Buch lesen: «Повелитель ветра»
Пролог
Люба уложила его на широченную софу и сама уселась в изголовье, расставив ноги в легких брючках и установив узкие маленькие ступни рядом с его плечами. «Очень эротично», – хмыкнул про себя Ярослав.
– Надеюсь, переживешь фамильярность? Так работать удобнее, – объяснила Люба.
«Мысли читаешь?» – с сомнением подумал Ярослав.
– Молодец! Умничка. Сам открываешься, – похвалила Люба. – Если бы не захотел, я бы не прошла: силен.
Ярослав снова довольно хмыкнул – теперь в открытую. Люба ему очень нравилась. Жаль, что судьба не создала их друг для друга: у Любы внуки взрослеют – вон фотография на книжной полке. А на вид и не скажешь!.. И спутник жизни у нее есть: еще одна фотография – в легкомысленном парео с симпатичным мужчиной на фоне экзотического пейзажа.
Добрая знакомая дала Ярославу телефон. После очередного приступа он, в целом здоровый, как бык, способный самостоятельно справиться с любыми трудностями, стал искать, кто мог бы ему реально помочь. Почитал объявления в газетах – не понравилось ни одно. Стал спрашивать друзей и знакомых. И довольно быстро получил ответ. Подруга сказала: Люба на самом деле творит чудеса! Попасть к ней на прием можно только по предварительной записи – чуть не на два месяца вперед! Пока дозвонишься – семь потов сойдет! А если не по адресу, не надо тебе к Любе – то и не дозвонишься вовсе. Ярослав попросил поспособствовать – подруга отказалась: хотя и знакома с целительницей уже лет десять, но общаются они редко, и, что характерно, попадает к давней приятельнице только тогда, когда очень сильно припрет. Давай-ка, дорогой, постарайся сам – уж как повезет!
Ярослав дозвонился с первого раза и три недели спустя к назначенному часу отправился по указанному адресу.
Руки Любы над его головой вздрогнули, неестественно громко щелкнули суставы пальцев. Она на минуту замерла.
– Радиация… Чернобыль? – спросила потом быстро.
– Да, – сказал Ярослав сразу севшим голосом. Он понял, о чем пойдет речь дальше.
– Ничего, – медленно сказала Люба, – ничего, можно. Можно тебе делать детей.
– Правда? – переспросил Ярослав. – Но я генетическую экспертизу…
Экспертиза вынесла Ярославу приговор: велика вероятность врожденных отклонений у ближайших потомков. Ярослав не особенно переживал: перспектива иметь собственных детей казалась ему туманной. Просто запомнил: «Нельзя!» – и жил с учетом этого запрета. Правда, было несколько неприятно оттого, что он вроде оказался не совсем полноценным мужчиной, хотя мог то же, что и другие, если не поболее.
– Наплюй. Можно.
Ярослав промолчал. В таких серьезных вещах он все-таки предпочитал доверять современной науке и технике.
– Ничего в тебе почти не осталось оттуда, – продолжала Люба, – ты хорошо почистился.
Ярослав молчал: воспоминание о катастрофе, как всегда, отозвалось болью, и он просто ждал, когда Люба сменит тему и можно будет отвлечь внимание от незаживающей раны.
Люба тоже надолго замолчала. Только ее горячие маленькие ладони медленно двигались вдоль его тела, время от времени отрываясь и производя резкое сбрасывающее движение, от которого трещали суставы пальцев и запястий. Женщине приходилось наклоняться все ниже, и Ярослав чувствовал на своем лице ее теплое дыхание с мятным ароматом освежителя.
Наконец Люба поднялась с софы и переместилась ему в ноги, снова усевшись, как турист у костра, и движение ее рук вдоль его тела продолжилось: теперь она исследовала его ноги, стопы…
– Ты здоров, – объявила целительница.
Ее реплика прозвучала неожиданно для Ярослава, расслабленного теплом ее рук и успевшего привыкнуть к молчанию.
– Я знаю, – пожал он плечами. Он прошел все мыслимые обследования в лучших клиниках мира. – А голова-то почему болит?
– Ты позволяешь себе ошибаться.
– Что это значит?
– Ты не прав и догадываешься об этом.
– В чем именно я не прав?
– Ты сам знаешь.
