– Ну что ж! В таком случае, мы вас ждём завтра! Наш дворецкий Григорий сообщит вам наш адрес!
– О! В этом нет необходимости! – ответил Жан Баже, мой телефон оснащён автоматическим передатчиком, который без труда определяет адрес.
– Ну что ж! В таком случае, ждём вас в час дня! – сказал Павел Петрович и озадаченно положил трубку на рычаг.
– Кто это был? – с интересом спросила Софья, лицо отца показалось ей чем-то озабоченным.
– А? Да, Софи, завтра в обед у нас будет один гость! – ответил Павел Петрович, – Поэтому извольте вести себя учтиво!
– Что ещё за гость такой? – удивилась Софья, – И это ещё почему мне следует с ним церемониться?
– Этот господин сказал, что он по твоему объявлению выискался! – признался Павел Петрович.
– По объявлению?! – воскликнула Софья, но тут же поправилась, – По какому такому объявлению?
– В газете которое, вы, сударыня, изволили напечатать, не поставив меня, между тем, в известность! Меня – вашего отца! Стыдитесь! – воскликнул Павел Петрович.
– Ну, что вы, папенька?! Как можно?! Да и что за объявление такое?! – оправдывалась Софья.
– Объявление в газете! В разделе «Знакомства», – коротко ответил её отец.
– Знакомства?! – перепросила Софья.
– Ты, батюшка, не серчай! – вдруг вступилась за неё Акимовна, – Девка она красивая, да только в невестах засиделась, да и скучно ей стало, одной то! Вот мы и подумали, а что бы счастью не помочь?
– Ага! И ты здесь значит свою роль сыграла! – воскликнул Павел Петрович, довольный тем, что удалось ему раскрыть заговор его домашних.
– Помилуйте, Павел Петрович, мы же как лучше хотели! Хотели, что всё для Софьи то Павловны лучше!
– Ну раз хотели, так сами завтра будете этому «заграничному» гостю в глаза глядеть, потчевать его, да разговор с ним вести, потому что я от этого дела устраняюсь! – заявил он.
– Папочка! Но как же без вас?! – воскликнула Софья.
– Павел Петрович, разве дело это, чтоб незнакомого человека в дом пущать, да ещё и наедине с молодой привлекательной незамужней особой оставлять? – в свою очередь возмутилась Акимовна.
– А это ещё почему – наедине?! – удивился Павел Петрович.
– Ну как же я буду? Мне и накрыть на стол и посуду убрать, вот и получается, что наедине, – объяснила Акимовна.
– Ладно! – махнул рукой Павел Петрович, – Раз уж я сам его на обед пригласил, так и встречать его мне! А вы сидите тихо, и чтоб ни одна из вас при мне ни единой глупости не брякнула! – заявил Павел Петрович, таким образом, примирившись со своими домашними.
– Значит, он будет завтра! Приглашён к обеду! – уже не скрывала своей радости Софья.
– Ага! Приглашён! – подтвердил отец, довольный тем, какое впечатление эта новость произвела на дочь.
– А каков он? Хорош собой? – спросила Софья.
– Откуда же я знаю! – удивился отец, – Разве это по телефону увидишь! Голос приятный, мужественный.
– Ах! Он наверняка красавец! – мечтательно произнесла Софья, – Статный, высокий, с волнистыми русыми волосами…
– И фиолетовыми усами, – усмехнулся Павел Петрович.
– Это ещё отчего? – удивилась Софья.
– Так иностранец же! – ответил отец, лукаво прищурившись и подмигнул Софье.
– Он, папенька, с вами на каком языке разговаривал? – в свою очередь спросила Акимовна.
– На французском! – ответил Павел Петрович.
– Ах! – Софья всплеснула руками, – Что же я тут сижу! Нужно как следует подготовиться к его приезду! Няня, помнишь ли то платье, что мы у Наденьки заказывали? Так вот надо его переделать! Непременно! На парижский манер!
– Да когда же мы успеем, Софья? – удивилась Акимовна, – Времени то у нас до обеда.
– Так надо с утра пригласить Наденьку, хоть кружева на нём пришить! – воскликнула в отчаянии Софья.
– Так во сколько же её приглашать? Вы изволите спать до обеда, – возразила Акимовна.
– Ну, ради такого дела я могу и пораньше встать! – заявила Софья.
– Что же с утра её звать? – ещё раз уточнила Акимовна.
– С утра! – подтвердила Софья, она как никогда была полна решимости, ей хотелось произвести благоприятное первое впечатление на этого господина. К тому же чтобы женихи, вот так сами напрашивались в гости в родительский дом – это стало очень большой редкостью в наше время!
