Унесенные блогосферой

Глава 9
Сторонний наблюдатель

Не в сыре бог, а в купленной на сыре плесени!

Джон Шемякин, сетевой писатель, политик

Как только Борис нажал кнопку «отбой», Вика выпорхнула в коридор одеваться.

– Ты надолго? – поинтересовался я, снова открывая ноутбук. Само собой, я уже пропустил видеотрансляцию из «Философии эротики», но все еще надеялся успеть на обсуждение, пока парни не расползлись из группы по своим делам. – Что сказать Борису, если снова будет звонить?

– Скажи, что сам не знаешь, где я и когда вернусь, – легко бросила Вика, но фраза прозвучала вовсе не легко, а как бы даже наоборот – интригующе и даже вызывающе.

– Ладно. Но мне-то скажешь?

Виктория поколебалась, видимо оценивая, заслуживаю ли я такого высоко доверия, но в конце концов решила, что заслуживаю:

– Хочу навестить старшего брата убитого, этого загадочного Вадима Романихина.

– Шутишь?! – Я откинулся с ноутом на подушки.

В отсутствие хозяйки я переползаю на ее диван – здесь не в пример удобнее, чем у меня на кровати за перегородкой – тетка умеет устраивать себя с комфортом, это всем известно.

Вика ничего не ответила. Прямо в сапогах она прошлепала обратно в комнату и стала рыться в одном из ящиков стола. Наконец она нашла то, что искала: электронные часы, которые она извлекла из своего вечного бардака и нацепила на руку. Я насторожился. С виду эти часы ничем не отличаются от многих других электронных часов высокого класса, однако помимо прочих функций в этой модели имелся встроенный сверхчувствительный диктофон, способный незаметно включаться на кодовое слово и работать на запись 10–12 часов подряд. Также она повертела в руке брелок с переносной тревожной кнопкой, который ей выдали еще при устройстве на службу. Настоящие шпионские гаджеты – объекты моей тихой зависти. Однако тревожную кнопку она положила на место.

– Стоять. – Я отложил ноут и выпрямился, готовый в любую минуту задержать ее, если это понадобится. – Так ты серьезно?

Виктория улыбалась, кажется, очень довольная собой.

– Но как ты его нашла? Этого Вадима Романихина даже Борис не может отловить?

– Ну вот Борис не может, а я могу, – усмехнулась она.

– Это через Романихина-старшего?

– Нет, через знакомого переводчика в нашем ФСБ.

Наконец до меня дошло, о каких трех загадочных буквах они с Борисом вели речь, вуалируя три заветные буквы эвфемизмами вроде «добыча угля». Ну-ну. Однако теперь возникала другая проблема.

– Вика, але, – проговорил я. – Ты эксперт, а не следователь. У тебя нет полномочий для опроса свидетелей и сбора доказательств, нет защиты. А если что-то пойдет не так?

Она лишь пожала плечами: что может пойти не так?

Это было похоже на очень плохой сценарий, где неадекватные поступки персонажа оправдывают и ничем не оправданной жаждой риска. Мол, таков национальный характер, лезем в вольеры к медведям и играем в русскую рулетку. Зачем? Очевидно, что Романихин являлся на данный момент самым крепким подозреваемым в этом деле. Причем крепким во всех смыслах этого слова. Как эксперт она вообще не имела права вмешиваться. Все материалы эксперту присылают или выдают по запросу, максимум – опрос свидетелей в присутствии следователя.

– Звони Борису, или я сам ему позвоню, – проговорил я решительно.

– Что? – вскинула глаза тетка.

– Что слышала!

– Не ожидала от тебя, – обиделась она, встала перед зеркалом и начала демонстративно рисовать губы.

– Опрос подозреваемых и свидетелей не входит в число компетенций эксперта-филолога. Самостоятельный сбор экспертом информации по делу может стать основанием для отвода эксперта, – процитировал я, как запомнил, методичку для экспертов.

– Эксперт должен и даже обязан знать контекст, – мгновенно возразила она. – Как говорил Шерлок Холмс, теоретизировать, не имея данных, опасно. Незаметно для себя человек начинает подтасовывать факты, чтобы подогнать их к своей теории, вместо того чтобы обосновывать теорию фактами.