– Люба, посмотри на меня внимательно. Я похож на того, кто играет с самим собой в дурацкие игры? Я могу позволить себе обманываться?
– Ты – честный мальчик, – улыбнулась Люба.
– Вот видишь, – по-новорусски осклабился в ответ Ярослав. – Если б я знал, в чем моя ошибка, не пришел бы. Я сам много чего могу. А вот тут мне твоя помощь нужна!
– Уходи, – внезапно сказала Люба. Вроде бы и беззлобно сказала, но твердо. – Я тебе ничем не помогу. Ты все сам знаешь.
– На колу мочало… Послушай, может, я и знаю где-то в глубине души, но не осознаю. Понимаешь?
– Ну, ты из меня дурочку-то не делай, – доброжелательно проворчала Люба. – Мое высшее образование повыше твоего! Копайся сам в своем подсознании. Я в твои дела не полезу. У меня уже однажды телевизор на куски разлетался, ученая.
Про телевизор Ярослав не очень понял, лишь смутно догадался, но не стал выяснять. Он сел на софе напротив Любы и посмотрел на часы.
– Куда ж ты меня гонишь? – спросил мирно. – Я всего пятнадцать минут у тебя пробыл, а платил за час. Хоть чаем напои.
Люба решительно поднялась и доброжелательно подтолкнула его в спину:
– Давай-давай, катись! Будто ты не знаешь, как такие дела делаются. С тобой пятнадцать минут, а с другим два часа.
– Так ведь под дверью пока никто не скребется, – заметил Ярослав, покладисто выходя в переднюю и наклоняясь, чтобы надеть ботинки.
– Не беспокойся, – рассмеялась Люба, – я найду, чем заняться в оставшиеся сорок минут. – И повторила слегка нетерпеливо: – Иди!
Ярослав послушно покинул уютную квартирку.
– Да, чуть не забыл! – сказал он Любе, провожавшей его до двери отсека. – Моя визитка. Обращайся, если опять… с телевизором что.
– Я больше в такие дела не мешаюсь.
– Мало ли, случайно…
– Типун тебе на язык! Ладно, сохраню. Только ты денег берешь не в моих масштабах.
Ярослав подобрался, вцепился в целительницу взглядом:
– В этом моя ошибка? Дорого беру?
Люба весело вздернула брови.
– Нормально берешь. Твоя работа – врагу не пожелать… – И вдруг добавила задумчиво: – Делиться надо…
– Благотворительностью, что ли, заниматься?
– Не деньгами надо делиться, – пояснила Люба. – Хорошо, я могу тебе немного подсказать. Помнишь, о чем сестра тебе говорила?
Ярослав мысленно аплодировал. Он был совершенно уверен, что не упоминал о сестре в течение всей беседы.
– Люба, я с тобой дружу! Ты ко мне бесплатно приходи, если понадоблюсь.
– Что ж ты мне все беду пророчишь?!
– Да я так, не беспокойся. Ну а о сестре-то… Мало ли что она мне говорила о самом разном.
– Просила о чем-то, – мягко добавила Люба. – Недавно просила.
– Хорошо, – сказал Ярослав, – я подумаю. Спасибо…
Ярослав довольно далеко оставил машину: не хотел петлять в узких дворах. Он уже выбрался на улицу и неторопливо шагал по тротуару, наслаждался весенним скрипом снега, обреченного скоро растаять, и бьющим в глаза ярким солнцем самого последнего дня зимы, держа курс на неброский синий капот своего авто. Высокий, атлетически сложенный мужчина средних лет быстро шел навстречу. Он привлек внимание Ярослава целеустремленностью и решительностью походки. Мужчина успел поравняться с Ярославом, почти скрыться из поля зрения. И тут над самым ухом прозвучал густой, басовитый голос: прохожий интересовался, как найти дом номер 121/19б, строение 3. Знакомое сочетание цифр!
– Улица какая? – уточнил Ярослав.
– Да вот эта, по-моему. Сейчас!
Мужчина достал из кармана куртки увесистый ежедневник, открыл по закладке.
– Сокольничья… нет… Сокольского. – Он доверчиво распахнул перед незнакомцем свои записи. – Это же она?
