Buch lesen: «Студенты сингулярности»
– Ыхр блрр фхтааа…
– Понимаю, но уже половина десятого, и сегодня день рождения Амелии. Самое время подниматься с кровати.
Утреннее солнце предательски заполняло своими лучами крохотную комнату. Помощью ему служило самый большое тело, что было вокруг – окно. Не закрытое в этот день облаками, оно предоставляло вид на паутину дорог, домов и фабрик далеко внизу, пока на горизонте тихо маячили горы своим ледяным спокойствием.
И сколь просторным был вид из окна, столь же куцым было пространство в его пределах. Двухъярусная кровать стояла настолько близко к одному из письменных столов, что места хватало ровно на то, чтобы сесть за него. Вся его поверхность была беспорядочно покрыта линейками, бумагами и измерительными приборами. Второй стол стоял непосредственно у окна и тоже был погребён под инструментами. Единственными островками порядка на поверхности столов были маленький чайник и кристалл, испускающий оранжевое свечение. Последним, на что ещё оставалось место в комнате – был покосившийся шкаф, сразу за которым начиналась дверь.
Но нельзя было забывать и про последние тела в комнате – двух молодых людей. Один валялся на верхнем ярусе кровати, раскинув руки, насколько позволяло пространство. Он свесил ногу, дал ей немного поболтаться, после чего вытолкнул остальное тело. Раздался глухой удар. За ним последовало несколько нелицеприятных слов вперемешку с ворчанием.
Второй молодой человек внимательно осматривал валяющиеся на полу предметы гардероба. Он поднял один относительно чистый и стал крутить перед собой, пытаясь определить часть тела, для которой он предназначен.
– Это твоя рубашка или моя? – спросил он, игнорируя продолжительные стоны соседа.
– Какого она цвета?
– Синяя… я полагаю.
– Тогда твоя. Мои все – серые.
– Тебе бы гардероб разнообразить.
– В любом случая, я не иду.
– Что?! – Рубашка выпала из рук молодого человека. – Ты спятил? У неё юбилей. Двадцать лет. Как можно пропустить такую важную дату?
– Мне завтра доклад сдавать, Ал.
– Тот, что ты должен был писать весь семестр?
– Да.
– И много уже готово?
– Ну… я написал введение.
– Так это же, считай, полдела сделано. Успеешь дописать до вечеринки.
– Мне нужны ещё исследования. – Молодой человек наконец поднялся с пола, только чтобы сесть на кровать. – Я весь день проведу в библиотеке.
– Это всего лишь доклад. Какой смысл так горбатиться?
– Я не хочу, чтобы Барлоу опять выносил мне мозги.
– Это же Барлоу, он в любом случае вынесет тебе мозги.
– Хотя бы дам ему меньше поводов. В любом случае, тема повторяет мой диплом. Рано или поздно пришлось бы заниматься этим исследованием.
– Печально, – молодой человек по имени Ал покачал головой. – Весь курс отмечать будет.
– Что, в их с Лейлой комнате? Она, конечно, на порядок больше нашего чулана, но на всех там места не хватит.
– Забыл, что ли, как моё двадцатилетие отмечали? Просто будем праздновать по всему этажу.
– Твоё я изначально не шибко помню. Тогда я уже после десяти минут был порядком навеселе.
– И неужели, ты не хочется повторить такой чудный опыт?
– Ты говорил: я пытался из окна выпрыгнуть.
– Да это всё равно невозможно, окна академии прочнее бронеплиты.
– Ты говорил я использовал сингулярный резак и уже проделал дыру.
– Предположительно, лично сам я этого не видел?
– И почему?
– Потому, что сам был в стельку.
– Иди уже. Обещаю: если управлюсь быстро, то тоже приду.
– Ну вот, другое дело. Трудись и не будь, как солдат в рекомбинаторе.
– Ну только это не начинай. Ты даже не знаешь смысла этой фразы. И Барлоу никогда не расскажет нам, что это за анекдот такой.
– В том и обаяние, друг мой. Тайна делает выражение ещё более притягательным. Если однажды я узнаю оригинал, оно утратит свою силу.
