Buch lesen: «Бесприданница, или Выйду замуж за незнакомца»

Пролог

– Мамочка, ты даже не представляешь, как я сейчас счастлива! – Тоня смущенно улыбнулась матери.

Женщины стояли в пороге маленькой комнаты, окно которой выходило на утопавшие в пыли вишневые деревья и газон перед домом, а за ним начиналась проезжая часть и частный сектор, заросший высокими и сучковатыми яблонями.

– А почему тогда ты плачешь, дочь? – Встревожилась седовласая женщина. Она в волнении прошла в центр комнатушки, мечась между потертыми диванами, стоявшими по обе стены. Над каждым из них висели выцветшие картины с изображением дикой природы и несколько фотографий в светлых рамках.

– От облегчения, – вздохнула молодая женщина, рассматривая обстановку. Она заметила, что за годы своего отсутствия, в квартире ничего не изменилось: деревянные полы застилал старый тёмно-зелёный ковёр, в углу стоял низкий шкаф, окруженный квадратным столом и парой стульев с высокими спинками, обитыми тонким зелёным велюром. – Мама, я столько пережила за то время, что мы не виделись.

– А ведь за эти три года ты мне позвонила всего пять раз, – с упрёком в голосе произнесла мать, развернувшись к дочери и тронув рукой прядь коротких волос. – Я волновалась, что поседела.

В свои пятьдесят лет Лидия Фёдоровна сохранила черты нежной былой красоты. И хотя седые волосы ещё больше придавали грусти облику женщины, щёки потеряли давнюю упругость, а карие глаза будто выцвели, но взгляд остался прямым. Плотно сжатые губы выдавали упрямый характер и обиду.

– Мамочка, прости меня, я очень виновата перед тобой. Я будто и не жила вовсе все эти годы. Теперь вспоминаю, что словно под гипнозом была. Зато теперь я очнулась и стала другим человеком. Да и ты сама не желала видеть меня. Но я всё равно вернулась и решила, что буду сидеть под дверью, пока ты простишь меня.

– Расскажи, доченька, – попросила женщина, коротко улыбнувшись, – о жизни своей.

Тоня видела, что мать смягчилась, но что-то останавливало её от разговора именно сейчас. Она окинула взглядом короткую талию матери в линялом халате, её дрожавшие от волнения руки, длинный, но элегантный и хорошо обрисованный нос, с горечью осознавая, что та сильно изменилась с момента их последней встречи. Лидия Фёдоровна постарела. Тоне до слёз стало жаль упущенного времени, но она решила, что больше подобных ошибок не совершит.

– Расскажу! – пообещала дочь. – Обязательно всё расскажу тебе, мамочка, до мельчайших деталей. Позже… Сейчас давай просто помолчим – как в детстве. Раньше мы часто с тобой так сидели, а теперь мне не хватает тех моментов.

В наступившей тишине слышались всхлипывания двух плачущих женщин да шелест длинной стрелки настенных часов, которые отмеряли неспешный ход жизни, унося навсегда те умиротворенные мгновения воссоединения родных душ.

Комната, где предавались воспоминаниям мать и дочь, была маленькой, но уютной, хотя обстановка была более чем простой. В воздухе витал запах липового чая и успокоительного лекарства. Он не просто успокаивал растрепанные чувства блудной дочери, но и баюкал. Ей так хотелось скорее укутаться в потертый плед, хранящий тонкий аромат любимого матерью мыла, но она бегала взглядом по комнате, выпуская воспоминания из тесной клетки своего сознания. Вот с той полки она часто доставала книги, которых в шкафу было много, перечитывая полюбившиеся произведения. А низкий шкаф был наполовину занят их с мамой вещами. В проёме между стеллажами на низкой полочке был установлен телевизор старой модели, но не сдающий своих позиций. На квадратном столе по сей день стояли несколько горшочков с фиалками. Тоня заметила, что на подоконнике заметно подтянулся фикус, который прикрыл краешек штор, висевших на гардине через одну, поскольку остальные с петель сорвались, провиснув над кадкой с драценой, стоявшей в углу. Вторая пальма, что была повыше, стояла у двери между комнатой и коридором.

