Тарусские тропинки. Альманах 2024

Вступительное слово.

Каждое время имеет своё лицо. Слово, соединяя времена, передает культурные коды от одного поколения к другому. Создание альманаха «Тарусские тропинки» – это желание показать и сохранить мелодику нашего времени в Тарусском крае. Авторы сборника – творческие люди, работы которых, возможно, не совсем совершенны, но искренни. И у каждого автора нашлось что сказать о времени и о себе.

Альманах издается по инициативе тарусского автора Вадима Мальцева. В книгу вошли рассказы, статьи, стихи членов творческого объединения при Тарусской районной библиотеке «Таланты в городе живут», возглавляемого библиографом Татьяной Зориной.

Поэзия

Виктор Иванов

Памяти А. С. Пушкина

Чёрная речка… Горестный год.

Ранен смертельно Пушкин в живот.

Мерзким Дантесом сражён человек.

В сумерках синих горит кровью снег.

Ледяная тоска в тёмном небе разлита.

Заметалась, вскружила метель с вороньём.

Встретит дядька поэта – камердинер Никита

И внесёт на руках его бережно в дом.

Раны боль возрастает и тянутся муки…

Но чтоб не страдала, не пугалась жена,

Он вытерпит всё, он протянет ей руки, –

Ни в чём, чистый ангел, невиновна она.

«Прощайте, друзья», – поэт обратится

К книгам, с которыми жил и дружил,

Со всеми людьми, кто был рядом, – простится,

Простит он врага, и никто чтоб не мстил…

От дома на Мойке народ не отходит,

Молится сердцем, душою болит.

А Пушкин, наш Пушкин, морошки попросит,

Мочёной морошки из рук Натали.

В тревожном молчании, с надеждою в думе

В сенях квартиры простой люд стоит.

И тихо Жуковский сказал: «Пушкин умер…»

«Нет!» – кто-то крикнет ему. – «Он убит!»

«Светскою» чернью злословной затравлен,

Пасквилем гнусным был возмущён.

К подлости, лжи был поэт беспощаден,

Правды своей не скрыл в сердце своём.

В народной реке власть, боясь захлебнуться.

Нагнала жандармов, мундиры, войска.

К Конюшенной церкви – не протолкнуться:

К Пушкину скорбь и любовь велика.

…Тайно, в ночи гроб везут почтовые,

Резво по белому тракту бегут.

Ветры колючие, стылые, злые

Горькую песнь с ямщиками поют.

Дядька Никита седой и угрюмый

Ослаб от тоски, помоги ему бог,

Ящик в рогоже обнял с тяжкой думой,

Плачет, совсем занемог.

…Всё ближе к обители чёрные дроги

Средь мёрзлой печали псковской земли…

У края далёкой прощальной дороги

Осталась с детьми Натали.

***

Памяти М. Ю. Лермонтова

«Дуэли не было, а было убийство»

/Р. И. Дорохов/

Выстрел точен, – под сердце, навылет…

Грозовым эхом вздрогнул Кавказ.

Торопливо убийца покинет

Место встречи, скрываясь от глаз.

Небеса разрыдались от горюшка.

В чёрных тучах Бештау, Машук.

Молодого поручика кровушка

Пропитала армейский сюртук.

И лежал он, шинелькой накрытый…

Разбежались друзья и враги,

Чтобы ангелы скорбно с молитвой

Распластать над ним крылья смогли…

Кровь уходит в землицу чужую

С соком вищен, зажатых в горсти.

Ветер с ливнем поют отходную, –

«Ты, прямая душа, нас прости…»

Непогода бушует угрюмая

Под скрипучее пенье колёс.

Лошадёнка устало-понурая

Лейб-гусара везёт в Пятигорск.

На коне был он первым в атаке!

Был последним на отдыхе он.

В своей шёлковой красной рубахе

Он водил в бой лихой эскадрон.

Был он пылок и храбр, – славный, нашенский!

В Темир-Хан-Шуре ждал его полк.

Ах, зачем же на церкви Скорбященской

Прищемил двери крепко замок?..

Мимо окон священника бледного

По дорожной раскисшей грязи

На короткой арбе убиенного

Слуги в дом, где он жил, привезли.

… Под иконой в рубашечке белой

При свечах, при цветах спит Поэт.

И художник рукою умелой

Пишет с болью посмертный портрет.

И уже ничего не исправить.

Реки жизни назад не текут…

Белый парус уносит вдаль память,

Где надежда с любовью живут.

***

Письмо Гоголю

Вам пишу я, Николай Васильич Гоголь,

Из глубинки тихой родины моей.

За окошком одинокий ветхий тополь

Провожает голой веткой журавлей.

Раскачали на крылах своей печали

Сердце моё, мокрое от слёз.

