Buch lesen: «Три жизни, три мира. Записки у изголовья. Книга 2»

三生三世·枕上书 下

唐七

THREE LIVES THREE WORLDS. PILLOW BOOK 2

This edition is published by AST Publishers LTD arrangement through the agency of Tianjin Mengchen Cultural Communication Group Co., Ltd.

Copyright © Tang Qi

Cover illustration by Xiong Qiong through the agency of Tianjin Mengchen Cultural Communication Group Co., Ltd

All rights reserved.

© ООО «Издательство АСТ», 2025

© Воейкова Е., перевод на русский язык, 2025

* * *

Часть 1. Аланьжэ

Глава 1. Сон: внутри и снаружи

Ночной ветер обдавал холодом. По заводи Отраженной луны шла рябь, в которой дробился свет луны, что в полном соответствии с названием отражалась в темных водах. Растущие вдоль заводи деревья Белых рос, высокие и пониже, выделялись на фоне неба ломаной линией, отчего протяженный лес казался мрачным и пустынным.

Этот вид будто бы ничем не отличался от того, что открывался взгляду бесчисленное количество дней и ночей прежде.

Однако долину Песнопений круглый год устилал снег, и, по-хорошему, снежная пелена должна была покрывать также и заводь Отраженной луны, которая располагалась недалеко от главного города долины. Но сейчас снега там не было вовсе.

Ведь это был мир сна. Сна Аланьжэ¹.

Хотя этот Сон, словно перевернутая тень, походил на долину Песнопений, настоящая долина Песнопений все же была связана с четырьмя морями, шестью направлениями и восемью пустошами, простираясь до бесконечности. Сон же был скорее клеткой.

Прошло более трех месяцев с тех пор, как Дун Хуа и Фэнцзю оказались в ней заперты.

* * *

Когда Фэнцзю попала в Сон Аланьжэ, разрушился защитный барьер, в который она вложила все свои духовные силы. Как только Фэнцзю лишилась тридцати тысяч лет совершенствования², ее тело стало даже слабее, чем у простого смертного.

Говорят, если крыша протекает, дождь будет лить всю ночь – беда не приходит одна. Оказалось, что Сон Аланьжэ переполняли дурные мысли, которые породили множество мелких злых духов. Упавшая с неба Фэнцзю голодающим духам была как вкусненький блинчик с начинкой, и они с удовольствием вцепились в нее, высасывая жизненные силы. К тому времени, как Дун Хуа прошел магический змеиный строй³, белая как снег Фэнцзю уже была на грани смерти.

* * *

Когда владыка ее увидел, в его голове на миг стало пусто.

Дун Хуа всегда знал, что Фэнцзю способна на любое безрассудство, но такого безрассудства он от нее не ожидал. Владыка не сомневался, что плетение Тяньган⁴ легко защитит ее от любого несчастья. Такого несчастья он не предусмотрел.

Он знал, как далеко она могла зайти ради плода Бимба. Однако, судя по записям, которые принес ему Чун Линь, она зашла даже дальше только для того, чтобы удовлетворить желание вкусно поесть.

В записях говорилось, что, когда Фэнцзю была маленькой, один год в Цинцю не желали утихать дожди и ветра – выдался неурожай локвы. Однако она вырастила дерево локвы на заднем склоне горы, где располагалась пещера ее семьи, и то дерево дало немало сочных и вкусных плодов. Живущий по соседству жадный волчонок сорвал с того дерева несколько плодов, и за это Фэнцзю три года гонялась за ним с самыми кровожадными намерениями.

Оттого, когда Дун Хуа спросил, зачем ей плод Бимба, и Фэнцзю ответила, что никогда его не готовила и хочет попробовать, он тут же ей поверил. Более того, пробовать его она собралась вместе с Янь Чиу, который с каждым днем раздражал Дун Хуа все больше. Конечно, владыка был недоволен.

Поэтому, когда одним вечером взволнованная Цзи Хэн пришла к нему и жалобным голосом поведала, что только плод дерева Бимба поможет частично устранить яд Осенних вод, распространившийся по ее телу, и теперь она уповает на милость владыки, он, не вдаваясь в подробности, согласился отдать плод ей.

Тогда Дун Хуа даже не увидел необходимости вдаваться в подробности.