Семейство завершило трапезу, после чего Софья Павловна сама изъявила желание сесть за пианино и что-нибудь сыграть. Ей захотелось размять пальчики, вспомнилось несколько милых и очень душевных мелодий.
И она так увлеклась, что промузицировала весь вечер, пока её папенька, сидя в гостиной, ворошил страницы газет. Впрочем, музыка ему не мешала, наоборот, она оказывала на него благотворное действие, навевая приятные воспоминания о его покойной супруге, которая была столь хороша собой, чиста душой, как ребёнок, и так изысканна, которая тоже бывало вот так вечером сядет за инструмент и играет, сначала по нотам, потом вдруг её, словно жар, охватит порыв вдохновения, и она перейдёт на импровизацию, проникнутую такой сладкой нежной болью и трепетанием, что кажется сам воздух оживает вокруг неё, в эти моменты Павел Петрович не мог удержать скупых мужских слёз, настолько он любил Елизавету, настолько трогали его душу её музыкальные сонеты и проникновенные импровизации.
И сейчас, слушая игру своей дочери, он невольно отложил газету, и окунулся в воспоминания о былом.
Елизавета Семёновна была доброй, ласковой и кроткой женщиной. Она была очень хороша собой: тонкая полупрозрачная белая фарфоровая кожа с голубыми прожилками, васильковые глаза, что синевой своей напоминали Павлу Петровичу безоблачное небо в ясную погоду, тёмно-русые волосы, уложенные в тугие косы, из которых была собрана на затылке незамысловатая причёска. Тонкие брови с волнительным изгибом и пленительный коралловый абрис губ. Невысокая, тонкая девица, одетая скромно и просто, но не лишённая изящества и изысканных манер, которые являлись частью её характера, потому как добрые её поступки были следствием искренних душевных порывов, а простота в обращении с людьми лишь свидетельствовала об открытости и лёгком, спокойном характере её.
Павел Петрович тогда был приглашён подругой своей тётки в гости. Он явился раньше назначенного времени, но не желая беспокоить хозяев, занятых, по всей видимости, хлопотами и приготовлениями к приему гостей, велел дворецкому не торопиться извещать хозяев о своём приезде. Сказал, что сам пока прогуляется по саду, подышит воздухом, приведёт мысли в порядок.
Павел Петрович прошёл через калитку в сад, он неторопливо прогуливался по дорожке, выложенной крупной галькой и присыпанной песком, любовался осенними цветами, вдыхал сладкий запах яблонь и сердце его наполнялось какой-то несказанной радостью.
«Как хорошо! Как славно!» – размышлял он. Из-за деревьев показалась белая беседка, надо отдать должное тому умельцу, что потрудился над украшением её, верно то был талантливый резчик по дереву, раз его рука вывела такие лепестки и цветы на деревянной основе.
Павел Петрович подошёл поближе, чтобы разглядеть эту красоту и заметил в глубине беседки фигуру в длинном голубом платье. Он остановился в нерешительности.
Следовало ли ему идти вперёд и заговорить с ней? Но они ведь не были даже представлены друг другу! А может не стоит нарушать уединения этой незнакомки, и будет лучше вернуться тот час в дом и предстать перед хозяевами?
Девушка читала книгу, она не сразу заметила Павла Петровича, по всей видимости повествование и сюжет настолько увлекли её сознание, что она была потеряна для этого мира в то мгновение.
Павел Петрович внимательно разглядывал девицу, её носочек серой туфли, выглядывающий из-под длинного платья, подобно любопытному мышиному носу, её острый подбородок, изгиб руки, о которую она опиралась, и мелькающие выражения лица, словно лицо её служило зеркалом, в котором отражалась вся затаённая суть прочитанного.
Вот на губах её расцвела улыбка, словно там в сюжете произошло нечто невообразимо весёлое, или автор не приминул щегольнуть юмором, или главные герой и героиня в этот момент вели романтические беседы.
Павел Петрович невольно сделал шаг вперёд, в беседку, словно само провидение взяло его за руку в этот момент и повело за собой.
Девушка невольно вздрогнула, словно проснулась, и подняла глаза от книги, устремив свой взгляд на Павла Петровича. Взгляд этих голубых глаз, такой глубокий, чистый и проникновенный вызвал некий отклик в душе Павла Петровича, словно там до поры до времени жила некая невидимая струна, но вдруг её неловко задели, и она обнаружила своё присутствие, наполнив его тело некой странной вибрацией, а сердце – трепетанием.
