Buch lesen: «Нумерация. Пособие по жонглёрству»
Урок №1.
Приветствую на курсах среднестатистического “ученика/цы”. Меня зовут Ф. Приступим. Берём один мяч, (можете носок в носок закрутить или воздушный шар накачать любой твёрдой крупой, рецепт в покровительственном интернете найдёте, в общем, без разницы, чем кидаться, лишь бы удобно было). Ровно встаём, раздвигаем немного ноги, голову чуть запрокидываем, руки согнуты в локтях, параллельны друг дружке, но не под ровным углом, а как равносторонние стороны трапеции, ладошки чешут твёрдый волос на брюшке мужика. Подкидываем из ладони в ладонь мяч, высоту броска над головой соблюдаем не менее двадцати сантиметров, (можно и тридцать, и сорок, и так далее, главное, чтобы не слишком низко). Не играйтесь со снарядом, как кошка с клубком. Важно добиться не того, чтобы мяч не упал на пол, а достигнуть самого безукоризненного процесса перекидывания из руки в руку. Почувствуйте мяч, высоту, само совершаемое действие. Делаем это упражнение до тех пор, пока оно не станет вами. И все описываемые движения вы не начнёте делать с комфортом. Инструкции даны. Продолжим на следующем занятии.
Рождение.
Эту сказку я посвящаю вашим детям, что укутались в тёплые одеяльные кожи. Вычитывая своему чаду пособие по жонглёрству, вы обрекаете их на однотипные поступки, которые проявятся в виде – уставившихся округлённых миндалин, что произносят своим взглядом, – «Папа, ты ебанулся?», кучи кровавых ошмётков польётся из их молочных ушек, наполненных серой и благочестием. Эту сказку я посвящаю вам, окрепшим умам, загородившимся, чем только под руку попадётся. Всасывая выстроенные предложения, вы корчитесь от съеденной блевоты, ковыряясь на полу в собственной; царапаете мочки в попытках найти имплант и убедиться в том, что где-то вы уже видели подобное. «ДА!» – заявляю я, это очередная отвратительная и непонятно написанная книга, число которых перевалило за девятую тысячу. Эту сказку я посвящаю вашим питомцам, которые ждут, пока вы возьмёте ошейник в руки, оденете их и выйдете на прогулку, дабы они смогли опустошить кишечник, переполненный фекалиями, вместе с пузырём, ноющем о срочном желании поссать. Эту сказку я посвящаю вашим старческим мамочкам и папочкам, что заперлись в навязанных годами всеобщими убеждениями и идеологией. Эту сказку я посвящаю себе, чей номер из десяти цифр выбит на бумаге и заламинирован в подарочную обёртку. Я буду заниматься с этой Написью сексом, буду трахать и трахать её, пока мой мозг не выплюнет сам себя в туалетный водоворот. Но Пособие по жонглёрству даст вам несколько обещаний, чтобы вы смогли не беспокоиться о ближайшем будущем на этих строках произведения. Первое – здесь не появятся пируэты, описывающие страстный, грубый, первый, нежный секс; нет, этого у меня не найти, я признаюсь, что пытался воспроизвести нечто похожее в предыдущем творении, но быстро поняв, что это не моё, я уничтожаю графу ТРАХ. [Ложная шутка?] Самому же читать Написи других альтернативщиков, у которых секс является обязательной частью программы, чередующийся через главу, а у некоторых повторяющийся каждую, становится просто не интересно бегать из угла в угол по насущным причиндалам героев и сочным отверстиям героинь. Второе – ТРАХ заменяется безысходностью, что прослеживается везде, где приглядеться, это мой ТРАХ, который не удалить. И идите в пизду ёбаный свет! Поняли, да?
Такое может написать почти каждый, поэтому пролистав мои страницы и сказав, – «Бред», я повторю точь-в-точь это слово, закрывая финальную крышку вашей футуристичной Написи. Не нравится «Бред»? – читайте Хемингуэя, Ремарка, Толстого, Бальзака, Тургенева и подобных, а хотите окунуться в собственные и чужие отходы, вперемешку с кучами дерьма, гниющими на соседнем солнышке, потерей сюжетных тропинок, в которых автор и сам заплутал – добро пожаловать в «Бред»!