Тогда ум его бередил другой вопрос: как бы избавиться от Янь Чиу, не запачкав меч?

Не так-то просто было заставить демона исчезнуть из поля зрения Сяо-Бай, не вызвав у той подозрений.

* * *

Дун Хуа всегда ощущал, что Фэнцзю для него особенная. Однако долгое время ему не хватало ни времени, ни желания вникнуть в это ощущение.

Более того, осмыслять подобные чувства совсем не то же, что сверять тексты писаний и подготавливать разъяснения к буддийским сутрам. Не всегда долгие размышления помогают дойти до сути. Порой должен вмешаться случай.

Случай вмешался в день состязаний птиц-неразлучников⁵. Тогда осознание, кем стала для него Фэнцзю, и обрушилось на Дун Хуа как снег на голову.

Сидя на высокой террасе Сливовой долины, он опустил взгляд и увидел, как Фэнцзю в два-три движения сбрасывает соучеников со снежных столбов. Когда она вложила меч в ножны, губы ее изогнулись в легкой, едва заметной улыбке. Знающая свою силу, спокойная, неуловимая, что кружащийся снег в струящемся ветре⁶, – впервые Дун Хуа вспомнил ее титул. Она была владычицей Цинцю, Бай Фэнцзю. «Исполнена достоинства» – вот что мелькнуло у него в мыслях.

Исполнена достоинства. Думать так о Фэнцзю было для Дун Хуа в новинку, но, вне всякого сомнения, любопытно.

Служанка из птиц-неразлучников с трепетом подала ему чашку теплого чая. Дун Хуа сделал глоток, а когда вновь посмотрел вниз, Фэнцзю больше не улыбалась.

Наверное, она подумала, что улыбка ее немного неуместна, и, пользуясь тем, что все поглощены обсуждением итогов состязаний, легонько закусила нижнюю губу и украдкой оглянулась, словно боясь, что кто-то заметил миг ее торжества. Оттого на губах ее, и без того ярких, проступил белый след, который медленно розовел, будто первый цветок вишни в начале зимы.

Дун Хуа подпер подбородок ладонью и вдруг подумал, что если и брать в супруги равную ему женщину, то Фэнцзю – неплохой выбор.

Когда он осознал это, то замер. Подумал еще немного.

Нет, «неплохой» – неверное слово. Во всех четырех морях и восьми пустошах она была единственно верным выбором. Другими словами, она была единственной, кто ему понравился.

Когда мысли его перетекли к этому выводу, Дун Хуа внезапно нашел объяснение всем действиям и поступкам, совершенным им за последние дни.

Оказывается, вот что он об этом думает. Вот что он думает о ней.

Оказывается, она ему нравится.

Но почему из тысяч женщин ему приглянулась Фэнцзю? Он долго размышлял над этим вопросом и пришел к выводу, что у него просто хорошее зрение. Он увидел ее, эту неограненную драгоценность, захотел ее полюбить и, естественно, полюбил. Верно будет сказать, что любовь пришла легко, но и что в то же время нелегко – тоже.

Как бы то ни было, он вошел за ней в Сон Аланьжэ. Теперь он будет рядом, а значит, с Сяо-Бай не случится ничего плохого.

* * *

По сравнению с безмятежностью, окутавшей Сон Аланьжэ, ситуация за его пределами складывалась весьма… щекотливая.

* * *

День, когда Верховный владыка Дун Хуа под вспышки молний и грохотанье грома без колебаний вошел в ловушку, в которую угодила Фэнцзю, оставил неизгладимое впечатление в сердцах и умах присутствующих, преклонявших колени за змеиным строем.

Верховный владыка десятки тысячелетий находился в уединении, и, хотя двести лет назад по какой-то неведомой причине он принялся часто давать в Долине уроки, оказывая птицам-неразлучникам большую честь, он никогда не показывал силу.

Героическая фигура владыки, который с мечом в руке стоял на необозримой высоте, окидывая бренный мир бесстрастным взором, осталась в легендах и на страницах исторических книг. О том, чтобы увидеть, как выглядел владыка на пике своего величия, неразлучники могли только мечтать. Кто бы мог подумать, что герой преданий, не покинувший Рассветный дворец даже во время восстания Темного владыки, которое семьдесят тысяч лет назад сотрясло небо и землю, вдруг спокойно отринет божественные силы и хладнокровно войдет в магический строй?

