Buch lesen: «Мамалыжный десант»
Серия «Военная фантастика»
Выпуск 248
Иллюстрация на обложке Владимира Гуркова
Выпуск произведения без разрешения издательства считается противоправным и преследуется по закону
© Юрий Валин, 2023
© ООО «Издательство АСТ», 2023
* * *
Автор благодарит:
Юрия Паневина – за помощь и советы;
Евгения Львовича Некрасова – за литературную помощь и советы;
Михаила Рагимова – за литературную помощь.
1. Апрель. У Днестра
К утру дождь закончился, лужи светились лунным апрельским холодом. Тимофей старался сапоги не мочить, иной раз приходилось обходить разливы луж впритирку к стенам домов. За подслеповатыми окнами царила тишина: невеликий городок Чемручи1 еще спал. Освободили город вчера, особо боев не случилось, только на окраине наши слегка постреляли, наткнувшись на дурных отставших немцев.
Тимофей обогнул очередную лужу, нервно зевнул и поежился: холод пробирался под вытертый ватный пиджак, словно зима никуда и не девалась. Это от сырости. Дожди шли и шли, землю развезло просто зверски, но это не повод в хате сидеть, задницу греть. Вон, соседний Дубоссарский район еще в марте освободили, люди воюют давно, а тут…
У Тимофея имелся повод спешить. Сам он был не городским – ну, если Чемручи можно городом именовать, – посему пришлось встать едва за полночь и сразу выходить. Печь с вечера не топил, поэтому запер дверь неуютной выхоложенной хаты, сунул ключ под крыльцо – кому надо найдут – и, не оглядываясь, двинул напрямую через виноградник. Так и не оглянулся на Плешку – село растаяло во тьме, словно и не бывало. В сторону кладбища глянул, это было. Ладно, чего уж теперь. Новая жизнь впереди, знай шагай к ней, петляя между студеных луж.
Немногочисленные улочки Чемручи были, конечно же, хорошо известны раннему прохожему. В последние месяцы совался Тимофей в город не часто: того и гляди загребут и в Германию угонят. Так что заказчики хоть и ворчали, но сами в Плешку ходили. Хотя и заказов на ремонт ботинок и сапог было с гулькин нос: и городок, и окружающие его села, затаив дыхание, ждали судьбоносного прихода Красной армии. А как она пришла, так поди заметь, что пришла – промелькнули утром немногочисленные бойцы, да и все. Красный флаг на бывшей управе уже сами горожане вывесили.
Тимофей остановился и прислушался – на западе рокотало. Не очень грозно, но настойчиво. Будет еще служба засидевшимся в холодке гражданам! Хватит, отдохнул, вдоволь насмотрелся на румын и немцев, натворил от безделья глупостей. На фронт, и никаких задних мыслей!
По правде говоря, ранний прохожий, несмотря на свою юность и самокритичность, твердо знал, что он не бездельник. И руки откуда надо растут, и сложись обстоятельства иначе, давно бы воевал, и вовсе не в малодушных тыловых рядах. Но против жизненных обстоятельств, хоть как лбом упирайся, а переть напролом не получается.
Тимофей выбрался на сухое место, вздохнул, поправил кепку, придирчиво осмотрел обувь. Сапоги с виду невзрачны, но рыжеватая кожа надежна, швы прошиты и вощены на славу – в общем, правильная обувка, поскольку сам кожи подбирал, сам шил и берег для вот такого утра.
«Талант у тебя, Тимотей, – говорил, цокая языком, дядя Илие, – а сапожный талант – он один из наипервейших! Это на скрипке можно пиликать, а можно не пиликать, общество только чуть поскучнее станет. А без обуви какое общество? То не общество, а чистый голый зоосад!»
Дядя Илие бывал в Кишиневе, дважды видел в передвижном зверинце льва и обезьяну, чем очень гордился. Может, и еще увидит, если не убьют. Дядю Илие румыны мобилизовали еще летом 42-го, не повезло сапожнику – по причине чистой румынской крови загребли только так. Писал жене из Крыма: мол, «жив, здоров, кушаю, как на той свадьбе у Димитру». Тетка Надья плакала: на той памятной свадьбе супруга здорово поколотили и два зуба вышибли.
