– А чем благородному Кассию Агриппе не угодили "дорогие мамочки"?
Вителлий Север смотрит на меня умоляюще, Марий подаёт какие-то знаки, но мне уже шлея под хвост попала:
– Все присутствующие рождены чистокровными матерями. Откуда такая непримиримость?
Не буду называть благородного Кассия Агриппу отцом! Не хочу. Ха! Я думала, что консул Вителлий ненавидит "дорогих мамочек"! Это я ещё с папулей не познакомилась!
Папуля окинул меня презрительным взглядом, и отвернулся к легату-прим:
– Я сказал тебе своё мнение. И дал рекомендации, как следует поступить. Ты уже большой мальчик, Вителлий Север, разбирайся сам. Я выполнил то, что от меня требовалось, и умываю руки.
Смотрю на начальника Академии, и удивляюсь: там, в Академии, он был добр ко мне. Что с ним сейчас? Мелькнула мысль: может быть он голоден? Вот и рычит? Прикинула по времени, минимум четыре часа он не ел. Император и офицеры точно не сообразили накормить… Метнулась к автомату, заказала обед. Хорошо, что я от скуки занималась составлением меню. Когда уставала от ковров…
– Прошу благородного Кассия Агриппу простить мою неловкость. Твои замечания очень ценны для меня. Не откажись пообедать с нами… отец.
Всё-таки я это сказала! Быстро накрываю на стол. Папуля, собравшийся уходить, принюхался, и задержался, милостиво кивнув. Ну… это же совсем другое дело! Консул Вителлий и Марий забрали у меня всю посуду, мне опять осталось только специи поставить на стол. Мужчины насыщаются, я угрызаю хлебец. Марий успевает ещё бегать забирать опустошённые тарелки и соусники, и сбрасывать их в автомат.
– Чай, кофе? Что-нибудь покрепче?
– Чай. Черный. Без сахара.
– Вителлий Север пьёт кофе. Марий, а ты что будешь?
– А шоколад есть?
– Конечно.
Улыбаюсь первенцу. В десять лет ни чай ни кофе не ценятся. Истинная ценность – шоколад. Детёнышу к горячему шоколаду заказываю блинчики с орехами, мужчинам – крохотные слойки и пирожные на один укус. Папуля начал улыбаться. Правильно говорят: бойся собаку сытую, а человека голодного. Сытый и довольный отправился к выходу.
– Мне пора. Благодарю за обед. Не провожайте, я знаю дорогу. – И отдельно ко мне. – Я попрошу Юлию позаниматься с тобой, дочь. Выше нос, девочка.
Благородный Кассий Агриппа нас покинул. Консул Вителлий Север смотрит на меня с новым интересом.
– Кто бы мог подумать. Так просто… Я опасался, что ты не найдёшь общий язык со своим отцом, кариссима. Рядом с ним всё время патрицианки из лучших родов, поэтому у него завышенные требования к манерам. Взбесить отца, кариссима, тебе удалось буквально парой слов. К счастью успокоился он беспрецедентно быстро. Всего-то и надо было накормить… Поразительно! Курсант Марий, ты можешь идти.
– Я не оставлю вас наедине, мой консул. Императрица, – это не конкубина.
– Марий, я не императрица. Да, нас поженили по патрицианскому обряду. Но быть женой Императора, и быть Императрицей – это две большие разницы!
На вопросительный взгляд детёныша отвечает консул Вителлий:
– Коронации не было, курсант. Твоя мать действительно является только женой Императора.
– А кто такая Юлия? Помимо того, что она патрицианка из рода Юлиев?
– Очередная жена твоего отца. Которая по счёту, – не спрашивай. Я думаю, что он и сам не помнит. Впрочем, не исключено, что его жёны внесены им в реестр. Для удобства.
– То есть, моя мачеха?
– Именно, кариссима.
– А…
Начинаю, как обычно, формировать вопрос в процессе проговаривания. Благородные Вителлий и Марий внимательно смотрят, а я думаю, насколько удобнее разговаривать с Императором, который отвечает, не дожидаясь, пока я сформулирую вопрос… Уже забыла, что хотела спросить.
– Кариссима?
– Я хотела спросить есть ли у начальника Академии дети. И не надо мне отвечать "где-нибудь, наверное, есть". О наличии чистокровных отпрысков я догадываюсь. Его многочисленные патрицианки… От них дети есть?
