Buch lesen: «Без чувств, без эмоций, выжить»

«Без чувств»

«Отправная точка»

Мои ноги утопают по щиколотку в воде с примесью шампуней, геля для душа и чьих-то волос. Не самые приятные ощущения. Подобное утро у меня было не раз, но в том самый день, я помню отчётливей всего, в тот день мне впервые предстоял секс по халтурному сценарию спаянного сплошь из клише, да ещё и под прицелом нескольких пар глаз, а их было точно более десяти.

Отлично помню, как поток воды ослаб, теряя напор тепла, кожа сжалась от холода, а я подумал «как же мне не везёт». Мне не везёт? Знать бы тогда, что будет впереди, и отсутствие горячей воды, это лишь неприятный момент, в который по мне струится вода едва ли теплее десяти градусов. Кожа сжимается в упругие точки-комочки, русские называют это – мурашки.

С того момента начинается череда событий, которые продлятся в моей жизни последующие несколько месяцев. Не самое лучшее время, но настолько насыщенное колоритными и разными моментами, что затмило собой всё, что было «до». Я же не вспомнил свой выпускной или то, как получил первое сотрясение в драке, или как ощутил привкус любви внутри себя. А вспоминаю тот день, он словно провело черту в те дни, подписав, «всё, что было «до», так прозаично, что стало неважно». С того дня и на последующие несколько месяцев мы все заперты в этот бетонный куб, словно подопытные крысы, только вместо тестирования препаратов, у нас ежедневные сексуальные совокупления.

Как никогда кстати воскресает фраза, которую мы часто повторяли: «всё будет отлично, хоть и неприлично», на авторство не претендую, но часто использовал в эти месяцы, впрочем, как и многие из нас.

Всё начиналось не столь уж жутко, местами было даже забавно. Вспомнить про наши первые съёмки, наши первые недели. Мы же прямо как студенты-первокурсники, поселившиеся в общежитии. Оптимистичны, веселы, сильны, но перепуганные до смерти. Пытались прятать свои страхи и волнение, под маски равнодушия и саркастичные фразы, но каждый из нас понимал, что всё не так легко, и даже те, кто делал всё на отлично, думаю, был не меньше меня взволнованы всем этим. Спустя эти несколько месяцев, всего каких-то несколько месяцев, пройдя через конфликты, стычки, любовь и ненависть, фатальные события и случайные неурядицы, мы изменились необратимо. Было тяжело, порой до предела, но безысходность и отсутствие веры в самого себя и свои силы запирало продолжать жить по инерции.

С самого первого дня я оказался белой вороной, красным пятном, именно тем, с кем происходят самые странные и несуразные события. Вот, сейчас сидя в подвале и привязанный прочным жгутом к стулу, настолько прочно, что он почти передавил мне запястья и лодыжки, впился под лопатками и врезался подмышками, я снов влип в ту ситуацию, которая миновала всех моих коллег.

Меня стянули жгутами, да ещё и с такой звериной силой, что я едва могу дышать, а от точного удара в висок голова пульсирует болью. В таком состоянии я нахожусь так долго, что кровь, бежавшая из носа, засохла в бурый порошок, осевший жёсткими чешуйками на губах.

Время прошло столько, что я уже несколько раз прокрутил в голове все самые яркие события из своей жизни. Одно за другим, хаотично, бегло, подробно, перескакивая с одного воспоминания на другое. Ежесекундно думая о том, что всё могло быть по-другому. Мы часто недооцениваем каждый миг, минуту, час день. Разбрасываемся силы на ненужные события, ведь мы думаем, что у нас в запасе есть ещё множество мгновений, мириады минут, неисчислимые часы и множество дней, но вот раз и всё может потерять эти неисчислимые эквиваленты.

