V.

Я не я, если не начну издалека. Ходил я значит относительно недавно на выставку прославленного художника-супрематиста Казимира Севериновича Малевича, коя имела место быть у подножия (в самом прямом смысле этого слова) памятника монументального искусства «Рабочий и Колхозница». Хорошая выставка. Не идеальная, но очень приятная - вся такая темная, премиальная, с хорошей информационной навигацией. Но знаете, что меня поразило больше всего? Это сам Малевич. Мы то (да и полмира в придачу) знают его как человека, исполнившего произведение, которое может исполнить даже мой кот. Даже нескольких произведений, которые может исполнить мой кот и второклашка на уроке ИЗО (не в обиду моему коту). Но, помимо своих балований супрематизмом и легкомысленными аппликациями, оказывается, что Малевич очень вполне себе творил и в относительно традиционном ключе. Поинтересуйтесь, гляньте на его оформление спектакля «Анатэма» прославленного Немировича-Данченко - мужчина умело умел водить кистью по холсту. И вот это меня, человека от изобразительного искусства луннодалекого, очень поразило. Ну ты же можешь, зачем ты тогда квадраты малевал, Малевич? Ответ ясень. Приоткрою.

Но сначала позвольте мне и дальше вас немного еще боле потешить своим абсолютным невежеством. Я, благо, работаю на заводе, мне можно. Хочу абсолютно искренне признаться, что вижу в литературе американского писателя Томаса Пинчона фигуры Малевича. Не могу и не хочу заявлять, что Пинчон в своем творчестве совсем прям как Малевич (знаю, что кому-то это будет стоить сердечного приступа), но все же. Оба чрезвычайно эпатажны, бессовестно постмодерничны, и оба, а это важно, очень разнообразны в своем творческом выражении. Причем разнообразие варьируется от сложных аллюзивных конструкций до ситуаций «а такое слово точно существует»? Все это пиршество, конечно, как бы сказать корректно, на любителя. Но любитель должен быть подготовленный, с определенным уровнем опыта восприятия. А то иначе вы так и будете стоять и смотреть на черный квадратный «Черный квадрат». Хотя в защиту Пинчона, в повествовании его дебютного романа V. присутствует стройный смысловой ряд и даже, Я ВИДЕЛ ЕГО Я ВИДЕЛ, сюжет, но все равно, буквально уже в следующим абзаце, да даже в следующем предложении (вот буквально если бы я писал и карась) начинается то самое. Черноквадратичное. Постмодернисткое.

И вы ни черта не понимаете, как будто кто-то рассказывает анекдот на польском, что-то знакомое, но все равно недоступное. Как человек, который прикасался к польскому, поверьте, у них самый постмодернисткий язык на свете. После Пинчона, конечно. Но если так посудить, то человек намеренно так пишет, он намеренно творит вещи, которые будут недоступны многому большинству. Но, к слову, это только кажется странным. Самый популярный писатель нашей страны делает тоже самое. И все что делают? Восхищаются. Виктор Олегович, знаю, что читаете сейчас эти строки. Ну намекните нам, что вдохновлялись в начале пути Пинчоном. Моргните при первой полной луне три раза и зайдитесь мокрым кашлем. И напишите об этом в своем следующем романе "Кролya и масонский ФАШЕ". Кстати, простите, что я все не о том, но вы заметили, как Пелевин близок по названиям своих произведений к Дарье Донцовой? Потому что оба - по сути постмодернисты. Meduza обязательно должна сделать тест. Кто написал "Белочку во сне и наяву"? А "Гадание на рунах?" А "Лебединое озеро Ихтиандра"? Может "Колдун Игнат и люди"? Правильные ответы сохраню за глубокомысленным взглядом.

