Марк и Иван Митрофанович

Татьяна Вавилова

Марк и Иван Митрофанович

Глава 1

Марк Анатольевич стоял перед дверью в свою квартиру, сжимая в руке ключи, и никак не решался войти. Вчера вечером они поругались с женой, и хотя с того момента прошел уже целый день, обида не улеглась до сих пор. Ссоры ведь разные бывают, иной раз проходят тут же, без следа, и супруги опять мирно беседуют, будто ничего не случилось, а бывает так, как вчера – с взаимными упреками и обвинениями, нежеланием услышать, уступить, и последующей смертельной обидой. Марк Анатольевич уже и не помнил, с чего всё началось, но разве это было так важно? Чаще всего ссора начинается с мелочи – кто-то что-то за собой не убрал или не туда положил, или не сделал то, что обещал, или сделал, но не так, а в результате маленькое недовольство вырастает в огромный ком накопившихся взаимных претензий, который так и норовит придавать одного из спорщиков, и только от виртуозности и профессионализма участников зависит, кто выйдет победителем.

В последнее время Марк Анатольевич стал замечать, что их отношения с Хелей стали меняться не в лучшую сторону. Ссоры случались чаще, обид друг на друга стало больше, и дом из уютного места стал постепенно превращаться в поле битвы. Из спора Марк Анатольевич выходил победителем редко. Он привык уступать жене, убеждая себя, что пусть его самолюбие немного пострадает, но зато это поможет сохранить брак. Вчера он поначалу тоже был готов уступить, но в какой-то момент то ли накопившаяся за последнее время усталость, то ли слишком яростный, испепеляющий взгляд жены вместе с обидными словами, которые она резко бросала в его сторону, то ли всё вместе вызвало в нем протест. И когда она уже ждала, что ее добрый муж смирится и признает свою неправоту, он вдруг повысил тон и стал яростно защищаться, а потом и нападать. Конечно, это было только на словах, до рукоприкладства в их семье никогда не доходило и дойти не могло – они оба были не так воспитаны, но словесная война тоже иногда бывает кровавой, и пусть раны от такой битвы не видны, болеть и не заживать они могут годами.

– Видеть тебя больше не могу! Завтра же подаю на развод! – в сердцах выкрикнула Хеля, оставив тем самым за собой последнее слово. Жирную точку в споре поставил звук громко захлопнувшейся за ней двери, ведущей в спальню.

Слова о разводе болью отозвались в душе Марка Анатольевича. Он не сомневался, что жена сказала это не всерьез, что это говорили ее эмоции, а не разум, но всё равно слышать такое было очень неприятно. Всякий раз во время ссоры они старались не применять «тяжелую артиллерию», которая могла бы подорвать основу их брака, а угроза разводом была как раз таким «оружием тотального поражения». За всё время, что они были вместе, Хеля прибегла к этому запрещенному приему только один раз.

Он вздохнул, вспомнив, как тогда жена не разговаривала с ним целую неделю. Обыденная жизнь оставалась прежней: она продолжала готовить еду, стирать и гладить его рубашки, он приносил из магазина продукты по списку, который она вечером оставляла на столе, но все это происходило в полном молчании. Три дня он терпел, чувствуя обиду, но постепенно она сошла на нет, и настал момент, когда Марк Анатольевич понял, что созрел для примирения. Надо было только прикинуть, как лучше начать разговор, и он не придумал ничего оригинальнее, как похвалить то, что Хеля приготовила на ужин. Еда и в правду была вкусная. Надо отдать должное, как бы они ни ругались, на кулинарных способностях жены это никак не отражалось.

– Хелечка, твоя запеканка просто шедевр. Я всегда знал, что ты у меня… – Марк Анатольевич хотел сказать жене что-то хорошее, но тут же осёкся, увидев её тяжёлый и холодный взгляд. Быстро дожевав запеканку, он встал из-за стола, поставил тарелку в мойку и вышел из кухни. «Змея, – продолжил он про себя. – Какая ты у меня змея». Почему она так с ним поступает? Он же первый пошел на примирение, и она просто обязана была воспользоваться этим и тоже сделать шаг ему навстречу! Но она этого не сделала, и Марк Анатольевич снова погрузился в печаль. Правда, долго обижаться он не умел, и спустя несколько дней опять решился на разговор с женой. На этот раз Хеля была благосклонна, и супруги помирились.

А вчера вечером она опять пригрозила разводом, и Марк Анатольевич понял, что грядет очередная неделя молчания. На душе у него было скверно. В последнее время на работе проблема следовала за проблемой, и ему как никогда хотелось покоя хотя бы в доме. Но как назло Хеля выбрала, сама того не осознавая, самый неподходящий момент, чтобы опять начать предъявлять претензии, бросаться обвинениями и под конец еще добила Марка Анатольевича словами о разводе.

