Детектив для уютной осени

– О чем был разговор?

Красавица чуть повернула голову и улыбнулась. Нижнюю половину ее лица скрывал мех, но все равно было понятно, что она улыбается.

Василий Васильевич словно слегка ослабел.

– Разговор? – переспросила она сквозь мех. – Что вы! Я не слушала, конечно. А почему это вас интересует?

– Я тоже пару раз слышал, как кто-то разговаривает. У себя в комнате и в вестибюле.

– Но здесь живут люди! И наверняка разговаривают друг с другом.

– Да! – с излишним жаром воскликнул Василий Васильевич, которому хотелось все ей объяснять, растолковывать и при этом выглядеть очень умным, – но я так и не понял кто!.. И рядом совершенно точно никого не было. Только Стас с велосипедом прошел, но он не мог разговаривать сам с собой.

– Стас очень милый, – заметила Лючия. – Пригласил меня на прогулку.

– Понятное дело.

Она сбоку посмотрела на него.

– Вы правда из Бухары?

– Я работаю в Бухаре, – досадуя на себя, на «гусиную кожу», на излишний жар и явно глупый вид, возразил Меркурьев и встал. – Прошу прощения, мне нужно идти.

Она кивнула.

Большими шагами он вернулся в дом – в обход, не через гостиную, – и возле своей лестницы столкнулся с Софьей.

– Привет, – сказала она весело. – Ну что? Мы идем на маяк?

– Да, – ответил Василий Васильевич грубо – следствие досады, – я только возьму куртку.

– Я подожду вас на террасе! – И Софья пропорхала на улицу.

«Там тебя ждет сюрприз, – подумал Меркурьев с некоторым злорадством. – Конкуренция возрастает!..»

Куртка, утрамбованная в одну из сумок, имела такой вид, словно ее долго и с удовольствием жевала та самая корова, которая поставляла Захарычу молоко и сметану. Василий Васильевич несколько раз встряхнул ее в напрасной надежде, что она станет несколько более похожей на человеческую одежду. Ничего не изменилось.

Ну и ладно.

Когда он вновь оказался на террасе, диспозиция выглядела следующим образом: красавица в шелках и мехах по-прежнему сидела к плетеном кресле и безмятежно смотрела вдаль, Софья в джинсах и кургузой курточке стояла, облокотившись о балюстраду, и спина у нее была рассерженной.

Как только Василий Васильевич с ней поравнялся, она немедленно крепко взяла его под руку.

– Как хорошо! – заговорила она громко. – И солнышко вышло! Я так мечтала сходить на маяк, никогда в жизни там не была. Он ведь заброшен?

– По всей видимости.

– Очень романтично.

По брусчатке они спустились к пляжу. По кромке песка росла жесткая зеленая трава, кое-где пробиваясь сквозь доски «променада». Море – до самого горизонта – было ласковым, изумрудным, тихим. Редкие облака стояли над ним, снизу подсвеченные синим. Солнце иногда заходило за синее облако, и сразу становилось холодно, налетал стремительный ледяной ветер.

Василию Васильевичу нравились трава в песке и ветер.

– Вы правда из Бухары? – спросила Софья, прижимаясь к нему округлым плечом.

Меркурьев вздохнул:

– Я работаю в Бухаре.

– Зачем вы там работаете?

Он опять вздохнул.

– Затем, что мне предложили там работу.

– А в Москве не предлагали?

– В Москве не строят газопроводов.

– Ну, – сказала Софья покровительственно, – какие глупости. В Москве можно найти любую работу.

– По моей специальности вряд ли.

– Я бы ни за что не уехала из Москвы, – промурлыкала Софья. – Вот, знаете, даже в Испанию не уехала бы! У нас многие девчонки вышли замуж и сейчас живут в Европе. А я не хочу! Что там делать, в Европе? Москва – это жизнь, ритм, скорость!..

– Возможно, – согласился Василий Васильевич, рассматривая пики травы у себя под ногами и слушая крики чаек. – Я давно там не был, точно сказать не могу.

– Нет, только в Москве, – настаивала Софья. – Только там можно реализовать себя. И не скучно! Развлекайся с утра до ночи. Все к твоим услугам.

– Тут уж одно из двух, – сказал Василий Васильевич. – Или реализовывать себя, или развлекаться. Совместить это никак невозможно.

– Почему?

