Buch lesen: «Чудная Деревня. 1. Начало. 2. Скользкие вершины. 3. Русалочье озеро»
Чудная деревня. Начало.
Первая глава.
Жаль, что дети не рождаться только в счастливых семьях? Было бы замечательно, если бы каждый ребенок был желанным и любимым и рос только в полной семье. Семье где есть, и папа с мамой, дедушка с бабушкой в одном большом доме, да еще можно брата или сестру и парочку любимых животных, ну это по выбору. Мечтала об этом уже даже когда стала взрослой и благополучной дамой. Хотя понимала это глупо, всеобщего счастья не бывает. Но все равно хотела семью в которой душевно и тепло и все любят друг друга.
Так уж получилось, я не была любимым ребенком, а залетным как сейчас говорят или нежеланным, только кто же виноват в этом. Обычное дело, девушка забеременела и парню пришлось жениться. Иногда такие семьи живут всю жизнь и довольно счастливо, привыкают друг к другу и идут по жизни вместе. Может иногда и мечтают о разводе, но тянут лямку совместной жизни ради… детей, дома, престижа – нужное подчеркнуть. Но гораздо чаще такие семьи прожив короткое время с облегчением разбегаются стараясь забыть свою семейную жизнь как страшный сон. Родители мои поженились совсем молодыми не знаю, как они жили вместе плохо или хорошо я была слишком мала, что бы это помнить. Но разбежались они быстро и с явным облегчением друг от друга, а я осталась с мамой как упрек не состоявшейся семье, обузой. Может поэтому и росла как сорная трава, замкнутая и нелюдимая, самостоятельная и никому не нужная обычная девочка. Это не жалость к себе. Не знаю уж почему, но я воспринимала все это спокойно уже тогда понимая я ничего не могу изменить. Пыталась по-детски наивно стать нужной матери помогая ей во всем и стараясь выполнять все ее требования, вести себя как ей хочется. Не понимая простого что бы не сделала я ей не нужна. Мне хотелось ласки обоих родителей, но мать была вечно занята, а отец исчез из моей жизни сразу же как они только расстались. Отец мелькнул пару раз в нашей квартире после развода, разругался с матерью и твердо решил на своих отцовских правах больше никогда не настаивать. Первое время я очень скучала по отцу,– не понимая почему он просто выкинул меня из своей жизни, за что? Я то ведь с ним не разводилась и тем более не ругалась. Мне так хотелось, что б он пришел и взял на руки обнял, прижал к себе. Через какое-то время я поняла совсем не помню его лица. Каждый раз при попытке вспомнить отца передо мной вставал только темный высокий силуэт далекий и бесконечно чужой. После развода мои родители разменяли трехкомнатную огромную квартиру в центре Тамбова на две однокомнатных на противоположных окраинах города. Подальше друг от друга, что бы уж точно не встретиться даже случайно. Мать моя часто сетовала как ей в однокомнатной квартире с ребенком построить свое личное счастье.
Часто она говорила обращаясь в пустоту комнаты,– кому я теперь нужна с ребенком на руках,– и злилась на себя, на меня.
А потом долго плакала о своей несчастной жизни причитая, что ей приходиться всем жертвовать ради меня и ее молодость и возможное счастье проходит мимо. Я боялась и чувствовала себя виноватой, когда она так начинала причитать не замечая меня. Старалась не попадаться ей на глаза или мешать ей и давала себе зарок быть самостоятельной. Мне казалось если я буду незаметной, то ей будет легче. Но мама постоянно твердила, я все делаю только хуже и назло ей. Не понимая, чего она от меня хочет и от постоянных упреков я просто забивалась в угол и ждала, когда ее истерика закончится.
–Ты не только сломала мне мою жизнь,– говорила мама, – ко всему прочему ты не нормальный ребенок и твои странности пугают людей и и-за этого я не могу построить новую семью, кому я нужна с такой букой и врушкой.
