Buch lesen: «Сборник рассказов»

Schriftart:

* * *

Куликова Татьяна Владиславовна родилась в солнечной Калмыкии в 1971 году. Писать начала в 2013 году по воле Судьбы. Автор 6 сборников стихов, автор сборника песен, автор сборника рассказов. Член Союза Писателей России, член Союза Писателей Калмыкии.

Часть первая. Не спрашивай, по ком звонит колокол, он звонит по тебе (Джон Донн)

Церковь

Когда печали осаждают,
Когда не видишь ты пути,
Когда нет счастья, лишь страданья,
Ты в церковь белую зайди.

Пусть небольшая, но святая
И слышен звон колоколов,
Со стен же смотрят с состраданьем
Пяток намоленных икон:

Матрона, Николай Угодник,
Иисус Христос и Мать его.
Будь царь ты или просто дворник,
Здесь не обидят никого.

Встань перед ними на колени,
Свечу церковную зажги,
С особым трепетом, с волненьем
Ты о печалях расскажи.

Вполголоса твердя молитву,
Вглядись в святые образа,
И на душе вдруг станет легче,
Тебя услышат небеса.

Домой пойдёшь ты вдохновлённый
И со спокойною душой,
С благословением Господним
Решится всё само собой.

А утром ранним в воскресенье,
Услышав звон колоколов,
Приди ты в церковь с подношеньем,
Свечу поставь среди икон.

Колокольный звон

1

Колокольный звон разливался по всей округе, возвещая о радости Христова Воскрешения. Это самый главный, самый радостный праздник православных христиан. Небольшая церквушка в селе была начисто выбелена и украшена веточками вербы и живыми цветами, будто привезёнными из Райского сада. Деревянные полы начищены до блеска, купель и бронзовые подсвечники соревновались между собой таинственным мерцанием. Зажжённые свечи, лампадки, запах ладана и свежеиспечённых куличей – всё это придавало таинственности и вызывало неописуемое блаженство в душе. На стенах висели намоленные старинные иконы и смотрели на верующих проникновенным взглядом. Что было в их взгляде? Кто-то видел радость, кто-то – сострадание, а кого-то строгий взгляд с образов пронизывал до костей и, казалось, считывал самые тёмные мысли, заставляя выбросить их из головы. И стар и млад тянулись вереницей в эту неказистую церквушку, дабы сделать свои нехитрые подношения Иисусу.

Нужно отметить, что эта церковь была самым таинственным и самым волшебным местом в округе. Даже человек с тяжестью на сердце, помолившись, выходил окрылённым.

– Будто сам Господь поцеловал… – говорили посетители.

Вот и сейчас, в праздник Светлой Пасхи, сюда съехалось много народу с близлежащих поселений.

Приглушённый гул верующих то и дело прерывал громкий голос батюшки Иоанна:

– Ну, кто ещё не исповедался? – он нарочно хмурил свои косматые брови, дабы придать строгости взгляду. На самом же деле это был добрейшей души человек. Огромного роста, с густой чёрной бородой и ласковым взглядом. Этакий типично русский богатырь. Помимо исповеди и проповеди батюшка подолгу мог разговаривать с прихожанами на различные житейские темы, давал мудрые советы, а малышей при разговоре ласково гладил по голове своими огромными ручищами. Он был приезжим и прибыл по назначению владыки после смерти местного священнослужителя. Несмотря на то что Иоанн считался человеком городским, он с радостью переехал в деревеньку – «на землю», как говорят в народе. Копался в огороде, кормил птицу, топил печь. Здесь, по благословению его святейшества, и женился на сельской девушке Любушке – так ласково называл он свою жену. Любушка была ладной женщиной: очень красивая, с толстой длинной косой до пояса и пышными формами – не женщина, а кровь с молоком. Мастерица на все руки: и избу выбелит, и каравай испечёт, и одежду починит, и умудрялась мужу своему подсобить в церкви. В браке они уже прожили три года. Всё бы хорошо, но вот детишек Бог не дал.