«Мат БезСекс Бессмысленность И Всё остальное». Название №2.
Как сгусткоскорчившийся лик съел червоточину бурлящего рокота. Альтернативная поэма с ГОС знаком – «Пошёл на хуй».
Приятного аппетита, не опрокинь кружку с напитком!
Пятифутовое полотнище одного Первого:
Судорожный протез ирландского мрака водружался на Олимп таблеточных, – «Блять, опять выронил».
Ровные таблоиды указывали путь сквозь самый узкий прокол ногтевого диска стародохлого вожделенца. Обряды Ку-клукс-кланов проводились прямо возле карусели на детской площадке. Тошнотные массы изучались махом ножевого изреза, кусочки переработанной курицы не синхронизировались до конца, опыты в полевых условиях, не лёгкая жизнь “разумного” клана.
Раскуроченный демон-турист в проходной нескончаемого облака с метановой зеленью. Корзинное смятие вещает животными хвостодатчиками. Знающие знают, не знающие думают, что знают. Думательные извращенцы – поклонители жёсткой содомии со сладкими персиковыми кубами внутри. Мокрые эксгуматоры из папье-маше привозят очередных эмигрантов, всеобщая глаукома или просто умопомешательство? Выкрики сродни безмолвию капли дождя, падающей на почвенные трупы.
Повозки набитые файлами, отвозят полицейскому правосудию на честный чеснок, поделенный на нечестные доли. Гашишные формокопы в поисках; попытки выманить пару сотен портретов из мимолётного Бутылочного.
Расщепляться на атомы приятнее с нашим чудо-пивом! – Реклама.
Плацебные люди раскисляются в потоках Шаньхайских улочек. Вниз до первого пролёта, а там посмотрим. Рассказ без сказателя, вот так современная диковинка, хлопки высушенных ладоней. Пальцевыжимающие с видом элит-проститутки продаются за бабло вымышленной тени. Загрязнённые профили перебиваются в заброшенных кварталах. Живительное благословение никак не сходит, сексы тёплых ветров рубятся большим томагавком БДСМа. Высер зеркальных правил щекотливой общественности, сдуваемый пепельным выдохом белой дыры. Вылезающая наружу квинтэссенция загнивает во ртах-головах метровых глистов, не дожидаясь своего полного выхода.
Мясные скоросшиватели нового века раздуваются конфликтными дискуссиями. Подвыпитое чреслобесие ползёт змеиной походкой, сами знаете куда.
Чистый скептик с бесполезной целью, наросты счастливой Жизни? Полнометражные треки врезаются в эмоциональность грустного предсна. Порванные лобки забыты обычным душем. Окаменевшие горсти костей, захороненные на верхнем слое, и где же тут мозговая деятельность?
Растущие экземы полярных зим, вечные льды холодного солнцестояния, где время останавливает смерть и та теряет свои полномочия. Кбайтные жилы, смельчаки ширяются правонарушениями. Забой улиток, ничтожно-тупые звери с одним лишь выходом, ввести себе краторную аннигиляцию, луковые кольца орбит, где мы, там склад потерянных мишек. Надругательство над селекционным Хлебом.
На волосатой коленке проклёвываются клубки розовых кишок, скользкие подкожные трубы пульсируют в такт единому сердцебиению, приподнятые ставни люкозрачков пропускают плоские вещицы, втягивая их в себя, словно чёрные дыры с бездонным хранилищем под всеразличный хлам. Маленькая сыпь с горками родного-близкого гноя рассыпается в разные части кожи, лопающиеся головки орошают дождём туловище жёлто-набухшим наполнителем. Волосистая трава питается жизненной энергией, проходящей по всей дышащей поверхности, оставляя на своём месте след из множества отверстий. Кровопускание высвобождает запертые эритроциты прямиком в канализационные воды с ногтями и дерьмом внутри. Мочеиспускательные каналы накладываются на свежие шрамы изрисованной груди, почерневшая кожа вокруг проделанных металлом блаженных отверстий приятно постанывает. Аммиачный запах в анусе проносится насквозь фармацевтической схемы и бьёт кулаком из ноздрей среднего греческого носа.
Спасибо, КОНЧИЛ в простыню.
