– Ной, тормози… – Это уже я.
– Нет, ты посмотри на эту мразь! Его папаша разработал оружие, прикончившее больше людей, чем все войны сразу, а он…
– Они хотели создать панацею! – прохрипел Мат, отчаянно вырываясь, но Ной был настоящей машиной, созданной убивать, и сделать это было непросто. Мне пришлось буквально оттаскивать его от мальчишки. Помогал и святой отец…
– Панацею, мать твою?! Панацею?! – орал он на всю округу.
– Да! Эта разработка могла бы помочь в борьбе с атеросклерозом, вовремя удаляя липиды из сосудистой стенки, она могла бы убивать любые вирусы и бактерии или доставлять лекарство напрямую к тому органу, которому оно было необходимо! Мой отец не виноват, что ИИ использовал его разработку не по назначению! Он не виноват… – в конце предложения голос парня сорвался. Он опустился на землю, тяжело привалившись к боку машины.
– Ты хочешь сказать, что искусственный интеллект пришел к этому самостоятельно?
– Я в этом уверен. ИИ запустил сам процесс, а вот контроль над ним, после своей победы над машинами, правительство Конфедерации взяло на себя.
Мы с Ноем переглянулись.
– Каким образом эта штуковина попадает в кровь человека?
Мат покачал головой:
– Об этом я могу только лишь догадываться. Скорее всего – это обычный укол, который ребенку делают под видом прививки в первые часы жизни.
Я выругался. Провел рукой по затылку, пытаясь сообразить, что же нам делать дальше. С какого бока подступиться к полученной информации? Как противостоять тому, что происходит?
– Ваше святейшество… Мне кажется, оставаться здесь дальше небезопасно…
Я покосился на безумного старика, который в сложившейся ситуации оставался едва ли не самым разумным из нас, и коротко кивнул парням:
– Ной, Мат… Святой отец прав. Нам нужно спешить.
Сидя в поезде, я размышлял о том, что все беды человечества происходят от чрезмерной гордыни. Одни считают себя чем-то лучше других, меряют всех своей меркой и выносят приговоры о второстепенности… Собственное тщеславие и высокомерие влечет людей идти по трупам ближних, расталкивая их локтями. Вся наша история построена на угнетении одного народа другим, и то, к чему мы пришли в итоге – лишь закономерное следствие всего происходящего. Мир разделился на два лагеря – Пустых и Избранных, только лишь потому, что какое-то самовлюбленное чудовище решило, что оно чем-то лучше других. Но самое страшное, что на своем уровне так поступает каждый. «Я», которое занимает главенствующие позиции в сердце каждого человека, заставляет его смотреть на других людей сквозь призму собственных психических, физических, душевных качеств и свойств. Люди невольно начинают считать себя неким стандартом. Взять хотя бы того же Ноя и его отношение к Мату… Или обращение Наны с сиделкой. Да, что далеко ходить? Мое пренебрежение к святому отцу, который не сделал мне ничего плохого… А ведь это путь в никуда. Для нас всех – это путь в никуда… Тогда я задался вопросом, а что же нас может спасти? И среди тысяч повисших в воздухе вариантов сердце выбрало лишь один.
Толерантность.
5. Уныние
Яков
– Яков, ну, слава Богу! Где тебя носило все это время?!
– Потом, Анна… Потом. Я к Нане, и…
– Яков…
– Тебе Ной все расскажет…
– Яков, подожди…
Я обернулся. Уставился на девушку, внутренне негодуя из-за этой вынужденной остановки.
– Яков, – как попугай, повторила она, и тут до меня дошло. Как в голову ударило!
– Нет, – шепнул я, отступая.
– Яков, послушай!
– Нет. Все потом. Мне нужно к жене, – я отступил на шаг, я практически побежал…
– Ее нет в палате, – прошептала Анна сквозь слезы. – Мне очень жаль…
Я замер, не поворачиваясь. «Не говори мне этого. Пожалуйста, не говори…» – стучало в висках в такт оглушительно громким ударам сердца.
– Нану перевели в палату реанимации. Она впала в кому и… Яков… шансов нет. Марина не подошла.