Молодой человек навесил на себя галстук в сине-жёлтую полоску и отправился к шкафу, из которого достал коробку в разноцветной обёртке, попутно заталкивая обратно вываливающиеся вещи. Направившись к двери, он развернулся и улыбнулся соседу.
– Ну, Томми, я пошёл. Надеюсь, увидеть тебя на вечеринке до того, как напьюсь.
– Да иди ты уже.
Избавившись от главной помехи, Томми наконец мог как следует потянуться и подыскать себе одежду из тех, что свисали с кровати. Он подошёл к столу у окна и заглянул в чайник. Убедившись, что внутри есть вода и, что важнее, это именно вода, он нажал на кнопку в ручке. Чайник стал испускать оранжевое свечение. Томми заварил себе чашку кофе и прихватил со второго стола холодную сосиску.
Закончив с богатым студенческим завтраком, молодой человек отправился к столу у окна. Он бросил взгляд на кристалл, а затем выдвинул верхний ящик, в котором кипа бумаг оканчивалась титульным листом. Надпись на листе гласила: «Теоретическое исследование природы энергии сингулярности, Томас Поплин, курс 4, группа L-3.» Томас вздохнул и засунул кипу бумаг в сумку на спинке стула.
По широкому, хорошо освещённому коридору прохаживались редкие для столь раннего часа юноши, к которым присоединился и Томас. Он подошёл к батарее лифтов и нажал одну из кнопок вызова. Через несколько мгновений лифт раскрыл свои двери с другим, клюющим носом, молодым человеком внутри. Томас вошёл и взглянул на панель этажей. Кнопка с номером пятьдесят-три уже моргала. Створки закрылись и лифт отправился вниз.
– Тоже библиотека? – спросил Томас своего случайного попутчика.
– Да, – устало ответил студент.
– Какой курс?
– Второй.
– И вам уже нужна верхняя библиотека? – Томас присвистнул. – Я до третьего курса о ней даже не знал.
– У нас экзамен по формированию кристаллов. Говорят, в нижней библиотеке нет книг Хоэла, а он не признает никаких других пособий кроме собственных.
– А-а, старый добрый пенёк. – Томас понимающе улыбнулся. – Но, просто чтоб ты знал, он не слушает, что ему отвечают на экзамене.
– Это в каком смысле? – второкурсник сразу оживился.
– Уж чем он занимает мысли никто не знает, но единственное, что для него важно – это твоя манера речи. Будешь говорить медленно и неуверенно – решит, что ничего не знаешь. Будешь тараторить – решит, что списал. А если говорить спокойно и уверенно – можешь хоть бульварные романы ему пересказывать. Буквально. Мы с другом поспорили, что он не зачитает на экзамене абзац из «Кристаллов Страсти», так Хоэл даже не заметил.
– И всё? Так просто?
– Ну, не совсем. В конце он обязательно тебе задаст вопрос по предмету и ответ на него уже будет слушать. Но вопросы всегда из раздела задач его книги. Вызубри их – и экзамен у тебя в кармане.
– Спасибо, – голос второкурсника заметно прибавил бодрости. – Ты курса с пятого или шестого, небось?
– Нет, четвёртый.
– Бакалаврский? И кто твой куратор?
Зубы Томаса сжались сами-собой.
– Барлоу.
– Этот псих?! – эхо второкурсника разнеслось по лифтовой шахте.
– Он самый.
– Он у нас вёл курс в прошлом семестре. Я даже не понял о чём был курс. Восемьдесят часов и ни капли информации. Как-то раз он в просто встал у стола одного парня и на протяжении всего урока повторял фразу «в сингулярном проектировании важно помнить одно», тряся перед ним средним пальцем. Он даже не сказал, что это одно было! Вот чёрт. И тебе надо у него научное исследование проводить?
– Да.
– А разве вы не выбираете себе кураторов сами?
– По идее. Я просил Погли, но Барлоу сказал, что мне нужен кто-то построже и вписал себя.