Я знаю, что ты подумала, когда чихнула два раза; знаю, о чём промелькнула мысль, когда ты получила нежеланную неприятность на свои электрические угри; знаю, что ты думаешь, когда стоишь в мертвецки тихом лифте с биомясом; знаю, как ты реагируешь на полученные деньги; знаю, что ты думаешь, когда к тебе пристаёт нелицеприятный мужчина; знаю, что ты думаешь, смотря на неё в отражающий кусок материи; знаю, что ты подумала, проходя мимо меня, держащему открытую бутылку виски и неровно идущему по дороге; читаю твои мысли, когда находишься в грязном, забитом людьми контейнере из под обеда. Симптом хрючного телепата, личность, погребённая за фантастичной энергопередачей чужого мяса.
Трасса 1. Дополнение к картине Первого:
Теперь я узрел истину разводов на окрашенном потолке. Сообщение с посланием самоубийства я оставляю себе, стоя на вершине крутой горы, жонглируя на одной ноге четырьмя мячами прожитого, в носоглотке жжётся амфетамин, гонюсь вниз за снарядом, нарушившим долгоиграющие паттерны, лечу из поднебесья в самый закрутень трёхмерных сплетений. И Оставил после себя пятно на кротовом и мышином земляном потолке, теперь-то я понимаю, теперь-то, Да!
«Услады мостят оттоки. Кто нужен мёртвым, следуй». [Хэвок].
Лёжа на низеньком матрасе, я выпучиваюсь в ограниченную высь, под мотивы ведьмака давлю комаров, севших мне на бицепсы, втираю их вампирные души прямо в язвенную кожу, сочащиеся споры мертвяков выдуваются сквозным ветерком, треплющим комариные крылышки на руках. Закрыть глазные усталости и поддаться мелодиям опиатов, играй прекрасная музыка, не останавливайся, я здесь надолго, но ты меня переживёшь. Целую набухшие, как возбуждённый клитор, вены. Временной коллапс запускает свои пальцы глубоко в протоки кровоТрассы, адская боль пронизывает всё, от дальнего кончика мозга и до ножной подногтевой прослойки для иголок. Вырвавшиеся возгласы в переплёте со шкрябаньем по изогнутым батареям. Неся дисфункцию молний, он падает в отважный склеп, усыпанный белыми, чуть потёртыми, по канонам хуёвого сечения, саркофагами. Пальцы в венах наматывают терпение на пятый бис, глина забивает внутренние повреждения, сон с капустой на сиськах, угрожающие молчанкой маски доели собственного предводителя, – «Полезай, дружок, всё готово!»
Вход на дорогу.
ПЕРЕРОЖДЕНИЕ
Глава VII. Кто есть Кто?
-И начхать мне на кого угодно и что угодно, сегодня я пропиталась дхьяном, сегодня я крутая! – Личность номер 7.
Прозрачно-голубая труба, скользкая и шевелящаяся, перебивает мне осеннюю дорогу. Я приковываюсь к трубчатому взглядом. То ли распрямившаяся кишка, высвобожденная от ярлыка – орган, и дышащая, наконец, кислород, то ли гигантский глист, питавшийся живыми животными, то ли моё отражение в зеркальной луже из листьев, то ли Бог.
–Кто ты? – Оно так и затягивает в себя вопросы с удивительностью всего сущего.
В ответ незнакомка или незнакомец поёрзал или поёрзала, издав глухое клокотание, будто бы из дальней комнаты на втором этаже психлечебницы, которую наводнили истории и басни.
–Тебе плохо? – Ярче! Души липкие пристали к соскам отвердевшим. По туловищу проскользнула секс-скованность.