Потом писем и вовсе не стало, а Тимофей, уж давно привыкший отзываться на Тимотея, все так же исправно сидел в старой крошечной мастерской, возвращал жизнь потрепанной «праздничной» обуви селян и экономных городских обывателей, делил вырученные леи с теткой Надьей и скрипел зубами, дожидаясь, когда такая проклятая жизнь кончится. Ну, не то чтоб она прямо с утра до вечера была проклятая, случалось в ней порой и очень хорошее, но поминать о том нельзя.
Вот! На здании бывшей украинской школы висел красный флаг, к двери была пришпилена свежая, но уже промокшая бумажка. Тимофей поднялся по ступенькам и не без труда прочел: «Призывной пункт воинской части п/п №…». Едва забрезживший тусклый свет сумрачного весеннего утра расшифровке цифр не способствовал, но и не особо требовалось тот номер угадывать. Номер полевой почты – вещь секретная и мало что говорящая, вот призовемся, тогда все узнаем.
Тимофей сел под дверью и приготовился ждать. Но на крыльце подкапывало, и если по-умному, то имело смысл иное место подыскивать. Призывника с соплями запросто могут и не взять.
Во дворе было еще мокрее и пахло свежим навозом. Тимофей обошел лужу-трясину и встал под навес дверей сарая. Внутри сонно зафыркали лошади.
Истошно заскрипела задняя дверь школы, на ступеньки вышел человек в накинутой на плечи телогрейке, посмотрел на небо, поежился и принялся расстегивать военные галифе. Тимофей культурно кашлянул. Человек вздрогнул и потянулся к кобуре.
– Я свой! – поспешно заверил ранний визитер, почуяв, что служба может и вообще не состояться.
– Свой? Какой еще свой в потемках? – пробормотал военный, держа руку на кобуре, и заорал: – Гончарук, ты часовой или что?
– Що? – отозвались откуда-то из-за угла школы.
– Я тебе дам «що»! – возмутился громогласный военный. – Ты, твою мать, где прячешься?! Почему по двору посторонние гуляют?
Из-за угла высунулся красноармеец и пояснил:
– Та я до воды ходил. Завтрак же…
– А если немцы к нам еще до завтрака забредут? – разозлился военный. – Я сейчас тебе ведро на башку надену!
– Так а що, опять те немцы? – Красноармеец посмотрел на Тимофея. – То пацан!
– Я не пацан, а призывник, – счел нужным уточнить ранний гость.
– Во, то призывник! – обрадовался боец Гончарук. – Тока не особо гвардейского объема в пузе и росте.
Военный на ступеньках в сердцах сплюнул, спустился с крыльца и сказал Тимофею:
– Жди, раз призывник. Сейчас разберемся.
Тимофей ждал, когда командир управится с утренними делами, и думал, что служба начинается как-то не так. Нужно было до нормального утра выждать, не переться спозаранку.
Командир вернулся, поправляя телогрейку, уже более спокойно спросил:
– Так кто такой?
– Лавренко Тимофей Артемович, одна тысяча двадцать шестого года рождения, прибыл для призыва и прохождения службы! – Будущий призывник достал свои справки.
– Что прибыл, хорошо. С бумагами повременим, все равно ни зги не видно. А чего тебе не спится, Тимофей Артемович? – Командир как-то судорожно и болезненно зевнул, прикрывая рот справками призывника.
– Так вышло, товарищ командир. Я с села Плешки, тут пока дойдешь…
– Ранний ты призывник, далеко не все на фронт так спешат. Ладно, раз пришел, помоги вон бойцу с водой…
Тимофей помог с водой, потом с дровами. В школе было не особо уютно, но получше, чем на улице. Неуклюжий Гончарук возился с печью, ставил чайник. Командир – он оказался в капитанском звании – брился, попросил подержать зеркальце ближе к свету: лампа была единственная, да и та глубоко коптильной конструкции. Тимофей держал зеркало, посматривал на погоны капитана.
– Не привык еще к погонам? Ничего, привыкнешь. Так куда торопишься, ранний товарищ Лавренко? – ухмыляясь углом рта, спросил капитан.
– А чего тянуть? – угрюмо сказал Тимофей. – Сидел под немцами-румынами, как та мышь под веником, пора гадам долги отдавать.
