Buch lesen: «Нечто волшебное»

Глава 1

Всё не так в моей жизни. Всё. Начиная с самого рождения. Кроме того, что меня бросила мать алкоголичка, так оказалось, у меня и родственников нет. Поэтому в возрасте пяти лет, меня отправили в интернат. Росла я крайне слабым ребёнком, не успевала излечиться от одного, как начинала болеть другим. А когда мне стукнуло восемь, начался самый настоящий кошмар. Одна из девчонок решила отобрать от меня игрушку, я, естественно, вступила с ней в конфликт. Нет, я не была драчуньей, просто не любила, когда отбирали то, что действительно моё. Именно эта игрушка, обычный плюшевый, голубого цвета заяц, небольшого размера, осталась мне от прошлой жизни. Помню, что мне его подарила соседка, которая иногда подкармливала меня. Этот заяц, был единственным приятным напоминанием о той жизни. Он охранял меня, когда мать в очередной раз уходила из дома. С ним было не так страшно. Это своего рода оберег для меня. Поэтому когда та девка вцепилась в него с намерением отобрать, я кинулась на неё с кулаками. Да не тут-то было. Она была достойным противником.

Я выдрала девчонке клок волос, а она разбила мне лицо, причём так сильно, что шрам под глазом остался на всю мою оставшуюся жизнь. После того как я упала, держась за больное место, эта маленькая тварь цепко ухватила моего зайца за ухо и вырвала его. В тот момент я закричала раненым зверем, будто это от меня оторвали кусок. Именно в этот момент со мной случился первый припадок. Нехватка воздуха. Я начала задыхаться, словно под дых кто-то дал. А потом меня накрыл удушающий кашель, он разрывал мне лёгкие. Кажется, у меня тогда чуть глаза из орбит не вылезли. Я видела как девчонка, что оторвала зайцу ухо, в панике отбросила его и убежала. Испугалась. Нет, я её понимаю. Я и правда, в тот момент выглядела полутрупом. Её могли обвинить и наказать, поэтому она и сбежала.

Скрючившись, я упала на колени и поползла за ухом. Зайца крепко держала при себе, хоть и было мне хреново. Сжала в кулаке лоскуток и свернулась калачиком прямо на полу. Сил подняться не было. Я с трудом могла сделать вдох, а о том, чтобы подняться и речи не было. Я осталась наедине с неизвестной мне болезнью, со своим страхом.

У меня не было друзей. Наверное, не потому, что здесь дети какие-то плохие, а по причине того, что как мне так комфортно. Сколько себя знаю, я всё время одна, вот и привыкла, что рассчитывать могу лишь на себя. Конечно, мне хотелось подружиться, только вот расставаться потом, когда привыкнешь, желания нет. Больно слишком. Не хочу больше испытывать это ощущение. Никогда.

Сознание постепенно ускользало от меня, воздуха всё меньше проходило в лёгкие. Больше всего, я боялась, что моего зайца отберут, поэтому сжала его из последних сил. Веки опустились сами по себе. Я честно пыталась держать глаза открытыми, но ничего не получалось. Словно свинцом налились. А потом я услышала крик, и кто-то поднял меня на руки и куда-то понёс. Радовало одно, зайца я, по-прежнему крепко прижимала к себе.

Глава 2

Очнулась я оттого, что меня как-то не по-доброму хлопают по щекам:

– Ну что, принцесса, пришла в себя?

С трудом разлепила веки. В горле пересохло и ужасно хотелось пить. Но, увидев перед собой, заплывшую жиром рожу, как-то вмиг перехотела.

– Говорить можешь? – прокуренным голосом спрашивает меня женщина.

– Да, – получилось довольно хрипло и тихо, но она удовлетворённо кивнула и что-то записала в медицинскую карту.

– Измерь температуру, – суёт мне под мышку градусник и уходит.

Я остаюсь одна. Впрочем, и к этому я привыкла. В этом мире мы никому не нужны. Верчу головой и понимаю, что я в незнакомом месте. Из вены на руке торчит толстенная игла, а вокруг неё уже расплылся фиолетовый синяк. Капельница. Я знаю что это. Иногда лежу под ними. Что же, придётся дождаться эту женщину и спросить у неё, что на этот раз случилось со мной. Я чувствую сильнейшую слабость, даже голова начала кружиться. Прикрыла глаза, в надежде, что всё придёт в норму. Но ничего не проходит. Во рту настолько сухо, что даже глотать больно. Открываю глаза и приподнимаюсь, чтобы посмотреть, нет ли на прикроватной тумбе воды. Кружка есть, а вот графин пустой. Жаль. Чертовски. Няшка мой, это я зайца так назвала, лежит одиноко на подоконнике. Сюда бы его переложить, да сил нет, ещё и иголка в руке. В этот момент заходит та же самая женщина и, как рявкнет на меня:

– А ну, быстро легла! Хочешь, чтобы меня, из-за тебя, шалавы малолетней, в тюрягу засадили?! Э-э-э нет, дорогая.