Синим по кремовому в ежедневнике было записано: «Тетя Люба», а дальше – знакомый адрес. Ярослав, усмехаясь про себя, объяснил, как пройти. Случайный собеседник бодро пошагал дальше, а советчик продолжил путь. Подумал: «Какой парень удачливый! Вычислил, кто подскажет, а то ходил бы по дворам сто лет. Теперь заявится минут на пятнадцать раньше назначенного. Люба его не выставит, как меня… Пятнадцать минут!..»
Неожиданно Ярослав решил, что, поскольку этот отрезок времени в его плотном графике был отдан походу к целительнице, вполне можно подарить четверть часа самому себе. Он прошел, не поворачивая головы, мимо родного авто и отправился дальше – прогуливаться под ослепительным февральским солнцем.
Часть первая
Дар дождя
А может, я с тобой останусь:
Останусь пеплом на губах,
Останусь пламенем в глазах,
В твоих руках – дыханьем ветра…
Город 312
* * *
Ярослав сидел на полу перед камином. Ворсистый ковролин жемчужного цвета уютно охватывал босые ступни и разбегался по всей просторной и почти пустой комнате. Из приоткрытой форточки несло весенней сырой свежестью, стены источали легкий аромат сосновых досок. Ветви молодой рябины громко стучали по перилам широкого балкона: сильный поднялся ветер! Ярослав неотрывно смотрел в огонь. Лучший отдых! Лучшее времяпровождение…
Тихо отворилась дверь; легкой походкой пересекла комнату наискосок хорошенькая молодая женщина. Очень молодая женщина. Девчонка. Хоть на безымянном пальце сверкает обручальное кольцо… Его сестрица. Настька.
Ни кольца, ни плотненькой невысокой фигурки в дорожной одежде Ярослав не видел: он не поворачивал головы от камина, только слышал – угадывал – почти бесшумные шаги.
Твердая, горячая ладонь легла на его плечо.
– Не печалься, Ясик!
Ярослав насмешливо вздернул бровь, глянув снизу вверх на сестру. Грубовато бросил:
– Вот уж мне не до печали!
– Ну-ну, – притворно обиделась Настасья. – Ты еще скажи, что мой отъезд тебя радует. А то мешается под ногами мелкота всякая!
Ярослав потянул ее за руку вниз:
– Садись… мелкота! Посиди на дорожку. Врать не стану, не особенно радует. Как-то я привык к твоему присутствию в доме за двадцать с хвостиком лет. Но ты учти, что скучать мне некогда!
– Ты правду говоришь? – с надеждой и сомнением в голосе вполне серьезно уточнила Анастасия. – Я так переживаю, что бросила тебя совсем одного. Уехала черт-те куда, устроила свое счастье, а тебе в этом огромном доме и словом не с кем перекинуться, кроме кошака…
– Словом не с кем перекинуться?! – Ярослав искренно развеселился. – Ха! Знаешь, что будет, если я сейчас включу телефон в розетку?!
– Знаю: ты мне все уши прожужжал, что тебя замучили звонками. Только…
– Сомневаешься? Иди, втыкай!
– А что это ты мной распоряжаешься?! «Иди туда, делай то!»
– Давай-давай! Ты молодая. Поухаживай за престарелым братом.
Анастасия вскочила, подбежала к стене и с громким клацаньем впихнула вилку телефона в розетку.
Постояла рядом. Телефон молчал. Сестрица демонстративно прислушивалась, затем вразвалочку вернулась к камину, подбросила полешко в огонь и плюхнулась на ковер.
– И тишина!.. Факир был пьян… – констатировала Настасья.
В это время раздался звонок.
Ярослав коротко и почти не демонстративно вздохнул, поднялся одним движением – так, как будто бы сидел на кончике стула, а не на полу.
– Да!.. – Он перешел на английский: – Да, я буду в оговоренный срок… Это лишнее. Вам совершенно не нужно знать, каким рейсом я прилечу…
Грубоватый, примитивный, хотя и беглый, английский, которым пользовался брат, резал сестре, выпускнице иняза, слух.
– Элементарно. Я позвоню из аэропорта. Вы пришлете машину… Подожду… Вы – тем более… Да. До встречи.
