Пять, восемь, тринадцать…

12. Перерытые столы

Свежие новости полагается распространять в понедельник с утра. Так считает Володя Носов, хозяин «Красной Кордилины». Не успев проснуться, я оказалась в гуще новостей о ходе расследования.

– Нашли менты, как воришку звали, где сидел и всё такое. Ну, псих законченный, натурально в дурке лечился. И дважды осужден за кражи. Больной на всю голову, хотя с сюжетом замысловатым. Чёрные риелторы кинули его ещё в девяностые. И он вроде как мстит им, выбирает мужика, внешне чем-то на обидчика его похожего, и крадёт у него бумажник или барсетку. Документы рвёт и портит, деньги пропивает.

– Несчастный человек. Не нашлось ему места в нашем мире.

– В прошлом году он снимал койку в частном секторе, далеко от моря, у лимана. Платил аккуратно, но ночевал не всегда. Питался где-то отдельно, иногда приносил хлеб и сыр. Но в этом году хозяйка его выгнала. И ещё две выгнали. Он бомжевать начал, и по всему выходит, что где-то недалеко от нас.

– Да где угодно мог бомжевать. Известно, что и у кого украсть мог?

– Кто ж его знает. Ты насчёт травы неладное заподозрила. А я тебе вот что скажу. У меня весь дом обыскали.

– Батюшки…

– Меня неделю не было, я только в пятницу приехал. Смотрю – тут неровно, там неопрятно. Документы все на месте. И сейфа жулик не нашёл. Но что-то же искал?

– Траву прочесали, за дома взялись. Плохо дело.

– Все столы перерыты, все шкафы просмотрены.

– А ты в полицию заявил?

– Нет. У меня не пропало ничего. Зачем мне их носы в свои дела впускать?

– Слушай, а вдруг это убийца ходит? Раз убил – и ещё раз убьёт.

– Вопрос, что он ищет?

– Да чёрт его знает. Если бумажник или сумка были украдены, то документы, скорее всего. Но вряд ли паспорт, его в траву не спрячешь. Скорее, карточку банковскую. Хотя тоже непонятно – потерял, заблокировал, новую сделал.

– А вдруг камень драгоценный? Или кольцо какое-нибудь дорогое?

Носова, похоже, согревала мысль найти на заднем дворе потерянную драгоценность. И в полицию он её точно не понесёт. Сразу к оценщику побежит.

– Натаха, а вы с Редди ничего подозрительного не заметили, когда там были?

– Труп в одеялах отвлёк наше внимание, и мы к другим подозрительностям не присматривались.

– Может, прошли и не заметили?

– Так если бы заметили, ты бы знал.

– Ну, может, заблестела где-нибудь искорка? Может, цветное пятно мелькнуло? Листок бумаги не на месте?

Ох, как хочется Володе найти сокровище. Искорку увидеть, перо жар-птицы найти, на царевне жениться и забыть обо всех этих мерзких отдыхающих.

– Да нет, Володя, ничего там не было. Пустота.

Покопавшись в завале бумаг, я протянула ему пачку бланков:

– На, пока я добрая. Статистика новые формуляры выпустила. Отчёты придётся переделывать.

Сосед мгновенно забыл о сокровищах:

– Издеваются они, что ли? Дармоеды ползучие!

Вздохнув вслед Володе, я задержала взгляд на вавилоне из бумаг на своём столе. Я его строила уже несколько лет. Официальные документы и отчётность я хранила у Редди, а в мастерской оставались черновики, записки, распечатки, рекламки и прочая ерунда. Можно было бы выкинуть всё разом, но мне почему-то было уютнее в гнезде из бумаги.

Если неведомый искатель чего-то непонятного придёт ко мне, его ждёт кропотливая работёнка. И будет смешно, потому что он ничего не найдёт.

Глава 2

13. Дорожное происшествие

Я люблю ходить пешком. Потому что не люблю водить машину. Права у меня есть, и купить машину я могла бы, но вожу я плохо. Несколько раз я несильно, но била машины друзей, после чего отказалась от экспериментов по накачке себя адреналином. Гораздо увереннее я чувствую себя на пассажирском сидении. А если за рулём Редди, так я вообще орлица. Водит он легко, но с несвойственной ему серьёзностью. И он никогда не пьёт за рулём. Поэтому иногда мне приходится пить за двоих.