Спать вчера он лег на диване в гостиной, в самом скверном расположении духа. Он долго ворочался и не мог уснуть. Он считал, что жена к нему очень несправедлива. В конце концов, он не самый плохой муж на свете – хорошо зарабатывает, не алкоголик, не проигрывает деньги в автоматах, походами на сторону особо не увлекается. Если когда и был грех, то это так, по слабости, а не от большой страсти. Да и случаев таких было всего ничего. Все его любовные приключения можно было пересчитать по пальцам одной руки, причем он был настолько осторожен, что подозрительная и довольно ревнивая Хеля так ни разу ни о чём и не догадалась.

Спал Марк Анатольевич плохо. Всю ночь в своих сновидениях он убегал от нехороших личностей, которые гнались за ним по запутанным коридорам какого-то заброшенного здания с яростным намерением лишить его жизни. Проснулся он такой разбитый, словно и не спал вовсе. Несмотря на сильную вялость, он постарался умыться, позавтракать и одеться побыстрее и с минимальным шумом, чтобы не разбудить жену. Он не хотел ее видеть, и не желал, чтобы утро начиналось с уничтожающих взглядов и холодного презрительного молчания.

После бестолковой ночи Марк Анатольевич ехал очень аккуратно, чтобы не попасть в аварию, потому что почти физически ощущал свою замедленную реакцию на все, что происходило вокруг. Он чувствовал, как медленно ворочаются мысли в его голове, и как сонный мозг требует оставить его в покое. К счастью, до работы он добрался без происшествий, за исключением маленького эпизода, когда он едва успел затормозить перед бабушкой с тележкой, которая медленно переходила оживленную улицу вдали от всех переходов. В эту минуту он вяло подумал о том, что такие бабушки всегда и везде следуют принципу «старшим надо уступать», и даже правила дорожного движения им не указ.

Он опасался, что на работе ему будет так же тяжело сосредоточиться, и, чтобы не наделать ошибок из-за недосыпа и рассеянности, он взялся за самый вялотекущий проект, сроки выполнения которого постоянно отодвигались. Да и, откровенно говоря, вероятность того, что он вообще когда-нибудь завершится, уменьшалась с каждым днем. Всякий раз, когда Марку Анатольевичу приходилось к нему возвращаться, он испытывал тоскливое смирение, потому что не видел особого смысла в том, что он делает, но сейчас именно этот проект, такой же вялый и сонный, как сам Марк Анатольевич, был как нельзя кстати.

Сделав серьезное лицо, он открыл один из файлов, медленно прокрутил несколько страниц, нашел то место, на котором остановился в прошлый раз и впал в легкое полудремотное состояние, при этом внешне стараясь изобразить большую заинтересованность в том, что он читал. Он надеялся, что коллеги, видя его невероятную занятость и сосредоточенность, лишний раз не будут приставать к нему с ненужными вопросами. Но увильнуть от работы ему не удалось, и если коллеги Марка Анатольевича не донимали, обманувшись его видом и полагая, что он занят срочным и важным делом, то руководителю было совершенно безразлично, во что там так напряжённо вчитывается его сотрудник. С утра клиенты уже успели подкинуть новых проблем, и Марку Анатольевичу было велено оставить все текущие дела и срочно заняться неотложными вопросами. Ему ничего не оставалось, как волевым усилием взять себя в руки и приняться за работу. Как ни странно, очень скоро он почувствовал прилив сил, будто включились запасные скрытые ресурсы, в голове всё прояснилось, и к нему вернулась привычная быстрота ума, которую он очень в себе ценил. Работа заняла все его мысли, и очень скоро вчерашняя ссора с Хелей перестала его занимать.

Марк Анатольевич не заметил, как пролетел день, и только когда вышел из офиса и сел в машину, он ощутил, что тревожные мысли, которые не беспокоили его всё это время, опять возвращаются. Весь день ему было не до жены, за обедом они с коллегами тоже продолжали обсуждать дела, так что у семейной неурядицы не было шансов обратить на себя хоть какое-то внимание. Даже когда рабочий день закончился и все разошлись, а он остался один в пустом офисе, Марк Анатольевич продолжал думать только о работе. Но по дороге домой мысли поменялись местами: теперь всё, что было связано с делами, стало понемногу затихать и принимать призрачную форму, а вот спрятавшиеся на время в глубинах памяти воспоминания о том, что произошло вчера, наоборот постепенно вышли на поверхность, приобрели объем и яркость, и всколыхнули те неприятные чувства, которые ему совсем не хотелось испытывать вновь.

