Buch lesen: «Ты – мой грех»

Пролог

– Отпустите меня! Вы права не имеете меня удерживать.

Женский крик доносится из моего кабинета. И голос мне знаком.

ОНА что здесь делает?!

– Привет, Рус, – из кабинета мне навстречу вышел коллега. – Я тебе звонил раз сто.

– Телефон сдох, заехал перед работой за зарядником, – сжал в кулаке шнур, и кивнул на дверь. – Какого хрена она здесь? Это же Люба?

– Люба, – Андрей отвел взгляд, что на него не похоже.

– Ну и?

– Её задержали.

Из кабинета продолжают доноситься возмущенные крики.

Люба. Девочка-беда… больше не моя беда. Достала!

–Бумаги оформи, и отпусти. Я в твоем кабинете пока буду. Зря ко мне притащил, – бросил я, и хотел было уже идти в сто четырнадцатый кабинет Андрея, но тот остановил.

– Жена у меня рожает, Рус. Тебе придется самому с Любой разобраться, сам понимаешь.

– Просто иди и отпусти её, – процедил. – Не убила же никого, нехер ей здесь делать.

– Вообще-то есть тело, – понизил Андрей голос. – Уваров. Олигарх, слышал про него? Горничная вызвала полицию, мне сообщили, и Любу твою я выцепил, привез, и…

– И по порядку рассказывай, – сдался я. Придется мне встретиться с Любой.

– Люба пришла в отель сама, записи с камер есть. Одета была… ну, увидишь сам. Больше раздета, чем одета. Пришла к Уварову, опять же никто силой не тащил. Полтора часа их не было слышно, затем в люкс олигарха зашли охранник и горничная, чтобы проверить Уварова, и нашли его тело. Наркоту. Кровь. И Любу.

Дьявол!

– Езжай к своей Лизе. Напиши, как родит. Беги уже, – махнул я Андрюхе, выдохнул, и вошел в кабинет.

На стуле, напротив моего стола сидит Люба. Черт, её в убийстве подозревают, но она и не думает плакать. Горит она ярко, как и всегда. Это восхищает, и это бесит.

А еще я тупо больше не хотел её видеть.

Предала.

Осмотрел её мельком – одета как дорогая шлюха, и в отеле она не в нарды с Уваровым играла, явно. А мне говорила, что девственница.

Маленькая лгунья.

Я кивнул младшему следователю, чтобы оставил нас одних

– Ну здравствуй, Люба, – опустился за стол, и сузил глаза, глядя в её – миндалевидные, кошачьи.

– Ты?

– Я, – кивнул, чувствуя, как разгорается злость.

Значит, все же, шлюха. А я её на руках хотел носить, идиот.

Но убийца? Наркоманка? Ей девятнадцать всего.

– Давай, рассказывай. Желательно правду, не будем тратить время. Или будешь как все орать, что это не ты убила Уварова, и что все произошло случайно?

Люба нахмурилась, потерла виски пальцами, и в упор посмотрела на меня.

– Я не буду говорить, что это не я, Руслан. Вот тебе правда. Я его ударила, он упал, и больше не очнулся. Я убийца. А теперь можешь меня посадить, мне уже плевать.

Глава 1

2 недели назад

На третий этаж я забралась легко, не в первый раз через балкон приходится забираться. Эту женщину, хозяйку квартиры, я заметила два месяца назад. Выучила её расписание, знаю когда она гуляет с собакой во дворе, когда уезжает на работу, и во сколько возвращается. И теперь я гостья в ее доме.

Незваная гостья, которая влезает через окно. Всего-то третий этаж, но был бы девятый – и тогда бы полезла, мне не привыкать.

– Привет, красавчик, – поприветствовала я смешного тойтерьера своей «квартирной хозяйки». – Ты же умеешь хранить секреты?

Пёсик умеет.

Я здесь не впервые.

Прошла по знакомой квартире, за три дня ничего не изменилось, вот только…

– О-па, а это что? – вгляделась в синюю коробочку с презервативами на прикроватной тумбочке, и фыркнула: – А я -то думала, что здесь скромница живет.