– Я пить хочу, – не выдержав, произношу я.

– Потерпишь, – грубо отвечает женщина, и выдёргивает градусник.

Снова делает записи в карте.

– Чем я больна в этот раз? – устало спрашиваю я.

– Чем-чем, ничем. Всё равно не поймёшь. Так что лежи и помалкивай.

Откровенно говоря, я не понимала, за что заслужила такое обращение. Это было для меня обидно, и вообще, ужасно злило, хотелось огрызнуться в ответ. Но взяв себя в руки, сделала несколько глубоких вдохов и успокоилась.

– Что, опять приступ?

– Какой приступ? – я непонимающе уставилась на неё.

– Какой-какой, астматический. Астма у тебя. Это когда задыхаются.

Я вздохнула ещё раз. Мне определённо не везёт.

– Не кисни, с таким диагнозом здесь лежат многие, и, как видишь, все живы.

Я, конечно, никого не видела, но пришлось поверить этой женщине.

– Аллергия есть на что-нибудь?

– Не знаю я, о чём вы говорите.

– Так-с, понятно. Ты ведь из детдома?

– Ну и что? – довольно грубо спрашиваю, я.

– Не кипятись, полежишь недельку и обратно вернёшься.

– Мне-то что! Здесь или там, разницы нет, – это действительно было правдой.

Какая разница, где быть, ведь я всё время одна. Сама по себе. Никому не нужная. Горечь внутри усилилась от осознания этого печально факта.

Я действительно пролежала там где-то неделю, а может быть чуть дольше. Кормили сносно, даже немного лучше, чем в интернате. Состояние моё пошло на поправку. Я вроде как наладила общение с Антониной Ивановной, той самой злой и толстой мегерой. Много времени она проводила возле меня, а вечерами даже сказки читала. Я позже пожалела, что вначале так грубо вела себя с ней. В один из тех скучных дней, что я пробыла там, Антонина Ивановна рассказала, о своей жизни. Несмотря на то, что ей уже сорок пять, детей нет, да и замужем ни разу не была. Жизнь у неё тоже не особо-то и сложилась. Однако жила она, в отличие от меня, с обоими родителями и младшей сестрой, которую любили и баловали, а её, в лучшем случае не замечали. А если и делали это, то лишь для того, чтобы палкой по заднице надавать. Она была нелюбимым и ненужным ребёнком. Это ожесточило её. Несмотря на свой юный возраст, я прекрасно её понимала. Но чем я, маленький ребёнок, могу ей подсобить? Разве что, выслушать. Но порой и этого достаточно.

Прощались мы с Антониной Ивановной в моей палате, у обоих глаза блестели от непролитых слёз.

– Ты смотри мне там, береги себя и свои нервы. Если вдруг приступ повторится, сразу дыши ингалятором. Лекарства в пакет положила. Няшка твой, зашитый, там же. На вот, – суёт мне что-то в руку. – Сбережения свои отдаю. Больше нет. Вырастешь, так понадобятся. Спрячь только их поудачнее. На одной из купюр адрес тебе свой написала. Это так, на всякий случай. Может, захочешь меня навестить. Ну, чего рот раскрыла. И не вздумай отказываться.

– Антонина Ивановна, спасибо вам, – прошептала я и уткнулась ей в живот, сотрясаясь в беззвучных рыданиях.

– Катька, ну ты чего?! Успокойся, а то нос покраснеет или того хуже, приступ начнётся. Пойдём, провожу тебя.

Кивнув, я спрятала деньги внутрь Няшки и взяла пакет. А потом мы вместе направились на выход, где меня уже ждали, чтобы отвезти обратно в интернат.

Глава 3

Я снова вернулась туда, где меньше всего хотела быть. Дети сторонились меня, старались играть подальше. Может, думали, что я заразная? Смешно даже стало. Но ничего, я любила одиночество. Иногда вспоминала Антонину Ивановну. Очень не хватало мне её сказок на ночь и нежного поглаживания по голове. Но и с этим я смирилась. Здесь такого отродясь не было.