– Во время попытки переворота сорок лет назад, Кассий Агриппа потерял семерых сыновей, из которых двое – чистокровных. Насчёт чистокровных дочерей, – не знаю. Признал только тебя. Прочие дети… Спроси у отца. Внуков, кроме твоих мальчишек, точно нет.
– Как же "точно", когда о дочерях не знаешь?
– Я знаю, что Кассий Агриппа не брал в свой дом чистокровную, а сколько раз он посещал резервацию по вызову, – знает только он. Ну и в реестрах генетиков наверняка отмечено… Сыновей он признал и следил за их карьерой. А дорогие мамочки твоему отцу неинтересны.
– Ну, спасибо!
– Не обижайся, кариссима. Твоя обида не влияет на ситуацию.
– А почему у него много жён?
– Потому что ни одна женщина не желает стареть рядом с молодым мужем. Они разводятся и возвращаются в семьи. Кассий Агриппа возвращает приданое, чтобы его женщины не бедствовали.
На мой возмущённый взгляд, консул отвечает:
– Ты знаешь, что по закону он не обязан этого делать.
– А зачем он женится?
– Затем, что патрицианки из первых семей не могут заключать конкубинат. А свободным от брачных уз твой отец бывает в лучшем случае три дня после очередного развода. Пока документы оформляются.
И всё это с любезной улыбкой. Захотелось что-нибудь разбить о голову консула. Или первенца, так невовремя вспомнившего о приличиях. Я хотела потребовать у легата-прим запись его встречи с баронами. А при Марии, – не могу. Консул уйдёт от ответа. Сижу и злюсь. Папуля ещё… Учиться быть патрицианкой! Мне оно надо?
– А сколько лет благородной Юлии?
– Девятнадцать.
В шоке открыла рот, закрыла, и смотрю на легата-прим… Девятнадцать. А мне почти двадцать восемь. И эта… Юлия будет меня учить, как себя вести… Ну, папуля! Обалдеть! Хотя, учитывая как он выглядит, немудрено… Патрицианки они, или нет, но у девчонок наверняка крышу сносит при взгляде на него…
Консул с моим первенцем откланялись. Я сняла уже ненавидимую мной одежду патрицианки, переоделась в комбез и берцы и отправилась на полигон. Занялась стрельбой из лука, затем поупражнялась с метательными ножами. Наконец, моё ожидание закончилось. Появился консул. Отобрал у меня метательные ножи, вручил пару боевых клинков и вытащил на площадку. Гонял меня, как новобранца… и ни разу не позволил себя не то что зацепить, а даже приблизить клинок. А я старалась! Бесполезно!
– Плохо, кариссима. Ты не занимаешься.
– Не с кем. Император занят, а твои преторианцы очень бережно ко мне относятся.
– Естественно. Они должны тебя охранять… Даже от твоей собственной дурости. О чём ты хотела со мной поговорить?
– Я хочу знать что произошло в баронствах, Луций Вителлий Север. Открой мне доступ к записи.
– А почему ты решила, что такая запись существует, кариссима?
– Потому что ты будешь её неоднократно просматривать, если понадобиться общаться с баронами. Ты будешь анализировать выражения лиц, интонации, взгляды…
Холодные глаза весело блеснули.
– Кариссима… Для плодотворного общения мне достаточно подвесить пару кораблей на орбите планеты. Для того мира хватит и десантного катера. Серые лорды в политику не вмешиваются. Они озабочены исключительно сохранением редких видов существ во Вселенной. В том мире они следят за ройхами и сатхами.
Вспомнила посещение лабиринта барона Алека… Чёрный тоннель в котором загораются два пурпурных огня, становящиеся всё больше. Шорох чешуи по камням. Огни на высоте моего роста. Огромная змеиная голова с острыми чешуями над красными глазами, напоминающими надбровные дуги. Шипение-разговор на незнакомом языке… Длинный раздвоенный язык, пробующий не воздух, а наши ауры. Загнутые клыки, длиной с мою кисть, сочатся ядом. Камень плавится в месте, где падают капли… У меня возникает ощущение, что меня пытаются классифицировать… Сатх разумны? Барон Алек изящно ушёл от ответа. После "знакомства" с сатх, я какое-то время боялась оставаться в темноте… Потом прошло, слава Богу.
– Ты шантажировал баронов десантным катером?