– Но ведь ты не Шерлок Холмс! Ты даже не инспектор Лестрейд! – с намеком заметил я, имея в виду, что эксперт – это уже не сыщик-любитель, но еще и не полноправный следователь. На мой взгляд, роль эксперта в деле больше похожа на роль стороннего наблюдателя.

– Ага, я сыщик, еще не описанный в литературе, – железобетонно усмехнулась она. – Если согласен, можешь поехать со мной, потом я подброшу тебя на лекции.

Это был чистой воды шантаж. Во-первых, конечно, мне было любопытно, а во-вторых, просто страшно за нее. Было и в-третьих: еще минуту назад Вика собиралась идти на встречу без свидетелей, а теперь пригласила сама. Это было что-то новенькое: угроза возымела действие – Вика боялась Бориса. Вика боялась Бориса. Надо записать на скрижалях – есть человек, который может с нею справиться.

– Ты не шутишь? – рассмеялся я, малодушно посматривая на висящую в коридоре куртку.

– Конечно, ты ж потом будешь мучить меня, требуя подробного пересказа для своего детектива.

– Это не детектив. Это дневник. В планах теория и методика юридической лингвистики на конкретных примерах, – уточнил я.

– Ну да, было уже такое, – подмигнула она и продекламировала торжественным шепотом: – «Но я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там написано, я не говорил. Я его умолял: сожги ты бога ради свой пергамент! Но он вырвал его у меня из рук и убежал».

Смакуя чужой текст, Виктория развеселилась, словно ведьма на шабаше.

– Ладно, было так было, – пробормотал я, возвращаясь обратно к своему компьютеру. Парни уже бурно обсуждали увиденное в презентации и закидывали меня вопросами, куда я исчез.

«Даже и к лучшему», – подумал я, с удовольствием обнаружив, что Пашка все еще в теме и можно в кои-то веки поболтать в реальном времени.

В проеме моей комнаты показалась голова Виктории:

– Подожди! Нечего обижаться! Это же Булгаков.

– Это пренебрежение, – ответил я, не отводя глаз от монитора.

– Нет. – Она вдруг понизила голос и тихо, без обычной своей иронии и железобетона, проговорила: – Это прививка. Сакральное отношение к себе – прямой путь к профессиональному краху. Так ты идешь?

Дверь хлопнула, Вика вышла, не оглянувшись, на 200 процентов уверенная, что я побегу следом, словно комнатная собачонка.

«Ну уж нет, не дождешься!» Я встретился глазами с суровым Стивом Джобсом, повторил, глядя ему в глаза:

– Не дождется! – и вернулся в группу «Философия эротики».

Социальная сеть не предполагает прощаний, если внезапно уходишь. Однако в этот раз именно я был инициатором просмотра видео с IT-выставки, поэтому я торопливо скинул «всем до завтра» и, не дожидаясь реакции, захлопнул крышку ноута.

Отыскивая ключи и про себя перетирая с песочком всех своих родственников по материнской линии, я почему-то подумал, что тот человек, который облек правила для эксперта-филолога в слова, изначально отличался поразительной наивностью. Кто, как не филолог, да еще и эксперт, знает, как прочитать слова так, чтобы их смысл превратился в прямо противоположный? Это развеселило меня и даже немного примирило с незавидной ролью бегущей по следам собачки.

В кафе, где назначил встречу старший брат убитого Валерия, солнечный свет проникал лишь сквозь небольшую арку, образованную бархатным темно-зеленым занавесом. Атмосфера здесь царила сонная: уже в просторном гардеробе дурманящий запах кофе щекотал ноздри. Внутри основного зала кофейный аромат сгущался и мягко властвовал, отодвигая все внешнее и суетное далеко за бархатный полог. Удивительная способность, из всех напитков присущая только хорошо сваренному кофе.

– Кофе здесь отменный. Бариста – этнический араб, – сказал Вадим Романихин вместо приветствия.