Никто.

Среди коленопреклоненных подданных имелось немало тех, кто был наслышан о владыке и Цзи Хэн. В прошлом все украдкой гадали: нет ли некой тайной связи между Дун Хуа и придворной наставницей по музыке? Кто бы мог объяснить, что за сцена произошла у всех на глазах?

Никто.

Потом потрясенных и сбитых с толку подданных вдруг озарило.

Помыслы досточтимого владыки высоки, как ясное небо; добродетель владыки сиянием затмевает солнце и луну. Как сей образец нравственности и добродетели может запятнать себя презренными желаниями пыльного мира? Разумеется, Цзи Хэн, как и пойманная в ловушку принцесса Цзюгэ, не имеет никакого отношения к владыке. Он рискнул всем, чтобы спасти принцессу Цзюгэ, не иначе как из милосердия, свойственного великому небожителю.

Как посмели они, с их ничтожным умом, приписывать непогрешимому владыке столь презренные мысли? Позор, страшный позор.

Пристыженные и жестоко корящие себя за собственную ограниченность неразлучники посмотрели наверх, чтобы проверить, не изменилась ли ситуация за магическим барьером в худшую сторону. Посмотрели. Протерли глаза и посмотрели еще раз, как тяжелораненый владыка, чья добродетель затмевает солнце, медленно поднял руку и коснулся лица принцессы Цзюгэ.

Пристыженные подданные затаили дыхание.

…Этот жест ведь можно расценить как заботу о младшем небожителе?

Через мгновение пришлось протереть глаза еще раз: владыка невозмутимо заправил выбившуюся прядь принцессе Цзюгэ за ухо, посмотрел на девушку, а после осторожно и нежно обнял.

Пристыженные подданные перестали дышать.

…Может, это такой новый способ проявлять заботу о младших на Небесах?..

Но им пришлось тереть глаза еще усерднее: владыка коснулся губами лба принцессы Цзюгэ и замер, будто успокаивая девушку. Затем сжал принцессу в объятиях еще крепче.

Стыд коленопреклоненных подданных развеялся без следа. Все судорожно втянули ледяной воздух. Грудь каждого из присутствующих лихорадочно вздымалась. Все думали об одном.

Неужели что-то может взволновать досточтимого владыку? Неужели сердце владыки дрогнуло? И прямо у них на глазах? О небеса, вот же удачи привалило!

* * *

Никто не узнал, случилось ли потом еще что-нибудь важное. В самый разгар всеобщего волнения откуда ни возьмись надвинулись плотные облака, которые заволокли источник Развеянных тревог. Взору теперь открывалась лишь густая тьма.

Когда чернильные облака разошлись, в магической сфере не осталось даже теней владыки и принцессы. Только четыре питона все так же упрямо сторожили эту похожую на стекло хрупкую пустую оболочку, с шипением выплевывая струи ядовитого воздуха.

В глазах огромных питонов отражались гнев и горе. Они неотрывно следили за магической сферой, будто ожидали, что в бледно-голубом сиянии вновь появится силуэт Аланьжэ. Из их огромных, будто медные колокола, глаз текли кровавые слезы. Кажется, питоны ждали очень долго. Эти чудовища пугали – но и вызывали жалость. От вида их сосредоточенного ожидания становилось больно сердцу.

* * *

Поскольку владыка вошел в магический строй, согласно порядку подчинения рангов среди небожителей у источника Развеянных тревог не осталось никого статусом выше, чем принц Лянь Сун.

Владычица неразлучников и ее подданные взирали на него в ожидании распоряжений. Третий принц долго смотрел вдаль, постукивая веером по ладони.

– Господа стоят на коленях так долго и наверняка устали. Вы можете идти. Однако надеюсь, что уважаемые господа помнят: сегодня они ничего не видели и ничего не слышали. Если в будущем до меня дойдут слухи… Полагаю, вы понимаете, что ответственность за содеянное… – Лянь Сун приподнял брови, будто говоря о чем-то незначительном, и закончил, – ляжет на весь клан.

