Buch lesen: «Печать Василиска»
Пусть на рассвете туманно —
Знаю – желанное близко…
Видишь, как тает нежданно
Образ вдали Василиска?
Пусть всё тревожно и странно…
Пусть на рассвете туманно —
Знаю – желанное близко…
Андрей Белый
Рейсовый автобус, старенький и пыльный, сварливо дребезжащий на каждом ухабе, издал натужный стон и остановился аккурат в центре здоровенной лужи. Аля едва не застонала: отчасти из-за подкатывающей к горлу тошноты, отчасти от безысходности. Все, мосты сожжены, назад дороги нет. Дорога только вперед – в светлое будущее. А то, что будущее начинается в бурой дождевой жиже, еще не самая большая проблема, видывала она проблемы и пострашнее.
– Станция Полозовы Озера! Конечная! – сообщил водитель, маленький, вертлявый мужичок в грязной, а местами даже рваной тельняшке. – Вылазь давай, краля! Приехали! – добавил он и подмигнул Алевтине, удостоил, так сказать, высокой чести.
Аля отвечать на заигрывания не стала, вытащила из-под пассажирского сиденья дорожную сумку, одернула футболку и посторонилась, пропуская спешащую к выходу странную парочку.
Дядька средних лет с внушительным брюшком и купидоновскими кудряшками, обрамляющими блестящую от пота лысину, отдуваясь и вполголоса чертыхаясь, волок по проходу здоровенный чемодан. Чемодан сопротивлялся изо всех сил, цеплялся колесиками за ножки сидений, оставлял на грязной резине пола белые дорожки. Следом за дядькой, с видом в равной степени брезгливым и отстраненным, вышагивала мадам, одетая едва ли не по последней парижской моде. Мадам была статной, высокой, еще достаточно молодой и привлекательной. Такой бы разъезжать не в рейсовой колымаге, а на собственном «Ягуаре» или, на худой конец, «Порше». Да и в этом медвежьем углу ей делать нечего. Баден-Баден, Рим, Венеция – это да, это гармонично и вполне естественно для женщины, сошедшей с обложки модного журнала, но деревенька с романтичным названием Полозовы Озера…
– Вадик, аккуратнее, – мадам мазнула по Алиному лицу равнодушным взглядом и носком изящной туфельки отбросила со своего пути кусок надорванной и изрядно потоптанной газеты. – Я этот чемодан в Милане покупала, не вздумай его поцарапать.
Аля усмехнулась, значит, не ошиблась она насчет Баден-Бадена. Мадам – птица высокого полета, у нее чемодан небось стоит больше, чем весь этот несчастный автобус.
– Не волнуйся, дорогая, – дядька поднапрягся и вытащил-таки чемодан на середину прохода, – все будет в лучшем виде.
– В лучшем виде! – Мадам обмахнулась свежим журналом «Вог» и подняла глаза к потолку, красноречиво давая понять всем присутствующим, как ей все это провинциальное безобразие тяжело и неприятно.
В каком-то смысле Аля была с ней солидарна. Населенный пункт Полозовы Озера вызывал и в ее душе бурю протеста, но, в отличие от мадам, ей выбирать не приходилось.
– Выходим, выходим! Поторапливаемся! – прикрикнул водитель, закуривая папиросу.
От поплывшего по салону вонючего табачного дыма вернулась отступившая было тошнота. Аля торопливо достала из кармана джинсов мятный леденец, сунула его за щеку. Вот что ни говори, странный у нее организм: когда сама за рулем, то ни о какой тошноте речь не идет, но стоит только пересесть на общественный транспорт, как тут же начинает укачивать. От воспоминаний о маленькой и юркой «Мазде», брошенной на произвол судьбы посреди чистого поля, на глаза навернулись слезы. Совершенный Алей поступок был равносилен предательству, но по-другому никак. По-хорошему машинку стоило бы утопить или сжечь, чтобы окончательно замести следы, но совершить такое святотатство рука не поднялась. Предательство еще куда ни шло, но убийство…
– Что это? – От невеселых мыслей Алю отвлек возмущенный голос мадам. – Отгоните немедленно свою колымагу на нормальную дорогу, здесь же воды по колено! Вадик, не смей лезть в эту лужу! Еще, не дай бог, чемодан утопишь!