Так что же это такое - постмодернизм? Охарактеризую по главным деталям. Весь этот ваш постмодернизм всегда должен содержать в себе два незаменимых и обязательных ингредиента (пропорции выбираете вы). Первый - никто не должен понимать, что вы хотели сказать. Это очень важно. Причем, это не должна быть недосказанность или некая тайна, например, играющая на губах у Джоконды. Забудьте. Намеренно запутайте, обманите, заострите тупые углы. Никто, я повторяю, никто не должен понять, что вы делаете. Нарисовали на мосту огромный мужской половой орган - прекрасно, никому не говорите зачем и почему. Это искусство. Хотите обмазать говном стул – дерзайте. Малевич зря пытался объяснить смысл своего главного произведения, это было лишним. Он, правда, и так опередил свое время в своем творечстве, что еще от него требовать. Второе же правило - вашим творением должны восхищаться. Каждый день 99 из 100 людей делают необъяснимый, недоступный для понимания бред. Потом ролики с этими людьми появляются на ютубе и мы над ними смеемся. Но ровно один человек делает это так, что его творчество появляется в крупнейших галереях мира. Разницы, где мазать говном стул никакой нет, просто где-то вас заберут в отделение полиции, а где-то - домой к местному олигарху, чтобы тот смотрел и плакал. Непонятное, и чтобы восхищались. Это краткое введение в постмодернизм от Кобальтовой Мамбы (раз мы про постмодернизм говорим, то буду ей).

Так, что же делать с Томасом Пинчоном? Сколько звезд намалевать на его литературном фюзеляже? Я бы конечно, скажу честно, не дал бы ни одной. У нас на заводе такое читать не принято. Но с другой стороны, у меня есть некое ощущение, что, возможно, через 7 лет я стану долларовым миллионером, работая в очень схожем стиле. То есть, да, вы верно поняли, ради ничтожного шанса на собственную славу и финансовый успех, я возвел Пинчона в разряд современных классиков. Что и сказать, у меня всегда были очень гибкие моральные принципы. Йовнинка. Не поняли? Это просто обычный пинчонизм. Дерзайте, в общем, если ваши взгляды на стулья чуть шире, чем должно быть. А иначе, я совершенно серьезно, йовнинка.

Я кстати почти забыл упомянуть человека, который едва ли не стал известнее Пинчона в нашей стране. Это переводчик американского писателя Максим Немцов (145 место в списке самых ненавидимых людей России). Я очень многократно встречал вокруг очень нелестные отзывы о работе Максима Владимировича. Мол, де, переводит как хочет и вообще поэтому ни черта не понятно. В общем, мне как обычно есть сказать две вещи. Первое: Максим Немцов - блестящий переводчик. По сути он вам рассказывает о черных квадратах. То, что вы ни черта не понимаете - особенность произведения, а не перевода. Второе - два самых великих и гениальных переводчика за всю историю нашей страны – Борис Леонидович Пастернак и Михаил Леонидович Лозинский (если вашего папу зовут Леонид, то идите на переводчика) – возмутительно по-разному и абсолютно диаметрально перевели самую знаковую строчку Вильяма ихнего Шекспира, отчего ни один приличный школьник толком не знает, как Отелло убил Дездемону. Поэтому, коли вы не умеете сами варить этот суп, то не надо советовать другим, сколько туда класть соли. Закончу дерзким хорейным синквейном.

Эй, вы слышали? Хруст статики Работа перестальтики Вим, вам, вум, танцуйте самбу Стремительно всегда Читайте Кобальтовую Мамбу

Поднялась температура, жар, в школу не пошёл, перед глазами жёлтые и зелёные круги и красные треугольники, значит самое время рассказать вам про Пинчона. Очень много думал после прочтения V. в январе, наконец гуляя как-то апрельским вечером в Крапивном саду смог сформулировать мысли в окончательное утверждение.

Как работает обычный писатель, и как действует его текст на читателя? Вот писатель, он берет кирпичики слов и складывает из них на странице некое сооружение. От его мастерства владения словом, мастерства укладки зависит - что произойдёт с читателем. Обычно кирпичики складываются в некоторое довольно устойчивое сооружение, которое возникает в голове читателя и нередко занимает там весь свободный объём в течение довольно долгого времени (по крайней мере пока не закончится соответствующая сцена в произведении, а то и дольше). Это может быть комната, побережье, замок, равнина, подводные просторы. Некое химерическое сооружение, на вид неотличимое от реального. То, на сколь долгое время эта конструкция останется у нас в голове, и насколько она подробно там отпечатывается во всех нюансах, определяет мастерство писателя. И у нас в голове (если мы не воспитывались в стае волков, и единственная возможная заготовка у нас - джунгли) есть устоявшиеся заготовки практически для всех мировых "локаций". Хотите замок - воображаете первоклассный замок. У кого-то он будет копией сооружения с логотипа компании Disney, неважно.