Это она о том, что несколько раз я влезла в ее разговоры с приятельницами. Ложь я чувствовала сразу у любого человека и никогда не могла промолчать, хотя сколько раз ругала себя за это. Как будто меня кто толкал под руку, и я каждый раз даже зная, как мне достанется говорила или материной приятельнице, зашедшей в гости или же самой матери, особенно когда она начинала хвастаться.
– Почему ты говоришь не правду!
За что и получала подзатыльник, а то больше доставалось. И потом долго выслушивала свою мать, что меня такую странную даже нельзя показывать гостям и ничего путного из меня все равно никогда не вырастет.
– У всех моих знакомых такие хорошие дети, умные красивые смотреть одно удовольствие, а ты в кого такая уродилась,– часто мне выговорила мама, – ты некрасивая, неуклюжая и говоришь только глупости. – Мне так стыдно за тебя с тобой ведь невозможно никуда ходить и тебя люди никогда не будут любить за твой длинный язык.
Она действительно стеснялась меня и когда к ней кто-то приходил из подруг или знакомых я старалась не попадаться на глаза. Иначе ее это злило и все свое раздражение она выплескивала на меня сразу же после ухода гостей. Она долго ругалась заводя себя все сильнее заставляя меня стоять перед ней ровно и не шевелясь пока она перечисляла все мои недостатки, а затем требовала, чтобы я просила у нее прощение. Я извинялась хотя и не понимала, чем так ее так разозлила в очередной раз. Тем более последнее время пряталась от нее и ее гостей, боясь всех и молчала не вслушиваясь в их разговоры, но все равно оставалась в чем-то виноватой. С первого раза ее прощение получить было не возможно, и я стояла перед ней задрав голову часами.
Глядя на нависающий надо мной угрозой силуэт и повторяла как заведенная,– мама прости я больше не буду.
И все это продолжалось пока мне не становилось плохо, перенервничав у меня кружилась голова и я просто падала в обморок. Мать встряхивала меня успокаивалась сама и уже просто отправляла меня отбывать наказание, обычно еще часовым стоянием в угол. Но это было уже не страшно, она выплескивала свои эмоции и тут же забывала про меня. Постояв немного в углу я там же и присаживалась удобней выжидая, когда мать уснет и можно будет тихонько мне отправится на свой диванчик. Скандалила она всегда по вечерам почему-то и все эти непонятные ссоры становились чаще и одно образней. Старалась быть всегда незаметной, маленькой серой мышкой я никогда не злилась на нее чувствуя интуитивно, она ведет себя так потому что боится меня. В нашей жизни было много непонятных моментов, но мать молчала, а я боялась спрашивать. Называла она меня только полным именем Елена никогда не сокращая его до ласкательного или простого. Мое имя ей явно не нравилось, и она избегала его произносить обращаясь ко мне и говоря обо мне ты, она, ей, – обезличивая меня. Я не помнила свою жизнь до этой квартиры, и даже не помнила, как мы сюда вселились, а ведь должна была. Мама не работала, она или целыми днями лежала на диване или же болтала с соседками, изредка принимала знакомых из той жизни которую я не помнила. Иногда мне казалось, она не хочет, чтобы я знала, как мы жили раньше и оттого она прячет меня от гостей. Жизнь вдвоем с матерью стала у нас совсем не веселой, и она решила отправить меня к своей матери в деревню, сначала вроде бы как на лето.
Бабушку свою с материной стороны я никогда не видела, у нас в доме не было ее фотографий. Только знала, она есть и пыталась представить ее себе по рассказам матери, но это было непросто. Мать каждый раз описывала ее невнятно я уловила только то, бабушка моя деревенская не очень умная и совсем не умеет жить как нормальные люди. Что все это означает я еще не понимала. Бабушку же представляла себе похожей на соседку тетю Клаву, та была высокой крупной женщиной и часто громко рассказывала во дворе всем желающим, как тяжко жить в селе бесконечно работая в поле, ухаживая за скотиной – иначе не проживешь и умрешь с голоду.
Моя мать в свое время сбежала из дома как раз-таки от тяжелой жизни говоря частенько,– что там делать только коровам хвосты крутить.