Голос его звучал вежливо и мягко, но за этой мягкостью таилась сталь – в этом был весь его высочество принц Лянь Сун. Когда владычица неразлучников, подавая пример подданным, приняла указ и, поблагодарив за милость, поднялась с колен, ноги ее дрожали – и продолжали дрожать, даже когда она отошла довольно далеко.

Хотя о принце Лянь Суне ходила слава как о повесе и сердцееде и многие ошибочно полагали, что на него ни в чем нельзя положиться, старшие и более опытные небожители знали: когда случалось что-то серьезное, принц Лянь Сун действовал даже решительнее своего отца.

Среди трех сыновей Небесного владыки второй принц Сан Цзи считался самым смышленым и одаренным, потому что в день его рождения с горы Цзюньцзи к Небесам взлетели тридцать шесть разноцветных птиц, которые восемьдесят один день⁷ кружили вокруг покоев Небесной владычицы.

Сторонники же Лянь Суна верили, что умом и талантом третий принц превосходит второго. Третий принц родился на дне Сияющего моря, и его появление на свет приветствовали плавающие в воде рыбы, которые считались таким же счастливым предзнаменованием, как и кружащие в небе птицы. Более того, когда принц Лянь Сун, будущий повелитель четырех морей, сделал первый вдох, наводнение, из-за которого Небесный владыка мучился головной болью уже много дней, утихло за утро, что тоже служило доказательством необычности рождения третьего принца. Третий принц не имел такого влияния, как второй, но лишь оттого, что почтительно и скромно не желал соперничать с братом из-за пустой славы.

Конечно, на самом деле ветротекучий⁸ принц Лянь Сун никогда не знал, как пишется слово «скромность». Называвшие его скромником бесстыже лгали, но если говорить о достоинствах – Лянь Сун действительно превосходил Сан Цзи. В свое время третий принц отказался бороться с Сан Цзи за титул наследника оттого, что ему хватило ума понять: умелый трудится, знающий печалится⁹, с неспособного же спрос мал. Притворившись бездарем, принц Лянь Сун сразу избавился от бремени забот суетного мира и теперь наслаждался свободой.

Но гром может грянуть и посреди ясного неба. Хотя принц Лянь Сун рано постиг законы Пути, дорога бессмертных широка и ведет в бесконечность. У кого не найдется на ней хоть одного друга? А ради друзей, бывает, приходится и жизнью рискнуть. Случается так, что от ответственности никак не уклониться.

Как, например, сейчас.

Если бы третий принц Лянь не пресек распространение слухов, весть о том, что владыка Дун Хуа тяжело ранен и, возможно, близок к развоплощению, всколыхнула бы восемь пустошей.

Пускай в последние годы Дун Хуа не вмешивался в мирские дела, само его пребывание в Рассветном дворце или на Лазурном море держало в большом страхе беспокойных демонов. К тому же древние боги времен первозданного хаоса ведали многие секреты о сотворении мира. Даже Лянь Сун не мог предсказать, как сложится судьба четырех морей и восьми пустошей, если с Дун Хуа на этот раз случится беда и слухи о том разойдутся по всему свету.

Третий принц Лянь убрал веер и вздохнул. Существование Верховного владыки имело для мира первостепенное значение. К сожалению, в глазах обывателей жизни не то что десятерых, а сотен Фэнцзю не стоили даже пальца владыки. Однако он так спокойно огласил свою последнюю волю, похоже совершенно не понимая, насколько невыгоден такой обмен для всех живущих под небом.

* * *

Хотя грозное повеление принца Лянь Суна и распугало птиц-неразлучников, для того, чтобы устрашить владыку демонов Янь Чиу, его было явно недостаточно.

Куда воителю Сяо-Яню было испугаться угроз третьего небесного принца – владыка демонов на угрозах вырос! К тому же Лянь Сун так тонко завуалировал свои угрозы, что Янь Чиу их попросту не разглядел. Он ушел лишь потому, что должен был проводить возлюбленную Цзи Хэн в ее покои.

* * *

За барьером Дун Хуа внезапно так нежно обнял Фэнцзю, что даже Янь Чиу обомлел, что уж говорить о Цзи Хэн. Когда Сяо-Янь пришел в себя, он заметил, что лицо Цзи Хэн бело как бумага. Принцесса так сильно закусила губу, что выступила кровь. В глазах Цзи Хэн застыли слезы, и она не спешила их стирать. Ее глубоко расстроенный вид очень расстроил и самого Янь Чиу.

