Хотел бы я увидеть смельчака, который отважится встретиться с ней в Бузиновом овраге.

– Где? – переспроси Лесик, потому что он хорошо знал тот овраг и не раз туда забегал, но никогда не думал, что Бузиновую пани можно встретить именно там.

– Не допытывайся, сынок. И никогда к тому оврагу даже не приближайся, иначе беда будет.

– Но я уже ходил туда, отец. И не раз. Там всегда очень много земляники. Я часто собирал её летом, и ни разу ничего со мной не произошло.

– Это, сынок, тебе Бог помог. Благодари его за это, и ещё не раз он тебя от беды спасёт. Но теперь ты уже знаешь, что это за овраг, значит, никогда больше не ходи туда.

Мальчик кивнул головой, но слушать отцовские запреты не собирался. Его так и тянуло пойти к оврагу и спросить у Бузиновой пани, почему она приносит вред бедным людям.

– Папа, а Бузиновая пани только бедным вредит?

– А где же ты видел богатого в лесу? Богатые люди дома сидят, а Бузиновая пани наказывает только тех, кто в её лес зайдёт. Вот недавно Петру Фальчуку ногу перебила, а старой Меланке из Лисиничей отняла язык, и она теперь только руками машет и, будто корова, мычит.

– А кто-то видел её, эту Бузиновую пани?

– Тех, кто её видел, уже нет на свете. Всех, кто только на неё глянет, она сразу убивает.

Под вечер, когда отец с сыном нарубили уже полную телегу дров, Лесик сказал отцу:

– Папа, я здесь недавно видел орешник и на нём очень много орехов. Ты езжай домой, а я нарву и догоню тебя.

Отец потихоньку погнал коней из леса, а мальчик сразу же ступил на тропу, которая вела к Бузиновому оврагу. Быстро темнело, и он часто спотыкался то о пеньки, то о корни деревьев, которые торчали из земли.

Дойдя до оврага, помаленьку спустился, придерживаясь руками за бузиновые ветви. На самом дне уже воцарились сумерки: в шаге перед собой ничего не было видно. Из чащи ухнула сова, за ней вторая. У Лесика мороз пробежал по спине, и волосы на голове зашевелилась. Сбоку что-то треснуло, зашумело. Бедный мальчуган так испугался, что хотел было уже убежать отсюда, но ноги его не слушались и будто вросли в землю. Попробовал крикнуть, но невидимая сила сдавила горло и не давала вырваться ни одному звуку. От напряжения из глаз потекли слезы.

Вдруг сзади послышался едва слышный шёпот:

– Иди сюда! Сюда иди!

Лесик осмотрелся, но во тьме ничего невозможно было рассмотреть. Несколько шагов ступил наугад и выпрямленной рукой задел что-то твёрдое. Протянул другую руку и нащупал небольшие двери. Легонько толкнул их, и из щели, которая образовалась, в нос ударил резкий запах плесени. Глаза постепенно привыкли к темноте, и мальчик увидел за дверьми деревянные ступеньки. Когда поднимался по ним, ступеньки громко скрипели. С каждой ступенькой становилось всё светлее.

Ступеньки привели к новым дверям, которые стерегли два больших чёрных пса с глазами, горящими, будто раскалённые угольки. Мальчик достал из-за пазухи остатки своего обеда и бросил объедки псам. Собаки схватили пищу и пропустили мальчика.

Щеколда на дверях была липкая от ещё не засохшей крови, но это не остановило Лесика. Он нажал на щеколду и зашёл в красную комнату. В уголке стояла огромная печь, возле неё возилась высокая худая женщина в зелёном платье. Когда хозяйка обернулась, мальчик увидел, что волосы и глаза у неё тоже зелёные, а ярко-красные губы выглядят неестественно на землисто-сером лице.

– Добрый вечер, – Лесик от страха едва шевелил губами.

Бузиновая пани в ответ лишь кивнула.

– Я пришёл к вам, пани, чтобы спросить, зачем вы вредите бедным людям? Прошлой зимой вы сломали моему отцу сани, и теперь он не сможет купить себе сапоги, а мне тёплый полушубок. Петро Фальчук из-за вас не может ходить, а Меланка из Лисиничей – говорить. Вы же знаете, что бедные люди ходят в ваш лес не по доброй воле. Иначе им не прожить, – скороговоркой выпалил Лесик и замолк, исподлобья поглядывая на Бузиновую пани.

Она продолжала зловеще улыбаться, не прекращая перемешивать что-то в котле большим деревянным черпаком.