Сузившиеся глаза легата-прим на мгновение полыхнули арктическим холодом. Моё сердце ухнуло вниз как с горки. Оскорбился Вителлий Север. Ну не умею я разговаривать с мужчинами…
– Пойдём, кариссима. Прогуляемся. Запись в моём личном архиве.
Иду по стремительно пустеющим коридорам базы, стараясь держаться на шаг позади консула. Непросто сохранять видимость быстрого шага, когда приходится чуть ли не бежать. И уже у плиты, заменяющей здесь двери, прихожу в себя. А куда я, собственно, иду? Даже для конкубины посещение чужих мужчин без сопровождения – недопустимо. Преторианцы – не в счёт. Тем более, что это преторианцы консула…
– Я не могу войти к тебе, Вителлий Север. В твоей каюте нет женщины, которая может меня принять.
– Мне жениться на ком-нибудь прямо сейчас? Говори, кариссима! Пока я добрый.
Добрый! Смотрю на хищный оскал, заменяющий у консула улыбку, глаза, сияющие льдом на зимнем солнце, и отступаю на шаг, второй… а консул расплывается у меня перед глазами, потому что я плáчу от обиды. Поворачиваюсь и бегу, стараясь не всхлипывать. Почти добежала до поворота… Оказавшись на руках у консула, возмущённо шиплю не хуже сатх:
– Отпусти меня, Вителлий Север! Я не пойду в твою каюту!
– Конечно нет, кариссима. Я понимаю, как это неприлично…
И? Я хочу сказать, что? Возмущённую издевательским тоном меня, перекинули через плечо, и внесли как военную добычу! Преторианцы остались за дверью.
– Ты с ума сошёл, Вителлий Север?
– Допустим…
– Выпусти меня!
Сбросил меня в кресло, наклонился ко мне, опираясь руками о подлокотники:
– Ты определись, кариссима. Тебе хотелось узнать о произошедшем в баронствах. Я предоставляю тебе такую возможность. Мой личный архив не покидает мою каюту. Даже в угоду супруге Императора. Будешь смотреть, или уйдёшь? Удерживать не стану.
Напоминаю себе, что злиться нельзя. В какое мгновение у легата-прим в очередной раз снесёт крышу, – неизвестно. Лучше не провоцировать. Включаю контроль дыхания… Вдох, выдох… Спокойно… Спокойно… Определившись с приоритетами, говорю:
– Буду смотреть. Сделать тебе кофе?
Консул рассмеялся.
– Кариссима… А-а-а, ладно… Делай кофе.
Автомат в кухонном отсеке не включали ни разу. Чем он питается? Быстро заказала кофе и канапе. Запрограммировала несколько вариантов завтраков, обедов, ужинов. К счастью, я освоила этот агрегат в каюте Императора, а память у меня хорошая. Ага, даже помню, что сегодня вышла замуж. За Императора Марка Флавия. И что теперь у меня есть имя. Отец меня пришибёт на месте…
– Не пришибёт, кариссима.
Он мысли читает? Или я вслух думаю?
– Поправь меня, если я ошибаюсь, благородный Вителлий: всё происходящее на базе записывается.
– Не ошибаешься.
– Тогда почему…
– Император разрешил ознакомить тебя с материалами моего посещения мира Альмейн. Он знает, что свой архив я навынос не даю.
Опять наклонился ко мне, опершись ладонями о стену по обеим сторонам от моих плеч… Я стою выпрямившись, загоняя страх поглубже внутрь. Это как с хищником… Покажешь страх, – станешь добычей. А консул приблизившись глаза в глаза тихо говорит почти касаясь моих губ своими:
– Никто… Ничего… Не… Скажет…
Ощущаю себя крохотной птичкой в лапах сытого кота. Сердце бьётся в горле… Внизу живота холод и пустота… ещё мгновенье, и я потеряю сознание. Холод стали в руке отрезвляет. Приставила метательный нож к диафрагме консула.
– Шаг назад, Вителлий Север. Соблюдай дистанцию.
Надеюсь, что мой голос не дрожит…
Консул, улыбаясь, оторвал ладони от стены, и, держа руки поднятыми, шагнул назад, выполняя мою просьбу. А его зрачки полнятся золотистым светом… Вспыхивают и гаснут… Зачарованно смотрю… Нет, я, конечно, понимаю, что меня самым наглым образом охмуряют. Но пусть лучше охмуряет, чем руки распускает. Пока легат-прим удерживается от прикосновений, пусть делает, что хочет. Потому что если он вздумает меня целовать, то в своей каюте он на поцелуях не остановится. Некому здесь его остановить. Я для консула не противник. Так… погулять вышла.