– Простите! Я помешал Вам, – он смутился и уже хотел уйти, но что-то продолжало удерживать его на месте, то ли её взгляд, то ли эта дрожжащая внутри струна.
– Кто вы? – девушка с интересом и некоторым опасением разглядывала его.
– О! Я…, – он замялся, потом решил представиться, – Павел Петрович! Я приехал раньше! Такой чудесный сад! Не думал, что потревожу здесь кого-то, – и он уже собрался было развернуться и уйти, как его окликнули.
– Постойте! Вы племянник Анастасии Дмитриевны? – спросила она.
– Да! – Павел Петрович поклонился.
Она поднялась со скамейки, в руке она держала закрытую книгу, и он на этот раз смог разглядеть название: «Восточные сказки» – прочитал он вслух.
– А? Да! – она немного смутилась отчего-то.
– Так странно! – заметил он.
– Что такого? – поинтересовалась она, – Странно, что девушка в моём возрасте читает не любовные романы, не лирику, а сказки? – решила уточнить она, обнаружив тем самым, что прекрасно поняла, о чём он только что вскользь подумал.
– Да! – признался он.
– Я изучаю разные народности, их обычаи, быт, культуру. Мне всё интересно! А что как ни сказки может лучше всего передать это настроение, этот колорит через образы, обстановку, персонажей! – объясняла она, когда говорила об этом, то глаза её горели, а голос её был настолько одухотворён, что Павел Петрович невольно проникся симпатией к этому её увлечению.
– Могу я знать ваше имя? – спросил он.
– Елизавета. Елизавета Семёновна! – сказала она.
– Очень приятно! Павел Петрович, – он ещё раз назвал себя и поклонился.
– Благодарю! – кивнула она.
– За что? – удивился он.
– О! Я просто с первого раза не уловила и не успела запомнить ваше имя! – призналась она.
Такая откровенность его тронула и в то же время немного озадачила.
– Я племянник Анастасии Дмитриевны! – на всякий случай повторил он.
– Ах! Да, – она улыбнулась, – Это я поняла.
– Хорошо здесь! – добавил он, – Что за чудная беседка!
– Это наш плотник Зосим сделал! – сказала она, – Вам правда нравится?!
– Да! Прекрасная работа! – сказал Павел Петрович.
– Однако, свежо! – сказала она, укутываясь в белую пуховую шаль.
– Пойдёмте в дом! – предложил он.
– Да! Идёмте! – согласилась она, – Выпьем горячего чаю!
Он пропустил Елизавету вперёд и сам последовал за ней. Она остановилась, она поравнялись.
– Какая тёплая осень в этом году! – тихо сказала она.
– Да! – кивнул Павел Петрович.
– Сорвите мне вот то яблоко! – попросила она.
Эта детская просьба была воспринята им с простодушной улыбкой. Он был выше Елизаветы почти на голову. Павел Петрович протянул руку и сорвал с ветки яблоко, на которое она показывала, и протянул ей.
Елизавета Семёновна осторожно взяла из его рук яблоко, она напомнила ему в этот момент дикого лисёнка, которого он пытался приручить в юности, когда ещё был мальчишкой.
– Ах, вы уже познакомились! – сказала Анастасия Дмитриевна, не вставая из кресла.
– Да, тётушка! – Павел Петрович приветствовал её кивком головы.
– А это Лидия Григорьевна – маменька Елизаветы! – представила его Анастасия Дмитриевна, – Лидочка, это мой племянник Павел! Павел Петрович!
– Очень рады! – ответила она, – Сейчас в гостиной накроют к чаю! Может, ты нам пока что-нибудь сыграешь, Лизонька? – спросила её мать.
Елизавета сняла шаль, повесив её на спинку кресла, прошла к белому роялю, что стоял у окна, присела и раскрыла ноты.
– Что-нибудь осеннее! – попросила Лидия Григорьевна.
И Лизонька заиграла, казалось, что с её клавиш, кружась, летят осенние листья, падают первые капли дождя, временами даже в этой музыке слышались глухие гулкие раскаты, порывы ветра, последние теплые лучи уходящего солнца озаряли комнату своим янтарным золотистым светом.
Павел Петрович невольно залюбовался этой девушкой, внимая её музыке, он смотрел, как солнечные лучи золотят её волосы, как её тонкие пальцы порхают по клавишам, иногда она опускала ресницы, прикрывая глаза, словно могла бы играть эту мелодию по памяти, даже в полумраке или при свете луны, словно эта музыка была её частью, словно она струилась из кончиков её пальцев.