– Заткнись! – я обернулся все же. Обвел полубезумным взглядом всех собравшихся. Анну, Ноя, Мата и даже святого отца. – Заткнись. Потому что ты ничего не знаешь!
Анна всхлипнула, закусила губу, заглушая рыдание, и отчаянно затрясла головой:
– Прости меня, прости! Я… только лишь передаю слова врачей! Я только лишь передаю…
Воздух болезненными толчками врывался в мои легкие. Еще, и еще… А вот выдохнуть почему-то не получалось. Я растерянно уставился на собственную грудь. Потер ладонью, но помогло слабо. Как если бы к пулевому ранению приложить подорожник. Выдохнул. Зарылся лицом в ладони, закрываясь от сочувствующих взглядов посторонних. Как в детстве, пахнущем яблочным пирогом и корицей – я вас не вижу, а значит, вас нет.
Ненавижу сочувствие. Не-на-ви-жу! Оно означает конец. Конец всего. Оно означает, что моя надежда сдохла, оставив после себя уродливый разлагающийся труп. Так не должно быть! Не должно быть…
– Реанимация находится на шестом уровне, – положа руку мне на плечо, шепнула Анна.
Я сбросил ее ладонь и пошел к лифтам. Секунды одна за другой нанизывались на бесконечные бусы моего ожидания.
Шаг, другой… Отъехала и закрылась дверь. И вот уже она. Моя девочка. Моя… Осознание этого факта пришло как-то сразу. Пониманием на некоем глубинном уровне. Без навешивания ярлыков и попыток найти определения… Как озарение. Как признание на уровне нервных окончаний и ощущений. Моя… Моя… Моя!
Глаза Наны запали. Черты лица обострились, как это обычно бывает у покойников. И этот факт… этот чертов факт меня особенно разозлил. Потому что она была здесь! Она еще не ушла. А значит, смерть не имела права накладывать свои гнусные печати на ее прекрасное лицо. Не имела права…
Я перевел взгляд на работающий аппарат ИВЛ, благодаря которому Нана дышала, и бессильно опустился на колени. Уперся лбом в край койки, слепо нашарил ее хрупкую почти детскую ладошку. Я не мог. Ничего не мог… Ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни пообещать, что найду какой-нибудь выход, ни… отпустить. Даже сейчас, видя ее состояние, я не мог сдержать свое слово и отпустить. Весь мой мир рушился, как стены древнего Иерихона.
Рука Наны была холодной. Я прижался к ней лицом и замер, вдыхая, выжигая в памяти ее аромат. Широко открытым ртом коснулся запястья, сдавленно застонал. Я шептал, что так не должно быть. Что я умру вместо нее. Целовал жадно, просил прощения, утирая горькие слезы мучительного бессилия. Если бы я мог умереть вместо нее! Если бы я только мог…
– Генерал Гази… Хорошо, что вы здесь!
Я медленно обернулся, злясь, что наше уединение посмели нарушить. На пороге палаты Наны стоял доктор Хе.
– Что вы хотели?
От врача Наны волнами исходила тревога. Она была настолько плотной, что ее, казалось, можно было потрогать руками.
– Да… Да! Я ничего не понимаю… – доктор Хе затравленно осмотрелся, – происходит нечто, совершенно невероятное!
– В каком плане?
Мужчина покосился на дверь и как-то нервно пробормотал:
– Пройдемте в мой офис. Здесь не место для подобного разговора.
На выходе из палаты нас уже ожидали Анна, Ной, Мат и Марина. Немного поодаль переминался с ноги на ногу святой отец.
– Этот разговор имеет отношение ко всем этим людям, – бросил на ходу доктор Хе, тем самым, по-видимому, объясняя присутствие посторонних. На что я лишь равнодушно пожал плечами.
Пройдя по узкому белому коридору, освещенному холодным светом флуоресцентных ламп, наша компания остановилась у металлической двери без опознавательных знаков. Доктор Хе юркнул внутрь, и следом вошли мы все. Открывшаяся нашему взору комната была не слишком большой. Стол, несколько стульев – одним словом, офис как офис.