Смотрю на панораму предгорий. Съёмка с десантного катера позволяет обратить внимание на мелочи, которые ускользают от взгляда при полёте на ройхе. Ройхи кружат неподалёку. Не приближаясь, но и не отпуская катер далеко. Интересно, а на десантном катере можно пройти грань между мирами? Как на ройхе? Скорость и размеры сопоставимы…
Консул включил режим быстрого показа, сказав, что я могу замедлить, когда пожелаю видеть подробности. Или провести пару-тройку суток в его каюте… Не стала реагировать.
Катер снижается. Стремительно увеличивается в размерах зáмковый двор. Консул в форме легата-прим покидает катер по антигравитационному колодцу. Пока не запомню, как эта штука называется, буду звать её так. Встав точно в центре двора, ждёт… Стрела ударила в камень у ног. Не шелохнулся. Вышел барон. Незнакомый. Или уже сменился где-то? Я вроде бы всех видела… Переговорили… Легат-прим отослал катер. СЕЛИ НА РОЙХОВ! ОБА! Стоп-кадр.
– Ты провёл неделю, сопровождая птенцов.
– Это был интересный опыт, кариссима. И мне нужно было пообщаться с Серыми лордами.
Молча включаю запись. Ройхи кружат над знакомым до малейшего камешка зáмковым двором. Приземляются… Барон Зигмунд вышел встречать гостей. Краткое приветствие со стороны барона, начинает говорить легат. Зигги темнеет лицом, впадая в бешенство. Сплёвывает какую-то фразу… Легат-прим безмятежно улыбается, положив руки на наборный пояс. Форма легата-прим подпоясана не ремнём. А боевым хлыстом с убирающимися режущими кромками… Разбирается ли Зигги в методах маскировки оружия? Зигги отворачивается, собираясь уходить… Опять трюк с ножом. Но легат-прим – это не барон Роже. Нож перехвачен в воздухе и возвращён движением пальцев. Зигги отшатнулся, и клинок вонзился в дверь. Опять говорит легат-прим. Издевательское сочувствие заметно даже при быстром просмотре. Пока не буду включать нормальный режим. Хочу увидеть как можно больше…
Начинает говорить барон, проводивший консула к Зигги. Судя по жестам, пытается успокоить Зигги. Ещё один ройх. Барон Алек. Любезно улыбаясь, раскланялся с баронами, вежливо приветствовал консула. Консул вернул приветствие, чем-то удивив барона… Зигги рявкает, как медведь. Консул, улыбаясь, разводит руками… Теперь говорит барон Алек. Зигги вскинулся, не веря своим ушам, посмотрел на Алека, затих… Алек обращается к консулу. Улыбка заменяющая оскал, на лицах обоих собеседников. Шаг, второй… начинают кружить, как волки, продолжая говорить. Зигги расхохотался, что-то выкрикнув. Барон Алек вопросительно смотрит на консула, который задумчиво кивает. Барон Зигмунд, повернувшись а зáмку, что-то кричит.
Смотрю на экран, перевожу взгляд на консула… не верю своим глазам! Слова "идиотизм" здесь явно не достаточно. Утешает то, что консул вполне себе живой… Франц рысью тащит два фламберга. Барон Алек делает широкий жест, предлагая гостю выбрать клинок. Легат-прим с любопытством разглядывает две полосы стали с волнистой режущей кромкой, пожимает плечами и берёт тот, который ближе. Покрутил в руках… Он же не умеет фехтовать длинным клинком! Алек – мастер. Что говорить, и у Зигги – дубовый лист на рукоятке; а консул… В нашем мире уже не пользуются длинными клинками! И куда он лезет?! Смотрю, периодически поглядывая на консула, с целью убедиться, что он жив и здоров. Устыдилась. Луций Вителлий Север продемонстрировал в очередной раз, что воину не нужно оружие. Передал фламберг Францу, что-то сказав Алеку с режущей не хуже фламберга улыбкой. Барон, с которым консул появился у Зигги, хотел что-то сказать, но решил промолчать… Зрители разошлись в стороны, формируя круг поединка… Лучники на стенах, катер в воздухе. Барон Алек и консул обменялись парой коротких фраз. Скорее всего, благодарят друг друга за оказанную честь. Алек ещё что-то спросил, легат-прим пожал плечами. А к Зигги присоединилась Лола. Одета уже не в пёстрые лоскутья, а в шёлковое платье. Всё-таки добилась своего, плясунья. Пусть будет счастлива.