Оно было не пластичным, словно не в своём ареоле обитания. Первое пришло в голову – *Отнесу к воде*, почему я решила, что оно морское создание? Думаю, потому как оно смахивало на нечто глубинное, загадочное, доселе неизвестное человеческому учёному. Но как мне поднять такую тушу одной? Неподалёку от всего происходящего, у меня был припаркован самый обычный седан. Быстро смекнув, что я давно хотела кабриолет, тронулась в ближайшую мастерскую к грязным мужикам с сигаретами. Сняли мне, значит, крышу болгаркой, посмотрев довольно странными глазами. Проводили зрачками задние фары моей новооболочной тачки. Четыре штыка вонзались в электрические работы проезжающих и проходящих мимо несущегося кабрика. Заднее стекло благополучно сняли и сквозняк трепал вкусно-пахнущие волосы, приманивая мозги мужского пола и лесбийские половые кудри. Прибыв на место к своему Непонятному, откидываю задние кресла, принимаюсь по частям закидывать его или её в машину. Ближе к концу и отдыху моей спины, тело оного покрывается биолюминесцентыми кругами, похожими на круги синекольчатых осьминогов. Словно электрические конфорки плиты, вспыхнула яркой краской вечерняя округа. Страх напрочь отступил от сжавшихся сосков прохладного ветерка. Тепло этого тепла гипнотизировало, уводя меня за руку в свои вибрирующие кольца диковинных познаний и опиоидного блага. Я повалилась на его или её уже запиханную часть в машину. Ух.
Ковыряться в волосатой или безволосой жопе; вытащить пару козявок, скатать их в комки и выбросить; нюхать пальцы, пропитанные луковым соком въевшимся в вашу кожу; грызть ногтевые пластины; ковырять голову, а затем закинуться отгрызанной кожей; впустить запах яйчат себе в нос; всё, что угодно, рассказывай прямо здесь и сейчас, уставившись на эти строки, мне-то плевать, я-то уже гнию, а тебе необходимо поделиться похожими церемониями хоть с кем-то.
Глава V.
Год за годом, чернь за обелисками мглы, апостолы варящие человечьи умы. Растянутые нитками лица на бубнах сожжены, трава иссохлась. Эгго вступает на новую территорию закона. Цитрамон П по сниженной цене с примесью кокаинового обезбола. Прохлада, навеянная угрюмостью и пеликаньими мордами, ощущается на кровле под именем – Кожа.
–Мать моя отец, надо было кофту надеть. – Эгго впитался в себя, уменьшившись в два раза, где кости болтались, а челюсть дребезжала карликовой дрелью.
Погода сегодня не удивила ничем новеньким. Эгго знал. Он развернул пачку чипсов со вкусом крабов выловленных на солнечных берегах Крабабаобах. Затем вывернул пачку наизнанку и одел жирной стороной её себе на кулак, воплощая в себе личность номер 5, которая служила мальчиком в кепке, и его работа состояла – засовывать плавающий кулак, намазанный пальмовыми маслами, в разные виды отверстий, подходивших по размерам вторгнувшегося. Большинство невостребованных чипсин пали на высохший асфальт надоевшего всем и вся мегаполиса.
–Раз труба!
–Два труба!
–Три скамейка!
Эгго, номер 5 пересчитывал свои спрятанные секреты, фотографируя на смартфон место и делая пометку координат, дабы другие мальчики и девочки в кепках знали месторасположение секрета с крабовым запахом.
–Семь скамейка!
–Восемь дерево!
Увлечение, требующее постоянства в пунктах – сохранение бдительности и параноидального зелья.
Сальные локоны висли на скрученной, произвольной петле. Расположившись вечером на мягком кресле квартирного комфорта, держа в руке оранжевую баночку пива, Эгго листал на ноутбуке интересующие его многогранный лик: новости, новую музыку, рисунки, вырезки статей, прочую информацию. Черпая свежий поток, он преобразовывался, добавлял ещё один виток в свой “полноценно-сформировавшийся” номер.
Вертелась плёнка в фотоаппарате, совсем рядом, совсем близко:
Неграмотный Экстремист. Кирпич в стекло простаивающей тачки; занюхнуть смертельную дозу порошка и запиться водочной настойкой; душить шею до полного гогота захлёба; прыгать по крышам спящих машин подле панельных домов; многоразово пить до отключения печёночных и почечных работ; залезть на битумную крышу и блуждать по краю многоэтажного строения; дать отсосать член незнакомцу; дать отсосать член в лифте знакомцу; мечтать; планирование схематического будущего; мыслить вакханальным полушарием; утонуть в собственной блевоте; прочувствовать внеземную оторванность без препаратов. Всё сделано к восемнадцати, можно аметист, помещённый в растопленный воском героин, попробовать?
Урок №2.