– Сначала скажи мне, как тебе удалось пройти мимо моих псов?

– Я бросил им хлеба.

– Гм… Что-то слишком располнели да разленились мои косматые. Многовато я им даю есть. Значит, ты, говоришь, так сильно любишь своего папу и всех обездоленных, что осмелился прийти сюда? – Улыбка Бузиновой пани стала ещё более зловещей. Она бросила мешать свое варево и сделала шаг навстречу мальчику. – И не страшно тебе?

– Да, пани, я люблю своего папу, и жаль мне обездоленных. И когда я шёл к вам, то боялся, но теперь мне…

– Что тебе? – прошипела Бузиновая пани, и её рука схватила мальчика за плечо.

– Т-теперь мне-мне с-совсем не… не страшно, – ответил Лесик, но зубы его предательски застучали.

– Вот оно как! Не страшно?

– Н-нет!

– Это тебе так только кажется!

И рука Бузиновой пани сжала плечо мальчика ещё сильнее. Потом зеленоглазая волшебница с силой дунула на Лесика – и он превратился в большую петрушку, которую хозяйка сразу же бросила в котёл.

– Как раз одной петрушки мне и не хватало, чтобы суп получился вкусный, – и Бузиновая пани снова принялась размешивать варево в котле большим деревянным черпаком.

В скором времени суп закипел, и красная пена поднялась над котлом. Ещё немного, и все оказалось бы на полу. Бузиновой пани едва удалось вовремя снять котёл с печи, но несколько капель всё-таки пролилось. Пятна напоминали кровавые следы детских ног.

Гицлева гора

Жил когда-то в Львове гицель (живодёр). И такой коварный да жестокий, что мир таких не видывал. Не жалел даже маленьких щенков и котят – ловил всех, кто ему попадался на глаза, драл с них шкуры и шил шапки. Жил он как раз под Гицлевой горой в овраге, сплошь заросшем бузиной в глиняной избушке. Вокруг избушки на кольях сушились собачьи и кошачьи шкуры, наполняя смрадом воздух. Но живодёру эта вонь не мешала, он мог вдыхать её и ночью и днём.

Но пришлось и гицелю расплатиться за свои поступки. Как-то он увидел удивительную кошечку, которая грелась себе на солнце на самой вершине Гицлевой горы. А была та кошечка необыкновенная, потому что окрас у неё был ярко-зелёный. По правде говоря, гицель едва её различил среди трав и цветов, но глаз у него был наметан, и у бедной кошечки не было никакой возможности спастись. Гицель подкрался и поймал её в сеть.

– Вот это будет шапка! – радовался он. – Ни у кого такой нет. Похоже, продам её за очень хорошие деньги.

И вот когда он уже спустился к своему оврагу и собирался бедную кошечку убить, как вдруг перед ним появилась женщина в зелёном платье и с распущенными зелёными волосами, в которых трепетали крылышками бабочки, звенели кузнечики и жужжали пчёлки.

Гицель застыл от страха, догадываясь, что видит Бузиновую пани.

– Как ты посмел поймать мою любимую кошечку, плешивый живодёр?

От её гневного голоса бедняга пригнулся к земле, он готов был уже упасть перед ней, превратиться в букашку и потеряться в траве.

– Ой, вот правда, пани, я не знал… не думал… я не собирался причинять ей вред… такая хорошая киса… муррр-мяу… хотел лишь поиграть и отпустить… чтобы мне с этого места не сойти, если я вру!

Бузиновая пани подхватила на руки свою кошку и бросила, уходя, через плечо:

– Лжец! Отныне ты больше никогда не сойдёшь с этого места!

С этими словами она исчезла, а склоны оврага в один миг сомкнулись, похоронив навеки и живодёра, и его хижину.

С тех пор иногда ночами у подножия Гицлевой горы слышатся отчаянные вопли гицеля и лай собак.

Волшебные спицы

Одна бедная женщина нашла в лесу зелёную кошку, которая застряла в расщелине старого дерева и жалобно мяукала. Женщина нашла прочную палку, и, хоть и пришлось приложить немало усилий, но всё же расширила расщелину настолько, что кошка смогла выбраться. Потом принесла её в фартучке домой и напоила молоком. Дети хотели поиграть с кошкой, но женщина им этого не позволила. А на утро кошка исчезла.

Через несколько дней женщина на том же месте в лесу встретила пани в зелёном платье, которая ей сказала:

– Хочу тебя поблагодарить за мою кошечку. Возьми эти спицы, они тебе не раз пригодятся.