С берегиней мы потом всю ночь читали

«Миргород», «Шинель», «Портрет» и «Нос»…

Иномарка мимо с рёвом пролетела,

Всю округу обдала «попсой».

В ней сидит неприкасаемое тело –

Новый Чичиков с заезжею братвой.

Уварахталась хмельная деревенька,

Снова окнами разбитыми темна.

Запрвляет в ней уже давненько

Собакевичей да Плюшкиных шпана.

Родники и души замутили,

Повелись на «баксы» и тряпьё.

Обирает дедовы могилы

Иродово хищное жульё.

«Исторический» Ноздрёв подался в рэкет,

В руки шашек с той поры не брал.

В казино продулся весь и куролесит, –

У Коробочки все шанешки отнял.

Люди меж собой живут в разладе

Посреди базарной пустоты.

Свило горе гнёзда в каждой нищей хате.

А над хатами – Манилова мосты.

Николай Васильич, Вы меня простите,

Что я к Вам маленько с бодуна…

Скучно жить… И грустно… Извините…

Тяжело нам выбраться со дна.

А так хочется добра, любви и ласки,

Чтоб раскрылось сердце от тепла,

Чтобы было как на хуторе Диканьки!

Красота чтоб мир обиженных спасла.

Вдруг письмо дойдёт в прекрасное далёко,

В ваш заоблачный душевный монастырь.

Вам оттуда чаще видно Бога, –

Оглянулся б Он на скорбный наш пустырь.

Пусть пошлёт скорее Ревизора –

Настоящего, что ждём из века в век,

Чтоб с мечом прошёл там, где среди раздора

Человека знать не хочет человек.

Верю, в Горнем Иерусалиме

Вспомните молитвенно не раз

Малороссию, Россию, где и ныне

Много любящих и помнящих о Вас.

***

В изгнании

На берегу Гудзона, от Родины вдали

Он взглядом провожал в Россию корабли…

А после приходил в свой эмигрантский дом.

Где вынужденно жил с 17-го в нём.

Он поневоле здесь, он весь душою там,

Где Родина его… Но в ней – террор, бедлам.

Ивановку то белые, то красные громят…

И к дому, что сожжён, дороги нет назад.

Как счастлив был он в нём! Как звонко пел рояль…

Рождалась в сердце музыка… Влекла степная даль,

Свобода, лес, река… А, главное, – любовь!

И вдруг… по всей стране… людская льётся кровь.

Как это пережить? Года в тоске летят.

Он потерял себя. И клавиши молчат.

Картины детства снятся: Борисово, Ильмень…

А тут, по авеню, прошёл он, словно тень.

И всё же зазвучит сквозь горечь тяжких лет

Симфония, в которой отчаянье и свет.

Второй фортепианный, как птица, в мир летит!

И Родина всё слышит. Но Родина – молчит.

Ей лихо от войны… От бед черно кругом.

И русскому народу в его борьбе с врагом

Все сборы от концертов шлёт русский музыкант

С чужбины, на которой он сам себе не рад.

Душа его болит. В победу верит он.

Под Сталинградом враг надёжно окружён.

Усталый пианист снял с клавишей вуаль…

Но сердце не услышит отзывчивый рояль.

…На берегу Гудзона, от Родины вдали

В чужой земле изгнанника родные погребли.

Он так любил Россию и белую сирень…

Великий композитор Рахманинов Сергей.

***

В июне 41-го

Памяти моего деда

Дмитрия-воина

В стране гремит большая стройка

От Соловков до Колымы.

Зарока нет ни в чём, нисколько,

Ни от тюрьмы, ни от сумы.

А жизнь идёт, а не проходит.

И дед такой мой молодой.

Фабричный день им честно прожит.

И скоро будет выходной.

Возьмёт жену и дочек малых, –

В парк городской пойдут гулять,

Есть эскимо и тульский пряник

Водой с сиропом запивать.

Ещё не грянул «Марш славянки»,

Не полыхнула боль разлук…

А вдоль границы вражьи танки

Уже сползали к речке Буг.

И до войны совсем немного,

Каких-то пара мирных дней…

И дед пошёл в рубашке новой

Навстречу памяти моей.

***

На ледовой дороге жизни

По шаткому льду, по Ладоге белой

Полуторка мчит, уходя от обстрела.

Разбито стекло… Кружит сиверко снег,

И вжался в обломок руля человек.

А «мессер» свалился опять на крыло.

Водителю грудь и плечо обожгло.

Полуторку кинуло в резкий зигзаг, –

Но держит солдат руль в замёрзших руках.

Дымит радиатор… Пробиты борта.

Смертельною строчкой прошита верста.

За вешкой таится беда-полынья.

Браток, поднажми… Скоро будет земля.

Осталось немного… Темнеет вокруг.