Чем ближе он подъезжал к дому, тем меньше ему хотелось туда возвращаться. Улучшению настроения никак не способствовала мысль о том, что ему как всегда еще предстоит покрутиться по соседним улицам, чтобы найти место для парковки. К своему удивлению, во дворе Марк Анатольевич нашел целых две свободных площадки, и с печальным удовлетворением подумал, что хотя бы с этим сегодня у него проблем не будет. Он оставил машину и пошёл к дому. Зайдя в подъезд, он замедлил шаг. Ему не хотелось идти домой, не хотелось видеть жену, не хотелось проводить вечер в гнетущей атмосфере молчания. Он медленно поднимался на свой этаж, надеясь, что это состояние нежелания сейчас пройдет, но перед дверью почувствовал невероятную потребность развернуться и выйти обратно на улицу. С одной стороны, дома можно вкусно поужинать, посидеть в свое удовольствие в интернете, полежать на диване, к чему он так стремился после трудного дня, но, с другой стороны, опять видеть укоризненное лицо Хели и ощущать ее недовольство в каждом взгляде, было невыносимо. Марк Анатольевич застыл перед дверью с ключом, поднесенным к замочной скважине, спрашивая себя: а зачем вообще идти туда, где ему будут совсем не рады, туда, где его не ждут?

Он вздохнул и, спрятав ключи в карман, развернулся и пошел на улицу.

Стоял октябрь, вечер был тихий и безветренный, а воздух прохладный и влажный после небольшого дождя, у которого не хватило сил стать ливнем. Куда идти? Да это неважно, главное, просто двигаться вперед. Спокойный ритм движения подействовал на Марка Анатольевича умиротворяющее, и очень скоро он почувствовал, как на душе стало заметно легче. Он словно перестал быть и ответственным работником, и обиженным мужем. Он был просто уставшим человеком, который прогуливается по улице. Идти вот так, без цели, не спеша, было приятно. Конечно, какие-то мысли приходили в голову, куда же без этого, но надолго там не задерживались. Он не смотрел на время. А зачем? Дел на сегодня у него никаких нет, дома его не ждут – так зачем волноваться? Нет, конечно, если его долго не будет дома, Хеля начнет переживать – все-таки они друг другу не чужие. Он был уверен, что, не дождавшись его возвращения, жена преодолеет свою обиду и сама ему позвонит, а когда он не ответит, она станет звонить друзьям и знакомым, а когда и те скажут, что не знают, где сейчас Марк, она задумается о том, не пора ли обратиться в полицию. Тут Марк Анатольевич, по сути добрый человек, испытал небольшое, но вполне отчетливое злорадство. Ведь стоит только ему пропасть на несколько часов, жена сразу прочувствует каково это – оказаться одной, без него! Она поймет, кого она потеряла, и больше уже никогда не будет бросаться такими обидными и безжалостными словами про развод!

И тут голос искушения зашептал ему: «А вот это очень правильная мысль. Если ты задержишься, причем, не на час и не на два, а, скажем, придешь далеко за полночь, это будет для нее хорошим уроком. Она же не ценит ваши отношения, а ты как раз ее этому научишь. Не можешь же ты постоянно уступать, пусть и она поймет, как мало делает для того, чтобы сохранить семью! Как будто это только тебе одному нужно. Так что давай, сделай это, ты же ничего не теряешь! Наоборот, она только обрадуется, когда ты вернешься. Ну, поначалу, конечно, понервничает немного, но ведь и она вчера заставила тебя понервничать! Зато потом ценить тебя будет больше».

Марк Анатольевич отмахнулся от назойливого голоса. Как бы там ни было, он любил Хелю и поступить так с нею ему казалось слишком жестоко. Если бы он на самом деле не мог позвонить, это одно, но совсем другое – намеренно заставлять её переживать. Знать, что она места себе не находит, и просто выжидать – «вот пусть еще часик помучается, а уж потом я позвоню» – такого Марку Анатольевичу совесть сделать не позволяла.

– Молодой человек! – вдруг услышал он голос. Он обернулся, чтобы посмотреть, кто его зовет.

На скамейке у дома, мимо которого он проходил, сидел пожилой мужчина и смотрел в его сторону.

– Да-да, молодой человек, это я вам, – сказал тот. – Вы уж извините, не уделите старику пару минут? Я вот тут разобраться не могу, – и он поднял вверх руку со светящимся телефоном.

Марк Анатольевич решил: почему бы и нет? Молодые должны помогать старикам, а уж с техникой особенно. Они в этом отношении хуже детей, в элементарных вещах разобраться не могут. Вот взять даже его деда: порой и объяснишь ему, и покажешь, и вроде он понял всё, а потом опять к Марку с тем же вопросом приходит.