Времени до возвращения Леры – три с половиной часа. Много, но терять его по пустякам не хочется, нужно сделать то, ради чего я влезла в чужое жилище.

Я вышла из спальни, провела пальцем по беговой дорожке – пыльная, Лера так и не начала бегать. А затем я вошла в ванную, и начала набирать воду. И через десять минут я уже нежилась в горячей, ароматной воде.

На что только девушка из трущоб не пойдет, чтобы хорошо помыться!

Я мурлыкала себе под нос песенку, играла пальцами на ногах с напором воды, и получала ни с чем не сравнимое удовольствие. Это такой кайф – лежать в воде, в ванной, в квартире, где нет никого, кроме маленького, почти игрушечного пса.

Не то что наша коммуналка в бараке, который нужно было снести еще лет сорок назад. Там и ванны-то нет, только раздолбанный, вечно занятый постирушками душ.

Ни помыться, ни поесть нормально, ни уединиться.

Кто-то страдает по этому поводу, кто-то смирился, кто-то спился, а вот я нашла другой способ почувствовать себя юной, симпатичной и счастливой девушкой – залезть в чужой дом, и представить, что я здесь хозяйка. Я не ворую, хотя, конечно, соблазн был – нам иногда и есть-то нечего, но… нельзя. Табу.

Впрочем, вламываться в чужие дома тоже табу, но должны же и у меня быть в жизни радости. Пусть они и состоят из горячей ванны, ароматной пены и чужого чая с бергамотом.

Фантазий моих обычно хватает на час, затем нужно быстро сушить полотенце, протирать кафель в ванной, остужать чайник и всячески заметать следы своего здесь присутствия. И возвращаться в коммуналку к соседям-алкашам, опустившимся матери и отчиму, к маленькой любимой сестренке Диане.

И думать, как достать двадцать миллионов рублей, чтобы вытащить старшего брата из тюрьмы. У меня из этих двадцати миллионов накоплено семь тысяч. Так себе накопления, конечно. Впрочем, Серый, мой парень, сказал что у него есть вариант, как достать деньги.

И сегодня мы об этом поговорим.

Я отогнала все мысли, и продолжила наслаждаться ванной. Вода остывает, и я подкрутила кран, прибавляя градус. А затем услышала сквозь шум воды, как залаял тойчик Леры, и быстро выключила воду.

Она не могла вернуться. Я точно знаю, что Лере сегодня нужно в офис, отвезти нужные бумаги, согласовать следующие дни, затем она сидит в кафетерии с коллегами, и только тогда возвращается домой. Наверное, это соседи на лестничной клетке шумят, вот пёсик и беспокоится.

– Р-ряв-ва-вав! – разошелся тойчик, и… дверь открылась.

Здесь. Кто-то вошел!

– Мой сладенький. Встречаешь меня, – пропела Лера. – А я не одна. Познакомься, это Руслан. Руслан, это мой Кексик.

– Очень приятно, я бы пожал руку, но как-нибудь потом. Давай займемся делом, – развязно заявил этот Руслан.

Голос низкий, чуть хрипловатый. Чувственный. И пугающий.

Я здесь голая, в чужой квартире, и… хмм, может они пойдут в спальню, и «займутся делом», а я быстренько выскочу вон? Конечно, обидно, что придется искать новую квартиру, чтобы расслабиться. К этой я привыкла, но привести все в порядок я здесь не успею. И Лера теперь будет закрывать окно. Может, даже сигнализацию поставит. А мне в тюрьму нельзя, кто за сестрой тогда присмотрит?!

Я, стараясь не шуметь, поднялась из воды, и вышла из ванны на коврик.

«Хоть бы меня не заметили! Хоть бы не заметили, ну пожалуйста!» – мысленно твердила я, но везение мое, кажется, закончилось.

– Когда ты говорила, что не одна, ты только собаку имела в виду? – услышала я мужской голос гораздо ближе, чем хотелось бы – примерно в двух шагах от двери в ванную.

– Да.

– Ты свет оставила? Выключить забыла?

– Я выключала.