Неподготовленный слушатель, судя по интонациям Ярослава, предположил бы, что тот сейчас в сердцах швырнет трубку на рычаг. Но Анастасия знала: это его обычная манера разговаривать с людьми, особенно когда речь идет о деле. Брат обошелся с техникой аккуратно. Телефон тут же вновь зазвонил. Ярослав внимательно прослушал два звонка и ответил, не дожидаясь третьего:
– Борька, салют!.. Узнал, как обычно, по звонку… Ладно, давай быстро выкладывай: мне некогда, Настьку провожаю. Что там, опять соседи?.. Подпалить?! Но не подпалили же!.. Да все работает как надо, успокойся… Ну, приглашай на шашлыки, обновим… Да хоть на следующий год! Все у тебя там в порядке… Ничего не испортилось… Натку свою меньше слушай. Ты сам, сам приглядись – и все, что надо, поймешь… Ну, счастливо… Приеду на шашлыки… Когда поджаришь, тогда и приеду. Пока.
– Ясик, – просительно протянула Анастасия, не успел он положить трубку, – ну, научи меня! Я тоже так хочу: «Но не подпалили же!» Научи, я же талантливая девочка!
– Нет, – бросил Ярослав. – Я тебе уже объяснял… – начал он резче, чем прежде беседовал по телефону.
Анастасия не испугалась, но спорить с братом не стала.
– Ясик, я согласна. Не надо этому. Научи чему-нибудь такому… простенькому, что всем можно.
– Не хочу, – тихо сказал брат, опускаясь на пол прямо рядом с телефоном. – Ты, конечно, девочка талантливая. Ты на простом не остановишься, попрешься куда заблагорассудится. А тебе детей рожать.
Анастасия, отвернувшись, уставилась в огонь. Ее губы тронула веселая и загадочная усмешка.
– Не старайся сделать это в обход меня, – тут же отреагировал на невысказанное Ярослав. – Пока не родишь, я тебя туда не пущу. Ты еще не понимаешь, а когда ввяжешься, будет поздно отступать. Роди сначала. Двоих… Лучше троих. Не раньше.
– Тогда мне уж точно нельзя будет рисковать, – спокойно заметила Анастасия, потерявшая надежду выиграть спор.
– Я-то рисковал с тобой на руках, – возразил Ярослав.
– Сравнил! Я не была младенцем! И у тебя не было другого выхода.
– Я не сказал, что ты начнешь работать до того, как твои дети выйдут из младенчества. А другой выход – он всегда есть.
Забытый обоими спорщиками, так и оставленный включенным в сеть, телефон издал пронзительную трель. Анастасия вздрогнула от неожиданности, а Ярослав вновь не сразу поднял трубку: размышлял аж до четвертого звонка.
– Кто вас ко мне направил?.. Я понял… Не важно… Так… Секунду, дайте подумать… Помолчите!.. Да, я возьмусь… Завтра я занят целый день. Послезавтра уезжаю на неделю. За пределы страны… Нет, это работа, а даже если бы и отдых… Что?! Больше? Но вы же не знаете, сколько мне там… Бесполезный разговор: я не нарушаю взятых обязательств… Что у вас все очень плохо, я услышал… И очень срочно, да. Сегодня… Я готов приехать сегодня. К восьми… Можно управиться за час, а может и пять уйти… Нет, раньше не приеду… Как хотите… Хорошо, договорились. Я слушаю адрес. Не нужно машину: я на своей. В семь буду. До встречи.
Ярослав дернул шнур, вновь погружая телефонный аппарат в летаргию.
– Почему ты не заведешь себе автоответчик?
– Сгорит.
– Ты летишь за границу. Далеко?
Ярослав нахмурился и ответил не сразу.
– Лечу. Далеко.
– Опять Ближний Восток? – не унималась Анастасия.
Он поморщился, кивнул.
– Не хочется ехать?
– Там, наверное, скоро будет война, – сказал он тихо.
– Там будет опасно? Скажи честно!
– Для меня? Нет. Не думаю. Прямой угрозы нет. Главное – чисто отработать.
– Но тебя что-то тревожит?