В суматохе городской жизни она если и вспоминала о доме где родилась и выросла, то только плохими словами и клялась, что больше туда никогда не вернется. Считала удачей, что смогла зацепиться за жизнь в городе и когда ни будь обязательно, у нее будет все лучше других. С кем она себя сравнивает и чего хочет от жизни- этого я тоже не понимала мне казалось мы и так живем хорошо. Мама, никогда не рассказывала никому о семье в которой родилась она очень стеснялась своего деревенского происхождения. Со стороны отца, – дедушка и бабушка погибли. Попали в автомобильную аварию и и-за этого, почему-то мечты моей матери на хорошую жизнь пошли прахом. И я пытаясь их вспомнить всегда была уверенна если б они были живы, то забрали бы меня к себе обязательно. Странно я их совсем не помнила, но их фотографии у нас в доме были, и я частенько их разглядывала представляя себе, как бы мы жили хорошо вместе. Но почему я так была в этом уверенна не помнила все – таки еще слишком была мала. Я еще нигде никогда не была, вернее не помнила об этом. Тамбов мне запомнился только крохотной частью, детской площадкой во дворе и небольшим парком рядом с домом. И я очень ждала поездку к Бабушке, мне тогда казалось это самым настоящим путешествием в очень необычное место, хотя слушая рассказы матери о деревне пугалась немного тоже. Тяжко работать и днем и ночью без отдыха,– мне все-таки казалось это невозможным, но все рассказы тети Клавы и матери были только об этом. И кто знает какие там люди если они выживают в таких условиях не сбегая. Но я решила нужно все посмотреть самой, а уж потом делать выводы и меня там бабушка совсем не заморит работой, ведь моя мама как-то выжила.
Дорога до бабушкиной деревни казалось мне страшно далекой, и я волновалась, как же все будет и на чем мы поедем? На тот момент мне было пять лет, и я считала себя ну совсем уже взрослой и самостоятельной, поэтому услышав от матери что завтра мы выезжаем с радостью уложила в свой рюкзачок смену одежды и ветровку и была готова к путешествию. Может в деревне и страшно люди живут, но с матерью нам тоже нельзя вдвоем оставаться это я несмотря на возраст тоже понимала.
Нам предстояло несколько пересадок в пути, но начали мы путешествие с того что доехали на городском автобусе до северного вокзала. Вокзал в Тамбове мне показался огромным и шумным, солнце не смотря на раннее утро пекло невыносимо. А я, почему-то думала если вокзал северный, то в нем будет прохладно и свежо и чувствовала себя немного обманутой. Столько же много автобусов на этой пыльной, пропахшей бензином и пирожками, вокзальной площади и какие они все разные. Тут и огромные яркие междугородные автобусы и рядом с ними небольшие, юркие пригородные и около всех них стояли люди с детьми окруженные огромными чемоданами и баулами. Автобусы постоянно менялись, уезжали, приезжали, люди и сумки тоже менялись, разбавлялась суматоха хрипением из громкоговорителей, которое невозможно понять. Люди, торопящиеся к своему рейсу озабоченно оглядывались по сторонам, толкались, спешили. Столпотворение шум и гам напугали меня, я тут же совершенно растерялась и озиралась боясь попасть под ноги и навсегда сгинуть в этой толпе.