Редди надо было сгонять на винодельческую ферму, и он позвал меня с собой – надо же было кому-то уважить хозяев. Я науважалась до того, что пыталась спеть нечто внезапно народное на неизвестном науке языке. Хозяева фермы остались в полном восторге, Редди досмеялся до икоты, но всё хорошее рано или поздно кончается.

Обратная дорога казалась мне если не жёлтой лентой в город с зелёными человечками, то волшебной тропой сквозь лес с единорогами. Я опять же что-то пела, рассказывала Редди какие-то пошлые и неприличные анекдоты, выбалтывала смешные сплетни. Он веселился, и всё было здорово. Как всегда в таких поездках.

Удара я не почувствовала. Просто стало нечем дышать. Исчезли свет, звуки, чувства. Где-то в глубине сознания пискнул тщедушный мышонок. Потом замигал сигнал тревоги.

Подушка сработала. Это авария. Мы слетели с дороги.

– Эй, Ладошка, ты живая?

– Не знаю.

– Выпрыгивай и беги. Слышишь? Давай, пошла!

Выбраться из машины. Обойти кругом. Открыть дверь.

Это что, теперь дверь? Это измятый листик металла.

Открыть дверь. Открыть дверь. Открыть дверь.

Оторвать дверь…

Зачем эта глупая дверь на меня упала?

Лицо и руки Редди залиты кровью. Сидит неподвижно.

– Уходи, Ладошка.

– Я тебя не брошу.

– Уходи!

Ноги. Надо вытащить ноги. Левая точно сломана.

Теперь подтянуть туловище к проёму.

Я знаю, что больно, потерпи.

То, что осталось от руки, собрать в кучу.

Ну же, давай. Раз, два, взяли. Раз, два, сама пойдёт.

Это Наташа в дурдом пойдёт. Сама. Может быть.

Раз!

Глупый Редди, зачем ты на меня упал?

Раз, два, три. Когти рви. Как хорошо, что Редди нацепил эту дурацкую куртку.

Раз, два. Трава. Хорошо, что здесь трава, а не гравий.

Раз. Это вам не адидас. Хорошо, что я в кроссовках.

Вроде продвигаемся, да?

Раз, раз, раз, свет погас. Какого чёрта? Какая гнида свет выключила?

Это я мордой в земле лежу. Вставать надо.

Потом я махала руками, отвечала на вопросы, называла номера телефонов. Меня трясло, я мыла руки в каком-то туалете. Я переоделась в рваный халат, мне сделали узи и рентген, сказали, что всё хорошо. Я переоделась обратно в окровавленные джинсы, я снова отвечала на вопросы. У меня взяли кровь. Мне дали несколько пластырей.

Семья Редди ждала в холле недалеко от операционной. У главной виновницы всех бед галактики не было права ждать в холле, и меня сразу же изгнали. Я сидела на банкетке в приёмном покое, положившись на милость медсестёр. Не знаю, сколько прошло времени, пока одна из них не присела рядом и не сказала, что операция закончена, состояние пациента стабильное.

Я встала и пошла домой.

14. Редди

Все знают, что Редди – моя первая любовь, мой первый любовник, и уж наверняка – мой первый муж, ибо сколько верёвочке не виться, а однажды мы набегаемся, остепенимся, поженимся и нарожаем кучу ребятишек. Собственно, что ещё нам остаётся?

Мы подружились ещё подростками. Отец ходил чинить проводку в отеле, которым владела мать Редди. Я помогала в роли принеси-подайки, а Редди болтался рядом. Слово за слово, шутка за прибауткой, и мы обнаружили, что можем общаться легко и непринуждённо. Он учился в другой школе, но жил неподалёку. И мы стали проводить много времени вместе, разговаривая, гуляя, проказничая. Но не забредая в вопросы разнополости.