– На всё воля Божья – говорил с улыбкой Иоанн, хотя в глубине души очень сильно переживал из-за этого.

Прихожане очень полюбили Иоанна. Он стал для них другом и наставником. Перед праздником, в чистый четверг, в церковь пришли деревенские женщины.

– Командуй, Любаша! Кому что делать нужно?

Вооружившись тряпками и вёдрами, они дружно мыли полы, чистили подсвечники, украшали, а на следующий день напекли такое количество куличей, что боялись остаться с ними на целый год. И зря боялись. Куличи получились воздушные, мягкие, сладенькие. Прихожане с большой радостью разбирали их, не жалея денег. К вечеру всё было распродано.

– Батюшка Иоанн, а куличи всегда такие вкусные? – спросил Серёжка, запихивая себе в рот большой кусок.

– А это, Серёжка, от человека зависит, – отвечал батюшка. – Коли добрый он и душой и помыслами чист, значит, и куличи получатся добрыми.

– Значит, у нас в деревне все такие чистые? – не унимался Серёжка.

– У нас в селе – все, – улыбнулся Иоанн.

– А я? Я же не живу здесь у бабушки. Меня только летом на все каникулы привезут.

– А ты исповедался? Причастился? – Батюшка игриво нахмурил брови.

– Да! Да! Конечно! – скороговоркой выпалил Серёжка.

– Ну, будет, будет. Ты тоже у нас с чистой душой, как ангелочек. Всегда живи по законам Божьим, и будет у тебя в жизни всё хорошо. Ты не забыл заповеди?

– Нет! Всё помню! Мы с бабушкой только вчера повторяли.

– Хорошо, так и надо. – Иоанн ласково погладил Серёжку по голове. – Хороший ты человечек. Добрый, и душа у тебя светлая.

Серёжка – мальчуган восьми лет, жил с родителями в Санкт-Петербурге и каждое лето приезжал к бабушке Марфе Васильевне. Большую часть времени он проводил у батюшки Иоанна, помогал ему как мог, а вечерами, с позволения бабули, подолгу засиживался у Иоанна, слушая нескончаемые увлекательные истории. Любаша угощала маленького гостя своими фирменными пирогами и поила парным молоком.

Они сидели на веранде, построенной Иоанном возле церквушки. Серёжка отрезал себе ещё один кусок кулича и с удовольствием стал жевать его, запивая молоком, которое принесла Любушка.

– Батюшка, – спросил Сергей, – а вот когда бабуля просит меня картошку с ней сажать, я помогаю – это послушание? А могу я отказаться, если мне это не нравится?

– Дело в том, что это жизненная необходимость. Хоть тебе и не нравилось это дело, но кто иначе будет этим заниматься? Кто-то должен помочь Марфе Васильевне! Есть чувство хотения и есть чувство долга, и не всегда они совпадают. Поэтому послушание – оно может делаться по любви к делу, а может делаться по чувству долга.

Сергей понимающе махнул головой и вздохнул:

– Значит, нужно сажать.

– Вот ты где, озорник! – на пороге веранды показалась бабушка Сергея Марфа Васильевна. – Ты только батюшку от важных дел отрываешь. Вы уж не серчайте на моего внука, – обратилась она к Иоанну.

– Хороший человек растёт у вас, Марфа Васильевна. Светлый, – тот довольно улыбался в бороду.

– Серёнь, домой пора. Родители уже заждались.

– Я ещё в колокола не звонил – вспомнил Серёжка. – Я щас! Я скоро! Можно? – он с надеждой посмотрел на бабушку, потом на Иоанна.

– Нужно, – улыбнулся священник.

Иоанн и бабушка стояли и смотрели, как мальчишка карабкается по лестнице на звонницу, где находятся колокола, пытаясь позвонить и при этом как можно правильнее подобрать ритм. Рыжая макушка мальчугана светилась на солнце и, казалось, качалась в ритм колоколов.