Несмотря на довольно густой полумрак, Вадим лишь на несколько мгновений приподнял темные очки, когда приветствовал нас. Голос у него оказался звучный, густой. Если применять кофейное сравнение, то голос был подобен крепкому сорту арабики. К нам подошел официант, и Вадим сделал заказ за всех. Ни одно из произнесенных им названий даже отдаленно не казалось знакомым, поэтому мы с Викой не стали делать попыток заглянуть в кофейную карту.

– Итак, вы филолог, а не следователь, насколько я понял? И почему мы здесь?

– Вы правы, – сказала Виктория с доверительными нотками в голосе. – Я не должна выходить за пределы анализа текста. Но тут другой случай.

– Какой же? – непроницаемый под своими темными очками, поинтересовался собеседник.

– У ваших родственников огромная переписка. Фактически они проживали вторую жизнь в Интернете. Осталась масса текстов. Но нити любого текста все равно рано или поздно ведут в реальную жизнь, поэтому мне нужно кое-что знать о ваших убитых родственниках, чтобы понять, на верном ли я пути. Я не хотела задавать свои вопросы через дознавателя, так как мне пришлось бы их письменно обосновывать. А в данном случае это довольно затруднительно.

– Почему же?

– Это заняло бы слишком много времени, – ответила Вика, но думаю, истинной причиной этой встречи было ее желание задавать вопросы и смотреть на реакцию. Кажется, Вадим Романихин тоже не поверил в это объяснение и поэтому лишь смазанно улыбнулся в ответ.

Удивительно, что такой человек вообще согласился на встречу. Он смотрел на нас снизу вверх, вел себя отстраненно, если не сказать надменно. Наверняка он давным-давно напряг свои каналы для расследования, но, видимо, и такому человеку не совсем чуждо любопытство, если он откликнулся на Викину просьбу о встрече.

– Кстати, это мой племянник и секретарь, Александр, – представила меня тетка.

Вадим протянул руку, и вопросительное напряжение в его взглядах в мой адрес исчезло.

– И что вы хотите узнать? – Мужчина приподнял очки, продемонстрировав, что готов отвечать.

– Я хочу знать, кто такой Денис Камельков.

Вадим на несколько секунд замешкался:

– Признаться, я думал…

– Вы думали, что речь пойдет о вас, – прервала его Вика. Вообще она вела себя неоправданно лихо и бесцеремонно. Вадим снова приподнял очки, но лицо его осталось спокойным. Прошло несколько секунд, и очки снова опустились на переносицу.

– Ваш младший брат был любимцем в семье. Верно? – В следующую секунду Вика уже перескочила на другой вопрос, не дождавшись ответа.

– Верно, – неохотно откликнулся Вадим.

– Все поступки вашего младшего брата одобрялись?

– Ну, в общем, да.

– Его выбор супруги тоже?

– Тоже.

– Это был брак по залету?

– Не думаю. Брат был увлечен Светланой.

– Искренне? Или, может быть, он кому-то что-то доказывал? Друзьям, родителям, коллегам?

Вадим нахмурился, но ответил тем же размеренным спокойным баритоном:

– Я понимаю, о чем вы думали, когда изучали их социальные сети. Вам будет сложно поверить, но мой брат Валера был далеко не глупым парнем. Он готовился к защите кандидатской диссертации, был человеком очень уравновешенным, занимался серьезно, и мы были уверены, что он скоро защитится и продолжит династию…

– Как вы?

– Нет, я не медик, как мама, и не физик, как отец. Я выбрал социологию. Первый блин, то есть я, вышел комом, – усмехнулся Вадим. – А Валера продолжал отцовские наработки. Но, как я уже говорил, появилась Светлана.

– Что в ней было, кроме красоты?

– В случае с некоторыми женщинами красоты достаточно.

– Ну, хотя бы высшее образование у нее было?

– Да, какой-то коммерческий вуз. Кажется, после реформы образования он перестал существовать.

– То есть ваш брат без памяти влюбился в красавицу с большими запросами, фактически без профессии, любительницу красивой жизни, как она ее себе представляла?

Это были вопросы на грани приличия, во всяком случае, такой пренебрежительный тон недопустим по отношению к убитым людям, но, как ни странно, собеседник отвечал Вике, демонстрируя великолепную выдержку и, я бы даже сказал, – одобрение ее ходу мыслей.