Поединок начался. Легат-прим прекрасно владеет приёмами "открытой руки". Алеку ни разу не удалось зацепить его. Наоборот: это Алеку приходилось уворачиваться от своего же собственного клинка, летящего ему то в лицо, то в ноги, то выворачивающегося вбок… Что удивляться… Эти приёмы разработаны против боевого ножа; чем длиннее клинок, тем проще… Легат перемещается тенью вокруг Алека, пробующего приёмы разных школ фехтования. Руки легонько касаются летящего клинка… И Алеку приходится в очередной раз выскальзывать из под лезвия…
Уже не смотрю на консула, захваченная красотой поединка. Надо попросить этот отрывок. Хочу смотреть в разных режимах! Алек отбрасывает меч и делает скользящий шаг вперёд и вбок. Консул бьёт ребром ладони. Дальше в ускоренном режиме смотреть нельзя. Как бы замедлять не пришлось! Противники превратились в стремительно меняющиеся кляксы. Скорость перемещений такова, что в режиме прокрутки глаз не улавливает нюансов. Стиснув зубы, смотрю. За кого я переживаю? Точно не за Зигги. За него есть кому переживать!
Картинка изменилась: легат-прим поддерживает барона Алека. Он расстроен. Я вообще в ужасе, потому что рука Вителлия Севера находится в груди барона… На губах Алека пузырится кровь, и легат-прим, осторожно опустив барона на камни, вытаскивает окровавленную руку, прикасается ладонью к лезвию баронского клинка, рядом с которым они оказались. На ладони вспухает алой кровью разрез. И легат, чётко проговорив какую-то фразу, возложил свою окровавленную ладонь на грудь барона. Побратались? Вероятно да, потому что Алек тоже что-то сказал, захлёбываясь кровью, и они сжали предплечья друг друга в ритуальном пожатии воинов. Вителлий Север подозвал ройха, усадил с помощью Зигги и неизвестного барона, потерявшего сознание Алека, сел сам и ройх взлетел.
– Ты сказал, что барон Алек выживет? После того как почти вырвал его сердце?
– Стражи глубин только выглядят как люди, кариссима. Барон Алек сумел бы выжить и с вырванным сердцем. Вы были близки́?
– Это не твоё дело, Вителлий Север.
Жёсткие пальцы схватили за локоть, развернули лицом к консулу.
– Кариссима… Это моё дело. Отвечай, это важно.
– Да, была ночь гостеприимства. И я не собираюсь оправдываться перед тобой!
Консул скривил губы в недоброй улыбке.
– Алек ничего не сказал тебе? Конечно нет… Он собирался тебя забрать и всё объяснять постепенно. У меня для тебя новость, кариссима. Точнее, – две новости. Первая – по законам баронств ты принадлежишь мне. Вторая – твой третий ребёнок родится стражем глубин.
– Ты собираешься отправить меня в постель Алека?
– Ты не понимаешь… Ты уже носишь его ребёнка. Но он не сможет родиться, пока ты не родишь дважды. Помимо… хммм… Короче, дела обстоят таким образом, что твой третий ребёнок родится от двух отцов. Стражи глубин размножаются именно так, и не иначе.
Сижу, хлопаю глазами на консула… Мыслей никаких… Как будто пыльным мешком по голове стукнули… Интересно, Зигги знал? Или кто-нибудь из баронов? И откуда такие сведения у консула? Отпихиваю его от себя…
– Кариссима… Не отталкивай меня… Ты оскорбила меня, обвинив в шантаже, и должна мне извинение…
– Я извиняюсь. Правда.
– А компенсировать моральный ущерб?
Мурлычет на ушко… Совсем обнаглел, котик!
– Ты хочешь получить с меня брачную ночь, Вителлий Север? Не рано ли?
– Согласен на брачный вечер, кариссима.
Всё-таки я его убью! Когда-нибудь… Но сначала я убью Алека! Ничего себе ночь гостеприимства!