– Влажно, свет включен, и я слышал шум воды. Отойди-ка, Лена, подальше, – скомандовал незнакомый мне мужлан, и я затаилась.

Придется, кажется, с боем пробиваться отсюда. Голой!

– Я не Лена, а Лера, – обиженно произнесла девушка, и… дверь резко открылась.

А я даже не успела вещи схватить, и встретила этого Руслана как была – голая, влажная, и испуганная. А когда увидела, кто передо мной, так и вовсе задохнулась.

От ненависти.

Руслан. Руслан Соколовский. Тот самый мужчина, в которого я, как полная идиотка, влюбилась в свои пятнадцать лет. Тот самый, кто с улыбкой заявил мне, что я малолетка.

Тот самый, кто посадил моего брата за преступление, которое он не совершал.

Я смотрю Руслану прямо в глаза, а вот Руслан смотрит гораздо ниже. На грудь, по которой сбегают капельки воды. На плоский живот, и ниже.

Я пискнула, схватила свою футболку, и прижала к бедрам, а грудь прикрыла рукой, и только тогда Руслан посмотрел на мое лицо. И вскинул подбородок.

– Котова? Ты?

Узнал. Впрочем, странно было бы, не узнай он меня. Слишком многое нас связывает еще со времени моей учебы в девятом классе.

– Привет, товарищ майор.

– Я не майор.

– Фигово служишь, раз до сих пор не майор, – усмехнулась я.

– Это кто? Ты кто такая? – заорала за спиной Руслана Лера.

«Так вот для кого ты презервативами закупилась – для мужчины, который даже имя твое запомнить не может. Эх, Лера, а ты мне так нравилась!» – подумала я, одеваясь перед теми, кто даже не подумал отвернуться.

– … я все проверю. Воровка. Тебя посадят, дрянь такая! – кричала Лера уже из спальни, и я слышала, как она выдвигает ящики из шкафов.

Взглянула на Руслана вопросительно, и спросила:

– Отпустишь, может?

– Размечталась. Поехали, – он мотнул головой, чтобы я вышла из душа. – В участок, Котова. Тебе не привыкать.

Глава 2

В участок. Опять. Будто я мало времени по этим участкам провела.

Как же я ненавижу этого человека! Есть фильм, кажется он называется «13 причин моей ненависти», сначала и у меня их было столько же к Руслану Соколовскому. И причины для ненависти были такие же дебильные: он старше, он меня отталкивает, постоянно поучает, зануда, выбирает женщин своего возраста, а не меня, он мент, и прочее-прочее-прочее…

А потом он посадил моего брата за то, чего тот не делал. И я видела, как ему за это заплатили.

Взяточник хренов! Оборотень в погонах!

Ненавижу!

Тойтерьер заливисто залаял, отвлекая Руслана на свою скромную персону, и я попыталась юркнуть мимо него. У меня даже получилось! Из ванной я выскользнула, и бочком-бочком двинулась мимо вешалки… еще четыре-пять шагов, и будет дверь, а там уже можно будет смело послать Руслана Соколовского туда, где ему самое место.

– А ну стоять! – оскалился он, выбросил руку, и схватил меня. – Куда намылилась, Котова? Вместе поедем, довезу со всеми почестями.

– Себя довези. На катафалке! – выпалила я, пытаясь вывернуться, но куда там.

Вымахал, блин. Мутант. Одной рукой меня держит, а я трепыхаюсь как недокормыш. Ух, и почему я не мужчина?! Ну почему?! Тогда все нормально было бы у нас. Я бы и маму к порядку призвала, и отчима бы выгнала, разогнала бы всю эту алкашню. Тогда и брат бы не попал за решетку, а у нас с сестренкой была бы приличная жизнь.

– Одежду поправь, и обувайся, – скомандовал.

– С одной рукой? Может, отпустишь?

– Ты же убежишь. А мне придется догонять. Я все равно догоню, конечно, но лень время тратить, так что тебе и одной руки хватит, чтобы сиськи в одежду заправить и обувь натянуть.