Что делает Пинчон? Он разрушает. Он вызывает все эти заготовки из наших голов и начинает медленно методично разваливать эти любовно приготовленные предшествующими авторами локации обратно на яркие кирпичики слов. Нередко до самого основания. Текст рассыпается у нас в руках. Только что была каирская пустыня, или вагон поезда, или ньюйоркская канализация - и вот мы промаргиваемся, потому что они исчезли. Пинчон намеренно разрушает забитые в голову заготовки, оставляя чистый холст, рабочее полотно с некоторыми карандашными набросками и авторскими заметками. Этого не передать цитатами, тут нужно созерцать всю громаду его Романа целиком, и то - допереть до такой версии событий у меня получилось нескоро.

Потом Пинчон идёт дальше. Точно так же, как он разрушает структуру и понятие "локации", он разрушает и понятие самого романа. Повествование рассыпается на отдельные сюжеты, потом на отдельные ручейки, потом на отдельные сцены... И потихоньку само по себе исчезает. Лучше всего это заметно в Лоте 49. В такой деструктивности есть небывалая смелость и дерзкий декадентский шик. До него так, кажется, не делал никто. Хотя нет, вру - "Naked Lunch" Берроуза в 1959-м всем дал на орехи, но это было уж чересчур смело и поначалу не прокатило. Другое дело, что Берроуз - визионер; он старался до основания разрушить структуру повествования, но не локации - поэтому его художественные образы и герои впечатываются намертво: все танжерские лачуги и джанковые притоны как сейчас стоят перед глазами; он, как это ни смешно, созидает картинки. Похоже действует и Сорокин - при формальной извращённой одержимости разгромить нафиг кувалдой нарратив, рисует тончайшими взмахами акварели неземной красоты картины.

А уникальность Томаса Рагглза Пинчона-младшего - в игривом разрушении всё и вся. Поэтому вопли, поэтому нездоровый интерес. Получается роман наоборот. От исходной точки сверкающей вершины мы движемся вниз, в развал и обрывки программного кода. Да, есть номинальный сюжет. Да, можно повосхищаться милой историей про кокодрило и крысиного пастора. Но они лишь комически оттеняют распад твердыни слов на кирпичики. И мало у кого за прошедшие с его дебюта пятьдесят лет хватило смелости забабахать хоть что-либо похожее по своей изящной деструктивности.

Fin?

Бонус. Видеолекция о Томасе Пинчоне, звучит отрывок из "Радуги тяготения"

Это мой первый опыт чтения Томаса Пинчона. И точно не последний.

Ну что сказать? Так писать в 25 лет?!!!

Я - двадцатый век. Я - рэгтайм и танго, sans serif, чистая геометрия. Я - бич из волос юной девы. Я - каждый безлюдный вокзал в каждой столице Европы. Я - Улица, безликие правительственные строения; кафе-шантан, заводная кукла, джаз саксофон...Я - умирающая пальма, пара бальных туфель, иссякший фонтан на исходе сезона. Я - все аксессуары ночи....

В начале было трудно. Начну с моих, похоже, уже привычных придирок к переводу. Может, кому поможет.

Сначала обрадовалась, что в библиотеке нашлась книга в переводе М. Немцова. Читать невозможно. С очень говорящими фамилиями он начудил так, что у меня голова пухла, пытаясь определить, что ж было в оригинале. Я понимаю, что каждый перевод это уже чуточку не та книга, или не чуточку. Но тут уж совсем вольный перевод. Без объяснения. В оправдание Немцову должна сказать, прочитав, в конце концов, книгу на английском, что переводчикам с Пинчоном не позавидуешь. Ни одного проходного слова, и каждое, как луковица: слой за слоем смыслы и намеки и отсылки к мифам, истории, религии, множеству литературных и музыкальных произведений, и .... красотища, улёт. С Немцовым дальше одной-двух глав не продвинулась.