– Кариссима, не злись. Когда твои глаза начинают метать молнии, мне хочется уложить тебя и медленно ласкать. До тех пор пока твоя злость не сменится страстью. Я могу не удержаться однажды…
– Если ты вдруг забыл, я сегодня вышла замуж не за тебя, Вителлий Север.
– Я помню, кариссима.
А вид такой несчастный, что хочется пожалеть. Одёргиваю себя, напоминая, что это всего лишь охмурёж.
– Поговорим о тебе, Вителлий Север. Сколько у тебя детей? Кроме нашего сына.
– Ни одного!
Увидев мою скептическую улыбку, консул поясняет:
– Шесть моих жён были привиты, а седьмая бесплодна.
– Так я что? Буду восьмой женой?!
– Будешь единственной. Кариссима, не говори ерунду.
Осторожно отцепляю руки консула от своих рёбер. Они тут же легли мне на место ниже талии. Ой-ой-ой! Похоже консул серьёзно настроился на брачный вечер…
– Почему ты никогда не брал чистокровную, Вителлий Север?
Отшатнулся от меня, словно ошпаренный…
– Тебя дожидался!
Вот что я такого спросила? Рявкает, как медведь… Но хоть руки убрал, уже хорошо… Может ещё что-нибудь о чистокровных спросить?..
– Тебе достаточно того, что ты просмотрела, кариссима?
– Я извинилась, Вителлий Север.
Молча открыл дверь. А я что? Вышла. И пошла к себе. В каюту Императора. Преторианцы опять смотрят с осуждением. Ну да, консул недоволен… оставила мужчину неудовлетворённым. Нехорошая я женщина.
Глава одиннадцатая:
О начале войны, завершении прекрасного года Марка Флавия, о трауре и утешении, о новом браке
Успела прийти на пятнадцать минут раньше Императора. Только-только приняла душ и переоделась в домашнее платье. Быстро накрыла на стол.
– Воробышек… Почему ты никогда не садишься со мной за один стол?
– Мне не по чину. – Улыбаюсь мужу. – Ты ешь, а я буду на тебя смотреть.
Брачная ночь, неожиданно продолжилась до полудня. Опять преторианцы говорили "Император занят". А я растворялась в нежности. И заливалась слезами, потому что скоро всё закончится. Император уйдёт, как почти все его преторианцы. И я останусь одна. Нет, конечно, у меня теперь есть дети, есть отец с девятнадцатилетней мачехой; но… Марк Флавий уже никогда не скажет "Воробышек"… Никогда не будет поцелуями осушать мои слёзы…
– Мой Император, я в кабинете.
Вот так всегда! Не даст покоя! Император уходит, поцеловав меня на прощанье. А я бегу в душ и одеваться, чтобы успеть подать кофе.
Между мужчинами чувствуется напряжение. Император недоволен. Консул холоден. Что случилось? Быстро сервирую стол для кофе. Собеседники молча ждут, пока я уйду. Ухожу. Очень мне надо подслушивать! Оставила дверь приоткрытой. Вдруг что-нибудь понадобится…
– Это не ко времени, Люк. Отправь кого-нибудь из заместителей.
– Так не делают, Марк. И с заместителем никто говорить не станет. А я надеюсь договориться. Но если что, – в Регентском совете есть кому удержать поводья.
– В совете… А Воробышек?
– А что, Воробышек? Ей, по-любому, предстоят десять месяцев вдовства. Не хорони меня раньше времени, Марк.
Села на пол… Вот просто ноги ослабли…
Консул отбыл сразу после разговора с Императором. На базе тихо. Народ не выходит со стрельбища, полосы препятствий и круглосуточно тренируются пилоты. Кают-компания практически пустует. Изредка проходят микросовещания боевых подразделений. Все заняты делом. Только я тунеядствую. Нет, я тоже прохожу полосу препятствий, занимаюсь на стрельбище, и летаю, когда у Императора есть немного времени. Приказ консула выполняется неукоснительно. Меня ни с кем кроме Императора не выпускают. Но я "вне". Обо мне заботятся, почтительно кланяются, и… не видят в упор. Или я сама себя накручиваю? Женщина не соперница войне. Мужчина отдаётся войне целиком. С потрохами. Это – любовь настоящая. Да, конечно, он воюет, чтобы защитить свой мир, своих женщин и детей, чтобы их не коснулась война. Но… Но женщина войне не соперница! Вот так!