Тоня вздохнула и удобнее устроила голову у матери на коленях, а та перебирала её гладкие локоны и не могла поверить своему счастью, ведь дочь вернулась домой после длительного отсутствия.

«Она изменилась! Моя девочка стала слишком взрослой и словно чужой!» – про себя размышляла Лидия Фёдоровна, рассматривая профиль дочери.

Много бессонных ночей женщина провела в молитвах, прижимая к груди небольшую икону. Она каждую секунду желала дочери женского счастья и здоровья, в то время как сама едва передвигала ногами. Мать болела давно, но держалась из последних сил, потому что ждала. День – ночь, ночь – день! Так проходили недели. Они плавно перетекали в месяцы, а те складывались в годы. Была бы дочь рядом, не изнывала бы душа от переживаний, не повышалось бы давление, не приходилось пить таблетки горстями, чтобы жить и ждать.

Материнское сердце тосковало, оно ни дня не знало покоя, и всё ныло, и всё сжималось, а в голове роились мысли – одна страшнее другой. И только упрямство не позволяло отступиться от гнева, простить и позвать дочь домой.

«Ну да ничего, дождалась, – подумала женщина. – Вот она – моя кровиночка. Теперь будет легче!»

Тоня громко всхлипнула, думая о чём-то своём – тайном и тревожном. Мать так нежно перебирала волосы дочери и вглядывалась в её черты лица, что та не могла сдержать слёз.

Тоня обхватила маму за колени и расплакалась в голос, потом вскочила, обняла и расцеловала её. Девушка гладила поседевшие волосы Лидии Фёдоровны, вытирала слёзы с её впалых щёк и снова обнимала и целовала. Очнулись обе только тогда, когда засвистел чайник. Тоня сбегала в кухню, выключила газ, а когда вернулась, села рядом с матерью и посмотрела ей в глаза.

– Мамочка, я вернулась навсегда, – тихо произнесла она, насухо вытирая лицо от слёз ладонями. – Я никогда больше тебя не покину. У нас всё будет хорошо, я тебе обещаю! Хватит с меня чужой жизни! Теперь я просто хочу забыть эти годы.

Лидия Фёдоровна молчала, она смотрела на дочь и беззвучно плакала.

Неожиданная горькая усмешка Тони на секунду прервала слёзы матери, но она тут же заплакала снова.

– Если бы я только знала, во что обойдется мне моя же глупость, но я теперь поумнела. Не плачь, мама, умоляю. Я больше никогда не оставлю тебя одну. Ты же простила меня?

В словах Тони звучала не просьба, а мольба. Слёзы катились по щекам дочери, склонившей голову перед матерью. Та нежно подняла её лицо за подбородок, погладила по мокрой щеке и вздохнула.

– А разве может быть иначе? – Коротко улыбнувшись, вопросом ответила дочери Лидия Фёдоровна. Её мимолетная улыбка выражала отягощенность плохо скрываемой тоской; она и не старалась скрывать свои чувства.

Тоня сидела рядом с мамой, держала её за руку, и уже не выглядела столь угнетенной и взбудораженной. Её чистое, красивое лицо с прямым взглядом сделалось спокойным, и даже голос стал ровным.

– Мамочка, пойдем пить чай, – вздохнув, произнесла она, и смахнула с ресниц слёзы. – Я так соскучилась по твоим блинам.

– Я их больше не пеку. Нет сил, чтобы у плиты стоять. Мне помогает женщина одна – социальный работник. Она приходит три раза в неделю, убирает, стирает, продукты приносит. Изредка ещё соседка заходит, деньги приносит. В остальное время я одна. Стараюсь больше лежать.

– Мамочка, прости, теперь всё будет иначе! Мы будем вместе. Я ремонт сделаю, на работу устроюсь. И живность заведем, чтоб веселее. Мы всегда будем вместе, только поверь!

– Дочь, расскажи, как ты жила, – попросила мать, не особо вслушиваясь в поток слов дочери, потому что была испугана и напряжена ожиданием рассказа. – По тебе видно, что страдала сильно, горя хлебнула, изменилась ты очень. Передо мной будто чужой человек сидит.