Мы то с матерью ехали совсем налегке. У меня рюкзачок на плечах, а у матери в руках только небольшая сумочка больше похожая на кошелек и поэтому мы казались немного чужеродными в этой суматохе. Мама вообще непривычно молчала и только крепко держала меня за руку, что б я не потерялась в толпе. Задыхаясь от пыли и жажды я терпела стараясь держаться ближе к матери. Сначала мы сели на большой междугородный автобус в Тамбове. Кресла в автобусе были большие и мягкие и я мечтала, что буду смотреть из окна всю дорогу, ведь сколько всего нового впереди. Неожиданно для себя сразу уснула, как только автобус тронулся и проспала всю дорогу до города Морши. Так было обидно, я ничего не видела и проспав основную часть нашего путешествия двухчасовая поездка мне запомнилась только двумя вокзалами. Город Моршу пока мы в него въезжали я совсем не запомнила, только быстрое мельканье домов, машин, людей в окне автобуса, а рассмотреть толком просто ничего не успела. Даже вокзала не было в этом городке. Вместо него площадь с автобусами, совсем маленькая будка с кассиром и небольшой навес от непогоды с парой скамеек. На этом же вокзале уже в Морше мы пересели на маленький чихающий автобус с жесткими и не удобными креслами. Людей было много и все тоже с сумками и мешками и так же торопящиеся куда – то и непрестанно галдящие. Но все расселись, уместились к моему удивлению и автобус шумно тронулся в путь. Дорога, как мы только выехали из Морши оказалась грунтовой и пыльной. Автобус постоянно подпрыгивал на ухабах и чтоб не упасть мне приходилось держаться очень крепко, тут уж было совсем не до любований красотами за окном. Кто – то повизгивал, кто ругался при каждом подпрыгивании автобуса, а кочки не кончались и чем дальше, тем дорога становилась хуже. А я старалась держаться и смотреть в окно хоть глазком, не отвлекаясь на шум и гам. Но за окном я снова видела только мельканье ярких пятен. Деревья вдоль дороги сменяли засаженные поля да яркое небо кусками.
Наконец автобус высадил нас на обочине за которой стеной шел лес. Мне, маленькой горожанке лес показался очень огромным. Живя в городе таких больших деревьев и в таком количестве я не видела никогда. Тем более в городе деревья все были высажены красивыми рядами и их постоянно обрезали и стригли, а те, что стояли перед нами сейчас росли свободно во все стороны и были просто огромными и раскидистыми. Покрутив вокруг головой я не увидела никакой деревни, вокруг не было ни одного дома, я снова растерялась, но мама молча потянула меня куда то вбок от дороги.
Не сразу я увидела накатанную машинами дорогу и дорожный знак с названием села Аласово. Читать и складывать слова, написанные печатными буквами я умела, только пока медленно и не помнила кто меня научил читать. Все мои воспоминания были однобоки и связаны только с маленькой квартирой где мы жили сейчас и людей кроме матери и соседей я ведь тоже не помнила, но все мои умения были из того прошлого, которое было закрыто от меня. Оказалось, от знака стоящего на краю дороги и до самого села нужно было еще долго идти пешком. Село было где-то там в глубине леса. Автобус проходил по своему маршруту мимо Аласово не заезжая в него. Люди, которые вышли с нами привычно, быстро и как-то незаметно обогнали нас, растворились впереди по дороге в наступающих сумерках. И – за меня мы с матерью шли медленно, я уже устала и не могла быстро идти, если бы не страх остаться одной здесь на дороге, я бы не заставила себя шагать дальше. Мне казалось дорога впереди упирается в деревья и дальше хода нет, но когда мы проходили вперед лес раздвигался и пропускал нас, а за нами смыкался это было страшно и красиво одновременно. Но до села нужно было еще дойти, и я искоса поглядывая на сердитую мать старалась шагать быстрее, удивляясь что она еще не ругается за мою медлительность. Мы шли и шли по дороге которая так же величаво изгибалась среди деревьев и не было ей конца и края, а когда я уже устала совсем и готова была присесть прямо на обочину, то увидела впереди темные силуэты домов. Они вдруг выросли перед нами и мне снова стало так любопытно, что я даже прибавила шага. Только вошли в село и вокруг стало очень быстро темнеть, появилось неприятное чувство, все вокруг чужое даже враждебное. Лес остался далеко позади. Войдя в село я снова закрутила головой стараясь рассмотреть дома с обоих сторон улицы сразу, освещаемыми редкими слабыми фонарями. Мне, все дома в деревне казались очень красивыми, яркими даже в темноте в сравнении с серыми однообразными многоэтажными коробками домов в Тамбове в том районе где мы жили. Дома выступали из темноты красуясь и все они были очень разные и нарядные, и свободные. Здесь не чувствовалось городской скученности.