Ярослав прислонился спиной к дощатой, вкусно пахнущей сосновой смолой стене. Ответил мирно, без привычной громогласной жесткости:
– Это крупная нефтяная компания. Я не могу понять: если бы я не согласился, если бы нефтяные промыслы остались без защиты, война все равно началась бы или нет? Возможно, она стала бы невыгодной…
Он закрывает ядерные и нефтяные объекты защитными покровами. Он привык считать, что важнее, сложнее и интереснее этого нет ничего на свете. Ярослав знает, что есть и другие, такие, как он. Никогда не пытался выяснить их имен, выйти на мысленный контакт. Действуют такие специалисты, как правило, в интересах своих хозяев. Сам Ярослав никогда не помогал проворачивать сомнительные операции, не отмазывал виновных от суда и тюрьмы. Тем не менее желающих воспользоваться именно его услугами хватало. Оказалось, что многие крупные бизнесмены и в России, и за рубежом очень ценят подрядчиков, имеющих твердые принципы и славящихся своей независимостью: такой человек не за всякую работу возьмется, зато и не обманет, и не продаст со всеми потрохами. Иногда приходилось вступать в открытое противостояние. До сих пор Ярослав выигрывал. Не потому, что он сильнейший «маг» на свете, а потому, что всегда обращался за помощью к самой матушке-земле. И та всегда давала силу, чувствуя, что ее маленький защитник не имеет корысти.
Анастасия решительно покачала головой:
– Братик, у тебя мания величия!
– Я только надеюсь, – продолжал он, игнорируя ее замечание, – что сумею разобраться там, на месте.
– Выбрось эту ерунду из головы. Радуйся, что ты хоть кому-то сумеешь помочь. Ну, я не о толстосумах-владельцах, а о людях, которые там работают…
Ярослав в волнении нахмурил брови.
– Или откажись от этой работы и не мучайся! – воскликнула Анастасия.
– Это было бы самое правильное. Но ты же знаешь, что я не могу, и огромные деньги тут ни при чем. Я обещал. Однажды и навсегда. Я тебе говорил. Не хочу повторяться.
– Я помню, – ласково подтвердила Анастасия. – Но что-то здесь не так! Иначе ты бы не мучился. Ты бы точно знал, что следует делать, а чего не следует…
– Не в человеческом разумении – точно знать, что следует делать, а чего не следует!
Анастасия задумалась, хотела ответить, но внезапно спохватилась:
– Прости, мне пора. Как обычно, на самом интересном месте!
– Одевайся. – Ярослав поспешно поднялся. – Я сейчас возьму ключи и права.
– Не надо! Я на автобусе. Не барыня!
– Зачем? Я отвезу тебя. У меня есть время.
– Нет! Я налегке, с одной маленькой сумкой. Сама отлично доберусь. Автобус идет прямо до вокзала, ты же знаешь. Если еще не забыл, как ходят автобусы, – голос сестры стал резким.
– Я не забыл, – осторожно произнес Ярослав.
– Прости, я не люблю рубить хвост по частям. Сейчас распрощаемся – и все, и я уже в дороге. А то еще в машине грустить, на вокзале рукой махать… – Голосок задрожал, Анастасия улыбнулась. – Тоска! Ты понимаешь?
– Да, – механически подтвердил Ярослав, которому сейчас, честно говоря, было совсем не до тонких движений сестриной души, и дружелюбно подтолкнул девчонку в спину. – Давай катись, раз такая независимая: опоздаешь!
Через несколько минут он спустился на первый этаж, в прихожую, где Анастасия уже повязывала шарфик. Подал ей щегольское кожаное полупальто, которое – среди множества других полезных и красивых вещей – осенью подарил на свадьбу. Ему было приятно, что сестре нравится одежда, которую он ей покупает, что она с удовольствием носит большинство подаренных им вещей. С ее самых малых лет брат одевал и обувал Настю сам. Умение выбирать лучшее из того, что можешь себе позволить, строгий мужской взгляд на одежду и способность потрафить девичьему, а потом и женскому вкусу ему привил дядя Гриша, который никогда не ленился помогать мальчишке-соседу делом и советом.
– Да! Тебе от дяди Гриши привет! – Анастасия плюхнулась на пуфик, собираясь шнуровать ботинки.
– Спасибо! Виделась с ним?
– Вчера. Ты работал допоздна – забыла рассказать! У него такой безразмерный обеденный перерыв – очень удобно! Он меня суши кормил. Вкуснотища! Жалко ты рыбу не любишь!
– Я понял намек. В следующий раз приедешь – будут тебе суши! Как Гриша? Сто лет с ним не общался!