Влюблялась я в других мальчишек. В спортивных, сильных, уверенных в себе капитанов. Увлекалась я часто, но ненадолго. Один избранник прямо на моих глазах съел козявку из носа. Другого стошнило после неудачной дегустации вина. Третий почесал брюки сзади, а потом потянулся к моей тетрадке. Я спасла тетрадку, начисто излечившись от желания красоваться перед грязнулей. И так далее.

После своего шестнадцатилетия я честно призналась Редди, что не чувствую в себе никаких порывов к тому, о чём говорят все вокруг. Меня не тянуло к мальчикам. Я не хотела обниматься с ними, мне вообще не нравилось, когда до меня дотрагивались. Я знала всё о сексе, я неоднократно подглядывала за развлечениями отца, я видела самые разные выкрутасы отдыхающих, но мне всё это казалось нелепым и бессмысленным.

Редди меня не понял, но поддержал. Сказал, что некоторые мальчишки из его школы очень даже впечатлены моей красотой. Наврал, конечно, но приятно. У самого Редди была другая проблема. Он знал всё о сексе, он хотел секса, но фигуристые девчонки, которые в его фантазиях бегали за ним и бросались в него трусиками, в реальности высмеивали все попытки Редди не то, что поухаживать, но хотя бы постоять рядом.

Обсудив всё хорошенько, мы решили помочь друг другу. То есть заняться сексом. Для чего же ещё нужны хорошие друзья?

В шестнадцать я была похожа на тонкого кузнечика с неловкими руками и слишком длинными ногами. Редди был колобком – плотным энергичным коротышкой на полголовы ниже меня. Мы оба были неопытны, но любопытны. И нам помогало здоровое чувство юмора. Не сразу, но у нас всё получилось.

Иногда детям надо только дать себе время вырасти. Однако это мы сейчас такие умные, а в шестнадцать казалось, что секс-поезд уходит, и мы на него явно опаздываем. Мы взяли и запрыгнули на подножку вместе. Хорошо, что тогда об этом никто не узнал.

Редди ушёл в армию. Он мог позволить себе любую отмазку, но хотел проверить себя. Он не просил его ждать, лишь разумно напутствовал, чтобы я была осторожной. Я пару раз попробовала секс с курортниками. Физиологические реакции срабатывали, но голова оставалась холодной, и от этого всё казалось скучным.

Фейерверк чувств накрыл нас с Редди, когда он вернулся. Вернулся статным, спортивным, уверенным в себе мужчиной, за которым сразу начали бегать легкомысленные красотки. Но и вместо кузнечика его встретила чувственная Ладошка, теперь уже на полголовы ниже, зато со всеми нужными женскими формами. Я хотела обниматься, целоваться и заниматься сексом хоть целый день.

Какое-то время мы были поглощены друг другом. Потом постепенно охладели и начали ссориться. Дошли до края, разошлись… и снова вернулись к разговорам, прогулкам, проказам, уже не путая секс и дружбу.

В пору расцвета нашей влюблённости чёрт дёрнул нас забраться на дорогую виллу очень важной персоны из правительства. Редди уверял меня, что отключил сигнализацию, что никто не узнает о нашем приключении на гигантском ложе под бархатным балдахином. Увы, кроме сигнализации на вилле оказался охранник, который перепугался и вызвал полицию. Полицейские первым делом запечатлели наши с Редди объятия под балдахином. В отчёт также попали ню-фото меня в наручниках, ню-фото Редди, лежащего у ног полицейских, да и вообще, много чего в тот отчёт попало.

Посмеявшись, начальник отделения нас отпустил. А заодно и прославил.

С аварией мы с Редди перешли на новый уровень славы. Один из федеральных телеканалов украсил свою недельную сводку происшествий коротким видео с нами в главных ролях. Безжизненное окровавленное тело. Плачущая окровавленная девушка. И сзади пылает всё, что только может пылать.

Этот ролик списали к себе в домашние альбомчики все наши друзья и знакомые. Мы же там так здорово получились. Редди так выразительно лежит. И я так трагически красива. Достойно увековечивания.

Все знают, что Ладошка и Редди – это навсегда.

Но как не хочется, чтобы это так быстро написали на нашем памятнике!