Каждый дом казалось мне говорил, – глянь какой я удивительный и второго такого нет и не будет.
Кирпичные и деревянные дома стояли просторно и свободно друг от друга и утопали в зарослях кустов и цветов и действительно все были разными. Широкая ровная дорога разделяла село, уличное освещение было редким и улица, когда я обвыклась, выглядела уже не враждебной, а таинственной даже загадочной. Тротуар с двух сторон от дороги был густо обсажен цветущими кустами, а людей пока мы шли почти не было видно. Мы с самого начала шли по дороге и это тоже мне было удивительно. Мы не встретили ни одну машину на пути. После большого шумного города это было в диковинку и запах вокруг разлит совсем другой весенний чистый, многоцветный. Запах шел от цветущих садов смешивался с запахом от кустов и травы. И не привычная тишина даже резала уши только редкое мычание коровы или шум иногда проезжающей где-то вдалеке машины нарушали тишину. Мы неторопливо прошли через все село до самого его края снова до начинающегося леса. Редким людям которые встречались нам на пути тоже было любопытно смотреть на нас, и они останавливались, но заговаривать не спешили. Так же, как и мы они молча смотрели провожая нас взглядами.
Бабушкин дом оказался самым крайним под высоким зеленым холмом, проросшим деревьями и находился чуть в стороне от соседей. Старая почерневшая от времени изба с маленькими окошками за которой вроде совсем рядом с той стороны сразу начинался густой лес. Огромные деревья стояли плотной стеной неторопливо карабкались на холм взяв в окружение бабушкин дом. За небольшой кривоватой изгородью оказался просторный двор. Мама погремев калиткой легонько втолкнула меня во двор. Низенькая дверь в доме распахнулась и на крыльцо вышла сгорбленная невысокая, очень худая женщина, я была разочарована она показалась мне очень старой и какой-то хрупкой. У нее было простое лицо в глубоких морщинах и уставший, но очень спокойный взгляд, и она совсем была внешне несхожа с матерью.
Надежда? – Ты ли это! – обратилась она к моей матери, неожиданно приятным с хрипотцой голосом. – Э-э с кем это ты приехала, да так поздно? – Ведь уже почти ночь, а последний автобус давно прошел или вы шли то так долго.
– Это Елена моя дочь,– ответила мать сухо. – Вот привезла ее к тебе познакомиться давно пора было сделать это, да сюда мне ехать совсем не хотелось.
Непривычно тихая мать подтолкнула меня к бабушке,– познакомься с внучкой ее зовут Елена.
Бабушка с интересом меня разглядывала, повисла напряженная пауза. Мать занервничала и стала трясти меня за плечи.
– Ты что там сомлела совсем, молчишь и не здороваешься.
– Да она еле на ногах стоит устала, столько пешком отшагала,– растерянно сказала бабушка и взяв меня за руку повела в дом.
Мы вошли в просторную комнату она была такой необычной. Низкий потолок и беленые неровные стены большая печь у стены. Маленький диванчик с очень высокой спинкой у окна рядом небольшой стол с двумя табуретками и около печи железная узкая кровать. Домотканые яркие половички на крашеном полу. В углу почерневшие от времени иконы с тускло тлеющей лампадкой. Неяркая лампа на потолке торчащая немного вбок, а на окне белые шторы – задергушки. За печкой в стене виднелся еще один дверной проем, закрытый яркими шторками.
Бабушка туда меня и подтолкнула,– иди в спальню выбери себе кровать.