Неплохо, ты добрался до двойки, не потеряв синей страсти. Давай, повтори пройденный материал и перейдём к следующей ступени. Ладно, хер с тобой. Итак, бери в другую ладонь второй мяч, ладони чешут волос привлекательной дамы. Итоговая цель упражнения такова, чтобы мяч из правой руки, перекочевал в левую, следовательно, мяч из левой в правую руку. Для этого подбрасываем ПМ (правый мяч) в сторону ЛР (левая рука), когда тот достигнет максимальной вершины, выбрасываем ЛМ (левый мяч) в ПР (правая рука), сохраняя при этом минимальную высоту броска. (Мячи должны пролетать друг под дружкой, дабы не случилось их столкновения в полёте). Чередуйте начальную точку выброса, выбросили ПМ-ЛР-ЛМ-ПР, дальше начните с ЛМ-ПР-ПМ-ЛР, достигните такой отметки, чтобы паттерны выполнялись без заминок. Сразу, естественно, ничего не даётся (за редким исключением хуесосов), уделить этому уроку часов 5-6 (с любыми отрезками перерывов), я думаю, будет достаточно для вас. Не хочу есть. Соковыжималка, как объект суицида. Одеваюсь на свалке в крутой антиквариат, кормлюсь сигаретами, не пью воду, СОВСЕМ НЕ ПЬЮ ВОДУ!
Глава III.
Кормушка, наполненная галлюциногенами, всегда радовала взор номера 3. Чтобы скопить такую коллекцию, да ещё и пополнять её, когда материал регулярно расходуется, потребовалось много времени уделить работе, больших силовых и денежных затрат, но результат того стоил. Самое трудное было начать, и не опустить руки, когда, казалось, что собирательство будет тянуться бесконечно долго. Тара, в которой резвились препараты искусства, смотрелась как вытянутый протокоринфский арибалл, заменённый на прозрачное стекло современного лёд-стиля, стоящий на ножке из голов сине-металлических волков. Изделие, изуродованное течением времени, но так подходящее к окружающей среде проживания.
Высокие колонки с чистейшим звуком выпускали мелодии релаксирующих композиций. Язид в спешке движений с безмятежностью разума вышел из зябкого дома на котором возвышался флагшток. Трепыхающаяся тряпка белого окраса подавала знак окружающим, предупреждая их, что здесь проживает Бесчувственный ублюдок с ножами в предплечьях. У Язида имелось транспортное средство из девяностых. Жёлтое купе Олдсмобиля предательски обманчиво замаскировалось под дружелюбного раритета. Номер 3 был до жути молчалив, даже слишком молчалив, не общителен и не обаятелен, созидатель с рождения, лучший правитель всякого становления.
Магазин с продуктами раскрывал раздвижные двери ровно в шесть утра. Большой МОЛ полыхал афишными заголовками – РАСПРОДАЖА СКИДКИ АКЦИЯ АКЦИЯ АКЦИЯ, словно проводя обряд с уклоном на призыв какого-нибудь Битлджуса1 или восклицая трёхкратный талак. Язид въехал на бескрайнюю шестиутреннюю стоянку, припарковавшись рядом с единственной машиной, безмолвно зазывая её, – «Эй, детка, не хочешь развлечься?»
Двери открываются.
Проходя вдоль длиннющих стеллажей, набитых до пупа канцерогенами, химическими пищевыми добавками, глутаматом натрия, синтетикой и срощенными волокнами (все эти ингредиенты были обязательной крохой в любом штампованном товаре, лежащем на обездвиженных полках), Язид берёт два шоколадных батончика неизвестного бренда, но косящего под одну из популярных марок, две горячие булочки с малиновыми косточками, приготовленными на основе слоёного теста, так же достаёт один стакан из груды одноразовых собратьев и заполняет его кофейным напитком, сваренным кофемашиной. Дело сделано, хрусь-хрусь. Он бесшумно продвигается в обратном направлении. На пункте оплаты его уже ожидает заспанный кассир в организационной униформе с нелепым чепчиком на башке.
–Доброе утро.
Выиграл, проиграл, выиграл, липкая жидкость на лобке.
Пип. Пип. Пип.
Номер 3 протягивает шрихкод выданный аппаратом, соседствующим рядом с кофемашиной.
Пип.
–Чёрный? Я не удивлён.
