Buch lesen: «Красная ветка. Сборник рассказов»

1. Первый вагон

– Не трогай поручни, а то нахватаешь всякой заразы! – строго произнесла бабушка, отдергивая мои руки от поручней вагона.

Я послушно выполнил ее приказ. Бабушка старше – ей виднее. Мы сели на свободные места.

"Осторожно, двери закрываются", – зашипел знакомый голос перед тем, как поезд тронулся.

Двери с грохотом захлопнулись, и мы начали набирать скорость. Платформа скрылась из вида.

Опять в метро. Опять в туннеле.

– Бабуш, а почему Пашку каждый день забирают на машине из детского сада, а мы тащимся в подземелье?

– Что за вопросы? И, во-первых, мой сладенький, мы не тащимся, а передвигаемся общественным транспортом. У Пашки родители, видно, безработные – вот и забирают его каждый день на машине. А твои мама и папа пашут как лошади, поэтому им времени не хватает на то, чтобы забирать тебя на автомобиле из сада.

– Но на машине же лучше, удобнее, быстрее, – сказал я, пытаясь объяснить бабушке простые вещи.

– Машина для одиночек. Ты видел, чтобы родители Пашки гуляли по скверу или около сада? Да и Пашка сам редко гуляет. А все почему? Потому что на машине ездит в детский сад и из него тоже: нырк в свой передвижной панцирь и обратно в родительскую норку. Они с ним никуда и не выходят, света белого не видят. Не то что мы. Мы с тобой вон какие молодцы: гуляем, ездим на общественном транспорте, вокруг нас постоянно люди, ни от кого не прячемся. Мы молодцы, мы с народом.

Бабушка прижала меня к себе и поправила шапку, которая съехала набок.

Вот оно как! Значит, мы с народом… Ну хорошо, а Пашка – одиночка, стало быть. И родители его не с народом. Видимо, это нехорошо. Бабушка умная – бабушке виднее. Но все же на машине ездить здорово, в этом она меня не переубедит.

Хотя метро мне нравится, здесь интересно. Поезда шумят… Я люблю поезда. Заходишь в метро, и ветер тут же бьёт в лицо. Так приятно! Потом спускаешься на длинном эскалаторе в подземелье. Но только не в то, где живут тролли. Нет, в метро не бывает троллей. Я уж точно их не видел. Видимо, люди когда-то их победили, выгнали из туннелей и решили пустить по ним поезда. Мне кажется, во времена троллей в метро явно было грязнее и опаснее. Ненароком спустишься вниз и нарвешься на голодное чудище, и всё – тю-тю, остались одни косточки. А сейчас здесь хорошо, светло, народ повсюду – безопасно.

Я крепко держал в руках свой прозрачный портфель, в котором видны были краски, карандаши и альбом. Каждую среду мы с бабушкой ездим на занятия по рисованию. Мне нравится рисовать. Правда, у меня хорошо получается только карандашами и гуашью, а акварелью пока все расплывается. Но ничего, скоро, я уверен, овладею и этой водянистой проказницей. Она ещё не знает с кем связалась!

Через полгода уже в школу, я с нетерпением жду этого момента. Там будет здорово, я знаю. Там я всем и покажу, как хорошо умею рисовать.

Единственное, что мне не нравилось в метро зимой, – жара. Особенно, если сравнивать с улицей, где уже несколько дней щеки и нос замерзали за несколько секунд. Из-за холода приходилось тепло одеваться, а уж моя бабушка знала толк в укутывании. Я сидел в застегнутой куртке, замотанный шерстяным шарфом, и в шапке, которая постоянно слезала набок.

Напротив нас в вагоне сидел дедушка и внимательно оглядывал всех пассажиров. Он добродушно улыбался каждому человеку, встретившись с ним взглядом. Я заметил его ещё на прошлой станции. Сейчас решил разглядеть получше: старая куртка с заметными потертостями от времени была наполовину расстёгнута, из-под нее выглядывал бордовый клетчатый шарф. Ботинки были поцарапанные, но чистые. Несмотря на пожилой возраст, у него была аккуратно подстрижена борода и опрятно причесаны волосы. В целом, если не обращать внимание на определенные мелочи, старик выглядел ухоженным и опрятным.

Мы встретились взглядами. Он улыбнулся – я смутился и опустил глаза, сделав вид, что разглядываю свой портфель. Через некоторое время я снова поднял глаза: дедушка все также улыбался, глядя на меня. Родители всегда говорили, что нужно избегать незнакомых людей, особенно тех, кто пристально смотрит на тебя. А вдруг это тролль, который маскируется под человека и хочет пообедать моими ручками и ножками? Может, он снял одежду с другого ухоженного старичка, а сам съел его? А если он своей улыбкой заманивает маленьких детей, потом уводит их в свои тайные подземные ходы, где ещё прячутся выжившие тролли… Ух, аж не по себе стало. Мурашки побежали.

Поезд резко остановился, я встрепенулся. Двери вагона отворились, и зашли другие пассажиры.