– Порыв хороший, правильный. А ты, случаем, не сотрудничал тут с оккупантами? Если думаешь на фронте затеряться, то напрасно…
– Товарищ капитан! – Зеркало в руках Тимофея дрогнуло.
– Спокойно. На полицая ты не особо похож, но вопрос-то правомочный, а? Всяких хитрых граждан мы видели.
– Понимаю. Готов дать полный отчет, – горько заверил Тимофей. – Я, товарищ капитан, перед войной в комсомол готовился, на «Юного Ворошиловского стрелка» сдать успел, гранату на отлично метал. Сюда к тетке приехали – и вдруг война. Мать болела, уйти не успели. Я бы уже давно был на фронте, вот даю честное слово. А в Чемручи и районе даже партизан не имелось.
– У всех так. – Капитан осторожно отер бритву. – Сплошь «уйти не успели» и сплошь «Ворошиловские стрелки». Просто удивительное количество стрелков и патриотов. Как сейчас мать-то?
– На Плешковском кладбище. Еще в сорок первом умерла.
– Да, это не у всех. Ладно, про сотрудничество я для порядка спросил. По возрасту и комплекции ты на полицая едва ли тянешь, там хлопчики лихо хари откармливали. Отец воюет?
– Не знаю. К нам одно письмо в самом начале только и проскочило. Он на заводе. Гальванический цех.
– Дело хорошее. – Капитан продолжал ухмыляться, осторожно и не очень ловко работая бритвой, почему-то левой рукой. – А где тут завод-то был?
– Товарищ капитан, я же говорю: мы из Харькова. У меня справка из школы, там все…
– Харьков – это тоже хорошо, – согласился капитан. – Тут у нас дивизия есть, так и называется – Харьковская. Впрочем, это военная тайна. А Харьков – город известный. Говорят, разрушен здорово и народ фашисты сильно изничтожили. Ну ничего, отстроим. А чего ты, товарищ Лавренко, без сидора или иного мешка с пожитками?
– А чего барахло таскать? Ложка и зубная щетка с собой. Остальным вы обмундируете, – пробормотал Тимофей.
– Гм, верно, конечно. Только амуниции и тушенки с перловкой сразу не будет, на это не рассчитывай.
Капитан принялся промывать помазок, и теперь стало очевидно, что командир ухмыляться и не думал, просто у него угол рта сдвинут, да и кожа до уха неестественно натянута шрамом. Осколок, наверное, задел.
Капитан продолжил объяснять:
– На дорогах видел, что делается? Отстали тылы, а приказ – «Вперед!», и его нужно исполнять. Так что напрасно ты харчем не запасся.
– Потерплю. Я привыкший.
– Тоже верно.
Капитан утер лицо, сел за стол и, наконец, развернул справки будущего призывника. Тимофей затаил дыхание.
– Так, по-румынски у нас только одна кобыла понимает, да и та контуженая. – Капитан отложил справку из городского отделения жудеца2. – Вот, эта доступнее. «Справка дана Лавренко Т. М. в том, что он успешно окончил…» Что ж ты так документы бережешь? Пятно вон какое.
– Пожар был, товарищ капитан. Сажа в трубе загорелась, пальто тогда вообще не спас. Обычная справка, там было «успешно закончил шестой класс школы № 36, переведен в седьмой класс». Вон и табель.
– Табель вижу. Гм, ну допустим. – Капитан отложил испятнанную бумажку и посмотрел на призывника. – От чего бежишь, гражданин Лавренко?
Тимофей взгляд выдержал и четко сказал:
– От стыда бегу, товарищ капитан. Хватит уже, насиделся в тылу.
– Темнишь малость, Лавренко. Но не к теще на блины отправляем. Что ж, если сотрудничеством с немцами не замаран, иди, воюй. Но если нагрешил, лучше сразу сознайся, иначе люди знающие найдутся, все равно подскажут.
– Товарищ капитан, я фашистов не меньше вашего ненавижу! Мне только винтовку дайте.
– Верю, верю. Иди, скажи Гончаруку, чтобы кипятка тебе налил, и жди формирования команды. Ну и помоги ему там, чтоб зря не сидеть.