С этими словами пани вручила женщине четыре спицы и исчезла.

Женщина принесла подарок домой и положила на стол. А утром нашла связанные чулки. И так было каждую ночь – спицы вязали чулки, носки, варежки, свитера, платья, пояса, шали. Женщина их продавала и в скором времени избавилась от бедности.

Водяные

Игра в карты с водяным

Когда-то Полтва была бурной рекой и не только крутила лопасти мельниц, но и выходила из берегов, затапливая усадьбы, смывая хлева и дома.

В реке жили водяные. А не лишним будет знать, что водяные, как и люди, бывают разные – есть добрые, а есть злые.

Водяной, живущий в пруду, который образовался на Вульке благодаря Полтве, был добрым. Как и все незлые водяные, носил он в правом ухе перстень, который принадлежал утонувшей девушке. Он часто сидел на берегу, когда наступала ночь, а днём почти всё время спал в своём домике на дне пруда.

У добрых водяных совсем не зелёное лицо, просто бледное, да и вода с них не стекает, разве что они немного пахнут чем-то тухлым.

Как-то летом пасли хозяева коней на лугах, да и играли в карты вокруг огня. В полночь взошел месяц, а из-за верб появился какой-то человек в короткой сермяге и в широкой шляпе. Он по-христиански поздоровался и спросил:

– Ну как – идёт карта?

Хозяева, думая, что это какой-то случайный прохожий, процедили сквозь зубы:

– Кому идёт, кому не идёт, – и играли дальше.

Человек подошел ближе и сказал:

– Счастье и несчастье рядом ходят. А нельзя ли и мне с вами сыграть?

Мужчины приняли его в свою компанию, и только теперь заметили перстень в ухе. Ага, догадались они, вот кто это. Раздали карты и продолжили игру. У водяного были ладони, как гусиные лапы, но картами он орудовал молниеносно.

Пока светил месяц, он выигрывал и выигрывал, но когда месяц зашёл, удача отвернулась от него, и он начал проигрывать. А за каждым разом, когда проигрывал, бормотал себе под нос:

– Одна душа… ещё одна душа…

Так они играли, пока не начало светать, и тогда водяной сказал:

– Кто пойдет со мной выигрыш забрать?

Мужчины переглянулись, но никто не поднялся на ноги. Лишь один старик сказал, что знает этого водяного, и бояться нечего. Тогда молодой пастух вызвался пойти.

Водяной привел его к пруду, ударил прутиком по воде, вода расступилась, и они вошли в просторное помещение. Вдоль стен висели полки, а на полках стояли горшки с крышками.

Хозяин показал на десять горшочков и сказал:

– Это и есть твой выигрыш.

Парень поднял первую крышку, и тут же оттуда выпрыгнула небольшая белая тучка. Она произнесла:

– Господь тебя отблагодарит! – и полетела вверх.

Так он открыл все горшки и выпустил души утопленников.

– Теперь мы квиты, – сказал водяной и провёл парня на берег.

Прогулка в театр

Двести лет тому назад вечерний Львов освещался масляными фонариками, огонёк в которых защищали три стекла. Фонарики эти крепились к оградам домов. Но света от них было мало, и уже в начале XVIII века появился цех фонарщиков.

Фонарщики носили при себе небольшой деревянный фонарь с сальной свечкой и, став на углу людных улиц, нанимались к прохожим за один-два крейцера. Оплата зависела от расстояния.

Фонарщикам более всего нравились вечера, когда в театре шел спектакль. Пьесы говорили за себя уже одним своим названием: «Кабаре с женщинами», «Обед с Магдуськой», «Розько Цимбалюк», «Марцинова с Дуная», «Картофель на балу», «Доктор Пампушка», «Маёвка на Погулянке, или Любовь и ветчина», «Замок на Чорштине, или Ой, страх!», «Львовянка – королева Голконды».

Что поделаешь – публика диктовала репертуар. Она терпеть не могла никаких Шекспиров и Шиллеров. Иначе театр пустовал, а директор рвал на себе волосы.

И фонарщики прекрасно ориентировались, в какой вечер они заработают больше, а в какой меньше. Под конец спектакля они караулили возле выхода. Их нанимали не только для освещения, но и для того, чтобы провести зрителей по тёмным улицам, где в воротах или в кустах могли прятаться грабители или просто хулиганы, готовые испачкать панночек болотной грязью. Для таких случаев фонарщики носили при себе палочки.