– Радость моя, а ты уже придумал, что будешь рисовать папе на 23 февраля? – спросила бабушка, снова поправляя мою шапку, которая в очередной раз сползла набок.

Я отвлекся от своих мыслей о троллях. Точно! Мария Николаевна, наша учительница по рисованию, на прошлом занятии предупредила, что сегодня мы будем делать открытки ко Дню защитника Отечества.

– Я пока думаю, – ответил я, косо поглядывая на нашего попутчика, сидевшего напротив.

Старик внимательно наблюдал за мной, и улыбка не сходила с его лица. Может, я его смешу своим видом? Может, он не может скрыть своей улыбки из-за моей непослушной шапки? Я невольно сам поправил головной убор и снова уткнулся в свой портфель.

– Что ж ты так? Уже давно пора придумать, скоро праздник. Вы же сегодня будете делать открытки, верно?

– Да, сегодня.

На самом деле я уже все придумал и продумал до самых мелочей! Причем, не только к 23 февраля, но и к последующим праздникам. Папу я хотел изобразить рыцарем верхом на коне. А у каждого рыцаря должна быть принцесса. У папы есть своя красивая принцесса – моя мама. Поэтому маме к 8 Марта образ тоже уже был придуман. Ну и бабушку, конечно, я не оставил без внимания – её я видел королевой, мамой принцессы. Идея была, осталось только ее воплотить. Просто почему-то сейчас я не хотел рассказывать даже о папе в образе рыцаря. Меня смущал пожилой мужчина, сидевший напротив, и я никак не мог справиться с этим странным чувством.

Он меня вовсе не пугал. Напротив, скорее притягивал к себе своим дружелюбным видом. И я уже даже решил, что, скорее всего, он не тролль. Но что-то было в его приветливом взгляде такое, от чего я невольно смущался.

Вагон продолжал лететь по туннелю, громко стуча колесами. Через пару станций дедушка поднялся и направился в нашу сторону. Я невольно прижался к бабушке, поднимая глаза на возвышающуюся надо мной фигуру. Старик недолго так постоял, затем осторожно, неспеша сел рядом, на свободное сидение.

– Любишь рисовать? – улыбаясь, спросил он.

Голос у него был хриплый, но мягкий. Я сразу проникся к нему доверием и, несмотря на все наставления родителей не разговаривать с незнакомцами, ответил:

– Да, очень люблю.

Я с любовью погладил свой портфель.

Бабушка пристально и недоверчиво смотрела на старика, не решив пока, стоит ли вмешиваться в беседу, но меня на всякий случай прижала к себе сильнее.

Шапка съехала вниз, закрыв полностью один мой глаз. Я поспешил поправить ее. Дедушка ещё шире улыбнулся, глядя на меня, и я ответил ему улыбкой.

– Послушай, что я тебе скажу, – тихо, наклонившись ко мне, сказал дедушка. – Нужно заниматься тем, что тебе искренне нравится. И никогда, ни при каких обстоятельствах, не изменять своим интересам. Поверь, это очень важно.

– Мужчина, мы и сами можем направить ребенка на верный путь, вы не волнуйтесь, справимся без посторонней помощи, – вмешалась в разговор бабушка.

Но добрый попутчик не обратил никакого внимания на ее слова. Он похлопал по моему портфелю своей узловатой рукой и, повысив голос, произнес:

– Любишь рисовать – рисуй! И никого не слушай, даже если больше никому это не нравится, все равно рисуй.

Бабушка ещё ближе подвинула меня к себе, словно я цыпленок, а она курица-наседка, желающая уберечь своего дорогого птенца.

Поезд стал замедлять ход. Бабушка что-то говорила нашему случайному попутчику, но я ее не слышал. Я неотрывно смотрел на его светящееся морщинистое лицо.

– Будь верен себе. У тебя все получится, если не предашь себя. Ты сейчас этого, возможно, не поймёшь, но постарайся запомнить.

Старик медленно поднялся и направился к дверям. Он не отводил от меня взгляда. И я вдруг почувствовал внутри тепло – не тот жар, вызванный курткой и шерстяным шарфом – а какое-то внутреннее тепло.

Бабушка продолжала что-то говорить вслед старику. Когда она сделала паузу, чтобы выдохнуть, он посмотрел на нее, как-то странно, даже грустно улыбнулся и сказал:

– Нам, увы, уже поздно что-то менять. Уже ничего не исправишь. Поздно идти к мечте. Вовремя не успели… А вот ему в самый раз. Не повторяйте наших ошибок, не делайте из цветов сорняки.

Бабушка застыла… Моя бабушка, которой палец в рот не клади, не нашла, что сказать ему в ответ.

Я смотрел на дедушку широко раскрытыми глазами. Я не все понял из того, что он мне сказал, но почувствовал, что он хотел до меня донести.

Поезд остановился. Двери с грохотом отворились. Старик напоследок одарил меня своей улыбкой и сошел на платформу.

Двери закрылись, и наш вагон заметно опустел…