– Слушай, мамуль, – решилась Тоня, – всё тебе расскажу с самого начала…

Глава 1

Будний день начинался с суеты, но пока он не предвещал ничего необычного.

– Тонька, ты чего зеваешь? – Раздался нетерпеливый женский голос. – Нам ещё молоко принимать, а ты спишь на ходу.

– Да иду я, иду, – зевнула высокая, худющая девица с жиденькими русыми волосами, собранными в маленький хвостик.

– Не выспалась? – Уже мягче спросила женщина.

– Нет. Не хотелось спать, зато сейчас сон одолевает.

– Мужика тебе надо под бочок, тогда и засыпать станет легче.

Женщина подбоченилась и со смешком во взгляде посмотрела на Тоню, подмигнув. Девушка зевнула в ответ.

– Нет теперь хороших мужиков, – произнесла Тоня, волоча за собой ящик с пакетами молока. – А если и есть, то это явно не мой случай.

– Это почему же? – Отдувалась напарница. Тяжело дыша и смахивая налипшую на вспотевшую шею локон, она оттолкнула ногой вывалившуюся из пластмассового ящика пачку риса. – Молодая, симпатичная девчонка, а пропадаешь зря.

– Ох, Настасья Пална, Вы мне льстите.

Девушка разогнула спину и вытерла вспотевший лоб тыльной стороной ладони.

– Тонька, в себя надо верить, и меньше критиковать.

– Что делать, когда плачет душа? Как её утешить? Чем помочь? – Задала череду вопросов Антонина. – Молчать? Терпеть? Стонать вместе с ней? Ждать? Нет ответов, вот поэтому я и сижу, опустив руки. Нечего рыпаться, когда даже не знаешь с чего начинать.

– Вот тебе, Тонька, и не спится, что любишь философствовать, – ответила напарница, повернувшись к Антонине спиной. Она выглянула из подсобного помещения, удостоверилась, что посетителей нет, и прикурила сигарету. – Жалко мне твою голову, потому как не даешь ей покоя. Это как же нужно соображать, когда у тебя там пчелиный рой мыслей. Надо проще к жизни относиться.

– Куда же проще? Так много вопросов и ни одного толкового ответа. Слёзы омоют душу, немного успокоят, но не помогут. Страдания терзают дальше. А так хочется увидеть радугу, порадоваться и счастливо улыбнутся.

– Э, куда тебя понесло. Одумайся, девка, и не хватай звёзд с неба. Довольствуйся тем, что есть. Хлеб с маслом ешь – уже хорошо.

– Я осознаю это, но иногда и икры хочется.

– Да понимаю я тебя в какой-то степени, ведь молодая, здоровая, желаешь всего и сразу. Это мы уже стареем, и нам важно, что стены есть и крыша над головой, и хорошо. А на столе хлебушек, мы и рады. У нас закалка иная. Так, всё, пОлно мечтать, сейчас полуфабрикаты привезут. За работу!

Женщины засуетились, погружаясь в работу небольшого продуктового магазинчика, расположенного на углу старого двухэтажного дома, окруженного невысокими молодыми липами. И спустя пару часов они разогнули спины в подсобном помещении, чтобы выпить чаю и покурить.

– Я вот всё думала над твоими словами, Тонь, – произнесла Анастасия, выпустив вместе со словами облачко дыма. – Да, городок наш небольшой, и все друг у друга на виду. Трудно здесь обособиться, коли зубы не острые. В таких населенных пунктах народ ушлый и озлобленный. Сама знаешь, что зарплаты у нас маленькие, а работы, как таковой, мало. Вот нелюди ткацкую и обувную фабрики закрыли, оставили сотни семей выживать без средств, а биржа труда трещит по швам от посетителей. Кто здоровее и моложе, едут на заработки, а кто на пенсии – получает свои законные гроши и делит их на самые необходимые нужды: лекарства, коммунальные услуги и мизерный запас продуктов. Про покупку одежды я вообще уже молчу, главное – выжить. Локтями надо толкаться, Тонь, но ты не хочешь. А потянулась бы к народу, глядишь, оживилась бы. Ты не смотри, что окружающие злые, не все же насквозь прогнившие, есть и те, кто не уронил лица.