Сяо-Яню была чужда тонкость. Упокоить – это да, это он умел, а вот успокоить – нет. Но ради возлюбленной Цзи Хэн он был готов попытаться.

Он нашел поблизости сосновый лесок и усадил Цзи Хэн на камень на опушке. Янь Чиу подумал, что от вида зеленой, полной жизни хвои у Цзи Хэн полегчает на сердце.

Но она все плакала – новые слезы бежали поверх высохших, и было их столь много, что у принцессы потек макияж. Сяо-Яню было больно на нее смотреть, но вместе с тем он гордился своей Цзи Хэн – даже с поплывшим макияжем она оставалась дивно хороша.

Он еще ломал голову над тем, как ее успокоить, как вдруг Цзи Хэн заговорила. На бледном лице принцессы еще оставались следы слез, и голос ее звучал приглушенно, когда она обратилась к Сяо-Яню:

– Думаешь, я очень смешна? В прошлом все так закончилось с Минь Су, теперь все так обернулось с Верховным владыкой. Ты, наверное, смеешься надо мной про себя, да?

Сяо-Яню очень польстило, что Цзи Хэн заботит его мнение. В редкие мгновения радости он всегда плохо собой владел, вот и сейчас уголки его губ поползли вверх. Цзи Хэн, конечно, расценила его улыбку как насмешку над ней.

Цзи Хэн опустила голову и долго молчала, уставившись на собственные руки. Наконец она заговорила:

– Ты и правда думаешь, что я смешна. И провожать ты меня пошел только для того, чтобы на мой позор полюбоваться, да? Если насмотрелся, уходи. Я и сама знаю, как жалко выгляжу.

После этого она крепко стиснула зубы и больше ничего не сказала.

Каждое слово Цзи Хэн, которым она ругала себя, ранило сердце Сяо-Яня все сильнее. Он приложил руку к сближению Дун Хуа с Фэнцзю, потому что оно полностью отвечало его желаниям, но так расстраивать Цзи Хэн ему все же не хотелось. Разумеется, в произошедшем сегодня он не виноват. Фэнцзю была его другом, и ее винить он не мог, а значит, во всем был виноват Дун Хуа.

У Сяо-Яня яростно загорелись глаза. Сжав кулаки, он разразился праведным негодованием:

– Почему это ты жалкая? Во всем виноват Ледышка! Это он обещал взять тебя в жены. Твой побег в день свадьбы его, конечно, вряд ли порадовал, но ты пошла на такое унижение, чтобы сохранить ему лицо! Если он и после этого не смягчился, то это значит, что он хорошее от плохого не отличает. Зачем ты по нему убиваешься?

Сказав это, Янь Чиу понял, что не придумать лучше момента отвратить Цзи Хэн от Дун Хуа, и поспешно добавил:

– Как-то один смертный брякну… Слыхал я в мире смертных одно хорошее выражение: «Прошлое оставь в воспоминаниях, взгляд свой обрати на тех, кто рядом»¹⁰. Может, и тебе пора отвести глаза от Ледышки.

Договорив, он влюбленно уставился на Цзи Хэн, лихорадочно размышляя, правильно ли припомнил стихи.

Увы, Цзи Хэн пропустила мимо ушей редкий проблеск его литературного дарования. Она немного помолчала, а потом вдруг сказала:

– По отцу и матери я не единокровная младшая сестра повелителя Сюй Яна. На самом деле мой отец – водный дракон с горы Байшуй. Возможно, ты слышал его имя. Мэн Хао – самый бесстрашный генерал, который во времена первозданного хаоса сражался под началом Верховного владыки Дун Хуа.

Слезы на ее лице чуть подсохли, но голос все еще звучал глухо.

Сяо-Янь растерянно смотрел на нее, не понимая, отчего именно сейчас она вдруг решила поведать ему свою родословную. Младшая сестренка Сюй Яна оказалась ему не родной, что само по себе было интересным известием. В другое время оно сильно бы потрясло Сяо-Яня, но не сейчас, когда он ждал ответа на свое признание. Отстраненное замечание Цзи Хэн его задело. Неужели им только что попросту… пренебрегли?