15. Песок и волны

Цифры. Числа. Спасительная математика. Буквы. Слова. Умная литература. Совместными усилиями всех других Наташек убить Наташку-нытика! Нет, не получается? Сильна, зараза. Подпиталась негативом.

Звонят в калитку. Принесло кого-то. А день утешения был вчера.

Рим протянул мне коробку конфет:

– Я узнал о происшествии. Помощь нужна?

– Нет, спасибо.

– Ты одна?

– И очень этому рада. Вчера орда сочувствующих сожрала весь мой запас продуктов.

– Давай. я привезу.

– Я уже сходила. У меня всё есть, не беспокойся.

Рим устремил на меня внимательный взгляд и изрёк:

– Слушай, оставь все дела. Тебя сильно тряхнуло. Не мешай организму восстанавливаться. Тебе надо отлежаться, отдохнуть, успокоится.

– Как же это надоело… Да не волнуюсь я. У меня несколько синяков и только. И Редди отделался простыми переломами. Опасности нет, операции позади, он в сознании, и всё под контролем. Ну почему все думают, что я должна биться в нервной трясучке?

– Потому что трясучка – нормальная реакция нервной системы. А вот твоё холодное спокойствие указывает на то, что ты подавляешь все реакции и эмоции. И это ведёт к психическим вывертам вроде посттравматических панических атак.

– Меня тряхнуло. И я ничего не понимаю в твоих заумностях.

– А массаж хочешь?

Да! Да! Хочу. Ой, нет. Наверное, не хочу.

– А синяки не помешают?

– Заодно я на них своим опытным взглядом врача посмотрю.

Может, ему кота завести? Ну что он ко мне со своей заботой прицепился? На синяки он посмотрит. Слов нет. Красота синяков, конечно, спору не вызывает. А вот общий-то вид печален.

Но я всё равно уныло согласилась.

Кабинет показался мне уже привычным местом. Я нацелилась было забраться на массажный стол, но Рим сказал, что ещё рано. И неторопливо занялся изучением моего тельца. Послушал сердцебиение спереди и сзади, измерил давление, потыкал в моё горло деревянной лопаточкой, поизучал, как у меня прицеплены руки и дёргается ли мой правый глаз, если ткнуть пальцами куда-то в левый бок. А если свести пятки, я смогу присесть? А если резко нагнусь, меня стошнит? А меня часто тошнит? А после аварии тошнило? А голова у меня не кружится?

Эта диспансеризация меня и злила, и озадачивала, и дико смущала. Я даже решила, что если дойдёт до вопросов о том, что ниже пояса, мне придётся сбежать.

Проставив какие-то мысленные галочки, Рим спокойно кивнул на стол: «Теперь ложись», после чего отправился мыть руки и болтать по телефону.

– Короче, заманил я к себе вашу беглянку. Да, проверил. Нет, можешь успокоиться. Особых проблем не вижу. Дома отлежится, если будет лежать. Но заметь на будущее, что надо бы посмотреть на кардиограмме…

Минут десять Рим обсуждал с Доном какие-то тонкости моих сердечных ритмов. На специальном медицинском языке, которого простые смертные не понимают.

Эй, а ничего, что я тут лежу? Мне холодно. И неприятно. И неудобно.

Закончив разговор, Рим соизволил объяснить:

– Ты ушла из больницы, а надо было на приготовленную койку запрыгнуть и лежать в ней ковриком.

– Мне никто не сказал.

– Всё, умолкни. Классический массаж тебе не показан. Займёмся экзотикой.

Лёгкие прикосновения казались детской забавой. Маленькие бабочки садились на спину, руки, ноги. Но не щекотали, только обозначали своё присутствие. И под их лапками я пересыпалась, перемешивалась, собиралась в маленькие горки и снова рассыпалась. Я превратилась в песок.

А потом тонкая волна смыла все неровности, превратила песок в упругую материю и откатилась. Волны набегают на берег, а потом уползают обратно. Годами, тысячелетиями, эпохами. И так спокойно, так легко быть волной…

На этот раз моё сознание не стало никуда уползать. Оно нацепило маечку «Мне хорошо, ни с чем не приставайте». По дороге домой Рим пытался завязать разговор, и я пообещала ему рассказать все сплетни о всей администрации города, но только не сегодня. Сегодня я могла издавать только междометия: «Ага», «Угу», «Ого».