Одно было хорошо, в интернате меня научили читать, правда, я ещё медленно это делала. Читала много. Утром, днём и вечером. А если попадался особенно интересный сюжет, то и ночью. Правда, за это ругали. Со счётом дела обстояли хуже, но я не отчаивалась и внимательно вслушивалась в слова учителя.

Как-то незаметно прошли ближайшие пять лет. Особо ничего не изменилось. Будто я проживала один и тот же день. Учёба, книги и одиночество. Я безумно полюбила книги. Казалось, я погрузилась в этот мир и жила именно там, а не в детдоме. То, что происходило вокруг, совершенно меня не касалось. Я отрешилась от всего и всех, проживая жизнь с героями книжек. Это было крайне волнительно для меня.

Приступов астмы за всё это время не было. Ни одного. Я даже подумала, что врачи ошиблись в диагнозе. Это не могло не радовать. И болеть я стала гораздо реже. Возможно, жизнь налаживается? Но к сожалению, судьба ещё подкинула мне испытание. Оно перевернуло моё будущее на «до» и «после».

Я стала замечать, что некоторых девочек от двенадцати лет по очереди вызывают к заведующему. С чем это всё было связано, я не знаю. Но на всякий случай держала глаза на затылке. Как-то неспокойно вдруг стало в душе. Каждая, кого вызывали, задерживалась в кабинете где-то на полчаса. Выходили они такими же, какими и зашли туда. По всей видимости, им ничего не сделали. Но интуиция кричала мне, чтобы я была осторожна.

Дочитав очередную книгу, откладываю в сторону и удобнее устраиваюсь на своей скрипучей кровати. Глаза закрываются, так хочется спать. Обычно мне требуется как минимум час, чтобы уснуть, но сегодня я отключилась в считаные минуты.

Мне было больно. Так, что я чувствовала это даже во сне. Поясницу и низ живота разрывало, а ещё было ощущение, будто гирю к спине привязали. Волосы прилипли ко лбу. Да и вообще, я вся была мокрая, и до противного липкая. В сонном мозгу мелькает мысль, что, наверное, я снова заболела чем-то. Сдерживаю желание застонать в голос, лишь бы только не разбудить остальных. Открываю глаза. Ночь. Но свет от фонаря, что стоит во дворе, тускло, конечно, но освещает комнату, так что мне не придётся включать лампу. Протираю глаза, и откидываю одеяло в сторону. Панический крик готов уже сорваться с моих губ, но я зажимаю рот руками, и во все глаза смотрю на свою ночную рубашку. До сегодняшней ночи она была белоснежной, а сейчас в чёрных пятнах крови. Осторожно поднимаюсь с кровати, захватываю полотенце, что висит на спинке, трусики, чистую рубашку и на цыпочках пробираюсь в душ. Мелкая дрожь сотрясает моё худющее тельце. Хорошо, что никто не попался мне навстречу. Включаю свет, захожу в душевую и закрываю дверь на щеколду. Не хватало ещё, чтоб кто-то зашёл. Чистые вещи вешаю на крючок и только сейчас мои глаза обратили внимание, что пятна на рубашке не чёрные, а бордовые. Пришли первые месячные. А я-то себя уже накрутила.

Глава 4

Наскоро подмылась и переоделась в чистое бельё. Только вот прокладки нет, пришлось разорвать старую рубашку, свернуть в несколько слоёв и положить в трусики. Медпункт откроется с утра, так что придётся переждать этот момент так. Вернулась в кровать и остаток ночи провела за новой книгой. Низ живота тянуло так сильно, что я понимала, сегодня мне заснуть не удастся. Наутро первым делом отправилась к медсестре за прокладками. Она что-то записала в свой журнал и отправила меня на завтрак.

Поев, отправляюсь на уроки. Голова соображает туго, и учитель делает несколько замечаний. Обычно я примерная воспитанница, но не сегодня. Ныне из меня не то что вразумительного ответа не дождёшься, но и даже слова не вытянешь. Сказывается бессонная ночь. Едва закончились все уроки, я отправляюсь в кровать и мигом засыпаю.

Через некоторое время я вновь приболела, и меня поселили в специальную комнату на карантин. В такие моменты мне даже нравилось болеть. Отдельное помещение, где, кроме меня никого, нет. Никто не следит за твоими действиями, не кричит и не сопит. Прошло несколько дней, я шла уже на поправку, как произошло то, чего я никак не ожидала. Ко мне в комнату вошёл сам заведующий, Эдуард Петрович. Пренеприятнейший тип. У меня от него мурашки по коже.