Тимофей помог с водой и лошадьми. Потом, когда начали подходить призывники, помогал невыспавшемуся писарю-ефрейтору составлять списки. Сам писарь был волжанином, к местным именам и фамилиям еще не приспособился, сам путался, да и многие призывники от вопросов и волнения дар внятности теряли.
Национальностями и диковинными фамилиями городок Чемручи и его окрестности были весьма богаты: молдаване и украинцы, поляки и гагаузы, болгары и румыны… До войны и евреев с немцами хватало, сейчас-то, конечно, их в списках не имелось. В военкомат в эти дни шли по большей части без повесток: слух прошел, что забирают, мужчины призывного возраста сами приходили, не дожидаясь бумажек. Хотя, конечно, не все шли, но, как сказал капитан, «никого не позабудем, пусть и не надеются».
По слухам, должны были собрать новобранцев человек пятьсот, это если со всей округи и дальних сел, но Тимофей уже понял, что такого не будет: спешит полевой военкомат. Дивизия ведет бой, преследует немцев и румын, скоро бросок за Днестр, а там и до Кишинева меньше полста километров. Бойцы дивизии нужны позарез: наступление хотя и ходкое – сейчас победный порыв только грязь и сдерживает, – но личного состава не хватает. Посему формальности и медкомиссия сведены к минимуму.
В полдень капитан велел построить новобранцев во дворе, вышел и сказал кратко, но доходчиво:
– Товарищи! Идет наступление. Враг панически отходит, и наш славный Второй Украинский фронт решительно нацелен на скорейшее освобождение столицы Советской Молдавии. Поэтому боевое обучение, освоение оружия и тактику фронтовых действий вы будете осваивать непосредственно в своих подразделениях. Поздравляю вас с вступлением в нашу дружную гвардейскую семью! Иванцов, грузи бойцов – и вперед!
Сержант скомандовал «По двое становись!», что сделать оказалось затруднительно: лужа посреди двора была глубока, как омут. Будущие гвардейцы потянулись со двора. Тимофей оглянулся на капитана, тот кивнул и, кажется, вздохнул.
Тимофею полегчало и одновременно стало стыдно. Нехорошо службу начинать с обмана и даже подлога – это же вообще откровенное преступление. Но что делать? В конце концов, не убавил же себе возраст гражданин Лавренко, а прибавил. Простится, если вдруг вскроется. Есть такие надежды.
Было Тимофею Лавренко шестнадцать лет, и на фронт ему нужно было просто до зарезу. По личным мотивам и из-за полной безнадежности ситуации.
Куцая колонна шагала по краю улицы, под ногами чавкало. Сержант ободрял зычным голосом. Казалось, уже к дороге на Григориополь пора сворачивать, но прошли еще прямо – напротив амбаров, у кучи зеленых ящиков, ждали несколько красноармейцев.
– Бери, славяне! Ежели кто жадный, можно по два!
Новобранцы подходили поочередно, забирали боеприпасы. Тимофей тоже получил из свеженького ящика скользкий снаряд. Боеприпас был в смазке, сильно пачкался; новобранцы, хоть и не блистали парадной одеждой, бурчали ругательное.
– Без гомону! Такое ваше первое боевое задание. Это трехдюймовые, они на батареях сейчас на вес золота! Да и чего порожняком-то ходить? Веселей, веселей, вы ж теперь гвардия! – призывал сержант Иванцов.
Снаряд – красивый, золотистый, со строго-серой, опасной головкой – показался Тимофею не особенно тяжелым3. Но шагов через сто выяснилось, что нести его жутко неудобно. Да еще грязища…
Не было уже никакой колонны, шли цепочкой вдоль похожей на болото дороги парни и мужчины в разномастных ватниках и полупальто, несли уже не очень золотистые снаряды. Обходили увязшие в грязи выше колес грузовики, обгоняли едва ползущие двуколки с зарядными ящиками, пушки и подводы, грязных, как черти, артиллеристов и измученных лошадей.
Хотя все вокруг чавкало, фыркало и хрипло материлось, Тимофею вновь казалось, что он один. Шаг, еще шаг; попадешь след в след – плохо, не попадешь – еще хуже. Снаряд лежал на плече, мыслей «а вдруг рванет?» давно уже не имелось. Странно, тут же до Днестра не так и далеко должно быть? Ходил год назад за дешевой кожей, такая даль не помнилась, вроде быстро тогда дошел. Где река-то?