А «мессер» заходит на чёрный свой круг.

Зенитки поймали в прицелах кресты.

«Люфтваффе» сорвался в торосные льды.

…На спущенных скатах на берег вползла

Устало полуторка и … замерла.

А помощь близка – люди машут, спешат.

И значит получит вновь хлеб Ленинград

* * *

Воины-ефремовцы

Памяти командарма М.Г. Ефремова

и воинов 33-й армии

Кровавый лёд уносит угрюмая Угра.

Шпырёвский лес пронзило надрывное: «Ура-а!..»

Враг в обороне дрогнул и даже отступил.

В Родню деревню входят ефремовцы без сил.

Измученные люди, голодные, – без сна…

Под валенками хлюпает тяжёлая весна.

И снова под обстрелом, по линии огня

Уходит тридцать третья… Прощай, прости, Родня.

Из Ставки, просто чудом, был прислан самолёт, –

Он на Большую землю знамёна унесёт.

И командарм Ефремов – отец, товариш, брат

Не потеряет чести в глазах своих солдат.

… Молчит комфронта Жуков… Боеприпасов нет…

Разбомблены обозы. Громит враг лазарет.

Шпионы «Бранденбурга» рядятся в партизан.

И рация умолкла… И всё тесней капкан.

В двух километрах – наши… Идут, гремят бои.

В кармане гимнастёрки патрончик на двоих.

Всё чаще в рукопашный срываются бойцы,

Но раненого «батю» не в тягость им нести…

Спасибо вам, солдаты, – и павшим, и живым,

Что не смогли фашисты взять рубежей Москвы.

За Верею и Боровск спасибо, братья, вам…

И выбор ваш оправдан, товарищ командарм.

Не изменив Отечеству, свой выполнили долг.

В небесном русском воинстве

На марше с вами Бог.

Шагает тридцать третья…

И слава ей, и честь!

Над Вязьмой, над Тарусою

Летит благая весть.

***

Над старым окопом

Уже кончаются патроны.

Прёт стая вражьего полка.

Снимает алый шёлк знамённый

Боец израненный с древка.

И знамя, взмокшее от крови,

Он спрячет в землю и умрёт.

И ляжет вишня в изголовье,

Прикрыв его и пулемёт.

Её секли осколки, пули,

Рубеж её не обойти.

Враги сломали, – не согнули.

В ней корень жив, чтоб вновь расти

Сквозь боль земли, сквозь горечь пепла,

Сквозь трав забвение за тех,

Кто рядом с ней сражался смело,

Вгрызаясь в землю, в чёрный снег.

Она не скоро, ой, не скоро

Сквозь дым пожарищ прорастёт…

Над ней не раз ещё сурово

Шквал огневой, как смерч, пройдёт.

Но ради тех, кто рядом с нею

Землёй, заваленный, лежит,

Она, с весеннею капелью,

С надеждой в небо поглядит.

И неизвестные солдаты,

Что спят, объяты тишиной,

Безмолвно ей, цветущей, рады

Победной солнечной весной.

***

Наш Гагарин!!

Весна, апрель… «Восток», Гагарин!

Народ на улицах ликует, во дворах!

Советский лётчик-испытатель, русский парень

Стал первым в космосе! Товарищи, ура-а!!

Надёжный сын родной земли смоленской,

Умён, открыт, отважен, сердцем чист.

Вознёсся к звёздам наш герой в простор вселенский:

Майор Гагарин – пионер и коммунист.

Какое жизнерадостное солнце!

Земля прекрасна, слов не передать…

И так с душой о Родине поётся…

И в тихом Гжатске долго в небо смотрит мать.

Свершён виток вокруг земного шара –

Сто восемь исторических минут.

И НАТО прикусило своё жало,

Скрипит зубами капитала чёрный спрут.

А Космонавт глядел на шар небесно-светлый

С орбиты, восхищаясь красотой.

Он возвращался к жителям планеты

С улыбкою своею мировой!

***

Вспоминая Даманский…

Весна примерила свой мартовский наряд.

Дремала тихо подо льдом река Уссури…

А на Даманском пограничников отряд

Попал в засаду под лихие вражьи пули.

Он ни на шаг в бою не отступил,

Таких друзей-товарищей теряя…

Горячей кровью русской окропил

Снега и тоненькие ветки краснотала.

Остров Даманский… Померк белый свет.

На крови солдатской горит первоцвет.

Граница… Граница… Тревожная даль.

И чёрная птица разносит печаль.

Как много горьких лет прошло с тех давних пор…

Страна сменила курс и флаг, сдала Даманский.

Но не меняет пограничный наш дозор

Зелёные погоны и фуражки.

Давайте вспомним тех ребят, кто на посту!