– Я хотела с тобой поговорить о нем. – Анастасия выпрямилась, ботинок остался недошнурованным. Взглянула на часики. – Есть время!.. Мне не понравилось, как он выглядит. Как всегда, аккуратен, элегантен. Но бледненький какой-то, серенький. Поседел сильно. Ну, я не знаю, может, не сильно, но заметно стало. Раньше у него только виски были пегие. Еще одет был в серый свитер, серые брюки…
– Постарел на вид?
– Я бы не сказала. Он скорее усталый. Мне показалось, что мы немножко натянуто общались: он как будто через силу со мной разговаривал, шутил. Словно я совсем чужая и ему не до меня, но надо изобразить радушную встречу.
– Ты выросла, – соскочило у Ярослава с языка. Он задумался; сестра непонимающе молчала. Ярослав предпочел бы не продолжать, но было поздно: Настька всю душу вытрясет, выясняя, что он имел в виду.
– Дядя Гриша любит детей. Девчонок и мальчишек. Юная барышня на выданье – тоже, считай, еще ребенок. А вот ко взрослым молодым женщинам он относится куда менее тепло.
– Правда?
Ярослав пожал плечами: он сам только что понял это.
У Настасьи на глаза навернулись слезы.
– Ты хочешь сказать, для нашего дяди Гриши я теперь – чужая взрослая женщина?! А я по-прежнему чувствую себя рядом с ним ребенком… С ним так уютно быть маленькой!
– Зато представляешь, как он будет нянчиться с твоим ребенком, когда ты привезешь малыша к нему на дачу? – попытался утешить Ярослав.
Слезы мгновенно исчезли.
– Какого малыша, Ясик? Такового еще и в проекте нет!
– Появится же когда-нибудь… в проекте, – не смутился Ярослав.
Его сестра нежно улыбнулась оконному проему.
– А о чем я хотела тебе сказать?.. Да, вот! Ну ладно, натянуто пообщались: давно не виделись, я – взрослая, окольцованная… Но он правда такой бледный, печальный, утомленный. Ты бы выяснил, все ли там в порядке со здоровьем! Может, надо помочь?
– Нашла о чем беспокоиться! Григорий очень внимательно относится к своему здоровью!
– Ну а вдруг что-то не в порядке, и он об этом знает, просто мне не сказал. Он такой замкнутый!
– Вот и не лезь человеку в душу, раз он не хочет! – Ярослав ответил миролюбиво, просто выражений по привычке не выбирал.
– Ясь, ты что-то знаешь?!
Ярослав с досадой уставился в окно.
– Вот приставала! Угомонись! Здоров твой обожаемый дядя Гриша, сто лет еще проживет! Очередные проблемы в личной жизни. Не новость для него, как ты понимаешь. Прекращай допрос! Ты знаешь, я этих вещей не люблю и не делаю. И секреты не мои. Все, завязывай шнурки: тебе пора!
Он обычно легко и непринужденно – даже слишком откровенно – обсуждал с сестрой вопросы взаимоотношений мужчин и женщин, любые вопросы физиологии; для них не существовало запретных тем. И поступал так не от цинизма, а оттого, что считал все это естественным и интересным. Юношескую застенчивость он растерял еще до своих первых сексуальных опытов, ухаживая за тетей Варей и за сестрой. Но к Григорию – к дяде Грише – он относился с тем же детским пиететом, что и Анастасия. Обсуждать с кем бы то ни было характер и личную жизнь старшего товарища казалось ему хамством – в библейском смысле этого слова.
Он крепко прижал Настю к груди на прощание. Как полагается, молча посидели на дорожку, потом троекратно расцеловались. Ярослав с облегчением взялся за дверную цепочку.
– Ну, счастливо оставаться, братик! Я буду по тебе скучать! – сообщила Анастасия не без дрожи в голосе.
– Скатертью тебе дорожка! Мне скучать будет некогда, – по привычке поддразнил ее Ярослав. – До свидания, сестренка! – Он через силу улыбнулся. – Здравствуй, мигрень! – добавил, защелкивая дверной замок и прижимая ладонь к коротко стриженной макушке.