Вести с ней умные беседы ему не хотелось. С той, в шелках и мехах, хотелось, а с этой нет. И он сказал, что для того, чтоб реализовать себя, нужно много и упорно трудиться, а когда много и упорно работаешь, развлекаться некогда.

– Какой вы зануда, – резюмировала Софья. – Вы самый настоящий зануда, но милый.

– Милый, чо? Милый, чо навалился на плечо? – пропел Меркурьев и спохватился. – Это я просто так. Это шутка.

Софья выдернула у него руку, присела, сорвала некое подобие ромашки и воткнула себе за ухо.

– Мне идет?

Меркурьев смотрел вдоль пляжа, а на Софью не смотрел.

– Во-он там, – он показал рукой. – Там, кажется, наша Антипия, да?

– Посмотрите на меня, – потребовала его спутница. – И скажите, мне идет?

– Что? – Меркурьев посмотрел, ничего не заметил и на всякий случай сказал, что это исключительно красиво. – Она, должно быть, тоже гуляет.

Заклинательница духов шла вдоль моря по самой линии прибоя. Развевались ее бирюзовые и зеленые одежды, подсвеченные солнцем, как будто вдоль моря катился громадный сверкающий изумруд из кольца Кристины.

– Марьяна Витальевна! – закричал Меркурьев, когда они поравнялись. – Ноги не промочили?!

Антипия издалека помахала им рукой и пошла дальше.

– Почему вы так ее называете?

– Потому что так ее зовут.

– Марьяна?! – переспросила Софья и фыркнула. – Всего-то?! А эту, которая сегодня приехала? Ну, которая сидела на террасе, вся такая сделанная и с красными губами? Неужели не заметили?

– Заметил.

– Как ее зовут?

– Лючия! – провозгласил Василий Васильевич. – Так она себя называет.

– Час от часу не легче, – пробормотала Софья. – Та Марьяна, эта Лючия…

– Ничего не поделаешь, – сказал Василий Васильевич, Софья его раздражала. – Здесь вам не Москва.

– При чем тут это?

Василий Васильевич и сам не знал.

– Вы не читаете труды Канта? – спросил он.

– Зачем? – удивилась Софья.

Этого Василий Васильевич тоже не знал.

– На столе в вестибюле лежит книга «Философия Канта». Интересно, кто ее читает?..

– Не я, – и Софья вновь взяла его под руку. – Знаете, я не люблю старье. Стариков терпеть не могу! Старые фильмы никогда не смотрю, старых книг не читаю. Только новые!..

– Новые книги – это какие?

– Вы отстали от жизни в этой вашей Бухаре, – засмеялась Софья. – Сейчас выходит масса новинок! По развитию личности, всякие тренинги, эзотерика, по истории тоже! Вот вы, например, знаете, что всего цивилизаций на нашей планете будет семь? Атланты – одна из прошлых, и она же возродится в будущем. Атланты по счету третья. А у нас сейчас пятая. – Тут она охнула, как отличница, допустившая на экзамене ужасный промах в элементарном вопросе. – Боже, что я сказала! Сейчас четвертая, а не пятая! Мы живем в четвертой цивилизации, а всего будет семь.

– Семью семь, – сказал Василий Васильевич, – сорок девять.

– И те, прошлые, были гораздо, гораздо цивилизованнее нас! Они умели летать без всяких самолетов, проходить сквозь стены, лечить любые болезни. Нам до них еще далеко. Они и в космос летали, и с инопланетными пришельцами общались. Правда-правда! Сохранились разные свидетельства. Этим свидетельствам шестьдесят миллионов лет, их от нас специально скрывают правительство и спецслужбы.

Василий Васильевич на всякий случай уточнил:

– Все это пишут в новых книгах?

– Конечно! – с энтузиазмом согласилась образованная Софья. – Это очень интересно читать! В интернете есть специальные сайты для любителей альтернативной истории, я на всех бываю и на всех авторов подписана.

– Такое чтение, – изрек Василий Васильевич, – должно быть, очень расширяет кругозор.

– Вот вы говорите как старик! Как будто брюзжите! Но вы же еще молодой!

– Я пожилой. В душе.

– Да ладно вам кокетничать!.. А не верите вы, потому что читаете только этого вашего Канта!..

– Канта без подготовки читать невозможно, – заметил Меркурьев.