Разумеется, он слышал о Мэн Хао. Когда Дун Хуа вел войну ради объединения мира, непобедимый генерал Мэн Хао возглавлял десятки тысяч союзных войск. Когда Дун Хуа стал владетелем Неба и Земли, Мэн Хао остался при нем строить планы, снискав славу гениального стратега, чьи расчеты приносили победу, даже если сам он был от поля боя за тысячи ли¹¹. Дун Хуа весьма его ценил. После, когда Верховный владыка затворился в Рассветном дворце, все сочли, что и Мэн Хао ушел в тень подобно другим чиновникам, служившим Дун Хуа.

Однако ходили слухи, что бывшие подчиненные Дун Хуа обосновались на исключительно красивых горах бессмертных в мире людей. Почему же владыка Мэн Хао, чей статус был столь высок, предпочел укрыться от мира на гиблой горе Байшуй?

Цзи Хэн, устремив взгляд куда-то вдаль, медленно проговорила:

– Отец полюбил мою матушку-владычицу, поклонился в последний раз Верховному владыке и отправился в Южную пустошь. Однако повелитель алых демонов тех времен использовал матушку, чтобы заманить отца на Байшуй. Он пробил его кости цепью-пленителем драконов и запер в Белой заводи, чтобы там отец годами стерег камфорное дерево. Матушка никогда мне об этом не рассказывала, но правда открылась мне триста лет назад, когда брат отправил Минь Су размышлять над ошибками на горе Байшуй, а я бросилась туда его спасать.

Постепенно история все же захватила Сяо-Яня, и он мигом позабыл о своей обиде, невольно начав кивать в такт словам Цзи Хэн. Неудивительно, что никто больше не слышал о местонахождении владыки Мэн Хао, – оказывается, прославленный генерал прошлых вех попал в ловушку из-за красавицы. Непобедимый стратег проиграл любви.

В застывших глазах Цзи Хэн отразилось горе, навеянное воспоминаниями, тугими комками выталкиваемыми из ее горла.

– Пока я пыталась вызволить Минь Су, на меня напало множество ядовитых тварей, живущих на горе Байшуй. Сотни и тысячи вгрызались в мое тело.

На этих словах она вздрогнула, и Янь Чиу мысленно содрогнулся вместе с ней.

Цзи Хэн продолжала:

– Жизнь моя повисла на волоске, и отец сломал цепи – пленители драконов, чтобы спасти меня. Но он… он был смертельно ранен, – она всхлипнула, – перед смертью отца мы встретили Верховного владыку. Отец доверил ему меня, умоляя позаботиться обо мне и вывести из моего тела яд Осенних вод, в который соединилась отрава тех сотен ядовитых тварей. – Не глядя на потрясенного Сяо-Яня, она все говорила и говорила: – Отец знал, что я люблю Минь Су, но был убежден, что мой брат Сюй Ян так же коварен и жесток, как его отец. Даже если бы я спасла Минь Су и сбежала с ним, мы попали бы в ту же ловушку, что и отец когда-то. Никто не оставил бы мне Минь Су. Отец умолял Верховного владыку согласиться жениться на мне, чтобы ослабить бдительность Сюй Яна. Так у нас было бы два месяца подготовки к свадьбе, чтобы устроить побег, продумав все до мелочей. Отец предвидел, что, если бы я вернулась домой, куда бы я ни пошла, за мной повсюду следовали бы соглядатаи Сюй Яна и только в брачную ночь он бы расслабился. Отец попросил владыку прикрыть наш с Минь Су побег в ту ночь.

Цзи Хэн подняла взгляд на Сяо-Яня:

– Владыка всегда ценил тех, кто сражался с ним плечом к плечу во времена первозданного хаоса. Он пообещал исполнить последнюю волю моего отца.

Голос ее дрожал и срывался, в глазах проявилась печаль, а на щеках застыли потеки слез.

– Прислужник владыки, бессмертный Чун Линь, знал кое-что о нашей ситуации. Он справедливо полагал, что я должна отплатить за милость его господина, поэтому часто просил меня позаботиться о владыке, когда тот посещал долину Песнопений для проведения уроков. Если бы не это, я, наверное, никогда бы не попала вновь в ловушку чувств. Двести лет день за днем я все глубже увязала в своей любви, доведя себя до нынешнего незавидного положения. Нет ничего проще в этом мире, чем влюбиться в Верховного владыку, но нет ничего сложнее, чем добиться его взаимности. На Небесах бессмертный Чун Линь всегда заботился обо мне, но как же я его тогда возненавидела!