– Вчера, после того, как результаты проб Марины поступили ко мне на почту, я вдруг подумал о том, что все полученные нами образы подходили Нане ровно настолько, насколько бы ей могли подойти образцы любого другого человека на планете, – начал свой рассказ доктор Хе. – Этот факт меня заинтересовал, потому что, как ни крути, а у единокровных родственников гораздо большие шансы на совместимость. Я углубился в анализ… И не знаю, зачем, к этому не было показаний… – доктор Хе нервным жестом похлопал себя по карманам, – но я провел анализ ДНК и выяснил… выяснил, что никакого кровного родства… Понимаете, вообще никакого… между Наной, Анной, Ноем, Матом и Мариной не существует.
– Как это? – свел брови Ной и весь подобрался.
– У вас были разные отцы.
– Вы утверждаете, что в наши метрики кто-то внес заведомо ложные данные?
– Как я могу что-то утверждать, если впервые с таким сталкиваюсь?! – возмутился доктор Хе, – тому, что происходит, лично я не нахожу объяснений. Но факт остается фактом. Вы не являетесь родственниками. Советую вам проверить свои документы.
Я тупо кивнул. Покосился на ошарашенную публику, поблагодарил доктора Хе и двинулся к выходу.
– Произошла либо какая-то глобальная путаница… Либо… – тараторил на ходу Мат.
– Сознательная акция, – вступила в разговор до этого помалкивающая Анна. – Твою ж мать! – выругалась она. – Твою ж мать! – повторила, задрав голову к потолку.
– Объяснись, – потребовал я, дергая на рубашке воротничок, который меня душил.
– Как жили твои родители? – вместо этого спросила Анна, повернувшись к Ною лицом.
– Как жили?
– Да. Как? Бедно или богато?
– Скорее первое.
Открылись створки лифта, мы ступили внутрь. Нам нужно было поговорить. Это понимал каждый.
– Аналогично. Как и родители Марины, насколько я понимаю? – дождавшись неуверенного кивка своей несостоявшейся сестры, Анна продолжила. – Как думаешь, они могли себе позволить услуги донора по тогдашним официальным тарифам?
Ной повернулся ко мне, насмешливо вскинув бровь:
– У нас, что, бл*дь, проходит какая-то дебильная викторина «ответь вопросом на вопрос»? Сначала задохлик. Теперь психопатка. Что, мать вашу, с вами не так?!
– Мужской донорский материал даже в то время не стоил дорого, – уловил мысль Наны Мат.
– Ты бы заплатил пять кусков за сперму, если этот же материал можно было приобрести, скажем, раз в десять дешевле… на черном рынке?
– Логично.
– Яков… Что тебе известно о семье Наны?
– Они тоже не были богаты. Факт.
Мой голос звучал спокойно. Но он нисколько не отражал моего внутреннего состояния. Внутри я кричал. Я выл и рычал, кроша зубы от усилий сдержаться. Я не мог простить, что остатки отведенного Нане времени мы шли по ложному следу. Я не мог себе этого простить…
– Нам нужно сесть и хорошенько все обмозговать, – уверенно заявила Анна. – У каждого из нас есть какая-то информация. Возможно, сопоставив факты, мы выясним правду. Что скажешь, Яков?
Все, что угодно… Все, что угодно, чтобы эта жгучая боль в груди ослабила свои смертельные объятья.
– Нам нужно найти уединенное место. Не связанное с кем-то из нас. Нам нужно оборудовать офис… Наладить защищенную связь… – загорелась идеей Анна.
– Отсюда я уйти не могу.
Присутствующие переглянулись.