– Что значит невозможно?

– Я ничего не смыслю в философии. Не знаю, что такое трансцендентальная эстетика. Не понимаю метафизического толкования пространства. Способ открытия чистых рассудочных понятий мне неведом. Логическая форма всех суждений, состоящая в объективном единстве апперцепции содержащихся в них понятий, для меня загадка.

– Про это Кант писал? – недоверчиво уточнила Софья.

Меркурьев кивнул.

– Он что, дурак? Зачем такую ерунду писать?! Ему что, заняться было нечем?

– А вот и маяк! – вскричал Василий Васильевич, задрал голову и посмотрел. – Надо же, какой высокий, издалека мне казалось, что он гораздо ниже.

– Как же мы к нему пролезем? – спросила Софья, отвлекаясь от критики Канта. – Прямо по песку, что ли? Я думала, к нему мостки проложены.

– Придется по песку. Можно, конечно, вернуться и попробовать подойти со стороны леса, но можно и здесь.

Он спрыгнул с досок «променада» на влажный плотный песок и подал Софье руку. Она оперлась и тоже спрыгнула. Вид у нее был недовольный.

– Там камни, – сказала она, глядя в сторону маяка. – Мы что, будем по ним карабкаться?..

– Интересно, когда его построили? – спросил Меркурьев. – Лет сто назад? Или двести?

– Э-эй! – закричала издалека Антипия-Марьяна. – Вы наверх? Подождите, я с вами!..

– Ждем! – прокричал в ответ Василий Васильевич и сам у себя спросил: – Может, это она в вестибюле читает Канта? Или хотя бы знает, когда был построен маяк?

– Дался тебе этот Кант! – с сердцем сказала Софья.

Антипия подходила, одежды ее развевались на ветру, и по песку рядом с ней бежал изумрудный отсвет. Она подошла, взяла Меркурьева за руку и высыпала ему в ладонь мелкие, как пшеничные зернышки, желтые камушки.

– Янтарь? – спросил Меркурьев, пересыпая камушки из руки в руку. Они приятно шелестели.

Антипия кивнула. Щеки у нее горели от ветра, и блестели карие глаза.

– Виктор Захарович сказал, что после штормов янтаря всегда бывает много. Я вышла и вон сколько набрала.

– Ерунда какая-то, – сказала Софья, поглядывая на камушки. – Я где-то читала, что янтарь – это отвердевшая смола. Вроде в старину в море падали какие-то сосны, смола затвердевала, и из нее получался янтарь. Так и было написано!..

Меркурьев промолчал, и Антипия промолчала тоже.

– Я только не понимаю, кому она нужна, смола! Ну, если это и вправду смола. Не бриллиант, не изумруд!.. И еще про какую-то комнату из янтаря я читала. Вроде она пропала и все ее ищут. Как из него может быть комната, если он такой мелкий? В комнате должны быть стены, полы, потолок! Как могла пропасть комната, я не понимаю?! Ну вот в квартире – было три комнаты, а стало две, что ли?

– Ну, – сказал Меркурьев бодро и ссыпал янтаринки в подставленную ладонь Антипии. – Попробуем забраться? Я вам буду помогать.

– Да мы уж надеемся, – пробормотала Софья, а Антипия опять ничего не сказала.

По очереди – Меркурьев возглавлял, Антипия замыкала – они забрались по валунам к подножию старого маяка. Первым забирался Меркурьев, утверждался на валуне, осматривался, куда в случае чего можно спрыгнуть, потом за руку втягивал одну и вторую даму. Как это ни странно, Антипия забиралась легко и ловко, несмотря на одежды, которые ей мешали, а Софья с трудом, раздражаясь все больше и больше.

На мысу ветер был гораздо сильнее, чем внизу, на пляже. Он срывал со слабых волн мелкую водяную пыль. Пыль висела в воздухе, и в ней дрожала и переливалась радуга.

– Как здорово! – закричала Антипия, увидев радугу. – Смотрите, ребята, какая красота!..

– Да уж, конечно, – пробормотала Софья. – Ничего не скажешь! А то мы радуги никогда не видали!..

Меркурьев, задрав голову, рассматривал серые могучие стены, сложенные из неровных камней, черепичную крышу, кое-где темневшую пятнами дыр. Балкон с полуразвалившейся решеткой опоясывал маяк на неизмеримой высоте. На одной из уцелевших секций решетки сидела белая чайка.