Отправили первенца в Академию. Марий повзрослел внезапно… Не стал просить, чтобы его оставили. Ему ещё учиться и учиться. Попросила его приглядывать, если будет возможность, за братом. Обещал. За время, проведённое на островах, братья сдружились. Младший фонтанирует хулиганскими идеями, а старший разрабатывает планы их воплощения в жизнь. В общем, деду скучать не придётся. Разве что, старший сейчас начнёт вгрызаться в учёбу… Война… Любовь на всю жизнь.
От консула никаких вестей. Связи нет. Благородный Кассий Агриппа прислал охрану, которая сопроводит меня в его поместье. После того, как закончится траур. Император, исполнив супружеский долг, уходит спать в кабинет. Сказал, что не хочет, чтобы я однажды проснулась рядом с его остывающим телом. Я стараюсь быть весёлой. Чтобы Марк Флавий не беспокоился обо мне. Но у меня не очень хорошо получается…
Попыталась узнать, куда отправился легат-прим. Сказали "небольшой конфликт на границе, такое случается иногда". Полезла в архивы. Благо из каюты Императора открыт полный доступ. Да… Случается. Каждые шестьдесят лет. Каждые шестьдесят лет на нас накатывается волна захватчиков. Я слабо разбираюсь в порталах и в космической навигации. Точнее, я вообще в них не разбираюсь! Но если проанализировать информацию о войнах, получается, что раз в шестьдесят лет открываются врата войны. Надо поговорить с отцом. И в резервации кто-то из мужчин-пенсионеров может знать больше. Например, наставник по пилотированию…
Сегодня я стала вдовой. Под утро услышала стук из кабинета, вбежала туда. На полу валяется письменный прибор… Император улыбнулся мне.
– Воробышек, хотел написáть тебе, но так даже лучше. Я ухожу… Хотел поблагодарить… Не надо плакать… Всё будет хорошо… Обязательно… Воробышек… Ну что же ты…
Я сижу на полу, уткнувшись в его руки и плачу, не в силах остановиться. Я знаю, что надо сдержаться, надо проводить уходящего… Но не могу остановить слёзы. Хватило сил только поднять голову, и улыбнуться. А слёзы катятся и катятся по лицу. Лучше пусть слёзы, чем сорваться в истерику. Смотрим с мужем в глаза друг другу… а тишина заполняет комнату. И Марк Флавий улыбается мне в последний раз и уходит. И я остаюсь одна…
Опять жужжанье анализатора и укол. Манлий внимательно смотрит мне в глаза. Успокаивается. Меня под руки уводят из кабинета. Императора готовят к погребению. А мне надо позаботиться о траурной одежде. Серая туника, чёрная стола и свинцово-серая палла. Вот моё одеяние на девять ближайших дней. Охрана, присланная отцом, при мне почти безотлучно. Только в своих комнатах я одна… Но я стараюсь в них не оставаться. База в трауре. И не только база. Флаги приспущены во всей Империи. Интересно, консул знает? Или ему не до того?.. Надо поговорить с сыном, успокоить его. В Академии, наверняка, объявлено о трауре… И консула нет…
Торжественное прощание и кремация транслируются на всю Империю. Благородный Кассий Агриппа временно возглавил регентский совет. Так и не допустил меня поговорить с Вителлием Флавианом. Но, может быть, это и к лучшему. Девять дней прошли в каком-то мареве… Собралась, очистив каюту Императора от своего присутствия. Приехав к отцу, потребовала вызвать сына. Забавно, но в этой просьбе мне не отказали. Передала ему фамильные драгоценности Флавиев. Он вручит их своей жене, после рождения первенца. Традиция. Малыш потребовал, чтобы я их носила, но Юлия объяснила ему, что это неправильно. Я могу носить только личные украшения. Личных у меня только кулон, полученный от легата-прим. Но мне не нужны украшения. Для кого мне украшать себя? Конечно, традиция ограничивает траур девятью днями. Но веселиться мне не хочется.