Светло помянем на границе наших павших…

Они помогут удержать нам высоту.

Они идут с полком Бессмертным с нами в марше.

Застава… Граница… Уссури-река.

Над далью таёжной плывут облака.

Уходят мальчишки в дозор боевой…

Россия… Россия… всем сердцем с тобой.

***

Расстроенная гитара

Гитара томится в футляре,

Закрытая, словно в темнице,

Расстроенной бедной гитаре

Фламенко испанское снится.

Она небогатой, неяркой,

Но трепетной, чистой, любимой

Поёт в Андалузии жаркой

С душой музыканта ранимой.

Ровесница прошлого века,

Как пела она и звенела!

А нынче вся в трещинках дека, –

Гитару печаль одолела.

Ослабли колки… И провисли

Её красно-медные струны.

И душу ей путают мысли

Таким снова вечером лунным.

Ей чудятся всплески оваций

В ту осень, почти золотую,

Как смелые беглые пальцы

Вновь тонко и жарко волнуют…

Неужто её обманули,

Уехали вдаль и забыли?

И песни навечно уснули

Под слоем слежавшейся пыли.

Ах, где же ты, мастер мой верный,

В каких затерялся дорогах?

Вернись и настрой поскорее,

Порадуй меня хоть немного.

И слёзы невидимо льются.

Гитара, не плачь… Нет обмана.

Он просто не смог дотянуться

К тебе… из седого Афгана.

***

Памяти Псковских десантников

Тяжёлая в горах военная дорога…

Туманы в ночь легли на саван февраля.

А до весны в Чечне осталось так немного,

Но вновь солдатской кровью пропитана земля.

Расстрелян третий взвод

На склоне, – подло, в спину.

Редеющие два ведут неравный бой.

А важный генерал смолчал наполовину,

Твердя в эфир о бое бескровном за Шатой.

Под Улус-Кертом смерть

Среди разрывов пляшет.

Небесною тропой уходит в рай десант.

Ну, где же помощь, где…

Где вертолёты наши…

Прощается с братишками израненный комбат.

Кого теперь винить средь горькой пустоты?..

Свой выполнила долг крылатая пехота.

А кто и смог помочь, тот слёг у высоты.

Пожалуйста, прости – нас всех – шестая рота.

Как хмур и бледен Псков,

Зима опять вернулась.

Как много видел он печалей на веку.

По всей России боль,

Как маятник, качнулась…

И ало расцвела на тающем снегу.

***

Отич

Маме

Тучами закрыты все четыре стороны…

Ветер у калитки обломал сирень.

Купола церковные вороньём заклёваны,

И с креста упала на дорогу тень…

Не столичным жителем, а заблудшим сыном

Я вернусь на родину, чтоб в пути понять,

Что, пыля дорогами по лихим чужбинам,

Ближе и дороже мне с годами мать.

Я тоску вечернюю гнать пытался водкой

И в дыму табачном прятался от слёз.

А во снах за мною мама шла сторонкой

И, крестя украдкой, берегла от гроз.

И когда на душу наползут потёмки.

Обожгут печали, занемеет кровь, –

Свет молитвы кротко с маминой иконки

Осенит надеждой тихую любовь.

Русыми берёзами бредил я в горячке,

Брёл в рубахе белой краешком полей.

И будил Россию от медвежьей спячки

Родины простуженной охрипший соловей.

Скоро ли, родная, у крыльца родимого

Вновь к седым косицам припаду щекой?!

С верою и правдою до креста единого

Мы пройдём надёжною отчею тропой…

Распускает утро солнечные нити.

С каждым днём всё звонче детства родники.

А в саду вишнёвом ангел мой хранитель

Вышивает крестиком домик у реки.

Пусть светло в нём будет от твоих ладоней,

Мама, сын твой – отич – шлёт земной поклон

И спешит навстречу, приложась к иконе,

В даль, где всплыл над памятью

Благовестный звон.

***

Уходят мальчишки

Отложены школьные книжки

До скорой победной поры.

На фронт убегали мальчишки,

И эхом звенели дворы

Девчонкам, сестрёнкам и мамам:

«Не бойтесь, я скоро вернусь!»

С молитвой от храма до храма

За ними шла матушка Русь.

На помощь отцам своим, дедам

Спасать торопились страну

Мальчишки, что гибли под Ржевом,

В Освенцима страшном плену.

Их лютые рвали собаки.

Их мучили, вешали, жгли…

Мальчишки ходили в атаки,

С Победой вернуться смогли.

Они погибали в Афгане,

В жестоком чеченском огне.

И снова в мальчишеской ране

Боль вспыхнет как там, на войне.

… Мальчишки давно постарели,

И внуки их в школу идут.

Хорошие книжки в портфеле

Они на уроки несут.