Такого же чуда, как в прошлый раз, не произошло. Я не летала, и синяки по-прежнему болели. Зато я стала спать ночью, по восемь часов, без каких-либо сновидений. Лишь под утро мне грезилось, что я иду по песку рядом с красивым мужчиной.

Не хочу я быть пациенткой. А чего хочу? И сама не знаю.

16. Тетис

Персонал разъехался на зиму, и отвечать на все звонки приходилось мне самой. Часть я пропускала, потому что ленилась дотянуться до рабочего телефона или забывала его зарядить. Постоянные гости знали, что заявки надо посылать на электронную почту. А новых в это время года ждать не приходилось.

Время от времени я давала себе зарок быть аккуратной хозяйкой и не пренебрегать телефонным общением. Зарок работал максимум сутки, но я всё же обновляла его и обновляла. И очередному звонившему повезло. Я как раз только что смахнула пыль с мысленной вывески «Наташа, отвечай на звонки! Отвечай, тебе это надо!».

– Отель «Весёлые Ладошки». Чем могу помочь?

– Мне надо связаться с Натальей Ладошкиной.

– Сообщите, пожалуйста, ваше имя и контактный телефон, а также, по возможности, ваш вопрос, Наталья Александровна вам обязательно перезвонит.

– Мне бы хотелось лично с ней пообщаться. Могу я узнать её номер телефона?

С какой луны эта женщина упала? За разглашение хотя бы одной цифры из моего личного номера я премий лишаю. Ишь, чего захотела. Номер мой. Да это святое!

– Наши правила конфиденциальности строги и гарантируют неприкосновенность личных данных.

– Когда я могу застать Наталью? В какое время мне перезвонить?

– Сезон закончен, и отель закрыт. У Натальи Александровны нет строгого графика, и я не могу посоветовать вам ничего определённого.

– Хорошо. Запишите. Меня зовут Тереза Майер-Соболевская. Наталья может знать меня как Терезу Волошину. Мой номер у вас определился. Нам с Натальей необходимо обсудить личные вопросы. Передайте ей обязательно. Я буду ждать её звонка.

Тереза. Волошина. Мать моя, женщина… Нет, то есть натурально – мать. Моя мать. Мать её. Мааать!

– Вы записали?

– Да незачем, я не забуду. Я и есть Наталья. Что за личные вопросы?

– Ты ведь знаешь, кто я.

– Женщина, которая меня родила. Да, знаю.

– Я хочу познакомиться с тобой. Узнать, что ты за человек. Попытаться наладить отношения.

Деньги? Ей тоже нужны деньги? Нет, нельзя быть такой циничной. Ну, мало ли, может, кирпич ей на голову упал, просветление снизошло, потянулась душа к родному человеку.

– Наташа, я понимаю, это неожиданно для тебя. И непросто. Но я думаю, у тебя есть вопросы. Я постараюсь дать ответы.

– Хорошо. Приезжай.

– Я бы хотела, чтобы ты приехала ко мне. У меня большой дом, места хватит.

Начинается. Ей отношения понадобились, не прошло и двадцати лет. А я, значит, всё бросай, в самолёт прыгай.

– Сейчас у меня много дел. Всё распланировано. Через месяц-полтора будет окно. Я сообщу конкретные дни. И я остановлюсь у друзей. У них большой дом, к которому я привыкла.

– У тебя есть два брата. Ты, наверное, захочешь увидеться с ними.

Какая интересная постановка вопроса. Не успела ты, мать, свалиться мне на голову, как уже пытаешься продиктовать, чего мне надо захотеть.

– Тереза, я пока сформулирую свои вопросы.

– Я прочитала в интернете, что ты директор отеля. Это успех для твоего возраста. Я рада, что ты добилась так многого.

А если бы я сидела за грабёж, тебя, мать, не потянуло бы наладить отношения? Приятно обнаружить успешного ребёнка в готовом виде, да?