Реку призывник Тимофей Лавренко увидел уже в темноте. Вернее, плавни увидел, а вода лишь изредка проглядывала. Заканчивался день одиннадцатого апреля 1944 года, а команда все шла и шла, иной раз теряя дорогу и направление, ориентируясь лишь на осипший голос сержанта Иванцова. Наконец куда-то свернули, кому-то отдавали снаряды, потом попадали в сарае на сырую солому. Где-то недалеко стреляли, в нос бил кислый дух овчинного воротника соседа, есть уже не хотелось, только спать.
Не так Тимофей представлял себе побеждающую Рабоче-крестьянскую Красную армию, но жизнь приучила к тому, что она – настоящая жизнь – вовсе не такая, как думалось до войны мальчишке Тимке. Привык уже призывник Лавренко и не удивлялся.
* * *
Завтракали всухомятку: кухня не пришла. Сухари – черные, сытные, странным образом напоминавшие о довоенных детских вкусах-впечатлениях; еще был чай – сладкий, густой, как сироп. Кто-то из призывников говорил, что сахар немецкий, трофейный и ненастоящий, ну и ладно, зато его было много. В выбитые ворота амбара заносило влагу моросящего дождя, тянуло холодом и развезенной грязью. Тимофей почувствовал, как от этой стылости и сладкого запаха дымного кострового чая начинает вновь неудержимо тянуть в сон.
Но тут пришел офицер, приказал строиться. Командир оказался замполитом полка – теперь так называли комиссаров. Он объявил, что сейчас будут занятия по боевой подготовке, потом принятие присяги и распределение по ротам.
– Далее взводим пружину диска, – объяснял усатый боец в ловкой короткой телогрейке. – Аккуратненько, вот так… Щелчки чуете? Восемь раз щелкнет – и хорош.
Новобранцы наблюдали за возней с магазином. Автомат ППШ многие видели впервые и в больших сомнениях полагали, что винтовка будет понадежнее. Тимофея оружие зачаровало: это ж какое количество патронов вмещается?! Да еще запасной диск!
– А потом вставляем патрончики. Опять же аккуратненько, быстро, но неспешно, «ручейком», как и написано в наставлении. – Автоматчик ловко вставлял небольшие патроны. – Землю диском не черпаем, солому внутрь тоже не пихаем, автомату она без надобности.
– Все ж мудрено, – сказал один из новобранцев, тоже с усами, но подлиннее и почернее, чем у инструктора. – А штык к нему полагается?
– Куда тебе штык? Консерву открывать? Так те консервы и шнапс еще отбить у фрица нужно. Так что если врукопашную сойдешься, бей немца прикладом, немец нынче не обидчивый, непременно на штык не особо и претендует.
Новобранцы начали возиться с диском, а длинноусый тайком пересел к другому кружку, где нормальную винтовку разбирали.
– Эй, Лавренко, есть такой? – крикнули от ворот.
Тимофей растерянно поднялся.
– Чего стоишь? – рассердился худой командир-офицер. – Ко мне бегом!
Пришлось спешно протискиваться между сидящими на соломе. Тимофей успел поправить ватник, вытянулся перед строгим офицером.
– Я Лавренко.
– Вижу, что ты. Идешь со мной, – распорядился офицер, вблизи оказавшийся ненамного старше Тимофея. – Тебе в минометчики назначено. Осознал счастье?
– Осознал. А почему в минометчики?
– Потому. Живо за мной, и без разговорчиков! Сидор где?
– Я без мешка.
– И кого присылают? – закатил глаза офицер. – В бумагах про него «образованный и грамотный», а у него даже мешка нет. Растяпа! Ничего, оботрешься. В роте и не таких выучивали. За мной шагом марш!
Тимофей шел за заносчивым офицером и пытался понять, в каком звании новый начальник. На одном мятом погоне у того имелась звездочка, на другом было пусто. Что бы это значило? А, нет, на втором погоне дырка угадывалась – наверное, просто потерялась звездочка. Младший лейтенант, артиллерист-минометчик. А гонору как у комдива.