Кассир в ярком чепчике раскусил безмордого молчуна со стаканом обжигающей жидкости в руках.
Раскусил! Раскусил!
Номер 3 поехал на пост сторожилы, сменщик есть Правитель, кофе с утреца есть Спаситель, слойка с малиной есть Ублажитель.
Глава VI. Кушаю хвосты.
-Ну, ты позвонил Леме?
–Ну, нет.
–Ну так, звони!
–Ну-у-у. Да не хочу я звонить Леме, мне похуй на Леме, похуй.
–Ну, тогда я ей позвоню.
–Ну, мне похуй.
Дарья постучала по стеклу семидюймовой техники. Звонок прошёл на имя Леме. Гудки пускали волны нагнетания в раковины ушные. С десяток остановок погодя, раздражитель замолчал, голос Леме отозвался в расковыренном ухе.
–Да.
–Леме!
–Ну, чего?
–Ну, тут с тобой кое-кто поговорить хочет?
–Ну, так слушаю.
Дарья протянула загоревшийся светом телефон. Рот отмахнулся, повредив летящую муху. Та с визгом упала, потеряв сознание на несколько минут, вскочила на все свои липучки и потопала, будто паук со знойного поля. Рот всё же с неохотой прислоняет жирную трубку к левой стороне головы, при этом почувствовав себя школьником, которого мама заставила сделать уроки.
–Леме?
–Ну.
–Ну, я бы хотел сказать… – он пожевал содержимое стакана: десятидневная сперма протухшего старикана, хранящаяся у него в пузырьке на подоконнике. – Ну, я согласен, блять.
–Ну и отлично, Рот, просто отлично… Ну, как там у вас дела? – Вопросы из-за хорошего тона ебались.
–Ну, хуёво, чё. – Рот немного опротивился.
–Ну, понимаю, ну, понимаю, ты главное соберись к началу мероприятия, окей? – Стандарт или в пизду?
–Ну, попробую.
–Ну, давай, до встречи.
–Ну, чао. – Рот нажал на красный, подсвечивающийся круг дьявола.
–Ну вот и всё, а ты не хотел.
–Ну, блять, просто, это так странно, она же Леме, а я ей звоню и говорю, блять, – «Ну я такой, ну я согласен, ну хуёво, ну так, ну сяк».
–Да всё хорошо, не грузись.
–Ну, ладно.
Подкидыш с западного побережья, Рот был известен именно так. Недавно их ТуТусовка расчленилась на звенья без организационного симпозиума, и теперь Рот чувствовал себя в очередной раз подброшенным наростом на тело диетической фотомодели с контрактом в вонючем Она, Моде или Ярмарке блядского тщеславия. Вано, Хедрик и Жак ушли наверх, оставив на средней ТуТусовке Фелицию, Ци Рку, Диикту, О’Гила, в итоге, обозначив черту именами Дарья, Рот, Анджиджа и многих других. Но вонь от носков собственных с амфетамином жгла сильнее, чем нулевая черта из его имени.
–Ну, не переживай ты так. – Дарья несла в раздражённой вагине – мошонку из окруживших её парней. Бритость головного мозга подчёркивала в ней скинхеда на подтяжках, а рельефность черепа зацепляла мысли пялящихся о разложении до кондиции гимна химчисток, – «Чистые костяшки только у Дряблой Коряжки!» Но за лысой причёской скрывалась добродушная тварь, всегда готовая прийти на помощь нуждающимся.
Я был старше Дарьи на семь лет и изнасиловал её в тринадцать, но шли годы, а она по-прежнему относилась ко мне хорошо. Если бы вы чуяли запах её невостребованности, вы бы меня поняли. Я нигде официально не работал, перебивался быстрыми кражами у напившихся в барах. Пока те, ужратые, дрыгались частями тела под музыку, чувствуя себя тусовщиками и оторвами, парни, увлечённые дырами жертв, а девушки, заинтересованные противоположным вектором, я работал с бокалом пива в руке, проходясь небольшим смерчем по висящим “украшениям” (для меня они именно украшения) на барных стульях. Я всего– то, выуживал себе из сумочек-курточек пару навороченных мобил и несколько полупустых кошельков.