– Где-то должен быть вход! – сквозь ветер прокричал Меркурьев. – Может, поищем? Вдруг он не заколочен?

– Я туда не пойду! – закричала в ответ Софья. – Еще свалится что-нибудь на голову или чайка наделает!.. Отмывайся потом!..

Какая умная, дальновидная и предусмотрительная девушка, подумал Василий Васильевич ни к селу ни к городу. Должно быть, станет хорошей женой и матерью!..

Он пошел по каменной террасе вокруг маяка. Ветер рвал полы куртки, трепал капюшон так, что казалось, он вот-вот оторвется. Василий Васильевич накинул капюшон на голову, ветер тут же его сорвал. Меркурьев рассердился, натянул капюшон и накрепко стянул завязки.

Сразу стало тихо, словно уши заложило.

Все ему нравилось – каменные валуны, радуга, качавшаяся в брызгах, сильный ветер, чайка, солнечное небо, языки песка, которые намело между валунами.

Вдруг кто-то взял его за руку. Он остановился и оглянулся.

– Нам туда нельзя, – проговорила Антипия. Она придерживала под подбородком изумрудный платок, который рвал ветер. Глаза у нее были дикие. – Мы не должны туда ходить.

– Куда?!

Она подбородком показала куда-то.

– Чего мы встали?! – Софья, тяжело дыша, приблизилась к ним, нагнулась и уперлась руками в колени. – И вообще, зачем мы сюда лезли?! Кто-нибудь знает? Нельзя, что ли, с пляжа посмотреть?

– Не ходи туда, – сказала Меркурьеву Антипия.

– Девочки, не нервничаем! – призвал он. – Мы сейчас обойдем маяк и вернемся в гостиницу.

– Стой, не ходи!..

Но он уже скорым шагом шел по каменной террасе. Ветер рвал полы куртки и капюшон. Под кроссовками скрипели песок и мелкие камушки.

Василий Васильевич перепрыгнул канавку, размытую дождями, и приблизился к серой, наглухо закрытой двери с двумя поперечными перекладинами. Дверь была укреплена проржавевшими железяками, и казалось, что она не открывалась много лет.

Меркурьев потянул чугунное кольцо, заменявшее дверную ручку, и дверь подалась так неожиданно легко, что он чуть не завалился на спину.

– Туда можно войти!..

Он заглянул. Внутри царил полумрак, и после солнца и ветра трудно было различить что-нибудь определенное. Василий Васильевич оглянулся. Со стороны моря подбегала Антипия, куда-то показывала рукой.

– Что? – Василий Васильевич посмотрел, куда она показывала, и ничего не увидел. – Что такое?!

– Посмотри!..

Меркурьев аккуратно прикрыл тяжелую дверь и посмотрел.

Он увидел лакированные ботинки – среди кустов желтой травы, – и удивился, кому пришло в голову лежать в траве в ноябре месяце. Затем он увидел задравшиеся брюки, а следом неестественно вывернутую руку в песке. Ладонь была голубоватого цвета, и эта вывернутая ладонь все ему объяснила.

Он понял как-то сразу, моментально, – у подножия маяка в траве лежит мертвый человек.

Преодолевая страх, Василий Васильевич подошел и посмотрел.

Один из тех двоих, что вчера пировали в гостиной островерхого дома и пели «Ах, какая женщина, какая женщина!», лежал на спине, уставившись в небо стеклянными глазами. Одна рука вдоль тела, вторая выгнута под каким-то странным углом. Он был в костюме – как вчера, – рубаха распахнута на пузе, пуговицы отлетели, и видно было волосатый, абсолютно белый живот.

Антипия быстро и жарко дышала Василию Васильевичу в ухо.

– Что вы там нашли? Опять янтарь какой-нибудь?

Софья подошла поближе, вытаращила глаза и громко сказала:

– Ой! – Подумала и добавила: – Мы же его знаем! Это тот, вчерашний! А чего он здесь лежит?

– У кого телефон с собой? – спросил Василий Васильевич будничным голосом. – Я свой в комнате оставил. Надо бы позвонить.

– У меня, – Софья достала телефон. – Куда звонить? Нет, а чего он лежит?