Еще одна крохотная комната с двумя кроватями застеленными белым бельем с кружевным шитьем по краю с горками подушек. На стенах над кроватями плюшевые коврики, на одном олени пили воду из озера, а на другом изображены были лес и горы. Мне все понравилось, и я почувствовала себя очень уютно и спокойно. Скинула рюкзак запихнув его ногой под кровать и прошлась по комнатам. Вернулась в спальню, даже присела на кровать на самый краешек боясь помять ее убранство погладила оленя на коврике решив, буду спать именно на этой кровати. Бабушка позвала меня к столу, есть мне не хотелось уж очень устала, но я вышла к ним присев на диванчик. Мать с бабушкой сразу зашептались о чем-то забыв обо мне. Голоса их я слышала, но от усталости они сливались в сплошное бум- бум и о чем они говорили я просто недопонимала. Слишком много впечатлений для одного дня, я влезла на диванчик с ногами облокотилась на высокую спинку и почти сразу уснула. Как меня раздели и уложили я не запомнила. Утром, когда я проснулась в белоснежной пене кровати матери в доме не было.
–Уехала первым автобусом твоя мама, – сказала входя в комнату бабушка. – Вот давай знакомиться с тобой, теперь нам жить – вдвоем долго. – Да и здесь тебе лучше будет чем в городе с матерью. – Я не знаю, как вы там жили в городе и к чему тебя приучали. – А, здесь запомни сразу работы у меня много, и ты будешь мне во всем помогать, а слез и капризов я не потерплю.
Странно, хоть бабушка и разговаривала со мной строго мне это понравилось. Она говорила со мной без раздражения или сюсюканья спокойно и понятно, как с взрослой девочкой. Бабушка была очень немногословной и спокойной, и я видимо пошла в нее и как ни забавно звучит мы сразу привыкли к друг другу. Я чувствовала, что нравлюсь бабушке, и она рада мне хоть и говорила со мной она всегда сухо только по необходимости. Да и работа по дому меня не пугала, а без криков и ругани даже была в радость. Многого от меня не требовалось обычные домашние хлопоты, и я быстро втянулась. Даже с удовольствием мыла посуду и полы, подметала двор, носила курам еду. И очень было приятно слушать от бабушки редкую похвалу.
Село, в которое меня привезла мать считалось по тем временам богатым. Хорошие дома крепкие хозяйства с множеством домашней скотины. В каждом доме держали коров и коз, баранов, а уж птицу то никто и не считал. В основном все люди работали с утра до ночи, ведь кроме своего хозяйства и огородов еще и работа в колхозе. Тяжелая работа и никаких развлечений кроме танцев по субботам в клубе для молодежи, а взрослое население развлекалось просмотром телевизора да сплетнями баб. На меня все смотрели с любопытством я тут так загадочно появилась и все гадали кто же мой отец и как мы живем в городе. Многие уезжали из села, как и моя мать, но они все поддерживали связь с родными, приезжали в село с подарками похвастаться. А, вот мать моя как уехала, так про нее никто ничего и не слышал и это рождало невероятное любопытство деревенских жителей и домыслы. Моя мать сбежала из села еще совсем молоденькой девчонкой и никогда сюда не приезжала, а бабушка всегда помалкивала, не желая ни с кем обсуждать свою дочь и ее жизнь в городе. Моя мать приехав в село на одну ночь взбудоражила всех местных сплетниц, ее городской наряд они уже обсудили, а вот лично пообщаться с ней не удалось никому и теперь их волновало, как мы там живем в городе то и на какой срок мать привезла меня в гости. Некоторые особенно любопытные соседки кумушки даже пытались меня расспрашивать, когда я выходила из дома за нехитрыми покупками. Очень всем было интересно узнать, да послушать про мою мать. Кумушек местных аж судорогой сводило от любопытства. Сразу же пошли слухи и сплетни о матери всех интересовало раз она приехала одна и оставила меня здесь, то есть ли у меня отец, а то может я и нагулянная. Все – таки моя мать жила и работала – виданное ли дело аж – в Тамбове. Но я молчала и дичилась. Молчала упрямо сжимая губы и опустив глаза если меня пытались расспрашивать. Все эти кумушки меня пугали своим напором, наглостью и любопытством. И, каждая из них думала, что вот ей то, я все и расскажу. Приторно сладкие голоса баб, пытающие меня и раздраженное шипенье в след, когда я почти зажмурив глаза пыталась обойти очередную сплетницу. Чем сильно злила местных хабалок и тут же получила прозвище гордячка городская.