Чем больше Томас вспоминал тот судьбоносный день, тем глубже его разум погружался в пучину отчаяния. Но лифт вырвал его из тёмных уголков души своим жизнерадостным звонком. Перед студентами открылся огромный зал библиотеки. Белые колонны поддерживали высоту в три этажа. По стенам растянулись бесчисленные книжные полки с мобильными лестницами и целыми балконами для верхних отделов. Посередине располагались рядами сотня крепких письменных столов, за некоторыми из которых даже сидели студенты. Для воскресного утра, это можно было считать аншлагом, хотя Томас видал и более загруженные выходные, в основном за день до экзамена.
– Не подскажешь, где тут найти книгу Хоэла? – спросил второкурсник, окидывая взглядом бескрайний простор знаний.
– Пойдём, – Томас махнул рукой к дальней стене, – мне туда же.
Держа свой путь промеж столов, они не успели пройти и половины библиотеки, как их окликнул знакомый обоим голос.
– Поплин! Куда это ты направляешься, мой мальчик?
Томас замер. Он чувствовал, как по его шее стекает капля пота. Хуже сценария он и представить не мог.
– Здравствуйте, профессор. – Ответил он так спокойно, как мог себе позволить. – Вот идём в геологическую секцию.
Перед ним стоял средних, если не преклонных, лет мужчина с круглым лицом, торчащими ушами и тремя прядями волос, безуспешно пытающимися скрыть лысину. На нём были роговые очки, мода на которые была старше обладателя, а за линзами два быстрых глаза перескакивали с одного юноши на другого.
– Идёте, значит? А кто, позволь поинтересоваться, твой друг?
– Это… – Томас остановился, понимая, что ни разу не спросил имени второкурсника, – не знаю, мы только познакомились в лифте.
– Я с-студент второго курса Мирс, профессор, – вступил в разговор молодой человек. – Вы у нас вели основы сингулярного проектирования прошлой осенью.
– Неужели? – Сложно было сказать, чему удивился профессор: тому, что преподавал Мирсу, или тому, что вообще вёл какую-то лекцию. – Что-то я вас не припоминаю, молодой человек. А ну как вы лекции мои прогуливали?
– Нет-нет, профессор, я был на каждой из них. Вы тогда сказали, что у меня лучшая посещаемость среди всего курса.
– Говорил? Как-то не похоже, чтобы я подобное забыл.
Пускай это и был идеальный шанс для Томаса ускользнуть, он знал, что оставлять бедного подопечного на произвол этого гибрида акулы и черепахи будет моральным преступлением. Мужественно он решил вызвать огонь на себя.
– Вообще-то, – перебил Томас, – звучит как раз в вашем духе.
Мужчина медленно повернул голову и взглянул на Томаса глазами полными не столько гнева, сколько разочарования.
– Какой же ты всё-таки бестактный, Поплин. Возможно, я и подзабыл. Но зачем же так акцентировать на этом внимание?
– Да, конечно, я приношу свои извинения, профессор. Просто, мы хотели бы поскорее вернуться к нашей учёбе.
– Знаю я к чему ты хочешь вернуться, Поплин. Большой праздник в честь дня рождения мисс Мэй на шестьдесят втором этаже? Ты прямо как солдат в рекомбинаторе.
– Да, вы говорили это раньше.
– А ты хоть знаешь, что это значит? Я тебе рассказывал этот анекдот?
– Нет, не рассказывали. Может сейчас поведаете?
– Ну нет, Поплин. Рассказывать такие шутки вам молодым будет неприлично с моей стороны. Ну так и к какой именно учёбе ты хочешь вернуться? Может так статься, что ты весь семестр филонил с завтрашним докладом и решил сделать всё накануне?
Именно такие внезапные вспышки интуиции и нервировали всех студентов в этом профессоре, даже при его безобидном виде. И никого они так не нервировали, как Томаса.
– Нет, – спокойно ответил студент, изящно огибая истину, – мне нужно провести сбор дополнительной информации для моего диплома.
– Кстати да, как поживает твой диплом? Что-то я давно его не видел. Ты над ним вообще работаешь?
– Я вам позавчера его показывал.
– Да… но я имею ввиду, что там не много подвижек.
– Там было две новые главы с полным решением теоремы Лемарка по моей волновой концепции. Вы сказали, что это значительный шаг к настоящей научной теории.