А, вот, значит, она о чем – о луже! И снова Аля была с мадам солидарна. Форменное безобразие эта лужа.
– А ты не командуй! Раскомандовалась здесь! – беззлобно огрызнулся водитель и сплюнул в открытое по случаю жары окошко. – Видишь, – он указал заскорузлым пальцем куда-то вдаль, – написано: «Остановка». Стало быть, я правильно тормознул, а останавливаться в неположенных местах мне не дозволено. Меня, между прочим, оштрафовать могут за нарушение правил дорожного движения.
– Да кто тебя, козла немытого, оштрафует?! – А мадам, оказывается, умеет и по-простецки разговаривать, на одном языке с массами. – Да в этом вашем Мухосранске про правила дорожного движения, поди, и не слыхали.
– Это у вас там Мухосранск, – обиделся за малую родину водитель, – а у нас здесь места цивилизованные, туристические.
– Откатывай свою колымагу! – мадам угрожающе взмахнула свернутым в трубочку «Вогом».
Стоящая у двери щупленькая бабулька испуганно ойкнула, перекрестилась, а потом с укором посмотрела на водителя и сказала:
– Совсем ты, Ванька, совесть потерял. Что ж ты над людями-то издеваешься? Вот я как твоей Зинке пожалуюсь, уж она тебя научит правилам дорожного движения!
Удивительное дело, но бабульку водитель послушался, в сердцах отшвырнул недокуренную папиросу и завел мотор. Правда, новое место парковки оказалось не многим лучше старого: теперь вместо лужи прямо перед открытыми дверями красовалась коровья лепешка. Привычных к подобному натурализму аборигенов лепешка не смутила, а вот мадам сельская экзотика пришлась не по нраву. Наверное, она бы продолжила пререкаться, если бы ее спутник не взмолился:
– Эллочка, солнце мое, я тебя прошу!
Эллочка картинно вздохнула, достала из ридикюля носовой платок, поднесла к носу и, зажмурившись, как перед прыжком с парашютом, переступила через лепешку. Аля спрыгнула следом, бухнула сумку на плавящийся от полуденной жары асфальт, смахнула со лба капли пота и огляделась.
Населенный пункт Полозовы Озера являл собой типичную для российской глубинки картину. Покосившиеся, вросшие в землю едва ли не по самые окна домики смотрели на окружающий мир уныло, стыдливо прикрывались кустами цветущей сирени, а кое-где угрожающе щетинились самодельными антеннами. Посреди выложенного потрескавшимися от времени бетонными плитами маленького пятачка, аккурат перед приземистым двухэтажным зданием с гордой табличкой «Сельский совет», красовался загаженный голубями бюст Владимира Ильича. Чуть правее находилось средоточие деревенской жизни – магазин. На скамеечке перед ним вели какой-то неспешный разговор местные аксакалы. У их ног деловито сновали туда-сюда рыжие в крапинку куры. Пасторальную картинку довершала точно сошедшая с экрана бричка, запряженная маленькой гнедой лошадкой. Лошадка тихо пофыркивала, мотала головой, отгоняя назойливых мух, шлепала губами и пыталась дотянуться до островка выбивающейся из-под бетона травы.
Аля с удовольствием полюбовалась бы всей этой красотой, если бы не мучивший ее вопрос. В своем последнем письме дед пообещал, что в Полозовых Озерах ее непременно встретят, но в пределах видимости не было ни одной машины. Может, встречающий опаздывает? Это ж в городе время на вес золота, а тут, у истоков, все совсем по-другому.
Аля собралась было присесть здесь же, на завалинке, когда позади что-то громыхнуло и заревело – рейсовый автобус тронулся в обратный путь. Все, теперь мосты точно сожжены, больше на сегодня в райцентр рейсов не будет, Аля специально уточняла на автовокзале, и если за ней так никто и не приедет, то придется как-то выживать до следующего вечера.
Ну и пусть! Ей не привыкать выживать в условиях, близких к экстремальным. Не это страшно. Страшно, что, если единственная ниточка, дававшая ей надежду на будущее, вдруг сейчас оборвется, на собственной непутевой жизни можно ставить крест, потому что бежать ей больше некуда, да и сил больше никаких нет бегать.