Он подвел меня к двери, и бросил мою обувку. Там, за этой бежевой дверью желанная свобода, только бы оттолкнуть Соколовского, и… и он прав. Поймает. Лучше сейчас быть послушной девочкой из разряда «обнять и плакать».

Я всхлипнула, поправила одежду, и наклонилась, чтобы обуться.

– Комедию не ломай мне тут! Я все твои художества помню, теперь еще и воровство. Дальше что? Панель?

– Не твое дело.

– Мое, если ты нарушаешь закон. А ты его нарушаешь с детских лет.

– Да не украла я ничего! – я выпрямилась, обутая и одетая как надо, только волосы влажные, и висят сосульками, с которых вода на спину течет. – Проверь, ну ничегошеньки я не взяла здесь. Что, за пару капель пены для ванны меня посадишь? – я снова попыталась выкрутиться, вывернуть руку из его захвата. – Говоришь что помнишь про мои «художества», тьфу, вот потому мы так и живем, что такие как ты не настоящими преступниками занимаются, а этим!

– Русланчик, я проверила все, девочка ничего не взяла. Правда, – встряла Лера. – Может, не успела, или не планировала меня обворовывать… да у меня и ценного ничего нет, только ноутбук. Отпусти её, пусть уходит.

– Дверь закрой, – бросил Руслан, и вытащил меня на лестничную клетку.

– Но… может тогда просто вызовешь полицейских за ней, а сам останешься? Руслан? – Лера подбежала к двери, а мы уже начали спускаться вниз.

– Руслан, ну правда, иди и трахни Лерочку, – пропела я. – Или она Леночка для тебя? Твое любимое имя?

– Умолкни!

– Ты вообще нормальный мужик-то? Пришел к бабе потрахаться, но так обрадовался мне, что нашел повод свалить. Понял, что мачта не поднимется, да? – продолжила я его доводить. – Оно и понятно: сидячий образ жизни, говорят, к импотенции приводит. Если бы меня в квартире Лерки не было, вот бы номер: она тебя в кроватку тянет, тянет, тянет, а вытянуть не может. И потом картина маслом – она лежит на кровати, и утешает тебя. В общем, я тебя спасла!

Мы приближаемся к первому этажу, я жду, когда же Руслан взбесится… ну же, блин, я тебя импотентом назвала!

– Спасительница, – хохотнул он.

Черт!

– Или, постой-ка, – ахнула я, – ты меня голой увидел, и так впечатлился, что импотенция прошла? Сто процентов, не в участок ты меня хочешь отвезти, а в лес. Так зачем заморачиваться? Давай к Лерке вернемся, там, на кровати удобнее. Вдвоем, втроем…

– Рот закрой! – рявкнул Руслан.

Вот теперь он взбесился. Ура!

– … хотя на двух девок тебя не хватит, прости, я погорячилась, – мы вышли из подъезда, рука начала болеть от той силы, с которой Соколовский её сжимает. – А со мной-то ты точно сможешь? А то бензин потратишь, в лес увезешь, а мачта твоя тю-тю, не поднимется. Может, коллегу позовешь какого-нибудь?

– Сейчас ты договоришься до того, что я правда увезу тебя в лес, и оттрахаю. И, поверь, с «мачтой» у меня никаких проблем нет.

– Поверить тебе на слово? Пфф, как-то ты уже говорил мне что не обидишь, – с неожиданной для самой себя горечью произнесла я.

– Ты всё про брата своего? – Руслан остановился у машины, мою руку он так и не отпустил. – Я должен был его не трогать, учитывая что у него полная сумка героина была? И тебя сейчас тоже должен отпустить, хотя ты в чужое жилье проникла… как, кстати? И зачем?

– Через окно. Помыться захотела, – я вскинула подбородок. – Ну и? Мне грозит пятнадцать суток, скорее всего, думаешь для меня они что-то изменят? Даже не так. Дадут пятнадцать суток, а продержат семь-восемь. И? Где воспитательный момент? Тебе заняться нечем? Отпусти меня, возвращайся, и трахни уже Лерку. Давно пора полить её розу, а то засохнет скоро. Мужика как не было, так и нет. Жалко мне её. Лучше такой козел как ты, чем вообще никакого. Отпусти, а я пообещаю, что больше к Лере не полезу.