– Да… но я имел ввиду, что тебе нужно лучше продвигаться с презентацией. До защиты осталось всего два месяца.
Томас прекрасно знал, что данный диалог будет длиться ровно столько, чтобы он оказался неправ. Никому не было под силу перебить демагогию этого человека.
– И именно для этого мне и нужно заняться сбором информации, профессор.
– А, – профессор кивнул с видом, имитирующим понимание, – ну тогда идите, учитесь. И, Мирс, не советую общаться с этим лентяем Поплином. Он тебя только плохому научит.
Студенты вместе развернулись и зашагали прочь так быстро, как только можно было без вызова подозрений. Отойдя достаточно далеко, Томас на всякий случай бросил взгляд через плечо. На его счастье, профессор направился в другую секцию.
– Фух, – второкурсник выдохнул, будто они только что спаслись от саблезубого тигра, – Барлоу со всеми такой, или только с тобой?
– Есть некоторые, которым достаётся почти так же, но мне кажется, я – особенный, – пробормотал Томас. – Главное – что мы смогли уйти. Наверное, ему и правда что-то было нужно в том разделе. Обычно оторваться от него нереально.
– А что там за секция?
– Трансфузия. Странно, там все книги древнее динозавров. В этой области вообще серьёзных исследований не проводили уже лет двадцать. Мы эти книги используем, максимум – как ссылочный материал. Ладно, бог с ним, у нас своих дел хватит. Вдруг он ещё вернётся.
Они вновь отправились по извилистой тропе к дальней стене, на которой красовалась табличка «Высшая геология кристаллов.»
– Думаю твоя книга там, – Томас указал к самому балкону, – вторая полка сверху, посередине. У неё ярко-оранжевый корешок. Не ошибёшься.
Пока второкурсник лез наверх, Томас одной рукой придерживал трясущуюся лестницу, а второй – вытаскивал книги с полки поблизости. Когда Мирс спустился и отправился за один из столов, пришла пора самому Томасу отправиться за высшими знаниями. Пока он тянулся к очередной книге, стараясь не дать лестнице откатиться, его окликнул сзади мягкий голос.
– Привет, Томми.
Он повернул голову, стараясь не менять центра тяжести тела, и его встретила улыбкой светловолосая девушка в бледно-жёлтом кардигане. Лишь дружелюбие этого взгляда не позволило Томасу устать от него за почти двадцать лет знакомства.
– Керри, – произнёс он, продолжая балансировать, – не ожидал тебя тут увидеть. Ты почему не на вечеринке Амелии?
– Над дипломом работаю. Проект оказался великоват, даже профессор Рид удивлена.
– Настолько большой, что ты наконец сможешь рассказать нам о чём он? Весь семестр держала его в секрете.
«Ну…» – Керри отвела взгляд. С самого их детства Томас лицезрел эту манеру, когда Керри спрашивали про то, в чём она боялась признаться. «Я просто всё ещё не уверена в нём.»
– Как будто хоть кто-то из нас в своём уверен. Бакалаврский диплом – это чистая академическая фикция. На четвёртом курсе научные открытия не делаются, нам просто нужно получить задел для дальнейшей учёбы.
– Да нет, – Керри опустила глаза к кипе бумаг, что несла в руках, – я больше опасаюсь, что он окажется правдой.
– Если окажется, то ты будешь в одном шаге от степени магистра. – Томас наконец спустился со смертельной ловушки, чтобы проявить всё непонимание. – Тебе надо меньше переживать о будущем.
– Ха-ха, и это говорит главный пессимист всей академии, – на лицо Керри наконец вернулась улыбка.
Глядя на этот лучик радости, Томас едва мог не заразиться хоть капелькой позитивного настроя.
– Я просто реалист, – ответил он, ухмыляясь. – Ты тут надолго? Мне хватит нескольких часов. Может всё-таки навестим Амелию?
– Может быть… – Керри задумалась. – А Альберт там будет?
– Будет? Он отправился туда ещё до того, как я с постели встал.
– Ну возможно и стоит пойти развеяться, – пробормотала Керри, покрываясь румянцем.