– К какому народу? – Антонина покачала головой, состроила гримасу презрения и топнула ногой, пугая проворного мышонка, перебегающего от стеллажа к мешку с картошкой. – Клей надо поставить вечером, а лучше запустить ту кошку, которая под дверью сидит постоянно. Она нагадит, но зато мышей переловит. О чём я? А, вспомнила! Народ…

Анастасия не перебивала напарницу, давая ей возможность выговориться и раскрыться. Она шумно хлебнула остывающий чай, прикурила вторую сигарету и посмотрела той в глаза.

– Молодые девчонки ждут, когда отучатся в школе и упорхнут из этого серого существования в яркую жизнь столицы. И правильно делают, – тихо произнесла Тоня, кроша себе под ноги печенье.

– То, что их там никто не ждёт, не озадачивает? – С иронией в голосе спросила Анастасия.

– Каждая надеется, что именно к ней фортуна повернется лицом, – пожала плечами Тоня. – А что им здесь пропадать? Мужики спиваются, ведь суррогат можно купить в любом проулке. Они же без стеснения стоят у магазинов и на перекрёстках. Они выпрашивают по десять рублей у старушек, женщин с колясками, у школьниц. Стыд эти люди давно пропили, а то и вовсе выменяли на бутылку дешёвого алкоголя, хотя, почти у каждого из них есть семья. Но они не думают об этом. У них перед глазами маячит перспектива выпить и подраться. Я не права?

Анастасия шумно вздохнула, но промолчала. Тоня вскочила на ноги, топчась по крошкам печенья, скрестила руки на груди и принялась ходить из угла в угол.

– Подростки только выскочили из подгузников, уже чувствуют себя королями жизни. Ночами они бродят по улицам, голосят песни, пьют пиво, избивают друг друга даже девочки. Они калечат животных, пробуют и подсаживаются на запрещенные вещества, и самое страшное, что каждый считает это разумным – вот взрослая жизнь. Вы, наверняка, не раз обращали внимание, когда утром шли на работу, что после их ночных гуляний всюду валяются презервативы. Они делают это посреди улицы как животные. А потом с гордостью вышагивают с колясками. В тринадцать лет! Кто-то из них бежит в свои четырнадцать лет на пятый по счёту аборт, а потом рассказывает об этом как бывалый. Они, Настасья Пална, не хватают звёзд с неба, но что их ждет дальше? Как неправильно и некрасиво перевернулся мир. Раньше люди были добрее, а жизнь ярче. А теперь после семи вечера и нос нечего высовывать на улицу: либо побьют, либо ограбят, а то и всё сразу, – рассуждала Антонина Чеховчук.

– Тонь, да я согласна с тобой, – тихо произнесла напарница, отставив пустую чашку на облупленный табурет. – Ты умная девчонка, и правильная. Я тоже, когда возвращаюсь с работы, с тоской думаю об унылом существовании.

– В глубине души я надеюсь, что когда-то вырвусь из замкнутого круга и увижу иную жизнь, – поделилась Тоня с напарницей, найдя в её словах понимание. Она подсела к ней и, сгорбившись, продолжила:

– Полуразвалившиеся бараки, прогнившие полы, облупившиеся фасады и заросшие кустарниками парковые лужайки украшают центральную и единственную улицу. В городе облагороженной осталась широкая аллея у аптеки, но и её постепенно заполоняют алкаши. Они так спокойно спят на скамейках и под ними, что диву даешься. А где-то там есть роскошная жизнь, которая дана не каждому!

Тоня замолчала, растирая потной ладонью сухое пятно на подоле рабочей формы.

– Тонь, но ведь во все времена так было, что простые смертные до конца своих дней живут в развалюшках и постоянно копят на что-то, либо выплачивают кредит.

– Только я так жить не хочу! – вскричала Антонина, стукнув кулаком по колену.