Она закрыла лицо руками, слезы катились по ее пальцам.

– Если хорошенько подумать, я не так уж отличаюсь от Чжи Хэ. Забавно, ведь я всегда смотрела на нее свысока. Для владыки все женщины мира делятся на две части: на одну-единственную, что станет равной ему женой, и на всех остальных. Временами я размышляла: почему, по какой такой причине он не выбрал меня? Сегодня я наконец поняла, что нет никаких причин, нет никаких «почему». Все есть дело случая.

Сяо-Янь молчал. Он почти ничего не знал из того, о чем рассказала сегодня Цзи Хэн, и это выбило его из колеи. Он чувствовал, что ему нужно все еще раз хорошенько обдумать.

Дневной свет заливал мир. Холодная снеговая пелена застилала взор. Стройные зеленые сосны, казалось, погрузились в созерцание на долгие тысячелетия.

Спустя долгое время Цзи Хэн наконец подняла голову. С ее лица сошли печаль и уязвимость, но краска не вернулась на бледные щеки. Принцесса тихо обратилась к Сяо-Яню:

– Сегодня я столько тебе рассказала лишь для того, чтобы попросить: откажись от своих чувств ко мне.

Она опустила глаза.

– Какая же я жалкая, раз мне потребовалось столько размышлений, чтобы сделать такой простой вывод, да? – Она глубоко впилась ногтями в ладонь, но голос ее оставался спокойным. – Я влюбилась во владыку и упорствовала в своих чувствах более двухсот лет. Это ни к чему не привело, но все же я хочу попробовать еще раз. Я хочу испытать судьбу вновь. Вдруг и мне улыбнется удача? Вдруг и мне подвернется удобный случай? В конце концов, еще неизвестно, кого выберет владыка.

Сяо-Янь молча смотрел на кровоточащие ладони Цзи Хэн. Он хотел взять их в свои, но остановил себя. Когда он немного подумал, до него внезапно дошел смысл слов Цзи Хэн. Она знала, что Дун Хуа вовсе ее не любит, что ее несомненно ранило, однако она не собиралась сдаваться. Она была полна решимости сразиться вновь.

Сяо-Яня потрясло это осознание.

С одной стороны, нелепо было то, что Цзи Хэн, чья красота затмевала луну и цветы, не нравилась Ледышке. С другой стороны, это была радостная весть. На сердце у Янь Чиу полегчало. Казалось, тернистый путь к взаимности Цзи Хэн за одну ночь стал гораздо более гладким.

А раз так, то и спешить не стоило. Если Цзи Хэн не замечает его сейчас, он может подождать. Чем красивее кто-то, тем легче его запутать. Впрочем, никто не может заблуждаться всю жизнь.

Но Цзи Хэн была так прекрасна… Что, если она и правда еще долго не избавится от заблуждений? Сяо-Яня терзали сомнения.

Почесав голову, Сяо-Янь пришел к выводу, что сейчас он ничем не поможет запутавшейся Цзи Хэн. Если она твердо решила вернуть Дун Хуа, то ничего страшного не произойдет, если он пока оставит ее одну с этой мыслью. Ему самому требовалось прогуляться и развеяться.

Над восточными горами сияла луна. Если он не ошибался, прошло около шести часов с того момента, как Дун Хуа миновал змеиный строй. Вернул ли Ледышка Фэнцзю или нет? При этой мысли Сяо-Янь нахмурился и поспешил обратно к источнику Развеянных тревог, чтобы проверить.

Когда он добрался до источника, то был ошеломлен увиденным. Сяо-Янь вспомнил, что, когда оказался здесь впервые, все лежало в руинах, вода в ручье помутнела. Прошло всего несколько часов – а над мирной землей теперь плавало озеро, в середине которого были заключены четыре питона и Сон Аланьжэ.

Оказывается, крошечная долина Песнопений полнилась умельцами.