Уже давно был отбой, но я лежала в кровати с книжкой, увлечённо поглощая страницы. Он вошёл без стука, чем уже напугал меня. Уселся прямо на кровать и тут я почувствовала странный запах, исходивший от него. Такой запашок я чувствовала всегда, когда мне делали уколы. Спирт. Я напряглась и подтянула колени к груди.

– Как себя чувствует моя любимая воспитанница? – его язык слегка заплетался, и мне понадобилось какое-то время, чтобы понять, что он произнёс.

– Спасибо, уже иду на поправку, – мужчина вдруг положил свою огромную лапу мне на ногу и погладил.

Я дёрнулась в испуге и хотела соскочить, но он успел схватить меня за руку и швырнул обратно на постель.

– Не дёргайся, милая. Я лишь потрогаю тебя чуть-чуть.

Неделю спустя

Непричёсанная и грязная, я стояла в метро и просила милостыню. Как же мне было стыдно находиться здесь и вымаливать жалкие крохи себе на хлеб. Нашедшую несколько дней назад у магазина коробку, я использую для сбора денег. Стою здесь уже не первый день, и каждый раз молюсь, чтобы меня не забрали в милицию или не отобрали то, что насобирала. Обычно, это рублей семьсот, иногда меньше, а бывает немного больше. Выжить можно, да только загвоздка в одном. Мне негде жить. Без документов, к тому же ребёнок, кому это надо. Пока ночую на вокзале, но думаю, долго так не продлится. Сцапают менты, и я снова вернусь в детдом. Это лучший вариант, а худший – посадят за

решётку.

Вот мимо прошла бабушка, остановилась и пристально посмотрела в глаза.

– И не стыдно тебе?!

Я стояла, понурив голову. А что ей ответить? Что нет у меня никого и идти некуда? Не поверит. Люди сейчас жестокие, предпочитают думать худшее. Что-то пробурчала себе под нос и пошла дальше. Таких вот старушек за день проходит довольно много, и все норовят уколоть меня, грязью облить. Но ничего, я сильная. И не такое вытерпела. Радовало ещё, что приступов не было, хотя в сумке у меня на всякий случай лежал ингалятор.

Время близилось к вечеру, и я уже начала замерзать. На дворе лето, но здесь, внизу ужасный сквозняк. Собрав свои вещи, спешу вылезти на свежий воздух. До вокзала ещё идти несколько километров, но меня это не пугает. Страшит другое. Неизвестность завтрашнего дня. Страх, что меня найдут. К полночи я всё же добираюсь до своего ночлега. Как жаль, что у меня нет с собой тёплых вещей. Здесь тоже сквозняк. Надвигаю кепку как можно глубже на глаза и укладываюсь. Так хотелось достать из сумки своего Няшку, но я боялась, что по нему меня могут опознать, ну или догадаться, что я ребёнок. Сон приходит не сразу. Теперь такое случается почти всегда. Стоит закрыть глаза, как перед ними возникает туша Эдуарда Петровича. Он тогда заткнул мне рот ладонью, чтобы заглушить крик. Каждый раз в памяти я возвращаюсь в ту самую ночь. Каждый раз, я молча глотаю слёзы и кусаю кулак, лишь бы не зареветь в голос и не привлечь внимание.

Глава 5

В ту роковую ночь мне несказанно повезло. На тумбочке, что стояла справа от меня, ещё лежала пустая тарелка с вилкой. Я совсем забыла отнести её на место после того, как поужинала. Именно это спасло меня тогда. Когда его руки сдёрнули с меня одеяло, я рванула вправо и успела схватить острый предмет. Страх придал мне сил, и я с размаху всадила вилку ему в лицо. Залитый собственной кровью, заведующий выглядел так, словно он из фильма ужасов. От боли мужчина, вероятно, потерял сознание, а может и помер. Я понимала одно, добром для меня всё это не кончится и была ужасно напугана. Он завалился на мою постель так быстро, что я еле успела соскочить с неё. Покидала некоторые вещи в сумку и вылезла в окно. Повезло ещё, что комната эта, в которую меня определили на время болезни, находилась на первом этаже. Правда, пришлось повозиться с окном. Оно было настолько старым, что не поддавалось мне. Стон, донёсшийся с кровати, заставил меня рвануть ручку на себя с бешеной силой, и, наконец, оно открылось. Спрыгнув с подоконника, я окольными путями выбралась за пределы интерната. Бежала до тех пор, пока боль в боку не стала настолько невыносимой, что я просто повалилась без сил на колени.