– Он умер, – объяснила Антипия, Софья засмеялась:

– С перепою, что ли?.. Такие, как он, просто так не умирают! Эй! Вставай! – Она немного подвинула Антипию, нагнулась и потрясла лежащего за плечо. Потом оглянулась.

– Чего это с ним?

– Он умер, – повторила Антипия.

– Почему?!

– Видимо, свалился с маяка, – нетерпеливо сказал Василий Васильевич. – Можно мне телефон?

Софья сунула ему трубку и еще раз посмотрела на лежащего.

– Слышь, мужик, – она ткнула его в бок носком ботинка. – Вставай. Или ты правда помер? А это который из них? Их же двое было!

– Я не знаю, – прошелестела Антипия.

– Отделение? – между тем говорил в трубку Василий Васильевич. – Моя фамилия Меркурьев. Возле заброшенного маяка мы обнаружили труп. Да, самый настоящий. Нет, просто человек лежит, и все. Хорошо. Ждем.

Он вернул Софье мобильный и сказал:

– Сейчас приедут.

– Откуда вы взяли телефон отделения? – строго спросила Антипия, словно подозревая Меркурьева в обмане. Он взглянул на нее и ответил неохотно:

– В интернете. Я же не ясновидящий! Я могу только в интернете посмотреть, проще простого!

Солнце прикрылось облаком с синим днищем, и сразу стало холодно, море потемнело, мокрый песок оказался серым, а не золотым.

Антипия нагнулась над телом и зачем-то полезла в карман пиджака покойного.

– Не нужно ничего трогать, – сказал Василий Васильевич, искоса на нее взглянув.

– Мне надо.

Меркурьев не стал ее останавливать. Зачем?.. Он сунул руки глубоко в карманы куртки, поднял плечи – ему неожиданно стало холодно – и стал смотреть на море.

Который из двух – Александр Федорович или Иван Николаевич?

Вчера ночью это тело было вполне жизнерадостным свином. Свин весело хрюкал, опрокидывал водочку, громко пел, выел огромный кусок заливной рыбы и ликовал при виде подноса с шашлыками.

Сейчас он лежит в бурьяне – невидящие глаза распахнуты в небо.

Как это возможно? Почему так получилось?

Софья взяла его за локоть, он повернулся и стянул с головы капюшон.

– Я здесь не нужна, наверное, – сказала она совершенно спокойно. – Вы его нашли, вы и объясняйтесь. Я ничего не видела.

Меркурьев кивнул.

– Я пойду, да?

Он опять кивнул.

– Как ты думаешь, – повеселев, спросила Софья, – лучше по променаду или по шоссе? Они же из поселка приедут, значит, лучше по пляжу, да? Чтобы на них не наткнуться.

– По пляжу лучше, – согласился Василий Васильевич.

– Ну все, тогда я побегу, – быстро сказала она и поцеловала его в щеку. – Как-то неудачно получилось, да? Завтра опять гулять пойдем, только в другую сторону!

Софья кокетливо погрозила ему пальцем, обежала вокруг маяка и стала аккуратно спускаться по насыпи из валунов. Среди серых камней мелькала яркая куртка.

– Зачем ты ее отпустил?

Меркурьев опять натянул капюшон.

– Она все равно не осталась бы, а шуму было бы много. Что ты искала у него в карманах?

– Ничего, – фальшиво ответила Антипия. – Я просто посмотрела.

– На месте происшествия ничего нельзя трогать. Тем более лезть в карманы трупа!..

– Я заглянула, – повторила она упрямо. – И все!..

И они стали вместе смотреть на море. Ветер трепал и рвал ее бирюзовые одежды.

– Откуда ты узнала, что там мертвое тело? – Меркурьев сбоку взглянул на Антипию. – Ты говорила – нам туда нельзя, не ходите!.. Ты что, уже видела его?

– Я проводник между мирами, – заявила Антипия веско. – Я вижу то, чего не могут видеть остальные. За старым маяком я увидела смерть!

– Что ты мне сказки рассказываешь!

– Можешь не верить, но так и есть.

– Ясно. И на всякий случай порыться у него в карманах тебе тоже велели духи, – заключил Василий Васильевич. – Который из них? Иммануила Канта или королевы Брунгильды?

– Ты ничего не понимаешь, – отчеканила Антипия. – Как все люди, ты косный и ограниченный человек.

– Это точно. И как косный и ограниченный, я обязательно скажу эмвэдэшникам, что ты рылась у него в карманах и заранее знала, что мы найдем труп.