– Ладно, не нервничай, всё будет хорошо! Но пока мы не стали богатыми, надо потрудиться, чтобы с голоду не двинуть, – хмыкнула Анастасия, подмигнув напарнице.

Рабочий день был в самом разгаре, и свободного времени, чтобы дальше стенать о жизни, не осталось, потому Антонина махнула рукой на пятно и вышла в зал вслед за Анастасией. Друг за другом потянулись покупатели, которых они принялись торопливо обслуживать.

Позднее Анастасия взялась за фасовку, а Тоня отправилась мыть витрины и раскладывать товар.

– Добрый день, девочки! – приветствовала симпатичная, полная брюнетка, стремительно зашедшая в магазин ближе к обеду.

– Привет, красавица! – в один голос ответили продавщицы.

– Даш, тебе как всегда? – Поинтересовалась Тоня, вставая за прилавок.

– Да! Две упаковки творога и банан, – подтвердила посетительница. – Что-то посетителей нет сегодня? Да и у нас. Как с утра женщина на стрижку пришла, так больше никого не было.

– О, Даш, чего без дела сидеть? Сделай-ка ты из нашей Антонины красавицу, – попросила Анастасия Павловна – напарница Тони. Она подбоченилась, строго взглянув на девушку.

– А чего же не сделать? Легко! – улыбнулась Дарья, отчего в уголках серых глаз разбежались тончайшие лучики первых, едва заметных морщинок.

– Да вы что? – Оторопела Тоня, выронив из рук упаковку творога. – Не пойду я.

– Иди, иди, – прикрикнула напарница, серьёзно глядя на Тоню. – Принца ждешь, а сама, как облезлая кошка. Подумай: кто взглянет на тебя?

– Ну и острый же язык у Вас, Настасья Пална, – возмутилась Антонина, вместе с гневом испытав стыд за свой облик.

– Нет, Тонь, не злись, но надо с чего-то начинать. Пойдем, – Дарья позвала за собой Антонину.

– Хорошо, – сдалась девушка, покраснев ещё больше. Она мяла руками подол, с надеждой взглянув на парикмахера.

Когда Дарья задорно подмигнула окончательно смутившейся Тоне, она сняла с себя рабочий халат, поправила слегка помятую юбку, накинула куртку и отправилась следом.

***

Антонина не была дурнушкой – нет. Определенно, лёгкий шарм в этой девушке присутствовал, едва заметный, но был. Девушка невзлюбила себя сама, и даже больше, чем постылую жизнь, с которой приходилось мириться. Каждый раз она с ненавистью смотрела на своё отражение в зеркале и была готова расплакаться, так как тонкие слабые волосы русого цвета путались и сыпались. Собрав волю в кулак, Тоня старалась красиво собрать их в пучок, либо накрутить на бигуди и стянуть в хвостик. Лицо узкое и худое, овальной формы с резко выступающими скулами, она баловала дешевым увлажняющим кремом, который, впрочем, не спасал кожу от сухости. Зато ей нравился небольшой носик, доставшийся от отца, с россыпью мелких веснушек, которые деликатно осыпались на щёки. Но как только она обращала внимание на маленькие блеклые глаза с короткими ресничками, настроение портилось окончательно. Во взгляде застыла тоска о чём-то упущенном, несбывшемся, но в то же время, искра надежды иной раз вспыхивала в них. Длинноватые оттопыренные уши Тони не претендовали на изящество. А вот худощавая подсушенная фигура добавляла баллов.

В свои двадцать три года Антонина была одиночкой, и не стремилась обзавестись друзьями. Развлечениями ей служила работа, после которой она торопилась домой, где её встречала мама. Лидия Чеховчук страдала от артроза. С недавних пор боль перестали облегчать даже уколы. Получив инвалидность пару лет назад, женщина постоянно находилась дома, но домашние хлопоты легли на плечи и без того измученной дочери.