Доставив две горы книг к столу, они вместе погрузились в шелест бумаги и скрип перьев. Часы замедлялись по ходу работы. Кто-нибудь брал книгу, пролистывал до нужной страницы, читал несколько минут, пролистывал обратно, перечитывал и наконец начинал писать. Порой кто-нибудь брал книгу, пролистывал до нужной страницы, смотрел на неё несколько минут, после чего перекладывал в горку другого. И так раз за разом, повторяя злосчастный цикл.
Атмосфера библиотеки как никакая другая способна была дарить умиротворение студентам. Тем более верхняя библиотека, содержащая лишь самые глубокие знания по предметам. Обычно её использовали только старшекурсники, а к старшим курсам любой уважающий себя студент умел не полагаться на книги. В отсутствии грядущих сессий, во всем этом зале можно было встретить лишь пару дюжин человек.
Но гораздо важнее тишины здесь было освещение. Большая часть академии освещалась холодным белым сиянием обычных сингулярных ламп. Но верхняя библиотека имела особое значение. Здесь была собрана величайшая коллекция научных изысканий по энергии сингулярности, а потому свет здесь изливался пополам с теплом от огромного кристалла алмазной формы, подвешенного на цепях к потолку. Тепло особенно радовало студентов осенними вечерами, когда дирекция академии «забывала» включить отопление. Такими вечерами потоки молодых людей и девушек стекались в библиотеку к недовольству преподавателей, которое было понятно, ведь в их юность пределом комфорта была дровяная печь. И конечно же громче всех недовольство выказывал Барлоу, который любил шутить, что настоящий учёный должен иметь холодную голову. Ходили слухи, что этот кристалл был первым источником сингулярности, обнаруженным основателями академии.
Нежась под лучами Большого Синга – как прозвали кристалл ученики – Томас продолжал впитывать знания. Он прекрасно понимал, что бакалаврский диплом – не более чем формальность, а его концепция и того была производной очень короткого мозгового штурма. Но, как ни странно, чем больше он проводил расчётов, тем логичнее становилась идея. Окажись эта шутка реальностью, она могла положить начало не то, что для магистра, а даже для докторской. С другой же стороны, первое же не сошедшееся уравнение поставило бы крест на всём исследовании. Как правило, ожидания Томаса от будущего работали именно в таком ключе. И что делало ситуацию Томаса хуже – был Барлоу, который чаще отправлял Томаса ходить кругами по абсолютно бессмысленным тупикам, чем направлял его к разрешению научной теории.
Томас часто завидовал своим друзьям в аспекте кураторов. Керри работала с Профессором Рид, которую студенты прозвали «наседка» за её неустанное квохтанье над своими подопечными. У Альберта был Профессор Погли, пускай и не самый весёлый член преподавательского состава, но его знания собственной области для столь молодого возраста не могли не вызывать уважения. Амелии достался Профессор Бланш – одна из самых вдумчивых и солидных фигур в науке сингулярности, хоть и малость заносчивая. Все одногруппники Томаса получили уважаемых людей в кураторы. Ему же достался кто-то кому место было скорее в психушке. Не имеющий полноценной докторской степени, он проводил свои дни в прогулках по коридорам и третировании студентов за то, что они, о ужас, были живыми людьми. Некоторые считали, что совет профессоров держит Барлоу, либо в качестве шута, либо в качестве бойцовского пса. В одном все студенты были согласны: Барлоу не обладал никакими знаниями в области сингулярности.
Несколько часов скрипения перьев и шелеста листов кануло в лету. Томас отлип от бумаг, поднял голову, протёр глаза и растянул затёкшие конечности.
– Ух, я закончил. А у тебя как дела?
– Почти готово, – пробубнила Керри, не отрываясь от книжки. – Ещё несколько минут.
Решив не тратить время попусту, Томас отправился убирать литературу по полкам, сгибаясь под весом своей стопки. К моменту, когда он вернулся к столу, Керри тоже закончила и с удивлением обнаружила, что их рабочее пространство было уже чистым. Забрав сумки, они отправились к лифту. На середине пути они заметили Барлоу, но, благо, безумный профессор был слишком занят: он разглядывал большой кристалл у потолка и что-то беззвучно бормотал себе под нос.