– Я снимаю квартиру на нулевом этаже, – робко заметила Марина, – она крохотная, и вам там будет тесно, но… она неподалеку, всего минута на лифте…
Она сжалась, пронизанная недоверчивыми взглядами Ноя и Анны. Обхватила себя полными руками и едва слышно добавила:
– В этой жизни я не сделала ничего выдающегося… Мне абсолютно нечем гордиться. Возможно, я произвожу не самое благоприятное впечатление и не обладаю какими-то видными знаниями и умениями, но… Даже я понимаю, что затевается что-то страшное и опасное… Борьба… И я прошу позволения вам помочь. Я могу быть поваром, курьером, я могу выполнять любую работу, которая облегчит ваш быт…
– Марина, достаточно, – не выдержал я, – мне кажется, вы себя очень недооцениваете. Мы, безусловно, воспользуемся вашим предложением.
Не всем пришлась по душе моя идея. Наша конспирология достигла небывалых масштабов, и это выглядело довольно глупо, учитывая тот факт, что только за последние сутки невольными свидетелями наших тайн стали два посторонних человека. Сама Марина и святой отец. Правда, ни у кого из них не было полной картинки, да и кто бы их стал слушать, в случае чего? Но… факт оставался фактом. На будущее, нам следовало быть более осмотрительными.
– Мне нужно несколько минут, чтобы побыть с женой… А потом… потом я к вам присоединюсь.
Я врал. Опять врал. Рядом с ней мне и вечности было мало. О каких минутах я говорил? Мои мысли прервал мужской голос:
– Генерал…
– Да, доктор?
– Вы так стремительно меня покинули, что мы не успели обсудить наши дальнейшие действия. Вы меня понимаете?
– Не совсем.
– Боюсь, что продлевать мучения вашей жены… неразумно.
На самом деле я понимал, на что он намекает. И одновременно не понимал. Не понимал, как ему вообще пришло в голову, что я дам добро на то, чтобы убить мою Нану.
– Поверьте, ситуация безвыходная. Результаты последнего обследования свидетельствуют о том, что опухоль задела наиболее важные центры мозга. Донора нет… Мне очень жаль.
Сцепив зубы, я коротко кивнул. Слова рыбьей костью застряли в горле, я не мог говорить.
– Яков…
– Потом… потом, – я попятился и, ничего перед собой не видя, куда-то побрел. Не знаю, сколько я шел… День угасал, или так только казалось. Тучи покрыли небо фольгой. Искрящиеся капли дождя смазывали картинку мира. Перед глазами проплывали неоновые вывески рекламы. Блеклые пятна машинных фар неровными мазками пронизывали уличную серость. В какой-то момент я остановился. Поднял лицо к небу, шепча бессмысленные молитвы… Взывая к небесам.
– Мужик…
Я обернулся, моргая.
– Ной?
– Пойдем отсюда. Ты… нужен в другом месте.
– Нана…
– Нет-нет. Ничего такого, но… Нам нужно придумать план действий. Без тебя нам не справиться, генерал.
Квартира Марины была действительно крохотной. Входная дверь вела в тесный коридорчик, к которому примыкала будто игрушечная ванная, и еще одна небольшая комната, для хозяйки она была одновременно и кухней, и гостиной, и спальней. В целях экономии пространства, кровать, очевидно, поднималась к стене. Но сейчас матрас был опущен, и на нем сидели Анна с Матвеем. Хозяйка квартиры, в клубах поднимающегося от кастрюли пара, колдовала над чем-то у плиты. Святой отец сидел на шатком пластиковом стуле.
– Господи… Ну, слава богу! Нашелся…
– Я и не терялся. Так, кто начнет?
– Наверное, я… – пожала плечами Анна. – Пока тебя не было, мне удалось просмотреть предоставленные Матом документы. Как я уже говорила, ранее мне приходилось углубляться в этот вопрос, так что их содержимое мне в принципе понятно. Если я допущу неточность – Матвей меня поправит.
Соглашаясь с такой постановкой вопроса, парень кивнул. Я перевел взгляд на святого отца, скользнул по лицам Ноя и Марины.