С одним фонарщиком случилось странное приключение. Как-то стоял он себе на Гарбарской улице, которую потом назвали Академической, и насвистывал песенку из знаменитой пьески «Ганнуся с Погулянки».

А надо сказать, что в те времена на теперешнем проспекте Свободы и на улице Коперника были топи и болота, заросшие камышом, в котором лопотали утки и квакали жабы, а на окраине Академической были ещё и пруды.

И вот услышал наш фонарщик чьи-то шаги, а через миг перед ним появилось целое семейство, которое, по всему было видно, собралось в театр.

Мужчина был одет в приталенный сюртук, на шее у него был длинный шелковый галстук, дважды обмотанный и завязанный узлом. Из-под узла торчали продолговатые и твёрдые кончики воротничка, который шутливо называли «воротничок-убейбатьку». (Говорили, что как-то один блудный сын, вернувшись из странствий и прижав отца к груди, пробил ему на горле артерию этим воротничком.) А на голове, ясное дело, – цилиндр.

Его пани была наряжена в пышное платье с фалдами, на плечи её был наброшен шёлковый платок с кружевами и гирляндой вышитых цветов на уголках. На голове – шляпа, украшенная цветами, поля которой подогнуты к ушам шелковой стяжкой.

За руки они вели двоих детей, тоже наряженных, как куклы.

Я описываю их вид совсем не для того, чтобы показать, какие это были важные паны. Совсем нет. Так одевалась вся театральная публика, за исключением галёрки, где действовали свои законы, потому что на галёрке пили пиво, ели колбасу, распространяя по всему театру густой чесночный дух, и орали, как недорезанные поросята, выражая свой восторг, или наоборот – негодование. Мало того, что на головы партера капало масло с софитов, так ещё и сыпались крошки хлеба или куличей, а потому дамы предпочитали шляпок не снимать.

Одним словом, это семейство, которое подошло к фонарщику и попросило провести до театра, ничем особым не отличалось. Единственное, на что фонарщик обратил внимание, была их косолапость. Походка их напоминала утиную. Ладно старшие. Но дети?

И ещё, когда миновали на Марийской площади мельницу и ступили на мост через Полтву, то жабы так громко начали квакать, что хоть уши затыкай.

Все это припомнил фонарщик позднее. А сейчас он добросовестно довёл семейство до театра, где ему панок положил на ладонь целых пять крейцеров и сказал:

– Если бы вы были так добры провести нас и после спектакля, то получили бы в два раза больше.

– Буду ждать вас, панове – обрадовался фонарщик и поторопился на Подвальную, откуда можно было бы ещё кого-то проводить.

Когда спектакль закончился, и толпа зрителей с шумом высыпала из театра, фонарщик с нетерпением ждал своих клиентов. А вот и они появились. Дети громко смеялись, вспоминая разные шутки со сцены, пани негодовала из-за галёрки, а пан зажёг трубку и с невозмутимым видом пускал кольца дыма.

Фонарщик сразу пошёл впереди.

– Куда мне вас вести? – поинтересовался он.

– А обратно, – ответил пан.

– Понравился ли вам спектакль?

– Ах, да, да… Хорошая игра. Но очень уж было сухо.

– Сухо? – переспросил фонарщик. – Может, душно?

– И душно, и сухо. Еле высидели. Хорошо, что в перерыве можно было пойти в буфет и освежиться. Там было хорошее пиво.

– И много же вы выпили?

– Да как сказать. По одной кружке выпили, а по другой за пазуху вылили. И сразу легче стало.

Фонарщик глянул на этих странных панов и только теперь заметил, что животы у них мокрые, а у пана – ещё и штаны. Только головой покачал – разные бывают люди.

Дойдя до моста, пани вздохнула:

– Ой, да что же это такое! Как меня сушит! Может, я бы немного поплескалась?

– Потерпи, – сказал муж, – сколько там до дома!

И снова жабы заквакали, как безумные.

– Ге-ге! – засмеялся пан. – Чувствуют, видать, кто идёт!

У фонарщика пробежали по спине мурашки.

Наконец вышли они на Гарбарскую, прошли несколько домиков и оказались перед болотом, из которого торчали густые копья камыша.

– Ну, вот мы и дома, – сказал пан и дал фонарщику десять крейцеров. – Благодарим вас, что довели без приключений.

И с этими словами – чап-чалап, чап-чалап – всё семейство двинуло в болото.

Фонарщик стоял, вытаращив глаза. Только теперь он понял, что это была семья водяных.

– Надо же, какие! И те по театрам ходят! – покачал он головой.