Антонине не везло с детства. Детвора не играла с девочкой, не водила дружбу, однако, с завидной регулярностью дразнила её. И вроде всё при ней: доброта, отзывчивость, общительность, но только соседские дети упорно не желали завести себе такую приятельницу. Были, конечно, редкие случаи, когда её всё же приглашали в игры, и тогда маленькое сердечко Тонечки замирало от радости. Она старалась угодить всем, чтобы о ней больше не забывали. Но выйдя на следующий день во двор, она вновь терпела насмешки и плевки. Доставалось девочке не только от детворы. Не упускали случая позлословить и прогнать её со двора и язвительные соседи, которым досуг было лить грязь на окружающих. Девочка плакала тайком от мамы, чтобы не огорчать её, но Лидия замечала мокрые глаза дочери, садилась на диван и укладывала рядом свою крошку, гладила по голове, успокаивала и баюкала, приговаривая, что её дочка самая красивая, умная и достойная.

Когда Тоня пошла в школу, ничего не изменилось, но добавилось обидное прозвище из-за фамилии. Девочка училась хорошо, что злило одноклассников, которые не особо стремились к знаниям.

С пятого класса для девочки начался сущий кошмар. Дети подросли, и с некоего посыла родителей стали больше понимать. Их отталкивала в однокласснице некая неприглядность, которой Тонечку наградили в пять лет. Девочку сбил мотоциклист, когда она мчалась на велосипеде, спасаясь от догонявшей её собаки. Малышка улетела с дороги в яму, засыпанную битым кирпичом. Парень, который покинул место аварии, оказался сыном местного участкового, и когда дело приняло огласку, в случившемся обвинили ребёнка. Наказания молодой человек не понес, а судьба у девочки оказалась искореженной, как и тот велосипед, на котором она ехала. У матери Тонечки денег на пластическую операцию не нашлось, и на лице у девочки остались шрамы, которые она училась маскировать долгие годы. Но и спустя время, сверстники общаться с ней не пожелали, ведь в моде красота и лоск. Мужчины чаще засматривались на див без настоящих лиц и индивидуальностей, чьи силиконовые груди не имели отличия.

Ежечасно Тоне приходилось терпеть издевательства, усмешки и сплетни, и доказывать, что она личность, что у неё свои мечты и надежды, мысли и страхи, что нет в природе некрасивых женщин, а есть рамки, за грани которых они не могут выйти в силу неких обстоятельств. Тоня не рассказывала матери о своей тяжкой доле, скрывая до мелочей все переживания. Тяжело, когда борешься за место под солнцем без поддержки. Чуть ли не выгрызаешь зубами землю, чтоб отстоять своё место, себя. Кто-то в таких случаях сдается и уходит в тень, кто-то спивается и теряется в небытие, а кто сильнее духом – борется. Тоня оказалась именно из этой категории. Борец. Худо – бедно, но она цепляется за жизнь и мечтает, что когда-нибудь ей повезёт. Она верила, что выберется из топи под названием «существование» и утрет всем обидчикам нос. Пока она живет более чем скромно, и бедность угнетает, но терпеть можно.

– Ну вот, посмотри, как здорово получилось! – воскликнула Дарья, обращаясь к симпатичной блондинке, и развернула кресло.

Тоня подняла тоскливый взгляд и охнула. Даша осветлила ей волосы, сделала каре с прямой челкой и накрутила слабыми завитками, закрепив сие творение лаком для волос. После этого она сделала коррекцию бровей и аккуратно прокрасила каждый волосок. Подбоченившись, Дарья наблюдала реакцию скромной клиентки.

Тоня смотрела на себя в зеркало и молчала. Она не могла поверить, что может так выглядеть.

– Дашка, – спустя несколько секунд вымолвила Антонина, – я даже не думала, что так бывает.

– Как? – Тихо спросила Даша. – Тонь, ты меня извини, но ты просто лентяйка и неряха. Не обижайся, но я скажу тебе правду. Ты прячешься в коконе каком-то, накрутив себя тем, что ты уродина. Поверь, это не так. Себя нужно уважать и даже любить. Ты не на помойке нашлась. Тебя выносила любящая мама, заботливо вырастила. А ты вот так теперь ей платишь. Опустила руки, не следишь за собой. Считаешь, ты права? Подумай, твоей маме тяжелее, чем тебе, потому что она все твои страдания пропускает через себя. А тебе всего-то надо – следить за собой. Ты красивая девушка, и достойна самого лучшего, просто нужно поверить в себя. Не позволяй себя унижать. Подними нос выше, ведь ты такой же человек, как и все, а права у всех равные. Тебе жизнь дана, вот и пользуйся ей смело.