Зачитаны дедовы книжки

Парнишкой военной поры.

Уходят, уходят мальчишки…

Пустеют, немеют дворы.

***

Печаль войны

Всё ближе вечность… Горя много.

А жизнь надеждами полна.

Горит звезда, а на дороге

С весною встретилась война.

Остановись, весна сказала

И протянула ей цветок.

В ответ война курок нажала,

И растоптал цветок сапог.

Весна… война… Разлука, слёзы.

Страды кровавой пытка, ад.

И, словно свечечки, берёзы

За русских молятся солдат.

… Молчат берёзы, слёз не прячут,

А на войне как на войне.

А где-то дома мамы плачут…

Не отнимай, война,

Весну

У сыновей.

***

Памяти воина Никиты Алексеева

Над селом Вознесенье разлита

Синева и печаль тишины.

В день Георгия воин Никита

Возвратился с последней войны.

На дороге, что с детства знакома,

Сиротливо застыла весна.

И берёзка склонилась у дома –

Одинока, тонка и бледна.

В старой церкви собрались сельчане.

Скорбно льётся молитвенный свет.

Пред крестом лёг на гроб на прощанье

Голубой цвета неба берет.

И не высказать горькие муки,

Как душа захлебнулась в слезах,

Как тянула к сыночку мать руки –

К колыбели его при свечах…

***

Високосный год

На распятьях берёз

Ветры осени пробуют силы.

Можжевеловой веткой

Ненастье устлало погост.

А над ним высоко

Журавли крёстной мамки России

Улетают до срока

С насиженных гнёзд.

Разливается плач

Над зовущим к заутрене храмом,

И прощания круг

Замыкает отставший один …

Но с земли не видать,

Как под крыльями

Рвёт сердце рана, –

Так – на лошади белой

Не каждый заметит седин.

Растревожен вожак.

И нескоро ещё до ночлега.

Неспокойно внизу

У обжитых людьми берегов.

Пилигримы небес

Просят отдыха в пропасти века,

В перелётах теряя

Ещё не окрепших птенцов.

Что их ждёт на разрыве

Столетья… в намоленной дали,

Всех удержат ли крылья

Под небом своим и чужим?

Я прошу одного:

Только чтобы по ним – не стреляли.

Пусть от глаза дурного

Их скроет Отечества дым.

***

Храм Покрова на Нерли

На Боголюбовском лугу Владимирской земли,

Как будто лебедь свил гнездо у старицы Нерли, –

Храм Покрова… Крыло как парус…

Идёт весны разлив.

И льды плывут, ломают ветви

Склонённых низко ив.

А он легко парит в тумане, плывёт уже века

Во времени, где люди, как горная река,

То пошумят, повздорят, то стихнут в берегах,

Как воды, что уходят на заливных лугах.

Храм лучезарно-белый… среди земных невзгод

Был возведён за лето в далёкий скорбный год.

Светло о павшем сыне сказал нам князь Андрей,

Прося у Богородицы защиты для людей.

Храм повидал немало. Обиды перенёс.

Не раз светились слёзы его средь белых рос.

Враги в алтарь врывались, и он дышал с трудом.

Чуть не отдали ближние его своим на слом.

Представь, – не коммунисты,

А православный брат

Лет триста, даже с лишним, тому уже назад…

Сдирали чудо-фрески…

Игумен вёл торги.

Не сторговались, к счастью…

И вот храм у реки

Стоит как воин русский, задумался в тиши,

Молитвой стал он в камне, поэзией души.

Свечой неугасимой и верой в благодать

Храм согревает многих, кто может сострадать.

***

Моя Калуга

Калуга, родная, Калуга…

Опять от тебя я вдали.

И кружит в дороге косматая вьюга

На росстани стылой земли.

Опять я разлукою болен,

Устав от житейских тревог.

Мне дорог твой звон колоколен

И тихий родной огонёк.

Уехал я снова далёко,

Брожу по чужим городам.

Тебя не забыл я нисколько,

Вернусь я к твоим родникам,

Гостиным рядам и музеям,

Зелёному счастью аллей,

К реке, старой роще осенней,

К пасхальному свету церквей.

Пройдусь вновь по улочкам детства, –

Как ясен был мир мой и прост!

Как хочется дома у мамы согреться,

Пройти через Каменный мост.

Старинный мой город Калуга, –

Ведёт к тебе много дорог.

Любуюсь тобою с приокского луга.

Ты очень мне в жизни помог.

Калуга, Калуга, Калуга…

Прости меня, мой городок,

За то, что, моя дорогая Калуга,

Вернуться надолго не смог.

Но верю, что где бы я не был, –

Тропинкою прежней вернусь,

Под синью калужского чистого неба

Тебе у Оки поклонюсь.