Безусловно, он являлся одним из членов культа ТуТусовки и других, оставшимися безымянными, но разница между тусовщиком Р и тусовщиками А, состояла лишь в том, что он мог извлечь прямолинейную выгоду из сотоварищей по шумной толпе, в то время как те, повязли в наркоалкобуме и ближайших надеждах на спид со спермой.
Глава II.
Этапы. Всё разделено на этапы. Пожалуй, это можно сравнить с кольцами на срезе дерева. Обрастаем новой кожуркой из недели в месяцы. Проходим в турбинах панциря без прорезей для лапок, головки и хвоста, всё реже перескакивая на очередной этап. Инстинкт говорит не совершать того, о чём пожалею, но я с ним, конечно же, не согласен. Я не верю ни во что, кроме самого себя. То ли я, что создало вас? Навряд ли. Но я точно тот, кто может убить вас, и не единожды. Меня зовут Джакомо, возраст я скрываю, место рождения аналогично ситуации с возрастом, у меня чёрная левая рука, безупречные волосы и трезвый взгляд, а так же за плечами несколько трупов, сожжённых на кострах в глухих лесах, один теракт в Стокгольме, двадцать тысяч долларов анонимно пожертвованных детям с диагнозом ДЦП; по определению либерал, так как считаю, что на данный момент, это лучшая форма правления государством, имею чертовскую везучесть, гемералопию2 (в моём случае к избыточной освещённости) и сложный взгляд на догматы, толкующие сложившееся общество, что надо/не надо делать, хорошо/плохо, вот так/по другому, нравится/фу, счастливо/терпимо/плохо, а если быть совсем уж кратким в догмах, то именно, – «Дерьмо».
Джакомо посмотрел в планшетный монитор, изогнутая кривая пошла ночным потухшим угольком вниз, хотя только что радостными криками она встречала высотный дождь из красочного фейерверка. Джакомо ощетинился, биржа его доконает.
Когда я жевал отвратительную мякоть дыни и кидал обглоданные неказистые корки в столичную реку (я намеренно выбираю самую страшную и желаю, чтобы она оказалась несъедобной, с целью – дабы другим достались вкусные и симпатичные жёлтые овощи). Я отвлёкся, так вот, доедал я, значит, последний ромб, как вдруг, летящая на атмосферных крыльях ветра важнючедорогая визитка, врезается мне в спину. Вся так и пестрит минимализмом. Посередине большими буквами были выбиты имя и фамилия, видимо, инициалы сея персоны говорили сами за себя. Чуть ниже располагалось название оказываемой услуги и мобильный телефон.
Хирономо Плевако3
Адвокат
********** [Номер телефона]
Я не стал откладывать звонок на загадочное потом. Вытираю сладко-липкие руки о джинсы и набираю выдавленные цифры.
Телефон не раздался надрывистыми гудками. Как странно бы не звучало, но в самое сердце мозга ударила нота ми… один раз… два раза.
–Большинство заблуждается в том, что считает себя меньшинством. – Голос из динамика телефона.
Звонок завершился. Я подивился. Пёс облегчился. Этап заварился.
Первенец.
На дворе стояли сутки, чёрт его знает какие. У меня давным-давно протекала канализационная труба, это я имею ввиду ту, которая направленна непосредственно из толчка в общий поток отходов, текущих после тяжёлого рабочего дня, а это – множество аппетитных какашек размытых плотным течением, пахнущие мочой, алкогольной отрыжкой, испорченными блюдами и кучами других продуктов для подземных организмов. К чему я вёл, вонь в туалетной комнате стояла жуткая, к тому же, толчок и ванна в моей планировке слились в единое помещение, да уж, мылся я редко. Благо на кухне красовалась широкая раковина для моей сверкающей жопы и среднего пошиба пениса, ударился я, как вы могли догадаться, в исламский этикет. Хе-хе. Запах от моих мясных предметов для испражнений раздавался за версту. Гели для отведённым им мишеням, я выставил в рядок, между мойкой и стенкой. Флаконы переливались разноцветными оформлениями, дизайнеры помещали наименования “вкусовых” качеств внизу тюбика. В моём личном арсенале находились жидкости с экстрактами: мелиссы и недоспелой клубники, мягкого капучино с молотой корицей, иногда я пользовался мужицким ментолом, редко намазывался молоком с мёдом, лидеры по взаимодействию со мной по-прежнему оставались ваниль с грушей и папайей, ирис с маслом арахиса, и кокос с тортом «Наполеон».