– Доброго здоровьечка! – кто-то бесцеремонно дернул Алю за рукав. – Это ж вы Алевтина?
Встречающий! Ну слава богу! Аля обернулась, да так и застыла с открытым ртом. Встречающий, если, конечно, это он, оказался персонажем до крайности колоритным. Высокий, худой, нескладный, с лицом, по которому определить возраст не представлялось никакой возможности, он смотрел на Алю ясными васильковыми глазами и безмятежно улыбался. Так улыбаться могут только дети и… душевнобольные. Догадку о психическом нездоровье незнакомца подтверждала и его более чем странная экипировка: галифе с красными лампасами, криво подпоясанная армейским ремнем ветхая гимнастерка и лихо сдвинутая на макушку фуражка. В руках он держал тоже что-то милитаристское: не то патронташ, не то планшетную сумку, Аля в таких вещах была несведуща, поэтому с ходу определить сущность данного предмета затруднялась.
– Я говорю, здрасти вам! – мужчинка улыбнулся и взял под козырек. – Я говорю, вы Алевтина? – Он подался вперед, внимательно всмотрелся в Алино лицо.
– Я, – она на всякий случай отступила на шаг. Мало ли что у этого ненормального окажется в торбе.
– Очень приятно! А я товарищ Федор! – мужчинка протянул ей руку.
Ладонь была мозолистой и не слишком чистой, поэтому пожала ее Аля с опаской и едва удержалась от того, чтобы вытереть руку о джинсы.
– Федор?
– Не Федор, а товарищ Федор, – мягко поправил ее собеседник и полез в свой патронташ. – Вот тут у меня и документик имеется. Полюбопытствуйте!
Документиком оказалась узкая книжица с тисненной золотом надписью «Удостоверение», на развороте которой была наклеена распечатанная на принтере фотография штурмбаннфюрера Штирлица и неловким детским почерком выведено: «Таварищ Федор. Дварецкий из Полозовых ворот». Значит, вот какой у деда помощник – таварищ Федор, дварецкий… Аля вздохнула, вернула документик владельцу и спросила с надеждой:
– А Игнат Петрович случайно не приехал?
– Не, – товарищ Федор покачал головой, – хозяин из поместья выезжать не любит. По надобностям в деревню меня или Марью Карповну посылает. Вот и сейчас велел вас встретить. Поехали, что ли?
– На чем? – Алевтина отступила еще на шаг. Еще не хватало, чтобы этот полоумный сел за руль.
– Так на Звездочке! – товарищ Федор мотнул головой в сторону припаркованной у магазина брички. – Я всюду на Звездочке ездию. Она очень умная, все-все понимает.
Не успела Аля опомниться, как он сунул пальцы в рот и округу огласил залихватский разбойничий свист.
– Федька, вот скаженный! – давешняя бабулька снова перекрестилась и погрозила Алиному провожатому кулаком: – Ты что хулиганишь?! Гляди, курей мне всех распугал, ирод!
Товарищ Федор на бабулькину гневную отповедь никак не отреагировал. Наверное, потому, что все его внимание было занято умной и все понимающей лошадкой Звездочкой, которая притрусила к нему резвой рысью и сейчас ласково терлась башкой о патронташ.
– Сладости любит до зарезу, – товарищ Федор потрепал лошадку за ухом, а потом с надеждой посмотрел на Алю: – У вас сладостей нету?
– Только мятные леденцы, – сказала она растерянно. – Пойдет?
Товарищ Федор кивнул так энергично, что фуражка едва не слетела на землю:
– Давайте леденцы! Конфеты Звездочка особенно уважает.
Конфет набралось аж четыре штуки. Аля сняла с них обертки, выложила на ладонь и с опаской протянула лошадке. Та покосилась на нее черным с поволокой глазом, а потом бархатными, чуть влажным губами деликатно смахнула с ладони угощение.
– Все, теперь она ваша навеки, – радостно сообщил товарищ Федор. – Теперь вы на ней тоже можете ездить, где захотите.
– Так, может, давай уже поедем? – предложила Аля, косясь на дореволюционную бричку.