***

Тарусский сон

Мне приснились два коня:

Вороной и белый, –

Два косматых скакуна,

Быстрых, легкотелых.

Мчат галопом в тьме ночной.

Сил уж не хватает.

Не уступит вороной,

Белый – не отстанет.

Спорят, словно ночь со днём:

Чьи вольнее дали?

Флор и Лавр молчат вдвоём

В свете и печали.

Не распутать грив ветрам

Гребнями рассвета…

Кони рвутся к островам

Облаков из лета.

В гулком топоте копыт,

Растеряв подковы,

Каждый – о своём – хрипит

До пены с губ, до крови…

Крестит веткой их полёт

На ветру рябина,

И зовёт с немых высот

Странница Марина…

Ветер вдруг раскрыл окно:

Сна и не бывало.

Сиротливый домик «Тьо»

Осень обнимала,

Ворожила в тишине

С вещею судьбою.

Кто-то скачет на коне:

С радостью ль, с бедою?..

***

Июльский дождь

Летний дождь в обнимку

Пробежал с грозою.

Чуть стемнело… только белый храм

Над тарусской Воскресенскою горою

Стал вдали ещё светлей и ближе нам.

В шуме ливня,

Благовестном звоне

Что-то в жизни силимся понять.

В молчаливом, горестном поклоне

Учимся у Господа прощать…

Босиком пройдём

По тёплым мелким лужам.

Возвращаясь берегом Оки.

Хорошо, что ты ещё кому-то нужен!

Принимают наши слёзы родники.

И легки по-прежнему тропинки.

Вот и радуга взыграла в синеве.

И кузнечики достали снова скрипки

В молодой, ещё некошеной траве.

Улыбнулись окнами избушки.

Радуется сердце красоте.

И остались солнышка веснушки

На спокойно-голубой воде.

* * *

Отпоёт скоро лето,

Легко поклонившись, отцарствует

И на звёздный паром заспешит

Взять последний билет,

На прощанье одарит теплом

И. отчалив, – застранствует,

Уплывая в разлитый закатом

Таинственный свет.

Где-то шьёт на свой бал

Осень платье иголками холода,

Украшает нарядным узором

Старинный хитон,

Рассыпает по кронам дерев

Всем доступное золото,

Ослепив ненадолго прохожих

Под праздничный звон.

Что потом? Безнадёга… тревога…

Дорог околесица

У раздетых ветрами

Стыдливо глядящих берёз…

Поиграй, я прошу, лето нам, –

Так в хорошее верится!

Эхом счастья развей тень тоски,

Боль нечаянных слёз.

Вот и тучи ползут…

Но ещё пахнет в воздухе мятою,

И качает приветливо веткой

Рябиновый куст.

И вальсирует лето средь луж

За больничной палатою

И роняет под окнами с клёнов

Наплывшую грусть.

* * *

Осень – грустная мокрая птица…

Где ты ночью сырой ночевала?

Вновь дрожат в поредевших ресницах

Капли слёз… Вот одна и упала.

Ты устала кружить над ненастьем

И терять часто яркие перья

По оврагам… вымаливать счастье

И в его постоянство не верить.

Проводив журавлиные стаи,

Ты о чём под рябиной вздыхаешь?

На холодном ветру угасая,

Что ты ищешь? Кого ожидаешь? –

Осень – грустная мокрая птица…

* * *

Проводы.

В прохудившихся ботинках,

В душегрейке из заплат

В листьях, бусах, паутинках

Осень вышла провожать

Отплывающий кораблик

С рыжим детством на борту,

И кружит над ним журавлик,

И курлычет на лету…

Кроме осени на пристань

Больше некому прийти.

И бросает ветер листья

Маячками на пути.

Понесла волна кораблик

Вдоль сиротских берегов,

И летит над ним журавлик,

Всё курлычет про любовь –

Ту, которой не хватало,

Но пришла и позвала,

А Надежда у причала

Свечи памяти зажгла.

Паруса поднял журавлик,

Держит курс из осенин,

А растерянный журавлик

Всё торопится за ним.

Пусть всё это понарошку,

Только хочется мечтать,

И в родимое окошко

Поскорее постучать.

Далеко уплыл кораблик…

Машет осень вслед платком.

И пропал вдали журавлик,

Облака задев крылом.

* * *

Осень в Тарусе

Памяти Надежды Загайновой

Как опавший листок,

Мечен я этой осенью поздней,

Ветром в дали гонимый

По проседи первых снегов.

Заплетает рябина в венок

Отпылавшие гроздья.

И у камня Марины

Минувшего слышится зов.

Тянет ветви ветла

К одинокой цветаевской ели

Из бурьяна забвенья,

Корнями сплетясь под землёй…

Здесь надежда светла,

Как мусатовские акварели,

Пусть «Осенняя песня»

Вернёт им забытый покой.