– Посмотри, – шепнул Томас, – что это он делает?
– Ты его подопечный, тебе виднее, – ответила таким же шёпотом Керри.
– У него в руках симометр, он что пытается измерить выходной потенциал Большого Синга? Зачем это может кому-то понадобиться?
– Может какая-нибудь административная задача от декана? Говорят, Барлоу с ним часто видят.
– И у него целая кипа книг. Ну-ка подожди.
С этими словами Томас направился украдкой к Барлоу. Любопытство пересиливало риски, но, как оказалось, профессор был так погружён в себя, что не обратил на своего ученика ни малейшего внимания. Томас потихоньку вернулся к Керри, и они вновь отправились на выход.
– У него какие-то очень старые книги, – голос Томаса постепенно стал возвращаться к нормальной громкости, по мере удаления от опасности. – Я даже видел экземпляр «Универсальной энергии оранжевых кристаллов».
– Серьёзно?! – голова Керри развернулась мгновенно от шока.
– Да. Это же вроде бы одна из самых старых работ по энергии сингулярности?
– Не просто одна из самых старых. Это и есть самая старая. Первое на свете исследование кристаллов. Эта книга положила фундамент всему, что представляет из себя академия. И это не может быть библиотечной книгой. Настоящих копий на свете единицы, и они все в руках величайших учёных.
– Ну, тогда собственностью Барлоу она быть не может. Но кто бы ему одолжил такую ценную вещь?
– Может декан Сильверстоун? Он очень именитый учёный, не удивлюсь, если у него есть экземпляр этой книги.
– А зачем бы он стал давать её Барлоу? И зачем она самому Барлоу? Книге больше пятидесяти лет. Наука сделала тонну открытий с тех пор. Это скорее музейный экспонат, чем учебное пособие.
Но Барлоу не долго занимал умы пары. Стоило Томасу с Керри добраться до лифтов, как всё внимание успело переключиться на предстоящую вечеринку. Оставив тайны поведения безумного профессора позади, они отправились на сорок второй этаж, где располагалось женское общежитие четвёртого курса.
***
Как Томас и ожидал, весь этаж был охвачен хаосом: много смеха, криков, музыки и прочего веселья. Пробравшись через первый слой толпы к середине коридора, они обнаружили Альберта. Он возвышался на пирамиде из мусорных корзин, а его предположительно голубая рубашка уже была надета, каким-то образом, вверх-ногами.
– Томми! – с радостным криком Альберт наполовину-спрыгнул наполовину-свалился со своего пьедестала. – И ты привёл Керри!
Поднявшись с земли Альберт первым делом бросился заключить Керри в объятия. По лицу девушки поплыл пунцовый отлив.
– П-п-привет, Альберт, – едва смогла выдавить она.
– Ты в лучшем состоянии чем я ожидал, – прокомментировал Томас, удерживая себя от смеха над лицом Керри.
– О, вы не перд-редставляете себе, – воскликнут Альберт, – кто-то спёр всё крепкое спиртное. Я тут пытаюсь напиваться на одном лишь пиве!
– Теперь понятно, – кивнул Томас, – а теперь свали, нам надо поздравить именинницу.
– А, ты и твои длинные трезвые слова. Эй, Керри, пошли танцевать!
– Ну… – Керри разрывалась между желанием и долгом, – нам и правда надо сначала поздравить Амелию.
– Ладно-ладно, пошли, раз вам надо быть такими реск-ресб-респ-е-ктаб-ельн-ыми.
Все трое продвинулись дальше по коридору к двери виновницы торжества. Комната внутри была раза в три больше комнаты мальчишек, и при этом была самым пустым пространством на этаже. Занимала её лишь парочка, сидящая очень близко друг к другу.
– Томми! Керри! Я так рада вас видеть! – закричала девушка, отталкивая прильнувшего кавалера.
Её острое лицо озарилось улыбкой. Она вскочила с дивана, являя самый высокий рост в комнате, если не на этаже, и бросилась к гостям развевая позади длинные русые волосы.