– Так поедем! Конечно, поедем! – товарищ Федор чмокнул Звездочку в лоб, проворно вскарабкался на козлы, протянул Але руку: – Давайте, хозяйка, залазьте!
Хозяйка… Какая ж она хозяйка? Она так, не пойми кто: не то хозяйская гостья, не то хозяйская родственница. Слишком уж все неожиданно и запутанно.
Аля забралась в бричку, пристроила сумку под обтянутой зеленым сукном лавкой, обеими руками вцепилась в борта повозки. Еще ни разу в жизни ей не доводилось ездить на таком экзотическом виде транспорта. Может, зря она скормила все леденцы Звездочке? Вдруг, не ровен час, укачает.
Опасения ее оказались напрасными. Ехать в бричке было комфортно и даже приятно, намного приятнее, чем в воняющем махоркой и бензином рейсовом автобусе. И даже мерное бубнение товарища Федора совсем не раздражало. Аля присмотрелась повнимательнее и вдруг поняла, что товарищ Федор еще совсем молодой, может, даже моложе ее. Просто из-за нечесанности да неухоженности кажется гораздо старше своих лет. А может, и болезнь как-то сказывается.
* * *
Бричка тихо-мирно катилась по проселку, а Аля, успевшая рассмотреть спутника в малейших деталях, переключилась на окружающий ландшафт. Пейзаж разнообразием не поражал, но выглядел весьма мило: заливной луг с одной стороны и редкий березовый лесок с другой. Сначала лес был просто лесом, но чем дальше они отъезжали от Полозовых озер, тем больше и больше местность оправдывала свое название. Все чаще и чаще между деревьями поблескивала вода, а зелень, и без того буйная, сделалась еще пышнее.
Аля свесилась с брички, сорвала сочную травинку и спросила:
– Это что, болото или озеро?
Товарищ Федор посмотрел в ту сторону, куда она указывала, и, пожав плечами, сказал:
– Так и то, и другое. Тут же места такие… мокрые, кругом вода. Есть озера, есть болота, а есть даже топи. Тут чужих знаете сколько попропадало? Только на моей памяти человек тридцать. Как ушли на озера, так и сгинули.
– А местные не пропадают?
– Так а чего ж местным-то пропадать? – удивился товарищ Федор. – Местные здесь все хорошо знают. Знают, куда соваться нельзя.
– А куда соваться нельзя? – Аля всмотрелась в мелькающую за деревьями воду. Вода была черной и лишь кое-где отсвечивала серебром.
– Дык много куда. – Чувствовалось, что товарищу Федору разговор то ли неприятен, то ли неинтересен. Он помолчал, легонько стегнул Звездочку ивовым прутиком и заговорил: – На Настасьину топь соваться нельзя, еще на Мертвое озеро.
Настасьина топь, Мертвое озеро – названия-то какие, аж мурашки по коже. Аля невольно поежилась.
– Эй, – она осторожно тронула паренька за рукав, – а что это за Настасьина топь такая?
– Да так, – товарищ Федор неопределенно взмахнул прутиком, – место одно нехорошее. С виду лужайка, а как ступишь на такую лужайку, так тебе и конец.
– Почему конец?
– Потому что не лужайка это, а трясина. И глазом моргнуть не успеешь, как засосет.
– А почему она Настасьина?
– Потому что в ней Настасья, дочка тутошнего помещика, утопла. Говорили, что батька хотел ее силой замуж выдать, уже вез к жениху на смотрины, а она возьми да и убеги, – товарищ Федор нахмурился. – Ну, батька, ясное дело, за ней вдогонку бросился и уже почти догнал, да только Настасья в трясину угодила, прямо у него на глазах.
– И что? – шепотом спросила Аля.
– А ничего, батька ей условие поставил: или она его воле подчинится и замуж выйдет за нелюбимого, или потонет в трясине.
– А она?
– А она отказалась, смерть мученическую приняла, прямо на глазах у родного отца, а напоследок успела ему шепнуть кое-что.
– Что шепнуть? – Аля аж травинку выронила от напряжения. Интересно же, чем дело кончилось.
