Zitate aus dem Buch «Гремучий ручей»
темного пса. Две головы у него еще осталось, Олька, а сила страшная! Ты смотри, смотри… если не совладаешь с ним, если не поверит, что ты его хозяйка, много бед будет. Ох, много…только попал, хватка на запястье ослабла. Всего на мгновение, но ему хватило, чтобы высвободиться и отскочить в сторону, подальше от тумана и прячущегося за ним существа. На запястье был след от укуса
Как же она права, ее новообретенная кузина! Отто фон Клейст не станет церемониться
керосиновую лампу, зажгла, осветила сарай. Старая мебель, инструменты, никому не нужный, непонятного
лак, а потом зашвырнуть куда подальше. Но сил осталось лишь на то, чтобы Мишаня моргнул, снова сплюнул себе под ноги и поспешил прочь по каким-то внезапно появившимся неотложным делам. Если
А ведь если отстраниться от всего творящегося ужаса, можно представить, что нет никакой войны, что это просто субботник, и она раздает указания своим ученикам. Вот только не получается отстраниться. Никак не получается…
– Я любил тебя тогда и люблю сейчас. – Голос его звучал твердо. Не было в нем ни ласки, ни утешения, а была непоколебимая уверенность в своем чувстве. К уверенности этой можно было прислониться как к нерушимой скале, укрыться в ее сени от любых невзгод
руку, которая тянулась к ней. Сжала крепко, обеими ладонями, повторила шепотом: – Все хорошо. Давай спать. И медленно пятясь, потянула Настю прочь от Сониной кровати. Та шла послушно, но как-то неуклюже, словно во сне. Впрочем, она и была во сне! В этом больше не было никакого сомнения! И глаза ее, до этого белые, страшные
получаса хватить и им, и нам с вами. Ну, что же вы стоите? Переведите тем, которые плохо знают немецкий. Ольга перевела. Переводила с каменным лицом, почти таким же бесстрастным
Татьяна Корсакова Гремучий ручей Ольга пыталась не смотреть. Не смотреть. Не слышать. Не быть. Ей не дали. Никому из них не дали. Даже маленьким детям… Их выгнали из домов на рассвете. Поднимали с постелей пинками, тумаками и прикладами. Всех, от мала до велика. Поднимали, чтобы, как скот, загнать на пятачок перед сельсоветом. Когда-то накануне Первомая здесь устанавливали деревянную трибуну, с которой председатель Антон Петрович поздравлял сельчан, вручал грамоты за ударный труд. Сейчас тоже установили. Только не трибуну, а виселицу. Три столба на высоком, наспех сколоченном помосте. Три раскачиваемые мартовским ветром петли. Три фигуры, ярко освещенные фарами грузовиков. Хотелось думать, что это не взаправду, что это такой спектакль, страшное действо на
коса это вовсе, а ошейник. Тонкий, серебряный ошейник. Лежал на дне сундука, пока Ольга не взяла его в руки. Там еще много разного – на дне, но ей сейчас нужна тетрадка. Вот эта, пухлая, с истрепанными, пожелтевшими страницами, исписанными