Пока события переключают тебя на паузу, можно несколько переосмыслить о прошедшем, произошедшем, особенно о той стрелке, что перевела пути и твой локомотив «жизнь» помчал всё на той же бешеной скорости именно по этому пути, именно в эту сторону, вот к этим событиям. И вот припомнив собственные мечты, что были «до», а потом последствия и понимаешь, как же всё сильно не совпало.

Ещё придя после кастинга, когда прошёл все испытания, давшиеся совсем непросто, преодолев эту черту и обстоятельства, войдя в эту историю почти победителем, ну как минимум финалистом. Всё, тебя взяли, тебя отобрали среди прочих других, возможно, очень большого количества. Всё получится! Ты покажешь. Ты можешь! Ведь взяли же тебя.

Вот в такой момент, ты уже прорисовываешь себе, какими будут твои достижения, сумбурно, а местами очень детально прорисовываешь, даже выстраиваешь диалоги и смакуешь теми мнимыми достижениями. И опа… Не совпало.

Даже начало у меня было неудачное. Можно оправдаться, что это был первый день после того, как мы заселились. Никто, собственно, никого не знает, угрюмое здание, нескольких неудачных диалогов и пачка выкуренных сигарет. К вечеру уже очень хотелось спать, а лёг и уснуть не смог. Всё думал и думал, мечтал и представлял. Кажется, я так и встретил рассвет, не сомкнув глаз. Почему, кажется? Потому что в нашей комнате, именуемой не иначе как «мужская спальная», это помещение, где четыре двухъярусные кровати несколько узких шкафов из IKEA и выстроившиеся в ряд пошарпанные старые тумбы, которые скрипели каждый раз, когда к ним прикасались. Всё это на фоне бледно-зелёных стен, а прямо напротив входной двери бледно-серая занавеска, скрывающая наглухо закрашенное окно. Его можно было лишь приоткрыть, даже не открыть настежь, а слегка приоткрыть, впуская свежий воздух в обмен на устоявшийся мужской.

Всю ночь я пролежал, вглядываясь в кромешную тьму. Пойти некуда, заняться нечем, в комнате помимо тебя ещё несколько человек, кто-то посапывает, кто-то похрапывает, кто-то всхрюкивает, как, например, на верхней кровати сбоку в углу. Это сейчас я знаю, что его зовут Валентин, а тогда просто парень с большими глазами. Он всегда по ночам всхрюкивал. Очень смешно. А сверху какие-то шаги по скрипучему полу и судя посему кому-то тоже, не спалось. Пару раз лязгнуло окно, где-то пролаяла собака, раза три была сирена, а парень на нижней полке возле двери всхлипнул, словно проскуливший щенок. Лишь под утро стало как-то совсем зябко и удалось уснуть. Проснулся, когда кто-то барабанил кулаком по деревяшке.

– Вставай! Николай, просыпайся! Съёмка через час, ты в первом «прогоне». – Кстати «Прогон» в этом месте, имеет свой смысл – это не более, чем съёмка. Сначала их было по две, изредка три в день, потом шёл просто поток. Но, пока о первом дне.

Не помню, кому принадлежит тот голос, но барабанная дробь по двери не стихала до тех пор, пока я не сел, не открывая глаз, свесил ноги с кровати и кивнул. Дверь звонко хлопнула и мне так захотелось обратно лечь, но пришлось идти в душ.

Вот тут-то, я и стою по щиколотку в луже тёплой вспененной воды с остатками шампуней, геля для душа и чьих-то волос. То есть всех, кто спал в этой комнате и уже принял свой моцион с утра, израсходовав горячую воду. Которую заботливо создал наш собственный бойлер.

Не успеваю завершить сетования на судьбу под стекающие капли с волос и хмурое отражение в зеркале, поскрипывая, дверь отворяется, выпуская остатки пара и тепла из душевой.