Он подошел к скамейке, и старичок жестом пригласил его сесть.

– У Вас что-то с телефоном?

– Да, вот фонарик включил, а выключить не могу. Не знаю, куда нажимать, запутался. Может, Вы поможете?

Марк Анатольевич взял телефон и стал смотреть меню. На поиск фонарика и его выключение он не потратил и пары минут.

– Что, уже? – удивленно сказал пожилой человек. – Ох, и быстрые вы, молодые, не то, что мы. Не успел в руки взять, и уже всё сделал. А я тут уже сколько провозился. Вот спасибо так спасибо!

– Да не за что, – ответил Марк Анатольевич и протянул ему телефон. – Это было совсем не трудно.

И тут произошло что-то странное. Вместо того, чтобы забрать свою вещь, старик охватил ладонь Марка Анатольевича своей ладонью, и того словно захлестнуло волной невероятной, несокрушимой силы, которая исходила от этого небольшого жилистого человека, и в этой силе не было и намека на немощность и слабость. Такого прикосновения он никак не ожидал от старика. Да что там говорить – с такой энергией ему никогда прежде сталкиваться не приходилось. Не сказать, что он ежедневно только и делал, что пожимал руки, но всё же исполнять этот общественный ритуал ему приходилось довольно часто. У него даже было маленькое развлечение – сможет ли он по одному взгляду на собеседника угадать, какое у того будет рукопожатие: ляжет ли рука в его ладонь нехотя и вяло, сожмут ли ему пальцы до хруста, или прикосновение будет быстрым и испуганным. Как бы там ни было, в его «коллекции» такое мощное рукопожатие встретилось впервые.

«Кто он такой? Что ему от меня нужно? Зачем он держит мою руку? Откуда в нем такая невероятная сила?» – завертелось в голове Марка Анатольевича. Он открыл было рот, чтобы заговорить, но, заглянув в глаза старика, вдруг почувствовал, как всё внутри и вокруг остановилось. Мыслей не было, прошлого не было, мир вдруг стал застывшим и безжизненным, как декорация на сцене, и реальными оставались лишь он, странный старик и скамейка, на которой они сидели.

Сколько прошло времени – на этот вопрос ответить было невозможно, потому что нельзя измерить то, чего нет. Это странное ощущение могло длиться и мгновение, и вечность – и в тот момент Марк Анатольевич не почувствовал бы разницы.

Весь мир внезапно вернулся на прежнее место, словно Марка Анатольевича резким рывком втянуло обратно в реальность, когда старик забрал телефон и отпустил его руку.

– Значит, поругался со своей? – сказал он, как ни в чём не бывало. Марк Анатольевич был настолько впечатлен случившимся, что даже не придал значения тому, что старик вдруг перешел на «ты». – И не в первый раз уже? Да не переживай, кто ж не ругается. Знаешь, я уж хорошо пожил на этом свете, повидал много чего, и вот что тебе скажу: если в семье тишь да благодать, значит, там уже давно никто друг другу не интересен и общего у них ничего не осталось.

Марк Анатольевич был так ошарашен, что не представлял, что на это ответить. Вопросы теснились в голове, сменяя друг друга с такой быстротой, что ему трудно было сосредоточиться на чем-то одном, и поэтому, вместо того, чтобы разразиться потоком красноречия, он продолжал молчать.

Старик посмотрел на него внимательно и вдруг рассмеялся:

– Да что ты так растерялся, колдуна никогда не видел что ли?

– Колдуна? – выдавил из себя Марк Анатольевич.

– Ну, если тебе это слово не нравится, то можно сказать «маг», «волшебник», «чародей». Уже не так страшно звучит, правда? Да, есть еще «ведьмак», но, согласись, оно тоже не сильно доброе. Ну, что, какое выберешь?

– Погодите, я вообще не понимаю… Это что сейчас было? Гипноз? Зачем? И откуда Вы знаете про…

– Сказал тоже, гипноз, – усмехнулся старик. – Еще скажи «фокусы». Ты энергию почувствовал? Думаешь, гипнотизер так может?

– Но колдунов не бывает, – сдавленным голосом произнес Марк Анатольевич, и эта фраза прозвучала настолько по-детски, что ему стало неловко за себя.

– Бывает. Уж я-то знаю. А теперь и ты знаешь. Короче, так. Я тебе сказал, кто я, можешь верить, можешь нет, вера твоя всё равно ничего не решает. Помочь я тебе могу и без нее.

– Помочь?.. Мне?.. В чем помочь? Я же не просил мне помогать, наоборот, это Вы меня попросили, – растерянно сказал Марк Анатольевич. Этот �