– Шепнуть? – товарищ Федор посмотрел на нее своими васильковыми глазами. Смотрел долго-долго, Але аж не по себе стало от этого его странного взгляда, захотелось спрыгнуть с брички и бежать со всех ног. Да хоть на ту же Настасьину топь, лишь бы подальше от этого ненормального. – Так никто ж не знает, что она бате своему шепнула, – товарищ Федор улыбнулся, – они ж на болоте одни были.
Аля шумно выдохнула. Вот тебе и сказочке конец, а кто слушал – молодец. И в чем мораль этой страшилки, если неясно, чем дело кончилось?
– Только вот… – товарищ Федор почесал за ухом черенком прутика, – только с тех пор, как Настасья потонула, род Бежицких оскудел и чуть не перевелся, а на топи с тех пор в полнолуние начал Настасьин призрак являться, женихов на дно болотное утаскивать.
Про призрак несчастной Настасьи Аля пропустила мимо ушей, гораздо более интересной ей показалась другая информация – о роде Бежицких. Фамилия ее новообретенного деда была Бежицкий. Это что же значит? Значит, он потомок того самого жестокосердного батьки, утопившего в болоте своенравную дочку? И она, Аля, стало быть, тоже в некотором роде потомок? Хорошая же у нее родословная, ничего не скажешь…
Несколько минут ехали молча. Звездочка тихо всхрапывала, в ветвях деревьев щебетали невидимые пичужки, в высокой, по пояс, траве стрекотали кузнечики, а товарищ Федор на удивление чистым и звонким голосом затянул какую-то лиричную песню о безответной любви. Аля дослушала песню до конца и, лишь когда в подрагивающем от жары воздухе истаяла последняя нота, спросила:
– А что насчет Мертвого озера? Почему оно мертвое?
– Озеро? – товарищ Федор поправил ремень. – Так потому мертвое, что не водится в нем ничего.
– Совсем-совсем ничего?
– Совсем-совсем. Ни рыба, ни даже лягушки.
– А почему?
– Потому что вода в нем мертвая, как же непонятно?! – удивился товарищ Федор.
Да уж, чего тут непонятного?! Озеро мертвое, потому что не водится в нем ничего. А не водится ничего, потому что вода мертвая. Жаль только, что это ровным счетом ничего не объясняет. Ладно, может, кто-нибудь более сведущий в этих вопросах растолкует ситуацию. Может, даже дед.
– И где они? – спросила она напоследок.
– Кто – они?
– Ну, топь эта и озеро Мертвое. Далеко отсюда?
– Недалеко, – товарищ Федор надвинул фуражку на самые глаза. – Топь вот уже начинается, – он махнул рукой влево от дороги.
Аля присмотрелась: лужайка как лужайка, деревца даже имеются, а воды никакой не видно. Точно, что ли, топь?
– А озеро?
– А озеро сейчас сами увидите, скоро уже.
Точно в подтверждение его слов, проселок резко свернул вправо, нырнул в густую тень от кряжистых вековых лип. Сразу стало прохладнее, потянуло свежестью, запахло водой. Обычно так пахнет у реки, но тут не река, тут озеро, да еще и мертвое.
– Вот и поместье! – сообщил товарищ Федор и на радостях подбросил в воздух фуражку.
Фуражка закончила свой полет бесславно – повисла на липовой ветке, но товарищ Федор не расстроился, хитро посмотрел на Алю, попросил:
– Хозяйка, там у вас под лавкой палочка. Вы б мне ее подали, а?
Палочка оказалась алюминиевой трубкой, складывающейся наподобие телескопической антенны.
– Это? – Аля протянула товарищу Федору трубку.
– Она самая! – он ухватился за толстый конец трубки и ловко – чувствовалось, что манипуляция производится не в первый раз, – смахнул на землю головной убор.
Из-за хлопот с фуражкой сам дом Аля заметила не сразу, а как увидела, не поверила своим глазам. Честно говоря, когда товарищ Федор называл дом поместьем, да еще и именовал его гордо и весомо «Полозовы ворота», она представляла себе что-то достаточно внушительное, возможно даже двухэтажное, но действительность превзошла самые смелые ожидания. Дом и в самом деле оказался поместьем, причем поместьем огромным, с двумя этажами, массивными колоннами и раскинувшимися по бокам от центрального входа боковыми крыльями. Стены первого, а кое-где и второго этажей обвивал дикий виноград, из-за этого дом был похож на средневековый европейский замок. В общем, увиденное производило очень сильное впечатление.