Номер 1 после рассказа в зеркало о гелях для интимных мест, накинул тёмно-орехового цвета пальто, повилял лохматыми кудрями перед тем же нудным собеседником и вышел за дверь квартиры с множеством ароматов под хвостом. Сливочные полусветские улочки навевали бы у панков омерзение, но у номера 1 они равнялись платиновой медали, выигранной в соревновании за возможность здесь обитать. Фраппучино, посыпанный кокаиновой крошкой, продавали на углу французского бульвара Ньёстез Па Жуль. Номер 1 направил своё горло в этот тёплый, завёрнутый в большой размером уют со стандартной порцией посыпки.
Отличительная черта от остальных соличностей по телу, игралась с его мозговой задвижкой в злую шутку, у номера 1 просто не имелось имени, и сам он звал себя номером 1, не догадываясь о происхождении необычного наименования. Первенец кушал и занимался искусством, с не выданной, пока, жанровой биркой, ведь искусство не имеет ограничительной стоп-линии, так? «Мои работы – это рукописи Кафки», – говорил он про свои художества. Признаться честно, разок мне удалось углядеть его квартирку и род почитаемого труда. Зрелище не из самых приятных, поэтому мне лучше заткнуться в кулачок, покашлять три раза, плюнуть на питательную сиську и выкрутиться в двойной мостик. Фух! Не сглазил.
Мор энергии валил по плетённым жилам алюминиевых кустарников. Над садами из вольт-скованности возникло семядушное затмение. Цветочные арки наглатывали без счёта. По нахождении в подобных обрамлениях возникала эйфория клаустрофобии, от которой, между прочим, доставляло больше, чем от косяка, набитым табаком и марихуаной. А по выходу из-под облачка виртуальности, тебя смазывало кубами цифровых сдвигов и передёргивало сильнее, чем электрические удары, бьющие по кончикам нейронов, после сами знаете чего. Номер 1 старательно избегал вышеизложенного парка для любых семей, людей почтительного возраста (любимое словосочетание “тактичного” общества) и современной молодёжи (куда же без неё), а интерпретировали парк, как «Комфортабельный унисекс, подойдёт и бобру!»
Полночь. Еле-еле прощупывающаяся пупырчатость пластмассового изваяния мощной фигуры, облепленной неземными мышцами, вгоняла в далёкие объедки предыдущего человека. Номер 1 свято верил в буддистскую брехню, ощущая себя переродившимся в тридцатом поколении. Однако, я до сих пор уверен, что реинкарнация лишь плод, образовавшийся под давлением человеческого нежелания верить, что после смерти ничего нет (впрочем как и любая другая псевдорелигия). Хотя, вынужден признать, «ничего нет» звучит довольно мистично, прямо-таки вынуждая сподвигнуть рабочий механизм мыслей в кардинально новый виток презумпций.
Глава IV.
Горьковатая бурда бултыхалась в гранённом стакане, купленным по уценке, ворочаясь против часовой, под воздействием оказываемой силы номера 4.
–Пить собираешься или подумать с видом на алкоголь припёрся? – Мужчина, одетый в выгоревший синий пиджак из вельвета, обратился к четвёрке, сам, при этом, выполняя не требующий промедлений спиртосодержащий глоток, пока не заметили предки.
–Да, ты, пожалуй, верно подметил, я пришёл, чтобы пол ночи зависнуть взглядом на одном стакане, пока черви плодятся под слоем коренной кости. Классный у тебя пиджак.
–Благодарю, я ношу его на протяжении полугода, надеваю на свои плечи этот вельвет каждый день. Нелегко добиться старости искусственным способом. – Подытожил мужик.
–Может и так, но ты старался не зря, результат того стоил.
–Довольно комплиментов, мы же не пара на ужине в доме у приятелей.
–Если прикинуть, мы не так уж и сильно отличаемся от той пары на ужине.
–Это ты имеешь ввиду этот разговор, сравнивая их пустую болтовню с нашей?
–Да. А ты понимаешь о чём я. – Номер 4 впервые одарил своим взором лицо соседа по угловой барной стойке.