Юлия обучает меня двигаться, как патрицианка. Целый день тренируюсь, с перерывами на полосу препятствий, стрельбище и полёты. Отец ничего не ответил на мои расспросы. А ведь он участвовал в одной из войн. Посещать резервацию мне не рекомендовано. Вот так и живу… Бегаю, стреляю, летаю и занимаюсь боем без оружия. Ага, и учусь ходить, говорить, смеяться как патрицианка. Юлия нашла себе новую игрушку. Девятнадцать лет… Я в этом возрасте уже отдыхала, оставив первенца родителям. А сейчас исполняю роль живой куклы при мачехе. Папуля вызывает у неё священный ужас. Интересно, все ли его жёны обожествляют благородного Кассия Агриппу?
Прошло три месяца. Я теперь могу сносно изображать патрицианку. Отец доволен. А я, – нет. Со мной никто не делится информацией. Империя воюет, выпускники готовятся по дополнительным программам. Их распихивают по командам. Потому что зелёный экипаж никто в пекло не отправит. Разве что совсем плохо будет. Я так понимаю, что технически мы всё ещё выше. А захватчики не ограничены в живой силе. Могут гнать на убой тысячи. Я уже весь дом застелила коврами. Юлии нравится, а папуля хмурится. А я занимаю руки, чтобы освободить голову от мыслей…
Принимаю душ после пробежки по полосе препятствий. Открывается дверь… А у меня при себе только нож Зигги. Метательные остались на постели. Смотрю на наглую консульскую морду, и нет у меня слов! Консул не обременён одеждой, поэтому я смотрю ему в лицо. И краснею. Вся. Он с ума сошёл!
– Кариссима, у меня мало времени. Не гони, я не уйду.
– Ты с ума сошёл? Где-то ошивался почти четыре месяца, ни весточки не прислал, и явился прямиком ко мне в душ!
– Кариссима, не поверишь, был на войне. Не мог вырваться. Но я стремился к тебе всей душой.
– Срок вдовства ещё не истёк.
– Я помню…
– Не прикасайся ко мне. Я тебя убью, Вителлий Север!
– Очень страшно, кариссима.
Забрал у меня из руки нож, выбросил его за дверь. Меня не выпустил. Притянул к себе, подхватив под ягодицы. Лихорадочно шепчет, целуя шею.
– Кариссима… Скучал… Не отталкивай меня…
Отпихиваю его от себя, пугаясь его желания. Бесполезно. Он не спешил, легат-прим. Он пошёл на приступ по всем правилам военной науки. Ласкал меня, заставляя задыхаться, отступал, позволяя успокоиться, и опять штурмовал. И в какой-то миг я сама вцепилась в его плечи… Удивляясь себе, и огню, вдруг вспыхнувшему во мне. Как мы очутились в спальне, я не вспомню и под страхом смерти… Всю ночь, и утро, и день Вителлий Север насыщался мною. Нет, неправильно! Мы насыщались друг другом. Я не знаю, что со мной случилось, но я ласкала его с таким же исступлением. Может быть, это потому, что я так долго была одна? Я боялась, что он не вернётся… И когда он всё-таки появился, у меня тоже крыша съехала? Не знаю, да это и не важно…
Я смотрела на себя в зеркало, и видела абсолютно чужие глаза. Я уже не буду прежней. Надо приложить все усилия, чтобы не показать своей зависимости, возникшей за эти часы в постели. Потому что мне страшно… страшно оттого, что Вителлий Север может поманить пальцем, и я кинусь к нему сломя голову. Это неправильно… Или правильно? Вероятно, если такие чувства взаимны… но консул отправился умываться, не посмотрев в мою сторону. Вспоминаю все техники контроля, которым меня обучали в резервации. Выравниваю дыхание, успокаиваюсь, выстраиваю защитную оболочку… Хочется плакать от обиды, но нельзя. Нельзя показывать чувства.
– Кариссима, я не смогу взять тебя с собой до истечения срока вдовства. Ещё семь месяцев ты поживёшь здесь. Я буду навещать тебя при первой возможности. Война идёт к концу.
– Я буду ждать.
– Хороший ответ, кариссима.
Захотелось разбить о голову легата-прим какую-нибудь вазу потяжелее. А он, рассмеявшись, схватил меня на руки, заглянул в глаза, и целовал, пока я не начала смеяться… Вывел в гостиную, передал с рук на руки отцу. И ушёл, насвистывая. Он что? Приезжал только провести со мной ночь? А навестить сына?! Выбегаю из дома. Консул оборачивается удивлённо. Остановился. Я, стараясь не бежать, быстро иду к нему.