Он неторопливо поднялся в свой любимый каминный зал на втором этаже. По дороге несколько раз громко позвал: «Кис-кис!» Но ничто, кроме его голоса, не нарушило тишины пустого дома. Ярослав подложил еще поленьев в затухающий уже каминный огонь и со стоном улегся ничком на пол прямо посреди комнаты – головой к огню, лбом на скрещенные руки, носом в мягкий ворс ковра. Только теперь в комнату бесшумно прокралось существо нелепого и трогательно-беззащитного вида – с голой сероватой кожей, морщинистой тонкой шеей и безупречной фигурой ожившей египетской статуэтки. Почувствовав приближение зверя, Ярослав снова тихонько застонал.
Кот деловито подошел прямо к голове хозяина, не мешкая плюхнулся рядом на пол и, привалившись горячим замшевым боком к его макушке, закрыл зеленые, слегка навыкате, глаза.
– Давай, Скинхед, помогай! – распорядился Ярослав. – Два часа у нас с тобой есть.
Долгое время человек и кот лежали совершенно неподвижно. Кот не натаптывал себе лапами гнезда и не урчал. Ярослав вначале охал, жалуясь самому себе на нестерпимую боль, потом замолчал. Минут через сорок он высвободил затекшую руку и попытался отпихнуть кота:
– Достаточно, Скинхед, иди.
Кот вновь придвинулся вплотную к хозяину.
– Брысь! – Ярослав пихнул животное сильнее.
Кот упрямо вернулся на прежнее место. Ярослав сел, схватил Скинхеда обеими руками и с размаху швырнул по направлению к двери.
– Брысь, пошел отсюда! – прикрикнул угрожающе. – Обожрешься, дурень!
Кот обиженно крякнул, приземляясь на ковер, и помчался от греха подальше прочь: послышался топот его лап по деревянным ступенькам. Ярослав вновь вытянулся на полу – на сей раз на спине…
Он поднялся около семи. Сборы, включавшие несколько силовых гимнастических упражнений, душ, выкладывание из банки корма в кошачью миску, переодевание в очень стильный и современный деловой костюм с рубашкой и завязывание галстука, заняли ровно двадцать минут. Майское солнце уже чиркало по верхушкам деревьев и разгоралось лихорадочным румянцем, предвкушая радости ночлега.
Чистенькая, свеженькая – без единой царапины – и неприметная темно-синяя иномарка мгновенно пробудилась, моргнула желтыми глазками хозяину. Приветливо заурчал заведенный на расстоянии мотор. Ярослав стремительно распахнул ворота и нажал очередную кнопку на брелке. Машина аккуратно выкатилась прочь. Не снижая темпа, Ярослав свел створки ворот, в очередной раз посетовав, что до сих пор не собрался поставить автоматику. Наконец, звякнув ключами, запрыгнул в салон и принялся лавировать между глубоких луж разбитой за зиму дороги.
Без потерь добрался до автомагистрали. Над Москвой, как обычно, стояло нехорошее грязно-серое марево. Румяный солнечный диск безвременно утонул в его глубинах, и взору представал неприятный слепой закат: красный сполох в серой стене. Шоссе обрамлял привычно гнетущий урбанистический пейзаж. А в небе Ярослав обнаружил причину того острого приступа головной боли, который еще давал о себе знать сдавливанием в висках и некоторой тусклостью, как бы притупленностью зрительных ощущений. Со стороны, противоположной той, где солнце делало последнюю попытку послать свой привет жителям замурованного смогом мегаполиса, стремительно надвигалась огромная черная туча. Будет ливень! Наверное, с грозой.
Хорошо это для работы или плохо, прикинул Ярослав? Трудно сказать. Вода очищает, но она же и смывает следы. Влага наполняет атмосферу свежестью, но делает ее более вязкой и тяжелой. У каждого явления на свете есть обратная сторона, а работа есть работа, чем бы ни потчевала нас матушка-земля.
Ярослав порадовался тому, что отговорил Анастасию возвращаться в Киев самолетом и что она не упрямилась. Иначе проторчала бы минимум полночи в аэропорту. Рейсы обязательно задержат, народу набьется. А она одна, для нее место подержать некому. Только встанешь прогуляться до туалета – сиденье тут же займут. Майся потом на ногах или сиди на холодном полу…
Шквалистый порыв ветра пригнул деревья, гулом прибоя ударил в бок машины, лизнул лицо, просочившись в щель приоткрытого окна. Еще минута, несколько крутых виражей – и шумное движение Кольцевой смешалось со звуками приближавшегося разгула стихии.