Звездочка радостно всхрапнула, ускорила шаг и весело зацокала копытами по мощенной красными камнями подъездной аллее.
– Уже скоро! – товарищ Федор приосанился, поправил ремень. – Красиво тут у нас, правда?
– Красиво, – Аля рассеянно кивнула.
Стоило бы как-то развить мысль, похвалить архитектуру и красоты здешней природы, но внимание девушки привлек расположенный напротив парадного входа фонтан. Наверное, в стародавние времена он являл собой внушительное зрелище, сейчас же судить о былом великолепии можно было лишь по полуразрушенной скульптурной композиции, производящей на неподготовленного зрителя жуткое впечатление. Обнаженная девушка билась в объятиях гигантского змея. Раздвоенный язык твари петлей захлестывался на тонкой девичьей шее, а длинный черный хвост обвивал щиколотки. Из-за временных катаклизмов, а может, и из-за происков вандалов у девушки практически не осталось лица, а правая рука была отломана по локоть. Зато чудище сохранилось намного лучше: чешуя на черных мраморных боках лоснилась, а увенчанный острым шипом кончик хвоста, казалось, нетерпеливо подрагивал.
– Что это? – ежась от отвращения, Аля кивнула на фонтан.
– Это еще от прежних хозяев осталось, – товарищ Федор взглянул на фонтан лишь мельком и тут же отвернулся. – Это статуя, – добавил, немного помолчав.
– А что за зверь такой? – смотреть на чудище не хотелось не только ей, но и Звездочке. Лошадка огибала фонтан по большой дуге и, как показалось Але, нервно прядала ушами.
– Это не зверь, это Василиск, – товарищ Федор натянул поводья, притормаживая Звездочку аккурат перед разверстой каменной пастью, – полоз по-нашенскому.
Полоз, значит? Вот откуда все эти диковинные названия: Полозовы озера, Полозовы ворота. Все из-за этой хвостатой твари, оккупировавшей подступы к дому. И куда только хозяева смотрят? Будь Алина воля, она бы этот «шедевр» сровняла с землей, чтобы даже следов не осталось. Зачем же жуть такую во дворе держать?
Звездочка испуганно покосилась на Василиска и потрусила к дому, но, даже когда фонтан остался позади, Аля не смогла вздохнуть с облегчением – спину сверлил недобрый взгляд каменной твари.
Вблизи дом уже не казался таким величественным и монументальным. Скорее наоборот: мраморные ступени парадного входа раскрошились, дикий виноград маскировал пожелтевшую и местами облупившуюся краску, оконные рамы просели и покосились, а лак на огромных дубовых дверях почернел от времени. Новыми и ухоженными казались лишь начищенные до блеска медные дверные ручки в виде змеиных голов. Вообще, как успела заметить Аля, у здешних хозяев всякие ползучие гады находились в особой чести. Вон и на стенах барельефы со змеями и прочей земноводной нечистью, словно ничего краше придумать нельзя.
– Вот мы и дома! – товарищ Федор соскочил с брички. – Хозяин, наверное, уже заждался. Еще ругаться станет, что я вас долго вез, – он просительно посмотрел на Алю, робко улыбнулся. – Вы бы ему сказали, что автобус опоздал. Вам он поверит.
– Скажу, не волнуйся, – Аля кивнула.
Товарищ Федор обрадовался, притопнул ногой в кирзовом армейском сапоге, крутнулся вокруг своей оси – сущий ребенок, честное слово.
– А что, хозяин очень строгий? – спросила Аля, выбираясь из брички.
Интересно же, какой прием ее ждет в этом странном доме. Из переписки многого о человеке не узнаешь, а дед и в письмах был немногословен, о себе практически ничего не рассказывал, все больше расспрашивал об Алином житье-бытье. А самой вопросы задавать было как-то неловко, да и недосуг – слишком все неожиданно случилось, слишком быстро завертелось.