– Мачта… полить розу… что за дебильные выражения?

– Чтобы дебилам было понятно! – ухмыльнулась я.

Хочу расцарапать его лицо. В кровь. Строит тут из себя… с полной сумкой наркоты взяли, угу, и не мог он отпустить, не мог не посадить. А сколько я просила! Ходила, унижалась, как полнейшая блаженная. Объясняла всё, и продолжала любить. Поверить не могу, что была влюблена вот в этого вот мудака. А потом увидела своими глазами, как он бабки берет за то, чтобы брата моего закрыли.

Сволочь!

– Люба, прекращай все это. Ты сама не видишь, что свою жизнь портишь? Я знаю какая у тебя семья, но тебе ведь не обязательно быть такой же… такой… дьявол, ты ведь сама говорила, что другой жизни хочешь! А ты в свою же мать превращаешься!

– Да пошел ты, – мне каким-то чудом удалось выкрутить свою руку из ослабевшего захвата Руслана.

Я развернулась, и побежала, что есть мочи. Бегать я умею, много раз доводилось, да и петлять по дворам я научилась так, что не догонит даже Руслан… наверное. Взобралась на гараж, схватилась за забор, спрыгнула на землю, и дальше, дальше, дальше, к родным ненавистным баракам.

Соколовского нет. Оторвалась. Или, может, он и не бежал за мной.

Воспитатель хренов! Думает что всё обо мне знает, да вот только он ошибается. Он не знает обо мне ничего! Это раньше я драму устраивала, и слёзки лила, как жизнь несправедлива. А потом поняла, что даже от такой жизни можно удовольствие получать.

Тем более, я знаю, что вырвусь. Выгрызу себе самое лучшее, когтями с мясом оторву своё.

Рано или поздно.

Глава 3

Домой я прибежала вспотевшая. Тьфу, будто и не мылась. На мокрые волосы налипла пыль, носилась я по дворам знатно. Как заяц петляла, боясь, что догонит. В наши хоромы вошла с опасением – а ну как Руслан уже здесь?! Но нет, мы не прописаны, и даже не зарегистрированы в этом бараке под снос, хоть в чем-то дурость моего отчима мне помогла.

Здесь меня Руслан Соколовский не достанет.

– Доча, ты уже вернулась, – встретила меня мама.

Уже пьяная, а ведь обычно вечером начинает, а не днем. Я прошла мимо нее и свернула на кухню. Фу! Дым, перегар, на столе газеты, на которых рыба и какая-то гадость, а еще банки со шпротами и водка. А за столом всякий сброд в наколках и невменяемая бабища.

– Чего морду кривишь опять? Давно не получала? – отчим бахнул по столу кулаком, и начал вставать. – Щас ремень достану, сопля!

Я закатила глаза, выпила чашку воды, и пошла в комнату. Отчим – алкаш, причем алкаш идейный, еще и отсидевший пару раз, но меня никогда не бил, боится. Я тоже много чего боялась раньше – что изобьет, что его дружки меня изнасилуют, а потом устала бояться. Решила, что если хоть кто-то полезет – прирежу, возьму грех на душу. И каждый раз именно это отчим и его собутыльники и видят в моих глазах. Я точно это знаю, отчим сам признался, что взгляд у меня бешеный. Потому и бояться я перестала.

В комнате я застала маму, заплетающую косички Диане.

– Люба, смотри. Мама мне пличёску делает, – пролепетала сестренка. – Давай мама и тебе сделает? Будем с одинаковыми ходить. Ну Люб?

– Не плическу, а прическу. Рррррр, – прорычала я, и поцеловала Дианку в лоб.

– Любаш, я могу котлеток нажарить. Хочешь, в комнату принесу тебе? – мама взглянула на меня заискивающе.