– Скучаете без своего помощника, Марфа Васильевна?

– Конечно, скучаю. Он же у меня один-единственный. Думали, уже совсем внуков не дождёмся, да Бог милостив, послал моей Машеньке сыночка. А ей-то было почти сорок. Да какой славненький получился: и добрый, и помощник хороший. Весь в деда, Иван Филипыча моего. Царство ему небесное, – вздохнула Марфа Васильевна и перекрестилась. – Жаль только, что дед не дожил… Ну, полноте. Серёня! – позвала она внука. – Идти нам надобно, батюшка.

Она поклонилась и поцеловала руку Иоанну, Иоанн в свою очередь перекрестил Марфу Васильевну.

– И меня, батюшка! – Серёжка подбежал и чмокнул батюшке руку, схватив её обеими руками. Иоанн ласково потрепал мальчугана по голове, перекрестил, поцеловав рыжую макушку.

День подходил к концу. Солнце садилось за горизонт, оставляя на небе проблесковые лучики. То там, то здесь по деревне разливались песни. Кто-то, хватив лишнего, еле держался на ногах, а то и вовсе пытался танцевать гопака, доказывая, что нисколь не переборщил с горючим, кто-то просто сидел на заваленках, сложив руки на коленях, и наслаждался тёплым вечером. В этом небольшом селе, расположенном в Калужской области на берегу реки Оки, все жили одной дружной семьёй. Вместе справляли праздники, дни рождения, свадьбы и, конечно, поминки. Ранее село пришло в запустение. Из-за отсутствия работы молодое поколение выезжало в города на заработки и возвращаться, как правило, назад не собиралось. Те, кто не покинул насиженные места, в основном спивались. Всё, что умели делать мужики, так это варить самогонку. Песни в этом Богом забытом селе слышались с утра до поздней ночи.

Всё изменилось в один прекрасный день. В село, к себе домой, вернулся земляк. Он стал крупным бизнесменом и, не утратив своей любви к родным местам, вернулся на родину. Развил хозяйство, развёл крупный рогатый скот, построил коровники – в общем, всем предоставил работу. К нему, прельстившись природой этого дивного уголка, стали подтягиваться и другие любители деревенской жизни, и вскоре жизнь вновь забила ключом. А природа была просто загляденье: вечнозелёное убранство елей, красные грозди рябин, тёмный задумчивый лес, по окраине которого протекала река, – всё это заставляло сердце учащённо биться и влюбляло в себя с первого взгляда.

Серёжка с родителями уехал в город. Ему предстояло закончить второй класс, а летом он опять приедет к своей любимой бабушке Марфе.

2

Так пролетело девять лет.

Серёжке исполнилось семнадцать. Каждое лето он проводил у бабушки в деревне. Попытки родителей отправить сына в лагерь терпели крах. Он в первый же день лета собирал свои вещи и терпеливо ждал отъезда в село.

– Тебе что там, мёдом намазано? Все мальчишки как мальчишки, а ты? Книжки читаешь, и те о монахах да о монастырях. Тебе профессию выбирать. Ну вот скажи, куда ты собираешься поступать? – сокрушалась мать Мария Ивановна.

– Рано ещё думать об этом. Пусть ребёнок побудет ребёнком, – ставил в разговоре свою точку отец Максим Петрович.

– Я ещё не знаю, но думаю, что буду священником, – Серёжка, стараясь говорить твёрдо, чеканил слова. – Я буду работать в церкви. Мне батюшка Иоанн сказал, что из меня хороший священник получится…

Нужно отметить, что Серёжка и в самом деле очень сильно интересовался жизнью и бытом священнослужителей. Он даже отказался от компьютера и нужную литературу подбирал, подолгу сидя в библиотеке, а во время поста прекращал есть мясо.

– Да что же это за напасть такая! Говорила я тебе, не надо было сына к моей матери в деревню отпускать! – ругала Мария Ивановна мужа – Вот, полюбуйся! Священник… господи, сердце… – она тяжело опускалась на пол.