– Проснулся? Через сорок минут будь, пожалуйста, в студии. И Николай… Пах, в порядок приведи. Подмышки тоже! – Указательный палец был направлен в сторону самого сокровенного, так сказать. А если говорить менее витиевато, в сторону моей половой принадлежности. – И голос, и палец принадлежат директору нашей порно-крысиной лаборатории. Субъект тот ещё, и со странным то ли прозвищем, то ли именем, Стен. Нет, он не отрицательный персонаж, наоборот, менее злобный, чем та роль, что отведена ему по факту, хотя симпатии он во мне не вызывает. Ощущения, балансируют между «уважаю» и «без него было бы лучше». Вот если придётся охарактеризовать его, например, на каком-нибудь допросе, скажу так: личность весьма неординарная. Как высказался один из моих коллег по данной студии: Стен, не преступен, как монашка и распутен как шлюшка.

– А может, наоборот? – Тогда сказал я просто так, чтобы сказать.

– Этот как? – Заржал Павлик. Павлик всегда смеялся точно так, как ржут кони в стойле прямо со звуком «гык-гык».

– Наоборот, это когда распутен как монашка, а не преступен как шлюшка. – После этой фразы смех взорвал молчавшее пространство словно взрывом праздничной петарды, резко, звонко, оглушительно. Наиболее эксцентричные не могли остановиться ещё долго. Это была одна из тех ситуаций, когда моя шутка состоялась, чаще же после моих шуток, меня награждали то удивлённым взглядом, то со взметнувшимися бровями.

Про директора… мне больше понравилось сравнение его с благородной девицей, хорошо согрешившую так, что выгнали из дома и отреклись вовек перекрестившись. Вот, теперь и коротает дни, организовывая подпольные порно студии. Очень, кстати, похоже. У меня даже были на его счёт мысли, что он либо был связан с наркотиками, либо натворил чего-то такого, что пришлось сбежать далеко и надолго.

А для русского, это действительно не так уж и близко. На минуточку, мы находимся в Вене, в столице Австрии. Не смотря, на то, что девяносто пять процентов всей нашей сборной компании славяне: русские, украинцы и белорусы, едва ли говорящие на английском, мы здесь, в самой комфортной для жизни столицы Евросоюза, если верить Wikipedia.

Про директора. В тот день для меня его было много, точнее, ситуаций с его участием. Вот, по его укору, задрав руки, осматриваю отражение в запотевшем зеркале, рассматриваю пах. Ну, да, ну волосы, ну, хорошо, сбрею. Возможно, я бы не запомнил этой ситуацию, если бы не произошедшее далее. Я в целом не люблю эти процедуры, волосы отрастают при этом всё чешется, колется, да и вообще вид у мужчины без волос словно под копирку, никакой идентичности и мужественности. Рыжая сказала как-то раз: «выбритый во всех местах мужчина, как младенец – переросток». Так, вот тогда в попытке стать младенцем-переростком, неудачно полосонул себя бритвой, и капли крови мгновенно проступили, нависнув гроздями, скользят по коже, просачиваясь из тонкой, но глубокой царапины.

Порез был не сильном, но последствия комичными.

– Николай! – Дверь в душевую снова распахнулась, директор сверлил меня взглядом. – Поторопись. Времени на расслабления сегодня точно нет.

– Да? Я уже… почти.

– Хочется, чтобы всё было без приключений! Первый день, а вы всё тут, как после годового забега. Оденешь вот это.

– Пластырь есть? – Показываю порез, пока он бубнил.

– Так… Начинается. Выплывай из своего аквариума, я попытаюсь найти, чем это загримировать.

Тонкий, почти прозрачный пластырь прилипает к пальцам. Я уже испортил два, ещё один испортил Стен. Я нервничаю, он нервничает, и вот остаётся последняя упаковка пластыря.

– Зачем ты пытался всё сбрить, просто подстриг бы волосы. Тебе же не 15 лет, чтобы экспериментировать. Так, замири и не шевелись. – Распаковывает очередную полоску пластыря, нагибается, прицеливаясь ультратонким липким матовым полиэтиленом и как же всё может быть без странных стечений обстоятельств. Дверь открывается, в дверях появляется один из актёров.