– Если тезисно… – сидя на постели, Анна вывела на проекцию обычный текстовый документ, и начала свой рассказ. – Первое, и самое главное, что нам удалось выяснить – изменения в репродуктивной системе человека никак не связаны с процессом мутации или любым другим природным процессом. Это спланированная и подконтрольная правительству акция. Наиболее логичным было бы предположить, что каждому новорожденному в первые часы жизни вводится разработанный отцом Ноя препарат, который впоследствии разрушает необходимые для зачатия клетки. – Анна прервала свой монолог и, вскинув брови, покосилась на Матвея. Тот кивнул, подтверждая ее слова, и тогда девушка продолжила. – Второе. Черный рынок донорских органов. Тема моего последнего расследования, которое переплетается с расследованием Наны. Кстати, она успела передать мне свои наработки. И вот, к чему мы пришли… Если представить донорский рынок айсбергом, то легальное донорство – это всего лишь его верхушка. Самое интересное происходит под толщей воды. Женские лагеря при криобанках. На сегодняшний момент у нас имеются подтвержденные данные о шести таких учреждениях. По предварительным данным, которые, впрочем, не вызывают сомнений, в неволе содержится несколько тысяч незащищенных Избранных, донорский материал которых отбирается насильно. Фактически, это ферма…
– Заткнись! – прохрипел Ной.
– Извини, – тут же пошла на попятный Анна, – извини, Ной…
– Проехали.
– Дальше… Мужской донорский материал. Здесь все проще, в силу физиологии. Мужчине достаточно предоставить на сохранение в криобанк образец своей спермы, а дальше, по поддельным документам, ею можно оплодотворить десятки, а то и сотни яйцеклеток. У меня есть большие подозрения, что метрики многих людей не действительны. По крайней мере, в части отцовства. В зоне риска находится каждый мужчина, сдавший образец спермы на сохранение. Возможно, десятки ваших детишек уже бегают по планете, и вы никогда об этом не узнаете. Наш пример, кстати, очень показателен в этом случае. Его можно расценивать как некое доказательство… Хотя, конечно, это только лишь капля в море.
Я растер лицо ладонями. Последние слова Анны засели в моей подкорке, но у меня не хватало сил, чтобы их проанализировать.
– Вот, собственно, и все, что нам известно. Ах, да… Чисто мое предположение, которое подкрепляется словами нескольких посвященных людей. Все эти теракты, объектами которых становятся криобанки… на руку только правительству. Думаю, они используют Свободных, чтобы те подчищали за ними…
– Нет… – Ной затряс головой, – такого не может быть.
– Это почему же? Свободные – фанатики. Они свято верят в то, что, взрывая криобанки, они противостоят черной торговле. А на деле – все происходит с точностью до наоборот. Любую фанатичную веру можно использовать как во благо, так и во вред. Любую.
Ной отвернулся, сжимая челюсти. Я его понимал. Нелегко ставить под сомнение убеждения, с которыми ты жил долгое время. Которые двигали каждым твоим шагом, в которые ты безусловно верил.
– И что же нам делать с этим знанием? Ведь, если я правильно поняла… у нас нет доказательств вины правительства, – впервые за все это время в разговор вступила Марина. Анна вскочила в кровати, и, если бы размеры комнаты позволяли, она бы, наверное, заметалась по ней, а так – сделала пару шагов да замерла у двери.
– Значит, нам нужно их раздобыть! – уверенно кивнула головой Анна.
– Да ты просто Кэп, – презрительно хмыкнул Ной.
– Записи отца – это реальный факт. Их не смогут оспорить.
– Не уверен. Думаю, люди не склонны верить плохому. Нам нужны реальные доказательства. И реальный лидер, который, озвучив их, возьмет дальнейшее развитие ситуации под контроль. А для начала нам следует разузнать, кто в этом замешан. Всех поименно. Иначе мы только спугнем большую рыбу и подвергнем риску Избранных, находящихся в неволе. Никому не нужны живые свидетели. И мы обязаны это учитывать.
В этом я был солидарен с Анной.
– У них должна быть своя база данных. Некие каналы связи, через которые проходит обмен информацией, своя бухгалтерия… если нам удастся заполучить эти документы – хоть малую часть из них, то можно будет начинать действовать, – озвучил свои мысли Мат.
– Да, это было бы лучше всего. Есть идеи, с какого боку подступиться к данному вопросу? – спросила Анна.