Я не могу с ней разговаривать. Она пьяна, и от этого всегда будет больно. От любви до ненависти, от ненависти до любви, и обратно… снова… и обратно – это про меня и маму. Сколько она обещала бросить пить, и я верила, а потом находила её пьяной, и так по бесконечному кругу. Любовь сменилась на ненависть – горючую, острую, заставляющую творить то, из-за чего Руслан Соколовский несколько лет назад выедал мне мозг нотациями. Сейчас эти два чувства сменяют друг друга.

Я не могу любить маму, которая привела в нашу жизнь алкаша и зэка. Я не могу любить спивающуюся маму, много раз позорившую меня перед кем только можно. И из-за Дианки я не могу её любить – она её в эту жизнь привела, но что это за жизнь такая?!

Но и ненавидеть в полную силу не получается. Смотрю, как мама Диане косы плетет, чувствую, как целует нас перед сном, и не могу. Вот и путаюсь в чувствах, и из-за этого говорить с ней не получается, когда пьяная – то ли обзову её по-всякому, то ли расплачусь. А потому – молчу.

– Люб, я рюмашку всего выпила, не злись. Запах есть, а опьянения нет. Ну так что, котлетки-то будешь? Или картошечки нажарю. Давай?

– Нет, спасибо, – выдавила я.

То ли заботится обо мне, то ли подлизывается, то ли на кухню не терпится вернуться, якобы котлеты жарить, а на самом деле присоединиться к гульбищу. В пятнадцать лет я бы так и выкрикнула маме в лицо, она бы расплакалась, и пошла пить. Сейчас… её выбор. За неё я билась как могла, теперь бьюсь за нас с Дианой.

– Идем в душ, принцесса, – я взяла за руку сестренку, повесив на плечо полотенца.

– А косички не намокнут?

– Голову вечером тебе помоем, не намокнут.

– Это хорошо, – вздохнула Диана.

Мы помылись, погуляли, и лишь вечером вернулись домой.

– Мне пора, – я вошла на кухню, где и застала маму – пьяную, но на ногах.

– Работа?

– Да. Мам, не напивайся сегодня сильно, прошу.

– Я не…

– Не напивайся, – с нажимом повторила я. – Чужих много, Диана на тебе. Этим уродам плевать – взрослая девка, или ребенок, ты ведь понимаешь? Завтра я выходная, и ты сможешь что угодно творить, но сегодня, пока весь этот сброд у нас – не пей больше.

– Я не буду, – мама опустила глаза.

Подошла к ней, и поцеловала в опухшую щеку.

Мой главный страх не за себя, я-то смогу себя защитить, а вот малышка… надеюсь, мама сдержит слово, закроется в нашей комнатушке и будет сидеть с Дианой. На работу я её взять не смогу, в ночном клубе шумно и таких же уродов хватает, что и у нас в бараке.

– Мам, ты поняла?

– Я не буду сегодня пить, клянусь тебе. Не будь такой жестокой, Люба, – скривила губы мама, будто собираясь заплакать.

Я торопливо развернулась, схватила сумку и вышла из нашей пятикомнатной коммуналки.

Не быть такой жестокой? Я бы хотела, но приходится. Когда я дома – тревожусь за брата, когда на работе – тревожусь за сестру, ночами снится что отчим прирезал маму в пьяной драке, и как тут не быть жестокой?!

Так, тьфу, хватит! Нужно подобрать нюни, смысла страдать – нет. Вместо этого буду продолжать бить копытом. Прорвусь!

– Привет, – я села в машину к Серёге.

Он тут же потянулся ко мне с поцелуем, от которого я увернулась.

– Фу, воняешь!

– Только покурил, – рассмеялся он.

– Вот и не тяни ко мне губы сейчас. Заводи, поехали уже, смена скоро.

Все же, хорошо что я Серого встретила. Бармен он хороший, меня научил мешать алкоголь, и в клуб устроил. А платят там отлично, только музыка орет так, что потом весь день звон в ушах. По этой причине Дианку я с собой и не таскаю. А еще потому что пьяных гораздо больше, чем у нас дома.

– Ты говорил что есть вариант, как мне деньги достать, – напомнила я.

– А ты меня неласково встретила, любимая. Так что не скажу.

– Серый, блин, не буду я тебя сейчас целовать, у тебя во рту пепельница. Говори уже!