– Много о себе думает, такая мелкая и уже с гонором, – шептались кумушки.
Принимая мое нежелание рассказывать за гордость городской фифы.
– И бабка и внучка слова лишнего не скажут молчуньи дикие, все в себе держат значит, есть что скрывать, честные люди то ничего не боятся,– слышала я постоянно.
Бабушка моя и правда мало с кем общалась, такой уж характер у нее всегда был, ее в селе очень уважали и никогда не расспрашивали. Смысла не было, привыкли за столько лет, что все равно она ничего никому не скажет, как ее не пытай. Вот и навалились на меня скопом пытаясь хоть из меня что любопытное вытянуть. Бабушка и мне велела язык за зубами держать.
– Нечего языком болтать,– сказала она сразу, – в селе скучно вот сплетницы и радуются новому событию, тем более что бы ты им не сказала, все равно все переврут. – Понадаедают тебе, да отстанут со временем.
Лето пролетело быстро, и я поняла мама за мной не вернется и была рада этому скрывая старательно свои эмоции от бабушки. К матери возвращаться мне совсем не хотелось, как и рассказывать бабушке как мы жили, но она догадывалась и никогда не расспрашивала меня. С бабушкой мы жили тихо и просто, главное без ругани, спокойно. В том же году осенью бабушка отвела меня в школу, что мне всего пять лет исполнилось ее не остановило.
– Летом то хорошо,– сказала она собирая меня в школу, – а зимой что делать будешь. – Дома сидеть? – Лучше уж в школе среди детей будешь, все тебе веселей, а что по возрасту не вышла, так молчи, ты так- то высокая по росту и сообразительная. – Никто ж все равно не знает, когда ты родилась. – А, уж если не сможешь учиться или не справишься,– то на другой год пойдешь, не беда. – Скажу ошиблась, да и все.
Мать забыла привезти мои документы или не подумала, что они мне могут понадобится как, впрочем, и вещи для меня. Я переживала что меня не возьмут в школу, но в деревне оказалось все проще. И бабушка в конце августа отвела меня в школу находящуюся в центре села сказав учительнице чтоб меня записали в класс так как мне уже есть семь лет, а документы она позже принесет объяснив, как могла.
– Вот дочка моя Надежда как сможет, так их привезет, а она работает, и кто ж ее просто так отпустит, вот только может в отпуске, когда в него пойдет, а внучке то учится нужно.
И меня без особых вопросов определили в первый класс записав на фамилию бабушки, ведь свою я не знала. О родителях я ничего не помнила кроме их имен и не могла не назвать ни адрес, ни места их работы. Тогда все это казалось мне нормальным.
С одноклассниками у меня тоже как-то отношения не сложились с самого начала. В нашем околотке не было моих ровесников, и я за лето ни с кем из детей не подружилась и поэтому как-то сразу все пошло не совсем гладко. На торжественной линейке стояла одна без бабушки. Все мои одноклассники были не только с папами и мамами, но у кого есть, то с дедушками и бабушками, первое сентября это большой праздник на селе. И все родные учеников естественно перешептывались поглядывая в мою сторону, хоть я была одета как все и с большими белыми бантами на голове и с огромным букетом, но вокруг меня сразу образовалась пустота. Учительница увидев это просто поставила меня с собой рядом и так же меня ввела за руку в класс. Учеников в нашем классе было немного, и она посадила меня рядом со своим столом у окна тоже одну понимая, меня будут дразнить какое-то время. Все дети были знакомы и дружны между собой, и она надеялась со временем я тоже вольюсь в коллектив. Даже на фоне самостоятельных сельских детей я была не по возрасту взрослой. Учеба давалась мне легко и особенно когда я научилась читать быстро, то книги с их придуманными мирами полностью мне заменили отношения со сверстниками. В селе была, очень замечательная библиотека и мне почему-то в ней разрешали брать любые книги не пытаясь меня ограничивать по возрасту. Мои одноклассники действительно первое время дразнили то брошенкой, то подкидышем, а то