Следующий этап был Литмир. Пятерка с плюсом переводчикам Н. Махлаюк и С. Слободянюк. Им, конечно, тоже пришлось несладко. Но они предварили свой труд очень достойным предисловием с подробным объяснением, как и почему и что именно говорят нам имена главных и второстепенных героев.

Приведу пример нескольких, так как это даст какое-то представление и о самой книге и о глубокой, скрупулезной и очень вдумчивой работе переводчиков:

Профейн, Бенни (Profane, Benny) – мирской, светский, богохульный, нечестивый, грубый, языческий, непосвященный, неосвященный. (С. Кузнецов предполагает, что, Пинчон, возможно, был знаком с известным эссе Мирчи Элиаде «Сакральное и профанное» (рус. перевод – «Священное и мирское»), написанным в 1957 году и переведенным на английский в 1959-м.) Кстати, его полное имя (Бенджамин, надо полагать), возможно, отсылает нас к ветхозаветному Вениамину, сыну Иакова и Рахили.

Мейстраль (Maljstral) – от мальтийского названия северо-западного ветра. (Уже от меня: с него вообщем-то и началась мальтийская часть романа. Без этого комментария я б точно пропустила этот нюанс)

Оулгласс, Рэйчел (Owlglass, Rachel) – если имя Рэйчел определенно указывает на Рахиль из Ветхого Завета, то состоящая из двух корней фамилия (owl – сова, glass– зеркало) кивает на Тиля Уленшпигеля (у которого те же корни) и множество прочих ассоциаций с совами и зеркалами.

И т.д. и т.п. Уже читая роман на английском, я всё равно возвращалась к этому списку имён, чтоб не упустить намёков. (Ха-ха-ха, как будто всё остальное мне было ясно-понятно. Но об этом ниже)

Ещё последняя нота к моей оде перевода Литреса: такие же глубокие комментарии помещались в конце страницы, а не в конце книги.

Скорее благодаря, чем вопреки такому уважительному отношению переводчиков к тексту, я всё же заказала книгу на английском.

Читать стало легче. Понимать, что к чему - абсолютно нет.

Что это означает? Это что-нибудь означает? Как это всё взаимосвязано?

А потом меня отпустило. Я просто отдалась потоку, плыла по течению изумительного текста, образов, ассоциаций. Как слушаешь инструменталку, переходящую в джаз, психоделику, сопровождение к саспенсу или триллеру, а иногда дух захватывающий плач саксофона. Здесь и там выхватываешь фразу такой красоты и чистоты, что перекрывает дыхание. Полёт и нагромождение идей и переплетающихся значений открывает какие-то головокружительные пропасти и взлёты

И повторюсь: автору было 25, когда он писал этот роман. Невероятно! В моей голове это не укладывается.

Особо нетерпеливые в этом месте спросят: ну хорошо, перевод-шмелевод, восторги, музыкальные пассажи, а что же V.?

Честно признаюсь, что я понятия не имею, что же это за V.

Может, это человек, таинственная femme fatal, или место, или ничто. Каждый найдёт что-то своё, и всё это может быть или нет...

Не люблю в рецензии расписывать сюжет. Да здесь его и не вычленишь, не потеряв большую часть (и прелесть) книги. Но если уж очень упрощённо, двойной сюжет, один в "настоящем" (1956 год, книга написана в 1963: Benny Profane в чёрных джинсах, замшевом пиджаке, кроссовках и огромной ковбойской шляпе - богемная униформа того времени, утюжит улицы Нью Йорка со своей шайкой Whole Sick Crew и ловит крокодилов в Нью Йоркской подземке (из миллиона других ассоциаций - фильм "V for Vendetta" с Натали Портман)) и один в прошлом (конец 19-го века - годы перед WWII: история Стенсила и его попытки отыскать, вычислить таинственную V, упомянутую в дневнике его отца) вьётся, перекручивается, мечется по времени, историии, пространству, отсылает нас ....куда только не отсылает ;)))

Я заказала "A companion to V", Jerry Grant. Должен прийти со дня на день. Если кто захочет обсудить "V.", присоединюсь с удовольствием и, надеюсь, буду во всеоружии с этим компаньоном.