Это был Рома – студент. На самом деле не помню почему, все его звали студент, хотя этот детина выше меня на голову накаченный до состояния, словно его надули воздухом, да так, что даже кожа натянулась. Да и по возрасту он не младше меня точно, по крайней мере, так он выглядит. Так и застыли все трое. Я голый и придурковато улыбающийся, директор на коленях, копошащийся на моих съёжившихся мужских регалиях и тот студент-переросток в дверях в приоткрытым от удивления ртом.

– Ну, что застыл? Или туда, или обратно. – Директор помахал рукой, словно отгонял неприятный запах. Дверь захлопнулась. Он надавил на пластырь ещё раз, я поморщился.

Странно, что тогда так совпало, и директор был, и студент. Это сейчас я понимаю, что их связывает, хотя странно. Они такие разные. Между ними общего не больше, чем между кошкой и собакой. Хотя они оба весьма привлекательные внешне, каждый по-своему, но всё же.

Дверь хлопнула, студент, явно приревновал. Открывает он дверь, а тут Стен стоит на коленях, копошится у меня в интимном месте. Он же не видел, что тот замазывает пластырь тональным кремом. Вот и получилось, то, что получилось. Я ведь тогда не знал, что между ними. А может, тогда ничего, ещё и не было. Стен тога меня ещё очень жёстко высмеял, я потом несколько недель старался его избегать:

– И это ж надо, двадцать четыре, и…

– Нет, ну максимум девятнадцать. – Я ещё так удивился, что он смотрит на мой член и оценивает его.

– Что?

– Ну, не двадцать четыре точно.

– В смысле? Я, про твой возраст.

– Про возраст?

– Да, про возраст. Двадцать четыре года, а волосы не можешь подстричь, чтобы не порезаться. А вот про двадцать четыре, это ты прямо замахнулся. – Ухмыляется он, – да и девятнадцать тут едва ли.

По эти слова всё сжалось и не только внутри, но и обсуждаемое прямо скомкалось до минимума.

Мужчины таковы: всё, что гендерное (половое) – очень важно, всё, что в сравнительном изречении – болезненно. А теперь, если соединить? Оценка гендерных вопросов – очень болезненно важна.

– Иди завтракать и береги свои девятнадцать в свои двадцать четыре, раз такой неуклюжий. – Ухмыльнулся, складывая все свои орудия обратно в маленькую коробку, мы потом прозвали её «шкатулка для штопки». А прибегать к ней приходилось частенько. То заклеить порез или царапину, то замазать синяк, вытащить занозу. Да, бывало и такое.

– Готово. Я не успел и рта открыть, как моё самолюбие опять полосонули циничными шуточками:

– Сильно не переедай, а то впереди нагрузки. Может стошнить! – Опешив, моргнул, не проронив ни слова. – И никакого алкоголя! Один уже в кондиции ниже нулевой отметки. – Стен оттряхнул брюки на коленях, прижимая коробку и ещё раз пальцем, надавил на пластырь. – Не должен отклеиться, вроде бы хорошо держится.

Кухня была безлюдной и выдавливала из себя стопками посуды и кружек, свидетельствовавшие тому, что завтрак состоялся, а мытьё посуды ещё нет. Даже прохлада майского утра не удержала людей в помещении. Сложив уличный тент, все упивались солнцем, облюбовав большой круглый стол на террасе. Пространство террасы обрамлялось бетонными стенами здания с двух сторон и с двух сторону забором на высоту второго этажа. Поэтому пространство гудело бубнящим шёпотом, позвякиванием вилок, кружек, тарелок, отражая глухими стенами. Боксы с едой были уже истерзаны и разбросаны по столу, не тронутыми оставалось лишь пара контейнеров.