– Ты волен говорить им все, что угодно.

– И скажу, – мстительно пообещал Василий Васильевич.

Они стояли довольно долго и совершенно замерзли, Антипия принялась сморкаться и утирать мокрый холодный нос бирюзовым носовым платком, а у Меркурьева на глаза наворачивались слезы, когда за спиной коротко взвыла сирена. Они синхронно вздрогнули и оглянулись.

Антипия уронила бирюзовый платок.

Позади них, утопая покрышками в песке, стоял белый «фордик» с синими полосами и надписями на бортах. Двери открылись, из них выходили люди.

– Пойдем поговорим, – сказал Василий Васильевич хмуро.

И – он впереди, она за ним – они двинулись к машине.

Было почти темно, когда «Форд», прошуршав колесами по липовой аллее, высадил Меркурьева и Антипию под чугунным козырьком крыльца.

Меркурьев, у которого зуб не попадал на зуб, вылез первым, позабыв о том, что должен быть галантным, и, нагнувшись к окну, сказал водителю в форме:

– Подожди, парень, не уезжай, я только за кошельком сбегаю!..

Антипия тоже выбралась и торчала рядом, держа себя за локти. Она так сильно тряслась, что все ее одежды колыхались.

– Иди внутрь, – велел ей Меркурьев.

– Не суетись, мужик, – весело ответил парень. – Давай водки накати и спать ложись! Не нужно мне никаких денег!..

– Ты ж нас довез! Мы бы автобуса до завтра ждали!

– Я вас по дружбе довез, – засмеялся парень. – Главное что? Главное – «глухаря» не поимели! Я бы тебя за такое до Москвы довез! Все ясно – набрался крендель в зюзю, залез на башню и навернулся! Дело открыто, дело закрыто! Одно удовольствие, когда такие показания дают! Все, бывай, мужик, мне тоже домой охота!..

В два приема он развернулся на брусчатке и покатил по гравию. Перед поворотом красным светом полыхнули тормозные огни его машины, и «Форд» свернул на шоссе.

– Набрался в зюзю, – повторил Василий Васильевич задумчиво, – навернулся, дело закрыто.

– Так и есть, – простучала зубами Антипия.

– Иди в дом. Ты в этих лохмотьях, наверное, все места себе отморозила.

– С-сари, – вся трясясь, выговорила Антипия. – С-с-с-самая удобная одежда во Вс-с-селенной.

– Не только самая удобная, – согласился Василий Васильевич, – но и самая подходящая для нашего климата!..

Он взял прорицательницу за ледяную руку, потащил за собой и втолкнул в дом.

В вестибюле горел свет – теплилась желтым светом неяркая люстра – и полыхал камин. Василий Васильевич весь, с головы до ног, моментально покрылся «гусиной кожей».

Антипия, как сомнамбула, подошла к камину, стала перед ним и вытянула руки ладонями вперед.

– Нужно переодеться и поесть. Пошли! – скомандовал Василий Васильевич.

– Я пока постою, – проблеяла Антипия. – Я что-то немного… устала. Погреюсь тут.

Меркурьев подошел и вновь потянул ее за руку.

– Нужно одеться, – сказал он ей в лицо. – И обязательно поесть! Лучше всего горячего мяса. И водки выпить.

– Я вегетарианка. И водку не пью.

– Кто не курит и не пьет, – продекламировал Василий Васильевич, – тот здоровеньким помрет. Пошли. Ты же по соседству со мной живешь?

Она кивнула.

Из гостиной доносились голоса, и Меркурьеву показалось, что среди них он различает голос утреннего гостя, но заходить не стал.

Когда они уже были на лестнице, двери распахнулись, и показалась Нинель Федоровна с подносом, уставленным стаканами.

– Василий Васильевич! Мура! – Домоправительница поискала глазами, куда пристроить поднос, приткнула на овальный столик с цветочной вазой и всплеснула руками. – Господи, почему так долго?! Что там с вами делали, в отделении?!

– Все в порядке, – мужественным голосом сказал Меркурьев.

– Они от нас в два часа дня уехали, всех опросили, да и ладно! А вас все нет и нет! Я вся извелась!..

– Нинель Федоровна, нам бы поесть и выпить.