И начну сразу с пары примечаний: 1. Читала в итоге я в электронке, в переводе Махлаюк и Слободянюк, так как читать перевод Немцова - это кровавые слёзы из глаз, это километровые предложения с постоянными причастными и деепричастными оборотами и совсем не русским нормальным языком. Невозможно продраться даже через пару страниц, смысл ускользает, а на деле оказалось, что Пинчон-то огонь И 2. Дочитала я V. буквально на днях, впечатления свежи, но понимаю, что внятного ничего не напишу, так как ни Пинчон, ни его романы к внятности не располагают. Только к восторженному мычанию.

Томас Пинчон - один из самых непубличных писателей, сейчас ему 81 год и достоверных фото, кроме как времён юности, нет. Интервью тоже. Пояснений к его романам - ну, вы поняли, тоже нет. Известно, что он бросил университет, где изучал физику и ушёл служить во флот. Отслужив, вернулся к учебе, сменив специализацию на литературу. В 1963 году, в возрасте 25 лет, Пинчон публикует свой первый роман V., становится лауреатом Фолкнеровской премии за лучший дебют и одновременно одним из ведущих американских писателей.

Если говорить о сюжете: Конечно он нелинейный, это же постмодернизм)) И представляет собой извилистое развитие двух линий: неприкаянных шатаний бедолаги и горемыки Бенни Профейна и странствий Герберта Стенсила в поисках загадочной V. И болтаются все герои из одного конца в другой, как йо-йо.

Писательское мастерство и богатый лексикон Пинчона не могут не поражать. Даже среди писателей-постмодернистов он выделяется богатством интертекстуальных связей.

Фактически каждое упомянутое в тексте имя может быть откомментировано: за именами героев стоят мифологические, фольклорные, религиозные, музыкальные и литературные отсылки. Если составлять подробный комментарий к V, то по объёму, он будет не меньше самого романа.

Наговорила вам кучу всего, но вы меня не слушайте, скачивайте электронную версию с сайта, имя-которого-нельзя-называть, и наслаждайтесь произведением, которое принципиально неоднозначно и предполагает бесконечное количество взаимодополняющих интерпретаций.

А сколько значений V. найдёте вы?)

Не знаю, насколько может "очень понравиться" книга, один сюжет которой я уловила всего процентов на 20... но зато эти 20 мне очень понравились!:) Удивительно гармоничная симфония мотивов паранойи, шпионажа, психологии отношений и экзистенциального нытья. Роман очень разный, как будто я прочитала пяток разных книжек под одной обложкой. Дело, конечно, не только в хаотических скачках времени, обстановок и героев. Стиль и внутренняя логика тоже менялись, как будто главы написаны разными людьми. Лично мне это облегчало чтение, потому что на "интересных" главах я отдыхала, а "неугодные" мусолила еле-еле или вообще пролистывала. Хотя это нехорошо. Общую идею при таком подходе, ясное дело, я профукала.

Редчайший случай! Я извлекла из чтения практическую, жизненную пользу: теперь я знаю, что говорить в случае, если вдруг встречу человека, решившего выброситься из окна:

Писавший во дворе пьянчужка глянул вверх и заорал, созывая всех на просмотр самоубийства. В домах вспыхнул свет, открылись окна, и у Хряка с Уинсамом появилась аудитория. Уинсам висел, сложившись как перочинный нож, безмятежно взирал на пьянчужку и поливал его отборной бранью. – Может, отпустишь, – немного погодя предложил он Хряку. – Руки еще не устали? Хряк признался, что да, устали. – Кстати, – добавил он, – я тебе не рассказывал про упаковщика коки, пьяного кокни и сладкие соки? Уинсама разобрал смех, и Хряк мощным рывком перевалил его через низенькие перила на площадку пожарной лестницы.

Не упущу случая пожаловаться: у меня дико тормозная читалка, и листать назад и читать сноски было настоящим адом. Так что в половине случаев я этого не делала, и чтение походило на спуск с ледяной горки на попе: наехать на непонятное слово или эпизод-пара минут дискомфорта-и катись себе дальше, книжка большая, читай скорее, а то вдруг состаришься не дочитав... Призываю, читайте бумажную!