и по хуже вспоминая все разговоры взрослых о моей матери. Для села, где сильны семейные уклады я оказалась сиротой при живых родителях и это в глазах детей и взрослых уже делало меня изгоем и предметом насмешек. Я понимала если поддамся, то – отношение ко мне таким будет всегда. И поэтому все уроки сидела не пытаясь с кем – то заговорить, а на переменах тут же утыкалась в книжку и не слушала, когда ко мне обращаются или делала домашнюю работу не откладывая заданий на дом. После уроков молча складывала учебники в рюкзак и гордо подняв голову неторопливо шла домой никогда не оглядываясь на обсуждающих меня одноклассников. И даже позже, когда со мной пытались подружиться я уже осознано отвергала протянутые мне руки не верила никому, да и особого общения мне было уже не нужно. Новая книга казалась мне лучше и интересней, чем непонятная дружба, да и о чем мне говорить с одноклассниками я не понимала слишком была у нас разная жизнь. Погружалась в книгу как в другой мир, где меня никто не мог обидеть и там были у меня, и друзья и приключения и даже любящая семья. И, только однажды в самом начале самого первого учебного года я наслушавшись своих одноклассниц что мои родители меня бросили и – за того что я бука и поэтому теперь живу у бабушки и скорее всего меня отдадут в приют где мне и место,– чуть не сорвалась на слезы. Быстро собралась и почти бегом вышла из ворот школы слыша обидные выкрики в след, но не обернулась стараясь идти ровно, а уже перешагнув порог дома не удержалась и все-таки заплакала. Бабушка сразу поняла причину моих слез и приобняв сказала.
– Терпи и больше не плачь, ты не виновата, что так складывается твоя жизнь. – Тем более никто не знает – какая она у тебя будет дальше. – Может лучше всех время покажет, а пока терпи и никому не показывай свою слабость, никогда.
Бабушка моя никогда никого не обсуждала или осуждала, каждому свое всегда говорила она, ее уважали за это и где-то даже и побаивались. Частенько соседки забегали обсудить с ней свое личное зная, дальше это не пойдет в виде сплетен. Все это я понимала интуитивно и перенимала стараясь походить на свою бабушку, быть такой же спокойной рассудительной и молчаливой. Обижать меня детям быстро надоело если меня ничего не задевает, то какой толк дразнить дальше. Я, показала характер и меня оставили в покое и это мне понравилось гораздо больше. Мне удалось одержать свою первую победу над обстоятельствами. А общения мне не хотелось может боялась, что будет больно смотреть на чужую семейную жизнь или боялась признаться себе, что я никому не нужна.
Бабушка была очень стара и получала мизерную пенсию. Большое хозяйство уже держать она не могла, так только огород и десяток кур. Мы жили очень скромно, но мне все нравилось и первое время я очень боялась мать вернется за мной ведь я здесь в деревне сама на птичьих правах. Бабушка не говорила мне ласковых слов и никогда не целовала, не обнимала меня, но я чувствовала себя нужной и любимой, а что живем скромно, то это тоже не навсегда вырасту и нам будет легче. Главное, чтоб бабушка была здорова и пожила как можно дольше я уже боялась если потеряю ее, то попаду в детский дом, а мне туда очень не хотелось и хоть мне было стыдно за такие мысли, но они слишком часто приходили мне в голову. Бабушка себе вообще ничего не покупала стараясь одеть меня, что бы я не отличалась от своих ровесников, и я это ценила. Она единственная искренне обо мне заботилась и переживала за меня хоть и не показывала мне этого. И я старалась быть очень аккуратной с вещами понимая, что купить что-то новое бабушке невероятно сложно. Научилась штопать и перешивать свои платья, чтобы носить их как можно дольше. Бабушка приучала меня к аккуратности ежедневно проверяя почищена ли обувь, чистый ли воротничок на школьном платье, есть ли в кармане чистый носовой платок. Проверяла мою штопку и если ей казалось я выполнила работу небрежно заставляла все переделывать.