– Воды! – кричал Максим Петрович и бежал на кухню.

Мария Ивановна, сидя на полу, держалась за сердце и «умирающе» ждала стакан с водой.

– Мамочка, мамочка! – Серёжка вскакивал с места, хватал газету и махал на мать.

– Сыночек. Ты у меня один, я хочу, чтобы ты учился, как все мальчики. Как все мальчики играл в футбол, бегал за девочками. А когда подрастёшь и закончишь институт, приведёшь в наш дом девушку…

– Хорошо мамочка, – Серёжка целовал маму. – Ты только не переживай.

– Дорогая, тебе лучше? – Максим Петрович осторожно поднимал свою супругу, усаживал на кресло и после ещё долго суетился вокруг неё.

– Это увлечение у него пройдёт. Просто наш сын впечатлительный ребёнок. Подожди, вот влюбится, и вся дурь из головы выйдет.

Такие сцены обморока Мария Ивановна закатывала частенько. Это была так называемая «Серёжкина пята», которой она ловко манипулировала. И любящий сын, жалея мать, бросался к ней на помощь, обещая сделать именно так, как она считает правильным. «Приступы» проходили, и, довольная собой и своим семейством, Мария Ивановна продолжала жить дальше.

Мария Ивановна и Максим Петрович были хорошими родителями. Родив позднего ребёнка, они просто души в нём не чаяли и мечтали вырастить из него настоящего мужчину. Мечтали о будущих внуках и красавице невестке, которую Мария Ивановна найдёт сама. Серёжа никоим образом не разочаровывал своих маму и папу. Учился он на отлично, занимался музыкой, увлекался рисованием, много читал классической литературы.

Бабушка Марфа Васильевна проживала одна в своём стареньком домике. Несмотря на свой почтенный возраст, а ей было 87 лет, она была этакой шустрой старушкой. Дочь с зятем звали её к себе в город, но Марфа Васильевна твёрдо решила доживать свои дни «рядом» с мужем.

– Я не одна, – любила она приговаривать, – со мной моя кошка Мурка, Дружок, а подружки мои…. Да и Иван Филипыч мой здесь лежит, меня дожидается. А мне как тяжко на душе станет, так я к нему за советом и иду. Посижу, расскажу всё – вроде и полегчало…

Конечно, Марфа Васильевна хитрила. Подружки её давно умерли, Дружок тоже, одна кошка и осталась. Поутру она ходила в церковь, не пропуская ни одной службы, а вечерами баба Марфа, как называли её сельчане, сидела возле своего домика на скамеечке и ждала внука. Соседи чем могли помогали этому божьему одуванчику: кто воды в дом принесёт, кто молока даст. Но больше всех о ней заботились отец Иоанн и его жена Любушка. Они частенько приглашали Марфу Васильевну на обед, усаживая её на почётное место и подкладывая ей самые лакомые кусочки.

Начиналось лето. В воздухе висел пьянящий запах черемухи. Деревья давно уже красовались в новых зелёных нарядах, а на траву медленно, как бы нехотя, слетал белый-белый черёмуховый «снег». В эти дни баба Марфа не отлучалась из дому – всё боялась пропустить приезд Серёжки. И хотя Серёжка звонил своей бабуле постоянно и несколько раз повторил дату своего приезда, она всё равно, подолгу засиживаясь на скамейке, ждала его каждый день вместе со своей кошкой.

– Господи! Серёнька! – баба Марфа, увидев приближающегося внука с рюкзаком за плечами, вскочила на ноги и попыталась так же лихо броситься к нему навстречу, но чуть не упала на ровном месте. Сергей подскочил к бабушке и подхватил её на руки.

Не сумев сдержать слёз, Марфа Васильевна расплакалась.

– Сынок, – ласково называла она внука, – да какой ты у меня большой вырос и сильный. Раньше я тебя на руках носила, а теперь вот ты меня от лиха сохранил.