Холодный воздух раннего майского утра вытрясал из кружек клубы пара. Капучино дымился однотипным ароматом, призывая утолить голод. Пока я обшаривал контейнеры в поисках еды, большинство людей ушло за угол курить, оставив лишь несколько лениво покачивающихся или бесцельно блуждающих взглядом в пространстве.

Мне достались или точнее сказать «остались» лишь обрывки омлета, никем не тронутая каша и фруктовые кексы. Каша скатывалась с ложки тягучими ленивыми кусками, совсем не возбуждая, ничего. Не аппетит, нежелание, ни способности поднести ко рту, но соотнеся оторванный кусок омлета неизвестно кем и остывшую кашу, остановился на серо-белой бесформенной массе овсянки ложечку за хорошее будущее. И…

– Николай, смотрю вы поклонник здорового образа жизни. – Ехидно ухмыляется рыжеволосая дамочка с обыденным именем Ольга, но необычно стервозным характером. Как же я ненавидел её в первые дни, недели, может даже месяц – два. Помню, что мне так хотелось влепить ей этой само́й ложкой по лбу, чтобы липкая каша комками скатывалась по белёсой коже оттенка гипсовой маски.

– Как-то на тебя не похоже. – Не унимается она, причмокивая пурпурно-глянцевыми губами, ковыряя столь же пурпурные ногти. И это рассуждал человек, с которым мы познакомились едва ли вчера и то просто узнали, как друг друга зовут. Как-то меня, это зацепила и не лучшим образом.

– Почему же? Минимум калорий и никакого холестерина. Зато отличная жопа и плоский живот. – Съязвил, уперев взгляд в её белёсое, гипсового цвета лицо.

Рыжая хмыкнула. Нервно, так пренебрежительно, что следующие слова прозвучали поверх моего желания говорить или молчать.

– Тебе бы тоже не помещало! Ну, что-нибудь со всем этим сделать, – символично обвёл её силуэт ложкой, – хотя… это придётся, совсем перестать есть, ну, чтобы хоть что-нибудь из всего этого путное получилось. – И подмигнув, закинул ложку в рот.

Рыжей явно не понравилось. Поджав губы, раздувая ноздри, судорожно пытаясь парировать в ответ, несколько попыток выдать очередную фразу, но что-то её стопорит. Вообще, у меня было устойчивое ощущение, что она не любит людей. Нет, вернее будет сказать, она делит их на две категории «друзья», «враги», и у таких людей, как она, друзей крайне мало, а вот врагов катастрофически много, и к тому же подобные персонажи обладают той редкой способностью к превращениям даже друзей во врагов, а вот обратно сделать никому ещё не удавалось.

«Первые съёмки – первое фиаско»

Неизвестно, чем бы завершилась наш словесное состязание, но директор, появившись на террасе громко выпалил:

– Так, дамы и господа через двадцать минут в студии. – Похлопал он звучно руками. Есть совсем перехотелось, мало того, что впереди так секс неизвестно с кем, да ещё и у всех на глаза, так ещё и каша была холодная и безвкусная, напоминающая скорее размокшую вату. Да, это тебе не бабушкина овсянка. – Без напоминаний и сборов, через двадцать минут всё заходим в студию. Без вопросов. – Осёк чьё-то очередное поползновение выйти из толпы с посылом «здравствуйте, это я. Неважно, что я хочу спросить, просто обратите своё внимание».

– Но…

– Вот, давайте сегодня без «но», «а можно», «а если». Сейчас моя ближайшая задача вывести алкоголь из алкоголика, это так же реально, как осушить водяного.

– Так…

Директор метнул искру из глаз в сторону Валентина, того самого субтильного паренька с большими глазами, похрюкивающего ночами. Искра была такой, что могла сжечь его дотла. Я тогда ещё подумал: «вот, же отчаянный пацан, он его сейчас разорвёт», может, и разорвал бы, если бы не голос из-за угла.