Опасный ветер, нехороший ветер! В такую погоду яхтсмены сворачивают паруса и стараются быстрее оказаться в тихой гавани. Ярослав благодаря Грише немного в этом разбирался. Во всяком случае, ветреная погода всегда вызывала у него воспоминания о походах по рекам, водохранилищам и финским озерам, о строительстве лодок, да много о чем приятном и дорогом.
Григорий Степанович Матвеев появился в их с сестрой жизни сразу после того, как свершились самые страшные в ней события.
Родители покоились в свинцовых гробах уже более года, только что скончался опекун. Тетя Варя, приемная мать, гонимая той же неодолимой силой, шла к могиле, и Ярослав забрал от нее Анастасию, чтобы уберечь девочку от вида приближающейся смерти. У дочери опекунов была своя маленькая квартира в Москве. Там временно приютили сирот. Больше податься им было совершенно некуда. Помог врач, который лечил и родных, и приемных родителей Ярослава. Он владел на правах наследства вместе с многочисленным кланом родственников огромной генеральской дачей на Тишковском водохранилище. Среди целого гектара густого леса, помимо громадного двухэтажного хозяйского дома, были во множестве разбросаны летние и гостевые домики, жилища для прислуги, сарайчики, бани. Потомки советского генерала жили довольно замкнуто, и все же некоторые строения сдавали надежным, проверенным и тихим дачникам. Врач не распространялся о том, каким образом уговорил свой клан взять в жильцы двоих безнадзорных детей. Он сделал достаточно прозрачные намеки об условиях проживания, и Ярослав активно, причем с удовольствием, помогал по хозяйству. Компаний не водил; Настя вела себя тихо и послушно – так что всех все устраивало.
Соседний с тем помещением, где жили брат и сестра, домик как раз и снимал Григорий Матвеев, которому тогда было тридцать с небольшим. Григорий жил затворником, с окружающими почти не общался, хотя если уж вступал в беседу, то вел ее легко и непринужденно. Изредка к нему приезжали один или двое друзей. Высокий, худощавый, Григорий Степанович слегка сутулился, и от этого на первый взгляд казался интеллигентным задохликом. Второй взгляд – когда сосед переодевался по-дачному в майку и шорты – выхватывал хорошо развитую мускулатуру рук и ног, выдававшую серьезную спортивную подготовку. Красивые пепельно-русые волосы были подвергнуты весьма искусной модельной стрижке. Серые глаза смотрели внимательно и холодно, даже когда сосед широко, приветливо улыбался. В целом его внешность и манеры можно было назвать аристократичными. Узкое лицо, длинный, слишком крупный прямой нос, короткие пшеничные усики и губы, часто сложенные в ироничную гримасу, делали Григория Степановича удивительно похожим на знаменитого пародиста Александра Иванова.
Он приезжал на выходные и ни минуты не сидел без дела: плотничал, занимался плаванием, бегом, ездил на соседние Пестовское, Пироговское водохранилища – тренироваться и участвовать в парусных регатах. Когда Матвеев плотничал на открытом воздухе или спешил куда-то по своим делам, его сосредоточенное, замкнутое лицо казалось Ярославу то ли мрачным, то ли брюзгливо-недовольным, и он первое время сторонился соседа, боясь вызвать раздражение и необоснованные жалобы платного жильца.
Однако Григорий сам пошел на контакт. Стал расспрашивать Ярослава о его прошлом и настоящем, причем довольно быстро вытащил все подробности нынешней жизни и трагического прошлого. Сев рядом и обняв за плечо, он однажды спокойно дал Ярославу выплакаться, когда разговор коснулся самой горькой темы. И вскоре превратился из Григория Степановича в дядю Гришу. Ярослав заметил, что дядя Гриша легко и радостно занимается с маленькой Настей: то приобщает девчонку к своим спортивным увлечениям, то распевает с ней дуэтом под гитару песенки из мультфильмов. Много времени он не проводил с ребенком: уставал от выполнения воспитательской функции. Но тихая девочка не докучала соседу, не выклянчивала внимание – только смотрела с обожанием и нетерпеливо ждала выходных.