– Бабушка, да я тебя всю оставшуюся жизнь на руках носить буду. А скоро и совсем к тебе перееду! – Сергей бережно посадил бабушку на скамейку.

– Боялась, не дождусь, – плакала баба Марфа. – Хоть напоследок да нагляжусь на тебя.

– Бабушка, живи ещё сто лет! – хохотал Сергей, сжимая бабулю в объятьях.

– Ой, ой, ой! – закряхтела старушка – Поди, раздавишь меня! Ну вымахал! Да какой ты у меня славный! Небось, все девки за тобой бегают?..

– Мир вашему дому! – По дороге шёл отец Иоанн.

– Батюшка! – Сергей бросился к Иоанну и поцеловал руку.

– Вырос-то как… и не узнать тебя! – Батюшка Иоанн по-отцовски обнял паренька. – Надолго в наши края?

– На всё лето, батюшка! – Сергей светился. Будь его воля, он не уезжал бы отсюда никогда. Вот только родители…

– Мама, отец – живы-здоровы?

– Мама часто болеет. Всё на сердце жалуется, а батя – слава Богу.

– Ну, хорошо. Хорошо. Как отдохнёшь, заходи. Любаша рада будет такому гостю.

– Приду! Обязательно приду!

Баба Марфа не могла нарадоваться внуком. Она шоркала по избе, стараясь угодить Серёжке. Вытащив свою нехитрую пенсию, побежала в магазин и, купив колбасы, которую она не могла себе позволить, рыбки и конфет, торопилась домой. Через час вся округа знала о приезде внука бабы Марфы. К избе потянулись соседи, знакомые и просто зеваки, дабы поздороваться с Сергеем лично. Баба Марфа уже накрывала на стол: солёные огурчики, редисочка, пироги – всё было принесено сельчанами. На столе появился бутыль самогонки внушительных размеров, который захватил с собой сосед дед Митрофан. Баба Марфа сначала было нахмурила брови, увидев бутыль, но потом, махнув рукой, и сама выпила рюмочку – «за приезд».

Месяц сменил на посту солнце, засыпав ночное небо миллионами ярких звёздочек.

– У нас таких звёзд в городе нет, – вздохнув, в раздумье произнёс Сергей.

Они сидели на старенькой лавочке: баба Марфа, Серёжка и кошка Мурка. Марфа Васильевна интуитивно чувствовала, что внука что-то тревожит. Не такой он… задумчивый, а может, просто повзрослел. Она погладила внучка по колену.

– Всё ли ладно дома? Мама когда в отпуск?

– Да, – будто придя в себя, ответил Сергей. – Всё хорошо. Мама с отцом через месяц едут в санаторий. Мама сильно болеет. Приступы часто. Если будет возможность – к нам заглянут.

Вдалеке залаяли собаки.

– Во, забрехали уже – заворчала старушка, – теперича всю ночь не успокоятся.

– Бабушка, а тебя кто охраняет? Дружка уже год как нет. Не страшно?

– Да что ты! У нас народ хороший. Не обидят. Да и охранять у меня нечего. В последний ураган весь штакетник упал. Крыша тоже нет-нет да и потечёт. Правда, отец Иоанн обещался помочь…

– Я, бабуль, всё сделаю. Не без рук родился, – Серёжка, улыбаясь, обнял бабу Марфу. – Завтра и начнём. Денег родители передали. И штакетник поправим, и крышу залатаем, и дров на зиму наколем.

Серёжка смолк, как будто что-то вспомнил.

– Ты, что, сынок? – баба Марфа не на шутку встревожилась.

– Поступать мне на следующий год. Родители настаивают, чтобы в Москву ехал…

– Надо, сынок, надо. Тебе ещё жить и жить. А без образования никак.

– А ты как тут без меня? Может, к нам переедешь?

– А за меня не беспокойся. Мир не без добрых людей, помогут. А я тебя ждать буду.