– До свадьбы Светлана работала продавцом. А после свадьбы уже нигде не работала, – лаконично отозвался Вадим.

– А ее семья? Она ведь была из небогатой семьи, верно?

– Почему вы так решили?

– По лексике.

Вадим снова поднял очки, уставившись на нас холодными прозрачно-серыми глазами. Видимо, очки ему мешали, но через несколько секунд неуместные окуляры вновь оказались на переносице. При всей правильности черт лица без очков он производил неприятное впечатление. Из-за глаз.

– Как? – спросил он с совершенно идеальной вопросительной интонацией, которая означала только запрос информации, чистый от примесей других эмоций, поэтому правильно ли заключение Вики, установить было невозможно.

Однако тетка не смутилась.

– Ваша невестка любила давать оценки увиденному и услышанному, – охотно объяснила она. – Я насчитала пятнадцать основных прилагательных: превосходный, гламурный (и ультрагламурный), светский, сияющий, исключительный, звездный, изысканный, волнительный, волшебный, сверхкультовый, лучший, ведущий, (самый) сексуальный, блистательный, шикарный. Плюс иностранные слова: бренд, тренд, аутлет, фешн, бьюти, винтаж и им подобные, употребляемые не всегда к месту, что свидетельствует о неточном представлении значения слов. Эта лексика характерна для так называемого дискурса гламура. Это терминология глянцевых журналов для женщин. Тот, кто читает хорошую литературу, не заразится языком СМИ такого типа. Значит, в семье, где выросла убитая, ей не привили привычку к хорошему чтению. Девушке двадцать шесть лет, то есть она поступала в вуз в начале двухтысячных. Это время, когда дети из обеспеченных семей поступали на бюджет престижных вузов, дети из менее обеспеченных семей поступали в те же престижные вузы, но на платной основе, а дети из бедных семей довольствовались тем, что стояли в платной очереди за дипломом в коммерческих учебных заведениях. Престижные вузы вроде нашего университета худо-бедно воспитывают вкус и прививают знания. Поэтому делаем вывод: выражаться так, как выражалась Светлана, может или совершенная дурочка, а абсолютной дурой ваша невестка не была, либо человек плохо образованный. Значит, третий вариант – заштатный платный вуз, где обучение было наиболее дешево. Прибавляем сюда гипертрофированное желание продемонстрировать приобретенные в замужестве жизненные блага. Получаем Золушку. Думаю, ее собственная семья не просто бедна, а скорее всего в чем-то даже немного ущербна. Возможно, пьющий отец?

– Браво! – кивнул Вадим, которого я про себя прозвал вампиром из-за странной светобоязни. – Но не стоит над ней смеяться. Многодетная семья, отец рано умер. Девушка привыкла пробиваться сама, – проговорил он, снова без интонации, как будто прочел по бумаге.

– Почему ваши родители поддержали выбор Валеры? – продолжала Вика. – Ведь были, наверное, кандидатки и из вашей среды?

– Думаю, это по-человечески очень понятно. Родители мечтали о внуках. Все-таки они уже в том возрасте… Я не женат. Как-то не сложилось. Брат тоже занимался наукой, вел аскетичный образ жизни… Ничто, как говорится, не предвещало… Поэтому, когда Валера вдруг круто поменял образ жизни и привычки, родители очень обрадовались. Кроме того, Светлана умеет производить хорошее впечатление. Она старалась быть милой. Ну а то, что она из простой семьи, это даже неплохо для деторождения и всяких таких дел. Обратите внимание, у нее внешность как у американских кинодив пятидесятых-шестидесятых годов. Такой природный ретростиль.

– Я заметила, – кивнула Вика, лицо ее сохраняло вежливую улыбку. – А что значит «Валера круто поменял образ жизни»?

– Сделал лицо попроще, другими словами, – улыбнулся Вадим. – Занялся чем-то кроме науки. Слез с дивана. Выполз из-за компьютера…

– Понятно. Науку и семейную жизнь ваш брат совмещать не захотел?

– Не захотел или не смог. Сложно сказать. Он уже выходил на защиту, но, женившись, начал жить совсем другой жизнью: свадьба, путешествия, ребенок, походы по клубам, кино, рестораны, друзья. Он отложил защиту.