Ту ночь я провела в лесу. Нервы были на пределе, и мне становилось всё сложнее дышать. Но представив, чем это может обернуться, я попыталась взять себя в руки и начала глубоко дышать, как учила меня Антонина Ивановна. Стало немного легче и это позволило мне поспать на холодной земле пару часов. Проснувшись, я обдумала положение, в котором оказалась и поняла, что у меня и выбора-то нет. Я ещё ребёнок, на работу меня не возьмут, а проституцией я заниматься не собиралась. Да, в свои тринадцать лет я даже знаю что это такое. Благодаря книжкам, конечно.

Спустя 3 года

Сонно протираю глаза и пытаюсь нащупать под подушкой телефон. Я ужасно не выспалась, но куда деваться-то. Щурясь, всматриваюсь в экран.

– Твою мать! – соскакиваю с кровати и несусь к умывальнику.

«Надо же, снова проспала. И это уже второй раз за месяц!» Чищу зубы, умываюсь и привожу свои волосы в порядок. Потом сажусь обратно на кровать и начинаю наносить макияж. Без него никак нельзя. Я и так слишком долго ждала, когда мне стукнет шестнадцать, и я стану более-менее похожа на взрослую девушку. Ростом я, впрочем, не вышла, но хотя бы грудь округлилась и попа. А с помощью косметики, я прибавила себе ещё несколько годков. На работу устроилась с большим трудом, понятное дело, кому нужен работник без документов. Обычная забегаловка, но и это сойдёт.

Работая официантом, я поняла, что не так уж это и сложно, правда, иногда приходилось отшивать наглых клиентов. А ещё я подрабатывала там же уборщицей. И так вот уже три месяца. С зарплатой не обманывают, и на этом спасибо. Иногда перепадают чаевые, небольшие, конечно, но всё же. С комнатушкой помог управляющий. За пять тысяч сдал мне маленькую каморку, как я её называю. Душа нет, только раковина и туалет. Даже еду приготовить негде. Хотя с другой стороны, чего мне жаловаться. За комнату плачу копейки, а поесть я и на работе могу.

Накрасив лицо, быстренько одеваюсь и выбегаю. Повезло ещё, что кафе в десяти минутах от жилья. Ну а если пробежаться, то и за пять можно добраться. Вбегаю в помещение, где меня уже поджидает суровый начальник.

– Ахмед, извините, пожалуйста. Вчера поздно закончила, вот и проспала. Больше такого не повторится.

– Смотри мне, Катя-я-я! Это уже второй раз. На третий полетишь отсюда, далеко и надолго!

– Хорошо-хорошо, Ахмед. Не ругайтесь только.

«Фух-х, пронесло на сей раз!» Быстро иду в раздевалку и переодеваюсь в рабочую одежду. Белая водолазка, чёрные джинсы, на ногах балетки. Волосы собираю в объёмный пучок, подкрашиваю немного губы и вперёд, за работу Посетителей ещё нет, но у меня и без них дел полно. Ненавижу полировку, но Ахмед у нас за этим тщательно следит, оттого отправляюсь на мойку и принимаюсь за работу.

За три месяца я брала всего лишь пять выходных. И то, только в том случае, когда уже понимала, что без сил и мне надо элементарно подремать. То, что я сегодня проспала, верный признак того, что пора идти на выходной. Уволенной я быть не стремилась. Не факт, что меня ещё где-нибудь примут.

Спустя час, Ахмед заходит на мойку со словами:

– Поднимай свою задницу, Катя-я-я, первый посетитель пришёл.

То, как ко мне обращается начальник, конечно, неправильно. Поначалу обижалась, но потом заметила, что он так со всеми. Не выделяет кого-то из персонала, все мы для него равны. Главное, что он платит деньги и не пристаёт. Ну а если учесть, что ещё и комнату мне подогнал, то вообще можно считать, что это не начальник, а чудо. А ещё он вопросов не задавал, что тоже было мне на руку. Я когда устраивалась к нему, он мне тогда сказал одну вещь:

– Для меня важно, чтобы человек работу делал, а не хуйнёй страдал.

Из официантов я здесь пока одна, но Ахмед и не планирует никого больше брать. А когда на выходной собираюсь, так он дочь ставит работать. За своё место я буду держаться руками и ногами, а если понадобится, то и зубами. Больше не хочу по вокзалам и лесам мотаться. Как вспомню, аж мурашки по коже. Да-да, когда меня в очередной раз, накрывала безумная паника, что вот-вот схватят, я в лес убегала, пряталась. Ну а самое сложное время было, это когда зима приходила. В метро стоять в мороз долго не получалось, ноги и руки отмерзали часа за три. Непростое было время, но я справилась. «Так, улыбку на лицо, а воспоминания к чёрту!»