– Ну, конечно! Господи, сейчас все, все будет! Я утку специально никому не давала, для вас берегла!.. Мурочка, может, чайку горяченького в комнату подать? Я сейчас организую, моментально!

Антипия, крепко держась за перила, продолжила восхождение.

– Почему вы называете ее Мурой? – ни к селу ни к городу поинтересовался Меркурьев.

Нинель Федоровна секунду соображала.

– Как – почему?! Ее имя Марьяна, значит, Маша, но не до конца Маша! Мара, Мура!.. Она и не возражает. Мура! – прокричала Нинель Федоровна, задрав голову вверх. – Ты не возражаешь?!

В ответ только хлопнула дверь.

– В общем, она не против. Скорей одевайтесь и спускайтесь, Василий Васильевич! К утке что подать? Рис? Овощи? Может, поленту?

Меркурьеву показалось, что Нинель Федоровна пребывает в прекрасном расположении духа, не то что вчера или сегодня утром.

Что-то изменилось? Дом больше не продается, потому что один из покупателей свалился с маяка и убился до смерти? Или хозяин передумал продавать?

Или ему просто показалось?..

После дня в отделении – всевозможные вопросы, бумажки, протоколы, снова вопросы и бумажки, ожидание на продавленных стульях в холодном коридоре – Меркурьева не держали ноги. Он готов был даже от утки отказаться! Залезть бы сейчас в горячую ванну, погреться как следует, а потом спать, спать, но ему нужно было кое-что уточнить, и непременно сегодня.

Сотрясаясь всем телом, как при лихорадке, он стянул одежду, влез под душ и торчал под струями кипятка, пока мог терпеть. Потом вытряхнул из сумки барахло – прямо на пол. Получилась безобразная куча. Василий Васильевич порылся в куче, как собака в помойке, достал штаны – вельветовые, мягкие, любимые, – футболку и теплую кофту на пуговицах. Он быстро напялил одежду, поискал еще носки, не нашел и решил – наплевать.

Он уже почти вышел в коридор, но вид кучи, освещенной с одного боку электрическим светом, заставил его вернуться.

Одежду ему стирала и гладила Асмира. За это он платил ей большие деньги – рублей двести за всю кучу. В Бухаре это считалось солидным приработком, и многодетная степенная Асмира очень старалась. Перед отъездом в отпуск Василий Васильевич отнес ей одежду, она через день вернула – ровными стопками, вычищенную, выглаженную, кое-где даже пуговицы пришиты.

Теперь вся работа Асмиры валялась на полу – никому не нужная, словно попранная.

Меркурьев вернулся и принялся складывать вещи на диван.

«Я завтра все разберу и развешу, прямо с утра, – поклялся он себе. – Нет, с утра пойду бегать, а потом все разберу и развешу!»

Последними ему попались носки – кажется, Асмира носки гладила тоже, – и он с наслаждением натянул их на замерзшие ноги.

Итак, утка, водка и разговоры. Вперед!..

Общество собралось в гостиной, и Виктор Захарович был там, и Нинель Федоровна, и утренний гость – на этот раз без шляпы и саквояжа, в старомодном трехпуговичном пиджаке, похожем на сюртук, и нелепом галстуке. Лючия сидела в кресле возле камина, рядом маячил Стас, и было понятно, что за этот день он стал ее рабом. Стас то и дело взглядывал на красавицу, и если кто-то случайно закрывал ее от его взоров, сердился, вытягивал шею или пересаживался так, чтобы ее видеть. Он подносил ей то воду, то пепельницу – коричневая сигарета была заправлена в длинный янтарный мундштук, – то поправлял съезжавшее на пол меховое манто, уже другое, не утреннее.

Василий Васильевич, поглядывая на парочку, даже немного пожалел, что пропустил процесс обращения бородатого компьютерщика в раба.

Кристина сидела на диване подле утреннего гостя, вид у нее был увлеченный, глаза блестели – натуральная мышь!.. Гость отечески ей улыбался и слушал, наклонив в ее сторону ухо.

Софья листала модный журнал, лицо недовольное – на нее никто не обращал внимания.

– Василий, скорей, скорей, – увидев его, заторопилась Нинель Федоровна. – Здесь поужинаете или в столовую подать? Может, в тишине хотите побыть?