– Вы думаете, в этом виновата его жена? – гнула свою линию Виктория.

– В чем она может быть виновата? – вдруг искренне удивился Вадим.

– Но ведь лично вы были против брака вашего брата с этой девушкой, – сощурилась Вика.

– Нет, подождите, – прервал вампир вежливо, но твердо. – Давайте разберемся в терминологии. Конечно, я был против Светланы. Но не вообще против. Как человек, она мне скорее безразлична, а это, согласитесь, хорошая оценка по нашим современным меркам. Она обычная девушка. Та самая милая самка, которая тащит в свою норку чуть больше, чем ей самой надо, и чуть больше того, за что способен заплатить ее муж. Закон общества потребления: вещи, и только вещи, подтверждают твой социальный статус. Вещи и еще кое-что… Знаете, что такое культурный капитал?

Было настолько странно видеть, как кто-то из присутствующих, кроме самой Вики, собирается прочитать образовательную лекцию, что я даже был готов поддержать возмущение тетки. Но в следующую секунду вдруг осознал, что проникся к мужчине с вампирскими глазами некоторой долей уважения, вернее, тут следовало отказаться от пафосных слов: я внутренне выразил ему респект.

Вика, как ни странно, покорилась:

– И что же такое культурный капитал в вашем понимании?

– Во времена варварских королей – это пятый-седьмой века нашей эры, – с готовностью заговорил Вадим, – было заведено, что король возил с собой казну, которую он ни в коем случае не имел права тратить. Что он с ней делал? Показывал другим королям, демонстрируя, что он награбил больше всех, значит, он – представитель класса-хищника, самый сильный, ловкий, имеющий право. Цивилизованные люди не показывают друг другу пачки долларов, они показывают другое – престижное культурное потребление. Заведомо бесполезное и дорогое провождение времени. Все эти рестораны, арт-хаус, в котором никто ничего не понимает, но восхищается, бешено дорогой макияж в стиле какой-нибудь кинодивы, который, кроме как на фото в социальной сети, и показать негде, известные персоны на твоем дне рождения. Вот это та самая казна. Вечное соревнование с проклятой Вандербильдихой. Только вместо «жуть» теперь говорят «жесть». Впрочем, вы уже упоминали про дискурс гламура.

Вика расхохоталась, хотя, казалось бы, – почему? Сходство убитой Светланы с Эллочкой-Людоедкой из «Двенадцати стульев», которая старалась превзойти дочку американского миллиардера Вандербильда, было очевидным, и от сравнения такого рода отдавало китчем. Может быть, она смеялась над словом «дискурс», но, как ни странно, вампир употребил его правильно, к месту и даже с ударением на первом слоге. Вика с улыбкой прихлебнула кофе:

– Говоря на языке социолога, вашего брата затянул консьюмеризм?

– Это не на языке социолога, – улыбнулся в свою очередь Вадим. – Я бы сказал проще – матрицы общества потребления.

– Хорошо! – снова согласилась она, улыбаясь уже почти нежно.

– Дайте вашу руку, Виктория, – неожиданно попросил подозрительный человек и, не дожидаясь ее ответа, поднялся из-за стола и вложил в ее руку подставку для салфеток. – Вот так, заберите это, прижмите к груди, – скомандовал Вадим. – Посмотрите: к себе рука сгибается легко. А теперь согните руку от себя. Нет? Невозможно? То-то, только к себе! Это нормальная физиология, нормальное устройство человека. Не над чем смеяться! Попадая в ловушку общества потребления, человек чувствует себя комфортно, потому что это соответствует его физиологии. История стара как мир, одним словом. Но винить в чем-то Светлану было бы глупо и даже преступно. Она подражает жизни праздного класса, она дитя природы, точный слепок сотворившей ее реальности.

– Она что, была не в курсе, что это уже не модно? – серьезно спросила Вика.

– Что вы имеете в виду? – удивился вампир.