… Над тарусскою росстанью

Ангел печали летает…

С Воскресенской горы

Загляжусь, очарован и тих.

Над задумчивой осенью

Ангел звезду зажигает,

Чтоб согрела родных, –

Помолюсь на дорогах земных.

Пусть обитель сиротства

Хранит тишину увяданья,

И плывёт над Окой

Поминальный ноябрьский звон, –

Берегиня вернётся

По узкой тропе ожиданья,

Освятив родниковой водой

Мой последний поклон.

***

Рябинушка

В лесной тени под кручей

Рябинушка живёт,

Под ёлкою колючей

Растёт, но не цветёт.

Проходит мимо лето

В кругу своих забот.

А листьям мало света

Уже который год…

За тихою болотиной –

Осин осенний шум

Плывёт тоской над родиной

И холодно от дум.

Лишь с веточки рябиновой

Смахнёт слезу потом

Усталый куст калиновый

Багряным рукавом.

Никто не скажет, – сколечко

Им коротать свой век.

Звенит за лесом троечка,

И липнет к веткам снег.

***

В метель…

Памяти отца

Я в тарусской зиме затерялся…

Все тропинки в тот век замело.

Никого… Только ангел остался,

Перебитое лечит крыло.

Он вернулся ко мне в чистом поле,

Завывала метель надо мной,

Обратился когда я к Николе

Со своею молитвой простой.

В колкой мгле я заметил дорогу,

А по ней под господний венец

С костылём, припадая на ногу,

Уходил, оглянувшись, отец.

Я к нему побежал да споткнулся

О заснеженный скорбью порог…

И в избе под божницей проснулся,

Лишь расслышал: «Не время, сынок…»

Кротко светится листик лампадки.

Мироточит икона Христа.

Не дерзаю просить в эти Святки

Утешения или креста.

Ты один зришь нужду и всё слышишь.

Что потребно мне, ведаешь Ты.

Верю я, душ родных – не обидишь,

И надеюсь их в небе найти.

До заутрени выйду на берег,

На ветру буду благовест ждать.

Не беда, что в карманах нет денег, –

Мне без них к звёздам легче взлетать.

Прожил я, может быть, бестолково,

Но за русскую веру стоял!

И искал своё тёплое слово, –

Чтоб Россию Господь не бросал.

***

Песня о Маме моей

Мама мне машет светло из окна.

А за окном расцветает весна.

Я оглянулся, – взлетела рука:

Мамонька, мама, до встречи, пока!

И снова ей сына с дороженьки ждать,

Лишь на мобильник его отвечать,

Благословить, провожать в добрый путь:

«Кепочку, Витя, и зонт не забудь…»

Лето листает сквозь дождь календарь,

Светится ярко в окошке герань.

Пьём мы на кухне с «коровками» чай.

«Мам, всё нормально, – не переживай».

Дождь за окном всё шумит и шумит.

Мамино сердце болит и болит:

Как там её на работе сынок…

Трудно ему, помогай ему Бог.

Мамушка, мама, тепло твоих глаз

Так согревало меня каждый раз.

Я тебя радовал, я – огорчал…

Мама, прости, что не часто бывал.

Вот я у мамки! «Поспи, отдохни…

–– Да ладно, мамуль, – очень дороги дни.

– Всё тебе «ладно», Витя, сынок…

Дайка, заштопаю, что ли, носок.

– Мам, посмотри: получился ль пейзаж?

Вот домик с горящим окошком для нас.

– Витя, рисуй, Витя, радуй людей…

Им от картин твоих будет теплей.

Мама любила меня, берегла,

Кротко молилась, спасая от зла…

В страшном Чернобыле, в жуткой Чечне

Мама меня навещала во сне.

Милая мама, плечо о плечо

Прожила жизнь ты с любимым отцом.

Спит он в земле… Ты осталась верна.

Как ты была в жизни бате нужна!

… Мама меня провожает одна.

А под береткою сплошь седина.

Словно тростинка, стоит на ветру.

Еду в Тарусу я вновь поутру.

Сердце сжимается: мам, я вернусь,

Только с делами вот-вот разберусь.

«Ангела в путь… Позвоню, как дойду.

Лиде привет… Приезжайте… Я жду».

Матушка, мама… Что ж так темно…

Долго смотрю на пустое окно…

Долго стою пред могильным крестом…

Я – сирота… Опустел мамин дом.

Только всё верится: ключ поверну –

Маму увижу и вновь обниму.

Мягко струится свет в скорбной тиши

Маминой чистой и доброй души.

***

* * *

Над Тарусой – облака

Кружевные, белые…

Гладит сонная река

Ветви ив несмелые.

Меж осенних берегов

Лодочки качаются.