– Строгий, – товарищ Федор насупился, шмыгнул носом, но тут же расплылся в улыбке и добавил: – Только лучшего хозяина мне все равно не сыскать. Он меня дебилом никогда не называет и на Двадцать третье февраля завсегда подарки дарит. Вот портупею видите? – парнишка поправил ремень. – Это все он, хозяин, мне подарил. А на Новый год обещал настоящий «наган», как в музее в райцентре.
– Зачем же тебе «наган»? – улыбнулась Аля.
– Так это… чтобы защищаться.
– От кого?
– От него, – товарищ Федор торопливо оглянулся по сторонам и перешел на заговорщицкий шепот: – В деревне говорят, он снова проснулся, говорят, тетки Авдотьи корову сожрал с потрохами.
– Кто – он? – несмотря на полуденную жару, по спине пробежал холодок.
– Так полоз! Ну тот, который Василиск, – парнишка махнул рукой в сторону фонтана. – Он проснулся и голодный.
– Этот, что ли, Василиск? – Аля тоже посмотрела на фонтан. – Товарищ Федор, он же не настоящий, сам же говорил – скульптура.
– Эх, хозяйка, – товарищ Федор посмотрел на нее с укором. – Я ж не совсем дурачок, понимаю, где скульптура, а где живой Василиск. Я о настоящем, том, что в озере живет.
– В каком озере? – холод добрался до позвоночника, впился ледяной спицей – ни вдохнуть, ни выдохнуть.
– Говорят, следы его видели у Русалочьего озера и на Настасьиной топи, но вообще-то Василиск в нашем озере живет, в Мертвом.
– А как же он тогда в Русалочье озеро попал? – Все-таки красивые в здешних местах названия, поэтичные. И фольклор, по всему видать, богатый…
Товарищ Федор помолчал, собираясь с мыслями, а потом сказал:
– Тут все озера между собой соединяются подземными ходами, а Русалочье с нашим так особливо. В позапрошлом годе Сидор Петрович на том берегу русалку видал, а всем известно, что русалки только в одном озере водятся, потому оно и Русалочье. А в наше заплывают по подземным ходам только в определенные дни.
– Зачем?
– Так Василиску колыбельную спеть, – товарищ Федор посмотрел на Алю так, точно она задала до крайности глупый вопрос. – Если бы русалки ему колыбельные не пели, он бы намного чаще просыпался.
– И зачем он просыпается? – Ну до чего ж интересные истории! Вот, наверное, фольклористам здесь раздолье.
– Просыпается? – взгляд товарища Федора сделался отсутствующим, как тогда, когда речь зашла о судьбе несчастной Настасьи. – Он просыпается, потому что…
– …Федор, немедленно прекрати!
От резкого оклика Аля вздрогнула, торопливо обернулась. За разговорами о Василиске и русалках она и не заметила, что парадная дверь дома распахнута настежь, а на дорожке всего в нескольких метрах от нее стоит статная седовласая женщина. Она бросила хмурый взгляд на товарища Федора и тут же приветливо улыбнулась Але. В строгом брючном костюме, с тщательно уложенными волосами и неброским маникюром, выглядела она в равной степени стильно и странно для этого богом забытого места, где самым оптимальным транспортным средством является лошадка Звездочка, а легенды об озерных тварях звучат так реалистично, что в них невольно хочется верить.
– Ну наконец-то, Алевтина! – она шагнула навстречу Але. – Мы с Игнатом Петровичем уже волноваться начали, думали, не дай бог, что-то случилось, а вас, оказывается, Федор сказками о Василиске потчует, вместо того чтобы в дом вести.
От этих слов товарищ Федор испуганно втянул голову в плечи, умоляюще посмотрел на Алю.
– Автобус опоздал, – вспомнила она о данном обещании. – А о здешних чудах-юдах я сама его расспрашивала. Очень все это интересно.
– Интересно, – женщина кивнула, – но о местных фольклорных достопримечательностях можно поговорить и в более комфортных условиях. – Она на секунду замолчала, а потом продолжила уже совсем другим, полуофициальным тоном: – Алевтина, прошу меня извинить, из-за всех этих волнений я совсем забыла представиться. Знаменская Елена Александровна, секретарь вашего деда и по совместительству экономка. Ну, добро пожаловать в Полозовы ворота! – она раскинула руки, точно собиралась заключить Алю в объятия, но ограничилась лишь рукопожатием.