– У настоящей золотой молодежи сейчас модно как раз обратное. Кажется, социологи называют это «обществом переживания», хотя, быть может, я снова ошибаюсь. Сейчас золотая молодежь живет под лозунгом «Проживи свою жизнь здесь и сейчас!». То есть это жизнь для самообразования, путешествий и культурного самосовершенствования. Сейчас уже кататься на чужой яхте не модно, модно иметь свою – чтобы плыть на ней за своей мечтой.

– Вы издеваетесь? – не столько возмутился, сколько изумился вампир, поняв наконец, что Виктория раскусила его словесную эквилибристику.

– По-моему, это вы издеваетесь, – хмыкнула Вика, и они уставились друг на друга с вновь возникшим пристальным интересом.

– Ладно-ладно, – усмехнулся наконец Вадим, поднимая руки, мол, сдаюсь. – Я был против Светы, конечно, но кто меня слушал? И кто мог бы осудить меня? Я просто желал брату счастья.

– Ну, хорошо, а ваш брат? Он был счастлив? – продолжила через некоторое время Виктория, возвращая на стол салфетницу.

Вадим пожал плечами:

– Он был опьянен красотой своей жены, соблазнами жизни. Я никак не мог этого ожидать, но он поддерживал Свету во всем. Это было так… странно. Я не привык видеть Валеру таким. Его как будто подменили. Вынужден признать, что он был счастлив.

– Вы мало общались, верно?

– В последнее время практически не общались.

Почему братья не общались, лично мне было вполне очевидно. Я вдруг вспомнил мягкие нежные руки, твои руки, прекрасная Маргарита, сотворившие на моей голове лакированное ведро. Впрочем, это могло быть все, что тебе угодно, даже ирокез, если это цена следующей встречи. Наверное, вампир-социолог тоже с удовольствием препарировал бы тебя под лупой новейших общественных концепций. И тоже отнес к каким-нибудь первобытным самкам-потребительницам. Вряд ли его младший брат покорно сносил эту беспощадность научного подхода, даже несмотря на то, что формально наш собеседник был, наверное, прав. Светлана могла бы составить прекрасную партию какому-нибудь любителю веселой статусной жизни из числа молодых, позитивных управленцев, чиновников среднего звена, продавцов холодильного оборудования, в то время как в семье потомственных ученых, советской, а теперь российской интеллигенции она смотрелась как Кристина Орбакайте в итальянской опере.

– Так кто такой Денис Камельков? Вы в курсе? – вернулась Вика к тому, с чего начала.

– Вообще-то это бывший друг Светланы, – снова насторожился человек в очках. – То есть друг в том смысле, что они жили вместе, прежде чем Светлана с Валерой поженились.

– Я так и думала.

Мужчина приблизился к нам корпусом, хотя все это время сидел, откинув на спинку свои внушительные плечи, заботливо наращивавшиеся в каком-нибудь фитнес-клубе.

– Но дело-то давнее, – проговорил он, резанув глазами из-под темных стекол. – Денис Камельков, кажется, даже из города давно уехал.

– Никаких контактов?

– Я не в курсе, – развел руками Вадим.

– А почему Светлана и Денис расстались?

– Потому что Денис на тот момент бедствовал. Думаю, она устала от беспросветной нищеты, и ее тоже можно понять. Света, как я уже говорил, работала продавщицей в магазине швейцарских часов в большом торговом центре. Каждый день красивая жизнь проходит мимо, а твой парень работает машинистом в метро. Каково? Камельков, кстати, очень переживал уход Светланы, даже какими-то правдами и неправдами устроился водителем к высокопоставленному чиновнику. Пытался ее вернуть: писал, звонил. Но безрезультатно.

– То есть после свадьбы с вашим братом Светлана и Денис еще какое-то время общались?

– Недолго.

– Извините, мой вопрос может показаться вам… – начала было Вика, но, видимо, вампир был из той породы мужиков, что ни в коем случае не отдаст инициативу в женские руки; теперь пришел его черед демонстрировать проницательность:

– Вы имеете в виду, были ли у моего брата сомнения в отцовстве? Этого я, к сожалению, не знаю. Вообще-то Валерка, если честно, простоват в этих вопросах. Скорее всего он ничего такого не думал.

– А ваши родители?

– Они не лучше: интеллигенция старой закалки.