Обнаружилось, что вокруг много войск. Солдаты спешно несли какие-то доски и металлические ящики; вот, кидаясь грязью, прокатила открытая приземистая коротенькая машина. Потом Тимофей увидел танки: две гусеничные машины, тоже короткие и не особо массивные, прятались посреди старого и корявого яблоневого сада. Задняя часть башен этих танков оказалась попросту затянута брезентом, выглядела несерьезно, но орудия вполне солидные, наверное, трехдюймовые4. Может, для них снаряды и несли?
– Стой здесь, я в штаб, потом тебя на батарею отведу, – озабоченно распорядился младший лейтенант и свернул к домам, вокруг которых народу было пожиже.
Тимофей торчал у плетня, здесь было посуше. По дороге – по разбитым вязким колеям – машины и повозки передвигаться уже не рисковали, ехали через угол сада и двор хаты. Недалеко располагался здоровенный пулемет на высокой треноге. Бойцы около него возились с тяжелыми лентами и озабоченно поглядывали в небо. Начинало распогоживаться, уже можно было рассмотреть высокий правый берег реки – нельзя сказать, что особо неприступный, но, как туда можно взобраться под огнем противника, Тимофей не особо представлял. Наверное, удобное место для переправы сейчас ищут разведчики и командиры.
Вообще стоять в гражданской одежде и без оружия было неудобно – словно пацан-зевака какой-то. Остальных чемручинских новобранцев видно не было, вокруг народ сугубо военный, потрепанный и ободранный, но знающий, что делать, куда что тащить и на кого ругаться. Тимофей снял кепку и засунул за пазуху, но стало холодно, пришлось опять нацепить.
Наконец показался младший лейтенант, да еще с начальством. Второй офицер выглядел попредставительнее, в фуражке, а не мятой шапке-ушанке, с красивой рыжей полевой сумкой через плечо. Донесся обрывок разговора.
– У всех расчеты неполные, – веско говорил красивый офицер. – Не воевать теперь, что ли? Передай, чтобы выделили самых толковых.
– Так когда тридцать человек осталось, там все толковые. Кто огонь вести-то будет?
– Младший лейтенант Малышко, вам ясна поставленная задача? – с угрозой отчеканил штабной офицер.
– Так точно! Передам командиру дивизиона: выделить людей для сопровождения передового отряда и немедленного подбора огневых позиций.
– Вот и идите. И учтите: будете мешкать и выжидать – перетопят как котят.
Младший лейтенант раздраженно махнул Тимофею и начал перепрыгивать через вязкие колеи дороги. Призывник запрыгал следом, слушая ругательное бормотание начальства. Ругался младший лейтенант со смешной фамилией Малышко однообразно и не особо умело, наверное, опасности почвы отвлекали.
Минут через двадцать, преодолев грязнущее кукурузное поле, вышли к рощице, забитой повозками и солдатами. Малышко попытался хворостиной очистить ставшие пудовыми сапоги.
– Да что у вас, Лавренко, за почвы такие?! Хуже, чем на Украине, черт бы их взял!
– На Украине почвы разные, товарищ младший лейтенант. У нас в Харькове так и мостовые есть.
– Не понял: ты харьковчанин, что ли? – удивился Малышко. – А чего здесь призвали?
– В сорок первом у родичей гостил, уехать уже не получилось, – не вдаваясь в подробности, пояснил Тимофей.
– Ну да, ты же в начале войны совсем еще сопляком бегал, – высокомерно признал младший лейтенант, будто сам воевавший еще с того самого поганого июня. – Ничего, научим, наверстаешь, с медалями вернешься!
Малышко еще поковырял грязь на подметках, безнадежно швырнул ветку и искоса посмотрел на новобранца.
– Вот что, как там тебя… Тимофей Лавренко! Раз ты теперь минометчик, а это специальность сложная, то лучше начинать с азов. А основа в нашем деле – это точный подбор позиций. Сейчас под руководством опытного бойца вы отправитесь на выбор огневой. Потом мы с минометами прибудем и сразу развернемся. Ты парень молодой, подвижный, должен справиться. А тем более ты местный, все тут знаешь. Подробности задания тебе старший объяснит. Возражений нет? Задача ясна?
– Так точно, – сказал Тимофей, не особо много понявший.
– Тогда посиди, передохни, портянки перемотай, сержант к тебе подойдет.