– На первый – второй рассчитаться и в бой пионеры, – отпустил шуточку женский голосок. Сдавленный смех и сам голос доносились из угла для курящих. В том месте, где небольшая деревянная пристройка, хранившая бойлер и стиральную машину примыкала к высокой стене, затянутой зелёным пластиком, имитирующим то ли листья, то ли траву. Ещё мы там сушили вещи после стирки, кстати, поэтому они часто пахли сигаретным дымом, что порой создавало конфликты между не курящими и любителями этого дела.

– А вот, голос, вопящий из-за угла, принадлежит вашей пионервожатой. Так, что, если через двадцать минут хоть одного пионера не будет в студии, все будут лишены места для курения, а соответственно, и самого́ курения. Стоны нескольких голосов заурчали в пространстве террасы.

– Тихо! – Прикрикнул Стен, – это что за стадное бурчание. И у вас теперь осталось лишь пятнадцать минут. Голос директора демонстрировал столь сильное негодование, что шутить больше никому не хотелось.

– А всем быть? – Моргнул Валентин, и все теперь уставились на него. Вот же мазохист. Парень он добрый, но глуповатый и умеющий создать себе проблем на ровном месте, всего лишь парой фраз, но тогда он не только себя спас, но и окружающих.

– Хороший вопрос. Итак, – перекинул директор один лист, – в обязательном порядке: Оксана, Николай, Ольга, Егор… – он чуть замешкался. – Василина. И, собственно, всё. Хотя ещё вожатая отряда за выступления. Довыступалась? В студии быть! – И наконец директор улыбнулся, заглянув за угол. – Настя, пожалуйста, без приключений, очень прошу.

– Есть босс. – Махнула рукой под козырёк курящая блондинка. – Всё будет. – Подмигнув ему так, как только она умела.

Все посмотрели на побагровевшего Валентина в недоумении, проигнорировав очередную шутку блондинки.

– Я могу пока поспать в комнате, ночью так душно было. – Запыхтел паренёк.

– Валентин, вы правы. В студию идут обречённые на работу и желающие. Остальные свободны до завтра. Вы можете быть в комнате, в холле, в кухне. Никакой террасы. Совсем! Что-то ещё? Неважно. Осталось двенадцать минут, – он скрылся, оставив нам эхо скрипучих досок лестницы.

Все смолкли, напряжение звенело тишиной пространство, скрипнула наверху дверь, в углу с шипением была затушена сигарета и чей-то стакан стукнул о каменную столешницу.

Каждый из нас понимал, зачем он здесь, для чего он здесь и что ему предстоит делать. Ведь каждый из нас когда-то решился на это, но вот настал час икс, и общее напряжение начинает объединять нас даже не в группу, а в стадо, которое сейчас пойдёт то ли на забой, то ли на пастбище. Ну, как минимум сегодня я ощущал себя бритым барашком, да ещё и порезавшимся.

– Ну, что готовы порно герои? – Рыжая в нервном напряге вдруг выпалила почти прокричав.

– Оль, давай ты заткнёшься сегодня? Пожалуйста! Без тебя хватает уже глупых шуток. – Оксанка изобразила глуповатую ухмылку.

Рыжая втягивает воздух с надрывом, поджимая губы в недовольной гримасе. Оксане зачтём, дружеский балл. Ничего не объединяет так, как общий враг. К слову, с Оксанкой мы действительно стали друзьями за время жизни здесь.

– Явно не твой день. – Настя добила рыжую, вынырнув из-за угла всё ещё докуривая очередной «косячок». – И так пионеры из списка, проходим и располагаемся, не стесняемся.

Не сказать, что для меня это было совсем в новинку, мой первый опыт в порно состоялся ещё в родных пенатах, но это ни придавало мне ни сил, ни уверенности, а уж тем более не уберегало от казусов. Зато дало понимания того, с чем я имею дело.