Сегодня случилось редкое событие. К нам прибыли чужестранцы. Я заприметила их еще мили за три. То была лодка крайне не похожая на здешнюю. Я разделывала тунца для доньи Виктории, когда весь рынок ринулся помогать иностранцам швартовать корабль к пристани. Волны били люто, так что привязывать лодку прибежал даже сеньор Сантьяго, а уж всем известно, он не любит всякого рода столпотворения. Зато я страшно люблю! Но как только я подала донье тунца, ей понадобилась еще и селедка! А до чего медленно она отсчитывала песо, перебирала монетки по одной своими дрожащими руками. Старуха нарочно тянула время, она то видела, как я сгораю от любопытства. В следующий раз проткну желчный пузырь, уж она поест у меня горькой селедки! Будь проклята, дурацкая рыба!
В один миг кроме меня и доньи на рынке больше никого не осталось. Все слетелись как пчелы на клубнику, жужжали, галдели, крутились так, что и не разглядишь кого встречают. Да и какая разница, люди по сути своей везде одинаковые. Одни и те же разговоры, есть ли в море рыба и с какой силой дует нынче ветер.
Но эта лодка, я не знаю почему, от одного ее вида на горизонте, под кожей у меня словно забегали муравьи. До чего боязно и любопытно увидеть прибывших на ней. Если Севилья верно говорит, что западный ветер – чудак, то стоит ждать скорейшего чуда. Болтают, что время сказок закончилось задолго до моего появления. Но я не зря ждала счастливого случая. Это не иначе как добрый знак!
Да только в рыбьем фартуке и этой косынке я похожа на пугало. Еще не хватало спугнуть удачу после стольких лет смертной тоски. Нет, я буду приманивать ее как котенка.
Достану все свои амулеты, надену бархатный жилет, и нужно еще что-то красное и кусочек дерева.
Моя звезда узнает меня, поймет, что зажглась для меня.
Заодно посмотрю, кто же это к нам пожаловал!
2.
Зайти в эту мелкую гавань на круизном Дюфуре было решением смелым и отчаянным. Но капитан понадеялся на мелководный киль. Да и что ему оставалось делать при порывах ветра до 35 узлов и двухметровой волне? С оборванной вантой поиски приличной марины могли закончиться поломкой мачты.
Вот почему в этот воскресный полдень парусная яхта с английским флагом подошла к одному из восемнадцати островов Зеленого мыса. Острову, не самому подходящему для стоянки.
Море играло с судном, подбрасывало его словно щепку. Лодка влетела по волне в бухту, и бурлящая пена норовила протащить ее до самого берега. Капитан обогнул морские ворота и подошел к причалу, но ветер не давал пристать к маленькому ржавому понтону. Волна раскачивала лодку, мачта мелькала как стрелка барометра со сломанной пружиной, зазывая всех на невиданное зрелище. Рыболовы сгрудились на пирсе, мальчишки теснились, крутились у них под ногами, старики и женщины следили с берега.
Помощник капитана бросил на берег длинную черную веревку, скрученную кольцом, но ветер уронил ее в воду. Капитан кричал собравшимся на пристани по английски, показывал жестами. Рыбаки, привыкшие к надувным тузикам, да вёсельным корытам совсем растерялись, у них не нашлось даже длинной верёвки, которую добросить по ветру куда легче. Поэтому они лишь кричали ему в ответ кто на португальском, кто на креольском, создавая вид оживлённый и взбудораженный.
Неизвестно сколько еще раз пришлось бы юноше доставать конец верёвки из воды и бросать против ветра вновь. Как вдруг, на борт яхты упал швартов, помощник капитана ухватился за него и накинул на утку. Раздавая команды темнокожим рыбакам, португалец сеньор Сантьяго усмирил лодку как буйного коня. И теперь гости могли ступить на новую землю. Африканцы расступились. На берег, заметно пошатываясь, сошли капитан яхты и его спутник.