– С днём рождения, Амелия, – произнесла Керри в объятиях именинницы.
– Да, поздравляем с круглой датой, – добавил Томас, получая свою очередь объятий.
– Ребята, вы теперь просто обязаны выпить со мной! – С этими словами Амелия развернулась к кавалеру на диване. – Эй, Стив, принеси нам всем чего-нибудь.
Разочарованный ловелас, ворча, отправился во внешний мир шумного кутежа. Через несколько минут он вернулся с бутылкой в каждой руке и ещё по бутылке подмышками. Последующий час был наполнен тостами, пожеланиями и сломанной мебелью, когда кто-нибудь, в основном Альберт, пытался продемонстрировать невероятную ловкость. Наконец, когда бутылки опустели, а Стивен мерно храпел где-то в душе, четверо оставшихся отдыхали кто на каком из нетронутых предметов мебели.
– Вы чего так поздно? – спросила Амелия у Томаса, который сидел на стуле, закинув ноги на стол.
– Работал над завтрашним докладом и немного дипломом, – ответил он заметно медленнее, чем до празднования.
– Да? И как успехи? Я вот уже месяца два не могу сдвинуться с места, – вздохнула Амелия.
– Да я сам постоянно в тупиках, только мои большей частью продиктованы идиотизмом Барлоу, – ответил таким же вздохом Томас.
– Ха-ха-ха, ты и твой чокнутый профессор. – Альберт лежал на втором столе и только теперь отвлёкся от попыток завить волосы Керри в косу. – У меня с Погли просто лафа. Осталось несколько мелких опытов и закончу.
– Ну тогда вы оба можете отправляться далеко и надолго, Ал. Я с каждым визитом к Барлоу всё дальше схожу с ума. – Томас откинулся на стуле. – Ещё и ездить приходится к нему в подвал. Насколько надо быть бесполезным профессором, чтобы иметь кабинет в подвале? Девяносто два этажа, каждый размером со стадион, а он в подвале.
– Может просто не любит высоту? – предложила Керри, высвобождая свои волосы из беспокойных рук Альберта.
– Ага, конечно. Я тоже высоту не люблю и как-то мирюсь с нашим облачным уровнем.
– Только потому, что ты в первый же день передвинул стол к окну, – засмеялся Альберт. – И вообще, это диплом бакалавра, все знают, что это формальность. Можешь хоть размн-ожение белок изучать.
– А твой диплом – просто формальность?
– Ну… нет, но это чисто случайно. Я тему придумал, когда не мог носки найти.
– А она у тебя кстати какая? – поинтересовалась Амелия.
– Гео… логическое опреде-ление кристаллов. Придумываем, как найти тусклые камни глубоко в земле. А у тебя?
– Сингулярная трансфузия. Я хотела найти способ перемещать энергию между кристаллами.
– Погоди. А разве мы это уже не умеем? На втором курсе только об этом задачи и решали.
– Нет-нет, это было про использование нескольких кристаллов в одной цепи, а я хочу придумать как переместить энергию из одного кристалла в другой.
– А на кой нам это надо?
– Ну мало ли. Это просто теория. Практического применения я ей не придумывала. Мы же учёные, а не инженеры.
– И то верно, – признал поражение Альберт. – А ты Томми? Твой о чём?
– Я тебе миллион раз говорил! О волновой природе сингулярности.
– Да? Наверное, мне было всё равно.
– Естественно. Каждый раз, когда я пытался объяснить его, ты либо убегал, либо затыкал уши.
– Но тебя таааааак скучно слушать, – простонал Альберт, – Вот Керри – гораздо интереснее. Эй, Кер, твой о чём?
– Ну… не знаю стоит ли вам говорить.
– Что? – Альберт был ранен в лучших чувствах. – Ты не поделишься с лучшими друзьями? Мы свои назвали, теперь твой черёд.
– Давно ли ты стал её лучшим другом? – усмехнулся Томас.
– Полчаса назад, когда вместе пили. Именно так и заводятся друзья, Томми, мой ворчливый лучший друг. Но правда, Керри, я тебе волосы заплетал, неужели ты не доверишься мне со своей темой?