Они ещё долго сидели, всматриваясь в небо и вспоминая о прошедших годах. В глубине души Сергей понимал: ничто не вечно – и всем сердцем хотел остановить время.

Пусть так будет всегда: он, бабушка и старая-старая кошка. Будто читая его мысли, Мурка посмотрела на Сергея и замурчала.

На следующее утро Сергей поднялся ни свет ни заря. Вокруг ещё стояла тишина, не нарушаемая ни гомоном птиц, ни шорохом насекомых. Природа была в предчувствии удивительной минуты, когда солнце осветит землю своими лучами, согреет её первым утренним теплом. Как только восток начинал розоветь – всё вокруг просыпалось. Птицы поднимали гомон, по веткам деревьев пробегал лёгкий ветерок. На траве, на листьях искрились капельки росы. В каждом дворе пахло молоком и хлебом. Хозяйки выпускали коров на пастбище. Слышно было щелканье кнута пастуха, который зябко поеживается от утренней свежести.

– Господи, да что ж ты так ранёхонько поднялся? Выспался бы…

– Бабуль, мне сходить нужно… – Сергей с надеждой смотрел на бабушку.

– Иди, иди! Батюшка небось глаз не сомкнул, тебя ждёт, – Бабушка одобрительно похлопала внука по спине.

Сергей со всех ног бросился к домику Иоанна, а через десять минут по всей округе разлился колокольный звон.

– Ну, окаянный – закуривая самокрутку и улыбаясь, кряхтел дед Митрофан. – Всю округу поднял.

– Добрые люди давно на ногах – отвечала ему баба Марфа.

– Да я не против. Я твоего Серёжку как сына люблю. Ох и повезло тебе, Марфа, с внуком. Один, а десятерых заменяет!

– Внук у меня что надо. Сказал, что штакетник новый поставит и крышу починит. Вот только недолго мне осталось. Иван Филипыч что-то ко мне наведываться стал. Знать, тоскует очень.

Марфа Васильевна краешком платка вытерла набежавшую слезу.

– Ну, будет, будет. Поживи ещё. А то, может, я к тебе ещё сватов зашлю. А? Ты у нас ещё шустрая! – дед Митрофан, щурясь, пригладил две волосинки на голове.

– Тьфу ты! Перебрал вчера, чёрт окаянный! – Баба Марфа в сердцах плюнула. – Вот услышит тебя твоя Степанида. Вот она тебе задаст сватов! – Марфа Васильевна поспешила в дом. – От греха подальше.

Тем временем Сергей сидел в гостях у отца Иоанна, пил парное молоко и заедал свежими булочками с корицей. Батюшка сидел рядом. Он не мог насмотреться на Сергея.

– Ты стал такой взрослый…

– Батюшка, мне совет ваш нужен.

– Говори. Чем могу – помогу.

– Родители меня в Москву на следующий год отправляют. Хотят из меня великого учёного сделать.

– Ну что ж, хорошее дело, – Иоанн погладил свою бороду.

– Я… я не знаю, что со мной происходит. Вроде и жить хочу, как все. И жену и детишек. А вроде и мирская жизнь мне в тягость. Думаю, может в духовную семинарию поступить. Мать слышать не хочет, говорит, что жизни себя лишит. Что мне делать?

– Но ты можешь быть «монахом в миру» и нести слово Божье людям. Творить добро, помогать.

– Не знаю…

Слыша искренность в словах паренька, Иоанн нахмурил свои косматые брови.

– Ты заповеди Божьи помнишь? – после минуты молчания произнёс он.

– Ночью разбуди – расскажу!

– О чём шестая заповедь говорит?

– Чти мать и отца, – опустив голову, прошептал Сергей.

– Вот ты и ответил на свой вопрос. Живи по законам Божьим, пусть Господь всегда живёт в твоём сердце. Он тебе подскажет, что делать дальше.

Иоанн ласково погладил паренька по голове.

– И голова золотая и душа – не это ли благословение Божье?