– Расскажи коротко, кто ты?

– Психолог, писатель, критик. Я занимаюсь различными телепроектами. Культура, искусство. Возможно, тебе знакомо моё лицо, только ты не знала, что я – твоя мать.

Так-так. Задекларировала всё-таки именно эти отношения. Ты – мать.

– Я дитя интернета. Посмотрю на досуге.

– Тебе надо о многом подумать. Позвони мне, как немного разберёшься.

Послушав короткие гудки, я набрала в поисковой строке: Тереза Майер-Соболевская. Выпали ссылки на сайты женских журналов, психологические передачи, эзотерические тесты, телевизионные анонсы.

Я нашла страницу матери в социальной сети. Ухоженная женщина горделиво рассказывала о своей счастливой семейной жизни, делилась впечатлениями о поездках, рассуждала о благотворительности. Друзья восхищались тем, что ей удаётся совмещать материнство и карьеру, но в целом это был типичный профиль человека, которому важен красивый фасад.

Что ж, мать, пришло время познакомиться поближе. Залезть под красивую оболочку и побродить по дому с привидениями. Кто знает, что там спрятано.

Если ты с миром, то так тому и быть. Я в любом случае тебе благодарна. Я живу – и это данность, которой я обязана тебе. Если тебе нужна помощь – я помогу. Но если у тебя какая-то своя игра, не обижайся, я в неё играть не буду.

Началось всё четверть века назад. Подросшие детки, окончившие первый курс, воображали себя совсем взрослыми. Они придумали отличный план. Поехать на море всем вместе. Встречать рассветы, провожать закаты и жить на свободе.

Рассветы у нас всегда прекрасны, но одна детка кое-чего не учла. Она никогда раньше не ночевала в палатке. Ей было жёстко и холодно, она боялась насекомых, и у неё не было мягкого одеяла.

Дня через три своих терзаний заплаканная дева в беде встретила на пляже мужественного капитана, который тут же предложил деве занять его апартаменты. Он не мог допустить, чтобы дева страдала, и согласен был уступить ей своё роскошное жилище с мягкой кроватью и тёплым душем. Разумеется, вечером капитан корректно удалился, хотя его взор и пылал нежным обожанием к прекрасной деве. Ну и кто бы устоял, как говорится.

Мастеру курортных приключений было тридцать восемь. И обычно женщины уходят от него без ломания копий и сожжения мостов. В назначенный день студентка уехала, с грустным взором, но без драмы на сердце. Приключение было, приключение сплыло, пока, любимая, не вспоминай меня.

Тереза вернулась на майские праздники и вручила обалдевшему ловеласу кулёк с младенцем. Ей некуда было деть ребёнка. Если бы её строгая мать узнала о рождении внучки, то она бы сильно рассердилась и отругала дочурку. Новогодние каникулы Тереза якобы провела у подруги, но снова и снова откладывать визит домой было рискованно. Да и летняя сессия маячила впереди. Не бросать же учёбу из-за недоразумения?

Отец, пребывая в стрессовой прострации, сходил и оформил свидетельство о рождении, заменив какие-то нужные справки купюрами с портретами американских президентов. А потом проводил Тетис на вокзал. Морская богиня Тетис ассоциировалась у него со стихией и хаосом. Поэтому он Терезу так и прозвал – чтобы как-то отличать от заек и кошечек.

Тереза появлялась ещё три или четыре раза, всегда летом и наспех. Она уверяла, что скоро заберёт дочку с собой, что ей надо только доучиться, что она не оставит малышку, что она заберёт её в хорошую жизнь. Но когда время учёбы прошло, Тереза перестала приезжать.

Отец нисколько не грустил по этому поводу, сплавив меня Бабане. Потом появилась Мамася, и упоминать Тетис стало неприличным. В раннем детстве я не слишком интересовалась, куда она делась. А когда подростком стала задавать вопросы, оказалось, что ответов нет, как нет и никаких контактных данных Тетис. Остались только три фотографии, свидетельство о рождении и я.

Но вот Тетис выплыла из какого-то своего хаоса на наши берега. Почему? Зачем? Что несёт мне этот неожиданный вираж?