– Никаких… кроме того, что нам нужен гениальный хакер. Только, вот, где найти этого парня?! Как нам, бл*дь, его отыскать? – снова вспылил Ной.
– Понятия не имею… И, если признаться, ужасно боюсь… – прошептала Анна, обводя взглядом всех присутствующих, а потом обратилась ко мне, – но ты же не позволишь страху нам помешать? Пообещай, что не позволишь…
Я покачал головой, и хотел что-то сказать, но меня опередил до этого молчащий священник:
– Страх… Он движет каждым из нас. Каждым. Это естественное состояние, и в нем нет ничего постыдного. Особенно, учитывая те факты, которые нам стали известны совсем недавно. Да… Мы все боимся. Я и вы – Ной, Анна, Матвей, Марина… И даже его преосвятейшество Яков Гази. Каждый из нас подвержен индивидуальному страху. Пока ему есть, что терять, пока есть какая-никакая еда и возможность дышать еще не отобранным у нас кислородом. Пока гибнут где-то там, не мы, и даже не наши близкие… Пока за нами не пришли, мы рабски молчим и боимся! Мы прячемся по одиноким норам, а всего-то нужно объединиться! И вот тогда, став плечом к плечу, под одними знаменами, мы ощутим, что страха нет. Он ушел. Исчез. Испарился! А в душе остался лишь праведный гнев. И этот гнев даст нам силу. Силу для борьбы…
Я кивнул, хотя сил во мне не было в принципе. Я стал пустотой, покрытой оболочкой. Но в словах святого отца крылась истина. Ту, которую понимал каждый из нас. Поодиночке – мы не выстоим. Да и выстоим ли вместе – как знать? Но попытаться стоило. Особенно, учитывая то, что в отличие от всех других лично мне терять уже было нечего. Я не видел своей жизни без Наны. И та борьба, на пороге которой мы застряли на данном этапе, абсолютно меня не страшила. Все мои страхи были сконцентрированы в абсолютно иной плоскости.
– Статья двадцать два, пункт один, Конституции Конфедерации гласит, что Президент Конфедерации может быть отстранен от власти в случае предъявления ему обвинения в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления. Проблема в том, что указанное обвинительное заключение в отношении Президента должно быть подписано кворумом Военного совета Конфедерации.
– Тогда не проще ли нам действовать, минуя закон? – внес предложение Мат.
– Исключено. Анархия только лишь все усугубит, – парировал я.
– Каков кворум совета? Половина? – спросила Анна.
– Две трети. Восемь человек из двенадцати.
– Дерьмо! – выругался Ной. – Ни хрена из этой затеи не выйдет!
– А я не стал бы этого утверждать.
– Ты веришь, что армия не втянута в происходящее? Да, брось. Ты ж не дурак!
– Не дурак. Но в совете достаточно порядочных людей. За двух я могу поручиться.
– За двух из нужных восьми? Это такая шутка?!
– За трех. Или ты меня сбрасываешь со счетов?
Ной хмыкнул:
– Пардоньте. Трех из восьми. Но что это, к черту, меняет? Это даже не половина!
– А я не говорил, что будет легко. Но имея доказательства… мы можем заручиться большей поддержкой.
– Ага… Скорее, тебя тупо сольют и обвинят в госизмене.
– Система сдержек и противовесов работает таким образом, что одна треть действующих членов совета – Пустые. Как думаешь, нам долго придется их убеждать?
– Одна треть – это четыре человека, – со значением заметил Матвей.
– Плюсуй трех имеющихся, – накинул я.
– Итого семь! – Анна вскочила, сверкая глазами.
– При учете, что на руках у нас будут доказательства.
Слова Марины отрезвили присутствующих. Анна снова заняла свое место, Ной выругался, Мат засопел.
– Предлагаю еще раз детально проработать всю имеющуюся у нас информацию. Ной, потряси Свободных. Возможно, у них есть гениальный хакер. Анна, свяжись со своими наводчиками и теми ребятами, чьи контакты тебе передала Нана… Мат… бумаги отца. Сам говорил, что еще не со всем разобрался. Копай! Святой отец…
– Да, ваше преосвященство!