Ладонь у Елены Александровны была узкой и прохладной, на среднем пальце Аля успела заметить золотое колечко в виде змейки. И тут змеи…
– Ну что же мы стоим?! – женщина всплеснула руками. – Федор, бери вещи, неси в дом! – скомандовала она.
– Так Звездочку ж надо в конюшню, – попытался было возразить тот, но под строгим взглядом управляющей замолчал, покорно подхватил с земли Алину сумку и побрел к дому.
– Непослушный, – Елена Александровна проводила товарища Федора взглядом, – никогда не делает то, о чем его просят, всегда надо повторять по нескольку раз. И фантазер. Я вижу, уже успел напугать вас своими россказнями о болотном змее? – она перевела взгляд на Алю.
– Да я как-то не очень испугалась, – Аля улыбнулась. – Наоборот, столько всего интересного. Русалки, Василиск…
– Было бы интересно, если бы он не рассказывал все эти побасенки по сто раз на дню, – Елена Александровна раздраженно махнула рукой. – Причем, заметьте, события минувших лет в его интерпретации всякий раз приобретают новое звучание. Про Настасью-утопленницу он вам уже успел поведать?
– Успел, – Аля кивнула.
– Ну, значит, теперь вы знакомы со всеми представителями здешнего потустороннего мира, осталось только повстречаться с ними лично. – Елена Александровна улыбнулась какой-то странной, ускользающей улыбкой.
– В каком смысле – повстречаться лично? – спросила Аля, глядя поверх плеча управляющей на распахнутые парадные двери, где в густой темноте мелькнула и исчезла полупрозрачная белая фигура.
– Да глупости все это, Алевтина! – Улыбка управляющей сделалась холодной и напряженной. – Просто согласно легенде призрак Настасьи-утопленницы до сих пор обитает в Полозовых воротах.
Вот те раз! Только призрака ей для полного счастья не хватало. И за дверью что-то мельтешит непонятное, на человека не слишком-то и похожее.
– Так Настасья же, кажется, на топи появляется. – На память пришел рассказ товарища Федора.
– На топи она появляется в полнолуние, а в остальное время живет в поместье, – Елена Александровна продолжала улыбаться, но глаза и голос ее при этом оставались совершенно серьезными. – Но вы, Алевтина, не бойтесь. Настасья – это, можно сказать, фамильное привидение, домочадцев и прислугу оно не трогает.
– И вы ее видели? – Аля опять почувствовала тот самый неприятный холодок. – Эту Настасью-утопленницу?
Вместо ответа Елена Александровна рассмеялась. Смех у нее был звонкий, девичий, никак не вяжущийся с морщинистым лицом и совершенно седыми волосами.
– Да бог с вами, Алевтина! – сказала она, отсмеявшись. – Неужели вы поверили во все эти сказки?! Нет никаких призраков!
Значит, все-таки призраков нет! Позвоночник, который уже почти заледенел, начал медленно оттаивать. Это хорошо, что нет, потому что жить под одной крышей с привидением как-то не очень хочется. Да еще на берегу Мертвого озера, в котором водятся русалки и мифический змей. А фигура в белом ей скорее всего примерещилась. Устала Аля с дороги, растерялась. И рассказы товарища Федора сделали свое черное дело, заставили поверить во всякую чертовщину.
– Алевтина, – на плечо легла прохладная ладонь, кожу царапнуло чем-то острым, наверное, хвостом золотой змейки, – послушайтесь доброго совета: с чем бы странным вам ни довелось столкнуться, знайте – все это имеет логическое объяснение и пугаться не стоит. Просто места здесь особенные, древние. Я бы даже сказала, дремучие. Вот и родятся легенды про всякую нечисть. А все оттого, что развлечений у народа никаких нет. Был когда-то клуб, в котором крутили привезенные из райцентра фильмы. Какая-никакая, а пища для ума. Но его закрыли, потому что заведующий клубом в одном из здешних озер утонул…
Аля тяжело вздохнула – еще один утопленник…