Сяо-Янь поднялся на облаке в воздух, чтобы взглянуть на выдающегося таланта, который это сотворил.

Выдающимся талантом оказался третий принц.

На пике самой высокой волны стояли стол из белого нефрита и белая скамья. На столе была разложена незавершенная игра в вэйци. Его третье высочество, держа в руках камень, неторопливо беседовал с молодым господином Мэном. Огромная волна покорно замерла под его подошвами, словно ручной ястреб. Сяо-Янь ненадолго задумался, потом подумал еще и наконец вспомнил, что третий принц Небесного клана был владыкой вод четырех морей. Что там призвание одного озера, заключившего в защитный барьер Дун Хуа и Фэнцзю? Призвание даже десяти озер для бога воды, управляющего четырьмя морями, – сущий пустяк.

Просто Янь Чиу всегда думал, что Лянь Сун не более чем сыночек богатых родителей. Его папенька, Небесный владыка, вполне мог подсуетиться и обеспечить сына высоким титулом. Теперь Сяо-Янь убедился, что Лянь Сун мог, что говорится, писать иероглифы двумя кистями – талант у третьего принца оказался чудовищным.

Владыка демонов подлетел к волнам и услышал, как господин Мэн докладывает Лянь Суну:

– Согласно легендам, можно спасти пойманного в ловушку, войдя в Сон, но на самом деле, как я слышал, Сон таит в себе непредсказуемые опасности. По слухам, был храбрец, который тоже вошел в Сон, но не знал правила, запрещающего магию. Он не только не смог спасти друга, но и уничтожил Сон и в итоге отправился в Загробный мир вместе с тем, кого пришел спасать…

Господин Мэн наморщил лоб и понизил голос до шепота:

– Я очень беспокоюсь. Конечно, владыка может одной рукой нагнать туч и заставить их излиться дождем – сила его неоспорима, но Сон Аланьжэ не терпит столь мощной магии. Шансы на то, что все завершится благополучно, были невелики с самого начала. Они там уже давно. Боюсь, владыку и принцессу Цзюгэ ждет скорее мрачное будущее, чем светлое.

Сяо-Янь споткнулся на волне и услышал только первые несколько слов господина Мэна. Он сердито сказал:

– Что это за Сон? Носитесь с ним как курица с яйцом. Худо будет и так, и сяк, так почему бы просто не разбить его молотком и не посмотреть, живы они или мертвы? В Ледышке ничего хорошего нет, кроме огромной силы. Вот пусть и приложит ее, чтобы защитить Сяо-Цзю, когда сон рухнет. Он прожил так долго, годом совершенствования больше, годом меньше – какая ему разница!

На эти слова Сянли Мэн ответил:

– Поскольку магия владыки бесполезна внутри Сна Аланьжэ, по сравнению с тем, что они оба умрут там, предложенный способ хоть и отчаянный, но, по крайней мере, он может… сработать.

Господин Мэн участвовал в придворной жизни уже более века, поэтому был немного наблюдательнее Сяо-Яня. Он очень беспокоился за Фэнцзю, но, видя, что Лянь Сун, похоже, доверяет Дун Хуа, добавил:

– Конечно, все будет, как скажет его высочество.

В одном говорило возмущение, в другом беспокойство. По сравнению с ними третий принц был неподвижен и спокоен, как скала. Он принялся собирать камни для вэйци и неторопливо изрек:

– Почему бы нам не поспорить? Мне правда интересно, сможет ли этот Сон удержать Дун Хуа. Но вы говорите, что он не сможет применить магию во Сне Аланьжэ, а без нее у него нет другого пути обратно. С этим я не очень-то согласен.

Третий принц сложил камешки вэйци в чашу и, вскользь взглянув на господина Мэна, сказал:

– Вы местный. В школе вы наверняка читали пару книг по истории. Вы не помните, о чем говорилось в летописях? Во времена первозданного хаоса Дун Хуа вел за собой семьдесят двух генералов.

Господин Мэн неуверенно кивнул. Вопрос о количестве генералов, следующих за владыкой, попался ему на одном из экзаменов много лун назад. Поскольку он на него не ответил, правильный ответ оставался в его голове и спустя годы.

Определенно, любой из тех семидесяти двух генералов стоил десятерых сегодняшних. Они были поистине могущественны.