– Даша, спасибо тебе, подружка! Я не обижаюсь. Ты мне будто глаза открыла, и встряхнула меня. Ты во всём права.

– Вот и хорошо, – улыбнулась Дарья, ловко орудуя щёткой и совком.

– Сколько я тебе должна за эту красоту?

– Не обижай меня. Я делала тебе прическу от чистого сердца, помочь, а не с целью обогатиться. Поверь, не всё в этой жизни измеряется деньгами. Лучше беги на рабочее место, а то Анастасия одна там, вдруг покупатели пошли.

– Спасибо большое, Даша! – Воскликнула Тоня, вытирая набежавшие слёзы.

– На здоровье, – улыбнулась девушка, смахнув с совка волосы в мусорный мешок. – Беги. И не забывай, что ты красивая, а этому званию нужно соответствовать.

Тоня, раскрасневшаяся от смущения, выскочила из салона красоты, расположенного в соседнем доме, и побежала в магазин. Она так торопилась, что в дверях сбила бородатого мужчину. Тот на ногах удержался, но выронил пакет с продуктами. Послышался неприятный звук – разбились яйца. Бородач переводил взгляд с пакета на преграду, и обратно, с Тони на месиво под ногами.

– Простите меня, пожалуйста! – взволновано вскричала Тоня, всплеснув руками. Она порывалась упасть на колени, чтобы собрать растекающийся по пакету омлет, но незнакомец быстро отстранил её.

– Ничего страшного, не волнуйтесь Вы так, – хрипло произнес пострадавший, пахнув в лицо девушки стойким перегаром.

– Я сейчас возмещу ущерб, – пообещала Тоня, кинувшись к прилавку.

– Не стоит! – громко проронил бородач.

– Как же? Я виновата. Подождите минуту, пожалуйста.

– Девушка, я же говорю, что не стоит беспокоиться, – отстраненно произнес мужчина, поднял пакет с «омлетом», вышел из магазина и выбросил его в урну рядом с дверью.

Тоня растерянно смотрела ему вслед, приложив ладони к пылающим щекам.

– Ой, как же неудобно вышло, – пожаловалась она напарнице, которая наблюдала за развернувшейся сценой.

– Не бери в голову, это не драматично. Лучше подойди поближе, рассмотрю тебя.

Антонина похвасталась своим преобразившимся обликом без энтузиазма, вспоминая лицо мужчины. Он явно был чем-то озадачен, но, по крайней мере, не агрессивен.

Чтобы немного отвлечься, напарница позвала Тоню на свежезаваренный чай с земляничным печеньем, после чего завертелась рабочая суета. Приближалось закрытие магазина, и люди торопились после работы купить что-то к ужину.

На улице моросил дождь, когда женщины закрыли магазин и разошлись по разным сторонам. Тоня спешила в аптеку за лекарством для мамы. Девушка была в подавленном состоянии: не выходила из головы недавняя ситуация и отказ в авансе. Она надеялась купить себе новую обувь, потому что старые сапоги лопнули, и вода из луж нещадно омывала горевшие от усталости ступни. Тоня шла под дождём и плакала. Её тело сотрясалось от бессильной ярости на всех и вся. Струи ливня смешивались со слезами, и, стекая по щекам, смывали остатки дешевой косметики. Отвратительная погода не добавляла радости. На календаре вторая декада декабря, а лило как из ведра; снег казался людям сюрпризом.

«Денег не хватит. Сейчас приду домой и нужно что-то приготовить на ужин. Что? Я больше не могу давиться этими серыми слипшимися макаронами, – промелькнула очередная мысль в голове Тони. – Я очень устала! Неужели я совсем не заслужила частичку счастья?»