Младший лейтенант, пытаясь стряхнуть с сапог оставшуюся грязь, бодро зашагал в глубь забитой войсками рощи. Тимофей осмотрелся, прислонил к развилке куста сломанный сук и присел на импровизированную скамью. Портянки действительно требовалось перемотать. Что такое огневая у минометчиков и долго ли ее искать – та бис его знае, как говорят в Чемручи.
Младший лейтенант Малышко вернулся довольно быстро. С ним был коренастый немолодой боец в каске и с карабином за спиной.
– Вот, это местный товарищ Лавренко, он условия знает и вообще толковый парень, – лестно отрекомендовал новобранца ловкий Малышко. – А это сержант Бубин, наш разведчик, боец опытный и компетентный. Двигайте в распоряжение старшего лейтенанта Мазаева, они там у плавней готовятся, мимо никак не проскочите.
Бубин посмотрел в указанную сторону, потом на Тимофея и без восторга сказал:
– Товарищ лейтенант, это ж вообще дите. Лучше я один пойду.
– Какое еще «дите», а, Бубин?! – вскипел младший лейтенант. – Призван, значит, боец, как все, кто с ним тут нянчиться будет?! И хватит разговоров, мы на вас надеемся, с позицией ошибаться нельзя.
Сержант пожал плечами и кивнул Тимофею – пойдем.
– Товарищ младший лейтенант, так хоть винтовку дайте! – решился открыть рот Тимофей. – Я вообще на бойца не похож.
– Там дадут оружие, – махнул Малышко рукой на плавни. – На батарее лишних карабинов нет. Да и зачем тебе винтовка, только отягощать будет. Ваше дело не в бой вступать, а найти толковую огневую и нас встретить.
– Ну, ясное дело, – несколько двусмысленно сказал сержант, уже совершенно недвусмысленно сплюнул в грязь и неторопливо пошел к реке.
Тимофею ничего не оставалось, как догонять сержанта. Он на всякий случай оглянулся – младший лейтенант целеустремленно шагал к роще.
– Тебя как звать? – не глядя, спросил сержант.
– Лавренко Тимофей. Вопрос можно?
– Валяй, пока время есть.
– Мы куда идем?
– То есть? – с удивлением посмотрел сержант. – К лодкам, или чего там подготовили нам товарищи саперы. Кстати, ты плавать умеешь?
– Умею, – оторопело сказал Тимофей, глядя на дальний высокий берег.
– Уже хорошо. Э, постой, тебе лейтенант не сказал, что мы от минометчиков первые на переправу? – Сержант хмыкнул. – Вот прохиндей, сэкономил, значит, батарейца.
Видимо, призывник выглядел не особо бодро, поскольку Бубин хлопнул его по плечу и утешил:
– Не боись. Двум смертям не бывать, а одну обплывешь как-нибудь. Все ж налегке, без плиты или ствола, оно и плыть полегче. А Малышко наш тот еще жук, это верно. Не повезло тебе. Был бы наш ротный, он бы иначе порешал. Но третьего дня ранило ротного. Так что судьба, парень. Не трусь, обойдется. Первыми хлопцы роты Мазаева пойдут, они ох и удачливые. Может, и нам подфартит.
Шагать стало полегче: под ногами была прошлогодняя жухлая трава, частью залитая водой, но не засасывающая подошву. Тимофей двигался в некотором ошеломлении. Это что, вот прямо сейчас и на тот берег, где сплошь противник? Да нет, наверное, до вечера подготовка будет идти, а уж потом, в темноте…
Среди зарослей камыша, пристроившись на еще не залитых водой бугорках и обрубках непонятно откуда взявшихся здесь бревен, сидели и лежали бойцы. Клубились облака махорочного дыма, рассеивались над изломанным тростником.
– О, самоварники! Здорово, Андреич, – приветствовали сержанта. – С нами, что ли?
– Ну, для связи и пригляда. – Сержант Бубин пожимал руки знакомым пехотинцам. – Как там корыта? Не особо щелястые?
– Нормально, подконопатили, да частью и так вполне надежные лодчонки. А это кто с тобой? – Бойцы смотрели на Тимофея.
– Да это вроде как проводник. Огневую поможет выбрать, сведущий парень, – не очень определенно пояснил сержант и подморгнул Тимофею.