– Рюмочку? – влез Виктор Захарович. – Нинуль, у нас там замороженная вроде есть, не всю эти архаровцы выпили. Ах ты, мать честная, как вспомню, что один из них… того… а вчера еще…

– Ты погоди, Виктор Захарович, – заспешила домоправительница, – не действуй людям на нервы, и так все на взводе. Без тебя знаем, что вчера было и что сегодня сделалось! Так сюда подать или в столовую, Васенька?

– Конечно, сюда, что вы спрашиваете?

– А водочки?

– И водочки, Виктор Захарович!..

– Вот молодец!

Лючия выглянула из-за Стаса, который полностью перекрывал обзор, и обратилась к Василию Васильевичу:

– Что там было? Рассказывайте все!

Ну что за голос!.. Меркурьева по спине продрал мороз, и руки покрылись «гусиной кожей».

– Да я сто раз уже рассказывала, – недовольно сказала Софья и с силой перелистнула глянцевую страницу. – Мы подошли к маяку, а он лежал в траве, совершенно мертвый.

– Вас там не было, – перебила Лючия. – Вы сразу же вернулись.

– Это вас там не было! – огрызнулась Софья. – А я была! И все рассказала – и ментам тоже, когда они сюда приехали!

– А который из них… погиб? – спросил Меркурьев Виктора Захаровича, который вошел с бутылкой, покрытой морозной пленкой, и теперь возился возле буфета. – Я знаю, что Иван Николаевич, но… который из них?

– Который утром похмелялся, жив-здоров и снова запил, – сообщила Кристина. – А свалился второй.

– Это понятно, – сказал Меркурьев. – Просто я вчера плохо их разглядел.

– Погиб тот, который сильней шумел и громче пел, – наконец догадалась объяснить Нинель Федоровна, ловко расстилая на столе льняную салфетку и расставляя тарелки и приборы. – Царствие ему небесное.

– Если позволите заметить, – подал голос утренний гость, – мы слишком много времени уделяем покойному. – Меркурьев внимательно посмотрел на него. – Кончина молодого человека, разумеется, составляет большой ущерб для его домашних и сферы его деятельности, но мертвых нужно оставлять покоиться с мертвыми.

– Еще вы нас поучите, – пробормотала Софья, – а то некому!..

– Он в самом деле упал с высоты? – спросила Лючия.

Василий Васильевич кивнул.

– Когда? Ночью?

– Мы нашли его около одиннадцати утра, – сообщил Меркурьев. – В отделении сказали, что он пролежал уже часов семь. Да это не первый случай!.. Они говорят, оттуда время от времени кто-нибудь падает. То пьяные, то скалолазы, то разгильдяи, которые лезут селфи делать. Лестница в хорошем состоянии, забраться наверх можно. Дверь регулярно заколачивают и так же регулярно ломают.

– Завалить бы вход надо, – пробормотал Виктор Захарович. – Ну, давай, Василий Васильевич, тяпнем по маленькой! Кто с нами?

Стас сначала посмотрел на Лючию и только потом сказал, что не хочет, утренний гость тоже отрицательно покачал головой, сделав любезное лицо.

– Благодарствуйте, – сказал он. – В такое время суток от крепких напитков можно излишне разгорячиться. Перед сном это нездорово.

– А ты туда сам заходил? – спросила Кристина. – Ну, внутрь! Я, между прочим, тоже хотела на самый верх забраться и окрестности пощелкать, но теперь не полезу, конечно.

– Да ничего там нет интересного, – фыркнула Софья. Вид у нее делался все более раздраженный. – Камни и пылища! И чайки гадят. Там кругом чайки полоумные летают.

– А компаньон покойного до сих пор здесь? – спросил Меркурьев.

– Жуткое дело! – подхватил Виктор Захарович. – Как узнал, что друг его погиб, в лице изменился, весь позеленел…

– Мы «Скорую» хотели вызывать, – вставила Нинель Федоровна.

– И сразу начал виски пить, – продолжал хозяин. – Когда из отделения приехали, он еще на ногах держался, в потом уж все. Но связно рассказал: мол, договор приехали подписывать, загуляли немного, он сам спать пошел, а товарища, видно, на подвиги потянуло, вот он и свалился. Плакал, что не уберег.

Лючия вдруг усмехнулась, коричневый тонкий мех стек с подлокотника на паркет. Стас кинулся, поднял и подал так осторожно, словно меховая накидка была частью прекрасной Лючии.