– Забудьте о том, что я – Бог, и просто молитесь. Не мне…
– Я молюсь неустанно… И за здоровье болящей Наны тоже молюсь.
Я не нашелся с ответом. Кивнул. Отступил к окну и уставился в черноту ночи. Перед глазами проносились наши счастливые дни с Наной, а говорят, что так только лишь перед смертью бывает. Выходит – врут…
– Я пойду к жене. Зовите, если накопаете что-то новое.
Под стройный хор «хорошо» я вышел из тесной комнаты. Поднялся на лифте вверх, приставил чип к электронному замку и, наконец, снова увидел Нану. Стараясь не потревожить жену, забрался к ней в постель. Провел пальцами по лицу, очертил заострившиеся скулы.
– Я люблю тебя, девочка, знаешь? Так редко тебе говорил об этом, а теперь, когда слова рвутся наружу, когда они острыми шипами вспарывают мою глотку, слышишь ли ты их? Я люблю тебя… Моя маленькая сильная девочка… Ты так боялась, что я запомню тебя изменившейся, но как я могу? Зная тебя настоящую, выпив тебя до дна… Утешься. Меня никто не обманет… И никто тебя не заберет. Моя синеглазая девочка… Ветер в твоих волосах нашепчет, где мне тебя искать. И я найду тебя, где бы ты ни была, и никогда уже не отпущу…
Я не знаю, сколько так пролежал. Сброшенный на тумбочку обруч замерцал белым светом, игнорируя его сигналы, я поцеловал веки Наны, прижался губами к ее тонким запястьям… Но вызов следовал один за другим. Какого черта?
– Яков…
– Мат? Что-то случилось?
– Да! Господи, да! Вы можете выйти… я, кажется, нашел, что нам может помочь!
Поцеловав напоследок Нану, я снова спустился в квартиру Марины. Женщины спали, святой отец тоже дремал, расположившись на тонком матраце, постеленном прямо на полу. Только парни сидели у стойки и о чем-то переговаривались.
– Ну, что здесь у вас случилось? – тихонько поинтересовался я.
Матвей вскочил, но, за неимением пространства для маневра, снова упал на стул. Его глаза возбужденно сверкали. Руки мелко подрагивали. И, кажется, вот-вот он опять начнет задыхаться.
– У Наны нет шансов, так?
Я стиснул зубы, но все же кивнул.
– Тогда ей уже нечего больше терять?
– Ты можешь мне объяснить, какого хрена я вынужден отвечать на твои дурацкие вопросы?
– Просто, если шансов действительно нет… мы можем рискнуть. Ведь так? Хуже уже не будет…
– Я не понимаю, о чем ты, Матвей. И мне сейчас не до загадок.
– Изобретение отца.
– Эти чертовы нано-роботы?
– Именно. Ты еще помнишь, с какой целью велись данные разработки?
– Я не страдаю склерозом.
– Отлично. Смотри, что я нашел… – Мат вывел на проекцию какие-то данные, и я непонимающе на них уставился, – оказывается, отец негласно продолжил работу над этим проектом. Усовершенствовал механизм, запрограммировал его на борьбу с раковыми клетками… Любыми клетками, отличными от здоровой!
Мое дыхание перехватило. Кислорода в воздухе стало отчаянно мало. Он жег мои легкие.
– Ты… хочешь сказать…
– На людях испытания не проводились. Но эксперименты, проведенные на животных, просто потрясают воображение! Возможности молекулярных нанороботов отца фактически неограниченны! Запущенные в систему кровообращения, они добираются до клетки-мишени и просто удаляют ее! А после выводят из организма!
– У тебя… у тебя есть данный препарат?
Как заправский фокусник, Мат вытащил свинцово-серую ампулу из кармана. Я опустил веки и замер на несколько секунд. Невозможно передать словами, в каком отчаянии я находился все последние дни. Как оно капля по капле отравляло мою искромсанную душу, а я, сокрушенный и поверженный, не мог ему противостоять. Но Мат… Мат вложил в мои руки оружие, способное побороть любое уныние. Он подарил мне веру.