– О как! Вот всегда вам, минометчикам, помощь, охрана и внимание. А нам по-простому – плыви, беги, захватывай да удерживай: мол, вы опытные, сами разберетесь, – без особой зависти сказал рыжий курносый сержант-стрелок. – А я, может, тоже желаю поддержку партизанского соединения!
– Я не партизан, – запротестовал Тимофей.
– Да мы же тайн не выспрашиваем, – заверил, ухмыляясь, рыжий. – Партизан, подпольщик иль диверсант – мы ко всем с большим уважением. Как говорится, в одной лодке будем, что нам чины и звания. Только вот ты сильно черный в смысле пиджака. Снайпер фрицевский живо приметит, за морской бушлат примет – и амба.
– Не болтай язычищем, накаркаешь, – заворчал Бубин. – Видишь, у парня первая переправа. Когда начинаем-то?
– Так вот через полчасика, – сказал кто-то из соседней группки, где имели часы. – У фрицев обед начнется, а тут и мы. Прямо к компоту.
Бубин покачал головой, знаком показал Тимофею – чего стоишь, присаживайся. Новобранец с трудом пристроился на клочок сухой земли и потянул с ноги мокрый сапог, собираясь перемотать портянку.
– Вот это верно, – отметил рыжий, – поплотней ступню вбивай, а то смоет. Обувка, кстати, приличная. Мой размер. Может, махнемся? Гляди, у меня тоже недурные, кирза горьковская, высший класс!
– На вас не налезут, – прокряхтел Тимофей. – У меня левая нога меньше, на заказ ушивали.
– Во хитрый какой партизан! – подивился рыжий сержант. – Ща расскажет, что у него ноги обе левые, чтоб от карателей понадежнее следы путать.
Бойцы засмеялись. Тимофей подумал, не попросить ли у них хотя бы пару гранат, но не решился. Стрелки улыбались, но было видно, что всем не особо весело: о реке думают. Да и как о ней не думать?
Бубин достал из вещмешка буханку сельской выпечки, неспешно разрезал складным ножом на ломти.
– И ты бери, Тимофей, тут без стеснений.
У кого-то нашлась соль в тряпочке. Новобранец жевал ломоть, соленый и вкусный, слушал, как маленький солдат с ручным пулеметом предупреждает: все до крошки сжевать нужно. Верная примета: не доешь кусок – значит, положат ломоть на помин души. Тимофей ничего оставлять и не собирался, но все равно было не по себе. Вон как даже бывалые бойцы нервничают.
– А что, товарищ Тимоха, храбрый молдаванский партизан, широк ли здесь Днестр? – осведомился рыжий сержант. – А то мы ночью толком и не рассмотрели.
– Да как сказать… – Тимофей дожевывал хлеб. – Не особо широк, но мог бы и поуже быть.
Кто-то засмеялся, а минометчик Бубин одобрил:
– Вот это верно. Так на каждой переправе: вроде и не особо море-море, но можно было и вовсе ручьем обойтись.
– А я переправы люблю! – заверил рыжий. – Вот сколько у меня переправ случалось, и всегда вода под рукой: хочешь – пей, хочешь – умывайся, хочешь – и портянки стирай. Такая приятная закономерность! А еще рыба глушеная сама в руки плывет.
– Не только рыба, – мрачно заметил мелкий пулеметчик.
– Не бухти, там уж как на роду написано, – пресек Бубин. – Чего помирать раньше времени. Вон у партизана первый бой, так сидит, не дрожит.
– Товарищи, я не дрожу, но можно мне винтовку дать? Или хотя бы гранату? – не выдержал Тимофей.
– Извини, брат, нету, – сказал рыжий сержант. – Запасных винтарей не носим, а гранат перед боем самим мало. Но ты не теряйся, на том берегу что угодно найдется. Парабеллум себе подберешь, на пузо повесишь, станешь толстым и красивым, прекрасные румынки все подряд млеть будут.
– Румынок мне не надо, а до парабеллумов еще добраться нужно, – пробормотал Тимофей.
– Ладно, на вот тебе! – Рыжий вынул из чехла саперную лопатку. – Она лучше ящика гранат, слово даю! Я ей трех рядовых фрицев уложил и полтора обер-лейтенанта.
– А почему полтора-то? – удивился пулеметчик.