– Тоже мне, девушка, табак ей мешает. Другие сосутся, и ничего, а ты выкаблучиваешься.

– Сереж, хватит. Это не шутки, мне двадцать миллионов нужно найти. Сумма нереальная. Ты сказал, что есть вариант, если не шутка – скажи уже, а если шутка – иди в задницу, – холодно произнесла я.

– Слушай, а почему двадцать миллионов-то? – зачем-то тянет время Серый. – Как они Лёху помогут вытащить? Ты что, хочешь организовать его побег? Наймешь людей подкоп рыть, подкупишь охрану колонии, да?

– Нет. Эти деньги нужны на подкуп прокурора и судьи. Всё схвачено.

– Точно? Не кинут?

Друзья моего брата уверяют, что не кинут. Я в этом не уверена… я не уверена даже в том, что смогу достать эти деньги. Я же не блогер какой-нибудь, мне миллионы не платят за рекламу щеток для задницы, но если есть шанс вытащить брата, я должна это сделать. Обязана.

– Так что с деньгами? – снова спросила я.

– А почему ты так сильно хочешь Лёху вытащить?

– А ты так и будешь вместо ответов задавать вопросы? – раздраженно спросила я.

– А мне любопытно. Пока не ответишь – не скажу тебе ничего. Так что?

– Лёша – мой брат, и это естественно, что я хочу его вытащить из колонии.

– Этого мало, – ухмыльнулся Серый. – Ты прямо повернута на Лёхе, здесь есть что-то еще. Мне нужно ревновать? Может, брат не родной, а какой-нибудь сводный, и типа вообще не брат?

– Брат. Родной. Роднее не бывает.

– И?

– И в тюрьму он из-за меня попал, – призналась я. – Доволен?

– Вау! Так та наркота, с которой Лёху приняли – это твоих рук дело? Барыгой была, Любань?

Я сцепила ладони в замок, и отвернулась к окну. Я не барыгой была, а дурой. Полнейшей идиотиной.

– Люб?

– Лёша работал много, хотел накопить денег и забрать нас с сестрой, чтобы вместе жили. Целыми днями впахивал, а я… ну, я подростком была, кто бы меня куда взял, – горько усмехнулась я. – Вот только мне очень хотелось брату помочь, и поскорее вырваться из всего этого.

– И потому решилась наркоту разносить? Ты закладки делала, или что? Курьером была?

– У нас в школе паренек появился новенький. Это на четырнадцатое февраля случилось. Я сделала много валентинок, сидела на месте вахтерши и продавала их. Пусть и по мелочи, но зарабатывала я всегда. Он подошел, купил, мы разговорились, я и выложила что мне деньги нужны, и побольше. Меня реально совесть мучила, что Лёша по двадцать часов в сутки работает, а я всего лишь школьница. И этот парень предложил подработать. Он же тоже школьник, одет был хорошо, хотя тоже из семейки типа нашей. Взрослому я бы не поверила, заподозрила бы обман, а такому же как я почему не поверить?

– Что нужно было делать?

– На Весновский рынок приносить сумку с вещами. Всего лишь сумку, представляешь? Некоторые продавцы ведь на хозяев работают, и потому иногда своими товарами приторговывают, а не хозяйскими, дополнительный заработок. И вот, я всего лишь должна была иногда относить на рынок сумку с «товаром», за что мне будут давать неплохие деньги. Пять тысяч, – я с трудом удержалась, чтобы не сплюнуть.

Ну как я могла быть такой идиоткой? Я ведь и правда поверила. Есть продавец, есть товар, за который он должен отчитаться перед хозяином, а есть дополнительный товар, прибыль от которого пойдет не владельцу, а самому продавцу. Мама ведь также в магазине приторговывала. Покупала всякие семечки, консервы и порошки напрямую у поставщика и толкала мимо кассы. Я еще и обрадовалась тогда – целых пять тысяч за то, что я сумку отнесу на рынок? Это же такие деньжищи, а работы всего на час.

– Товар, я так понимаю…

Серый не договорил, и я кивнула.