А над крышами домов

Журавли прощаются.

Припаду я к роднику

И смахну слезиночки,

Всё, что было на веку,

Вспомню без запиночки.

И от сердца отлегло…

Отступило горюшко,

Словно ангела крыло

Уронило пёрышко.

***

Тихая пристань

Лидии

В берег уткнулись замёрзшие лодки.

Слышится шорох саней,

А у часовни рябинки-сестрёнки

Кормят с ветвей снегирей.

Тянет смолистым дымком от избушек

Возле уснувшей реки.

Вечер сменил день у вётел-старушек.

Иней усыпал виски…

Светится ёлка в узорах окошка.

К Всенощной – звон серебром!

Стихла метель и, как серая кошка,

Скрылась за старым плетнём.

Тихая пристань… Звёзды над крышами.

Роща… Игумнов овраг.

Мы на земле нашей не были лишними, –

Божий родник не иссяк.

Сколько б его не мутили нам бражники

В синем краю старины, –

Будут идти богомольцы и странники

В этот приют тишины,

Где в белой рубашке

Храм Воскресения

Небо крестами обнял,

А с колокольни –

Восторг утешения

Льётся в приокскую даль.

***

Библиотекарям!

Есть в Тарусе старый дом, –

Он уютный, светлый, тихий.

И живут на полках в нём,

Словно птицы в гнёздах, – книги:

Сказочно-волшебные,

Умные, занятные,

Человеку верные,

Нужные, понятные…

В ясный день, в ненастье ли, по снегу

Мы идём с надеждой в книжную страну –

В путеводную библиотеку,

С волненьем погружаясь в тишину.

Районная библиотека –

Для всех читателей чудесная аптека!

Найдут рецепт здесь нужный вам

Простые лекари:

Богини русские – библиотекари!

Если книг вдруг не станет на свете, –

Мир зачахнет, гудя в интернете.

Одичают в забвения замети

Человеки без знаний и памяти.

Так давайте прославим хранителей

И зачитанных книжек спасителей,

Наших добрых божественных лекарей –

Милых библиотекарей!

***

Наша Таруса

Моей дорогой Лидуше

Ах, Таруса! Наша пристань…

Сердцем я к тебе пристал.

Дивной осени все листья

Дождик с ветром пролистал.

Книгу улочек читаю,

Что случилось на веку…

Вспоминаю, вспоминаю, –

Припадаю к роднику.

Таруса-роднуся!

Отрада моя и покой.

Со светлою грустью

Иду родниковой тропой.

Тихий берег. Даль седая.

Скромных домиков уют.

И, надежды не теряя,

В них кого-то очень ждут.

Над церквушкой кружат птицы,

Скоро – в дальние края…

Душу рвёт с живой страницы

Крик надрывный журавля.

Таруса-бабуся,

Печален бывает твой взгляд.

С тобою молюсь я

За наших ушедших солдат.

Вновь рябины огневые

Алым пламенем горят

И на клёны золотые

Так задумчиво глядят.

У реки меня, бродягу,

Ангел за руку водил,

По Игумнову оврагу

В храм тихонько приводил.

Таруса, Таруса!

В Оке расплескалась заря.

Будь долго! Вернусь я, –

Ты память и песня моя.

***

Зоя Ларионова

Москва – Таруса

А я опять рулю – «Москва – Таруса»,

Сегодня пятница и, как всегда,

На МКАДе тесно, матерно и грустно,

Народ к субботе покидает города.

Вот чёрный джип юзит со мною рядом,

Моргает фарами, мол, пропусти,

Ему быстрее всех на дачу надо

И потому вожденья нервный стиль.

Смотри, вот ползёт гигант, ну прям Титаник,

Четверка старая, вся в багаже,

Контейнер с мебелью на крыше тянет,

Колёса сплющились, ну просто жесть.

Ну эти чудики, с открытым верхом –

Прикройтесь, милые, здесь всюду смрад!

Его не сдует даже сильным ветром,

Когда в час пик замрёт на время МКАД.

А время, времечко, не ждёт, уходит,

И скоро пятница придёт к концу,

И мы на отдыхе, как будто, вроде,

Да только вроде, и лишь в этом суть.

И вот опять рулю «Москва – Таруса»,

И снова в пробке я, ну как всегда,

Включаю Ваенгу, и мне не грустно,

Она поможет пробку переждать.

***

А у нас в Тарусе дача

А у нас в Тарусе дача,

Небольшой уютный дом,

За заборами не прячась,

Мы открыто здесь живём.

К нам всегда приходят гости –

Выпить чаю, поболтать,

А уходят, – мы их просим

Нас почаще навещать.

Собираются соседи

У камина за столом,

Нанесут домашней снеди,

И по рюмочке нальём.

Разговоры, тары-бары…