– Ладно… – Керри набрала воздуха в грудь, – моя тема – энтропия сингулярности.
Пауза повисла в комнате.
– И? – выразил общий конфуз Альберт. – Что в этом тайного?
– То, что это как-то страшновато, не находите? Если моё исследование окажется правдой – мы можем навсегда потерять энергию сингулярности.
– Пфф, ещё найдём. Тоже мне, Кер, уж тебя я не принимал за такую трусиху. Я бы ещё понял, если бы это была идея Томми… я бы в голос посмеялся бы, но понял.
– Спасибо за понимание, – едко добавил Томас.
– Ну, в некотором роде это и правда идея Томми, – добавила Керри, на что Альберт разразился хохотом. – Мы как-то обсуждали тот факт, что кристаллы каждые несколько лет теряют в яркости и он сказал, что не удивился бы, если бы однажды они и вовсе перестали производить энергию.
– А-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА, – продолжал умирать от смеха Альберт, – Томми, что же ты за печальный зануда?
– Да заткнись ты уже, – гаркнул уязвлённый молодой человек, – я просто предположил, что такое возможно. Я не ожидаю, что это произойдёт. Но яркость-то они и правда теряют. Не случайно же это происходит. Должен быть какой-то процесс деградации.
– А знаешь, что, – подключилась к разговору Амелия, – думаю ты прав. Но моменты угасания настолько длинные, что может пройти не один десяток лет для кристалла. Да и несмотря на это, мощность остаётся той же.
– Вот это как раз мы с профессором Рид и обнаружили, – вновь подала голос Керри, – мощность может и кажется той же, но скорость подачи энергии замедляется. Проблема в том, что у нас нет инструмента, который мог бы объективно замерить этот факт. Я подозреваю есть какой-то процесс, происходящий в момент подключения кристалла к цепи.
– Может какой-то переходный процесс? – предложил Альберт на удивление трезвым голосом. – Ну в смысле, сингулярность же просто чистейшая форма энергии. Рекомбинатором мы меняем природу отдельного кристалла, и его энергия начинает выходить кинетической, или тепловой, или светом. Как-то же кристалл должен определять, какую энергию он должен выводить.
Печальная реальность вечеринок старших курсов в том, что они часто заканчиваются обсуждением учёбы. Хоть суть вечеринки в том, чтобы уйти от забот и насладиться жизнью, к четвёртому курсу наука становится жизнью студентов. Там, где молодые обсуждали бы привлекательность противоположного пола, у старших сплошные кристаллы, дипломы и процессы, даже при наличии привлекательного противоположного пола. А за обсуждением учебы вечеринка закономерно сходит на нет, оставляя студентов спать, где придётся.
***
По утру Томас был благодарен гению предыдущих поколений за мягкий и спокойный звук будильника. Он точно не знал, был ли этот нежный звук естественным продуктом преобразования кристалла в звуковой, или кто-то намеренно разрабатывал его, но с похмелья более гуманного способа намеренно разбудить человека не существовало. Томас перекатился с кровати и был рад узнать, что этой ночью он спал на нижнем ярусе, а значит синяк заживёт гораздо быстрее. Последующие несколько минут были посвящены типичным утренним делам: чистке зубов, приготовлению чая, поиску наиболее чистой одежды, хождению кругами по комнате в попытке вспомнить, что ты хотел сделать, и прочим. Альберт был гораздо осторожнее, а потому сначала высунул голову, чтобы оценить высоту. Определив её как удовлетворительную, он также перекатился с кровати. Спустя ещё двадцать минут, оба вылетели стрелой из комнаты, от осознания, что до урока осталось пять минут.
Нельзя сказать, что лекции профессора Хоэла были обязательны к посещению, поскольку обычно профессор был слишком увлечён звуком своего голоса, чтобы инспектировать пустые столы, но пара сложностей в их посещении присутствовала. Во-первых, память на лица у профессора была отменная и он всегда мог по памяти вспомнить как часто видел каждое лицо. Во-вторых, ничто так не злило его, как отсутствие пунктуальности, так что появляться после звонка было ещё опаснее, чем не приходить вовсе.