– Правильно понимаешь. Нет, в сумку я заглянула, чтобы убедиться что ничего там страшного нет. В ней сигаретные блоки лежали, обувь и книги. Я тогда вышла из дома с этой сумкой, и пошла на рынок. А Лёша в тот день вернулся днем с работы, на складе у них ЧП какое-то случилось, и грузчиков отпустили. Я шла, Лёша мне навстречу, и спросил, конечно, что это за сумку я тащу. Я рассказала, а он…

Брат тогда сразу понял, что к чему. Я это сейчас понимаю. Выругался, выхватил эту чертову сумку, открыл, и начал трясти меня – кто дал, где этот человек живет, давно ли я этим занимаюсь. Я всё выложила. Лёша сказал мне возвращаться домой, и не высовываться, и пошел возвращать товар тому, кто мне его передал.

И его поймали. В блоках сигарет были вовсе не сигареты, а героин.

– Я тогда сдаться хотела. Думала, что расскажу правду, и нас отпустят. Или меня накажут, а Лёшу выпустят, – против воли я шмыгнула носом, за что тут же разозлилась на себя. – С братом я выбила свиданку, сама не понимаю, как несовершеннолетнюю пустили к нему. Может, из-за того что я буквально истерики там устраивала… В общем, Лёша сказал мне, чтобы я не смела рот открывать. Его с поличным поймали, значит точно не отпустят, что бы я там ни говорила. Такой закон. А если я буду вякать, то на нас обратят внимание, и окажемся мы с Дианой в приютах, причем в разных.

Но я все равно пыталась рассказать всё Соколовскому. Его я знала. Думала, что поможет, а он только отмахнулся. А потом еще и взятку принял, чтобы поскорее брата закрыли.

– Понятно. Чувство вины, значит?

– А ты бы не чувствовал свою вину, если бы таким же идиотом как я был? Лёшке жизнь испортили из-за моей тупой идеи заработать, а я ведь знала что бесплатный сыр только в мышеловке. Не наивной девочкой была, я в этом всем росла. Только эти чертовы пять тысяч меня загипнотизировали, – я покачала головой, в который раз ужасаясь той девочке-подростку, которой я была. – Теперь появился вариант. Дело Лёши снова передают в суд, и если я найду двадцать лимонов, то его оправдывают, и отпускают. Найдут какие-то нарушения, недостаток улик, либо, на крайний случай, сократят срок. Главное – выпустят. Теперь ты, наконец, расскажешь мне, как я смогу достать деньги? Или врал мне, что есть такая возможность?

– Не врал. Люб, ты целка?

– Что? – закашлялась я.

– Девочка еще?

– Ты издеваешься?

– Короче, я – твой парень, и все такое, лирику опустим, что такое жизнь я и сам знаю. У меня есть приятель, брат которого богачам целок продает. Не в рабство, а… ну, слышала, что некоторые девственность свою продают? Кто-то через сайты, а кто-то через посредников. И брат моего приятеля – такой посредник. Клиенты проверенные, не извращенцы, бзик у них – целку пробить. Причем не силиконовую, которой все зашили под девочку, а им реальных целок подавай.

Я слушала, и своим ушам не верила. Это то, о чем я думаю?

– Сереж…

– Я не договорил. В общем так: у посредника есть клиенты, он показывает им твою фотку, и кто платит больше – тот тебя и того-самого. Медосмотр оплатят, как и одежду нормальную, процедуры у косметолога чтобы не с волосатыми ногами пришла на встречу. Платят до хрена, Люб. Можно не двадцать, а тридцать миллионов срубить, ты и брата вытащишь, и на жизнь нам хватит.

– Нам? – просипела я.

– А я пойму. Говорю же – реальную жизнь знаю, и за измену это не посчитаю, – продолжил Серый, и остановил машину на парковке у клуба. – Я потому и спрашивал тебя про Лёху, чтобы понять – блажь это, или нет. Тебе решать. Всё безопасно – ни болячек, ни последствий, ни извращений. Один клиент, одна ночь, дофига бабла. Устроить все можно быстро. Что думаешь?