– Может, и древность, так дедами-прадедами заповедано, а они без урожая никогда не оставались. Ты к Земле с ласкою – и она к тебе со всею щедростью. А если пахать вкривь, да боронить вкось, прополоть как попало, и будет тебе урожай – дырка от бублика. Не слушай его, охайника, Машенька, у меня в сундуке припасены рубахи посевная и покосная, сарафан и передник. Народный крой всем впору.

– Но джинсы-то все равно надо найти. Все свои, а вещи пропадают, это не дело. Может, коза Клавка порядок навела? – Ваня дал указание СКИФАМ.

– Вань, а откуда у вас роботы такие современные? – спросила Маша, когда Варвара Макаровна ушла по делам.

– СКИФЫ? А это специализированные кибернетические функционеры. Небольшие юркие роботы, похожие на крабов. Воду натаскать, дрова напилить, баню истопить, что принести, подать – они всегда под рукой. Пока они исправно работают за бабушек, можно не беспокоиться, при случае даже первую помощь могут оказать.

Я сколько себя помню, СКИФЫ всегда бабушкам помогали. У нас в роду умельцы никогда не переводились. Наверное, кто-то из родни космической техникой занимался, макеты Луноходов бабушкам подарил или специально помощников сделал. Это давно было, Луноход-1 в 1970 году запустили, а Луноход-2 в 1973, нас тогда еще и на свете не было. А вот и СКИФЫ, легки на помине. Красная сигнальная лампочка горит, значит, приказание выполнить не могут. Пропали твои джинсы. Будешь в сарафанах ходить, по-старинному, как хотела.

Хотела Маша сама пашню пахать, да Ваня ее убедил, что в надписи на волшебном крючке только о посеве льна говорится, а про пахоту ни слова не сказано. Хотел Ваня СКИФА позвать, чтобы землю вспахал, бабушкам весь огород СКИФЫ вскапывают.

– Они такие маленькие, у них не хватит сил плуг за собой тащить, – заметила Маша.

– Знаешь, как они здорово землю рыхлят, как электрокофемолка. Режущие плоскости вращаются как пропеллеры и зарываются на нужную глубину. Все сорняки перемалываются в мелкую крошку, а полезные бактерии остаются на месте, их только немножко потрясет.

Маша настояла, чтобы все было по старинке. Нашли давно заброшенную соху. Ваня вспахал поле. Собрались лен сеять, а сеять-то нечего. Дырочка в мешочке, что у сердца носила, крохотная оказалась, а семечко льняное и того меньше. Где просыпалось, когда, неведомо. Маша в слезы. Ей такое важное дело доверили, а она в самом начале все испортила. Из-за нее крючку сила волшебная не вернется, Рыбка Золотая до конца не расколдуется, бабочки диковинные не оживут.

А пока Маша плакала, коза Клавка пошла себе в лес со двора. Солнышко за полдень перевалило. Вернулась коза, Машу легонько лбом бодает, мол, посмотри на меня. Посмотрела Маша на козу внимательно и разулыбалась. На шее у козы рядом с колокольчиком ладанка висит, на которой Синеок вышит, а в ней шарики с семенем льняным.

– Эти семена точно от самой Миловиды достались, древние очень, может, всхожесть потеряли, но я очень хочу, чтобы вы проросли, чтобы Земля-Матушка разбудила в вас силы жизненные, чтоб тянулись вы к солнышку жаркому, росли длинные-предлинные, – пошептала так над семенами Машенька и посеяла их на пашенке. – Всякое семя, знай свое время! – громко сказала она, как ее научила Варвара Макаровна.

Не утаила Машенька беду свою, рассказала все, как есть, бабушкам.

– Это все проделки Кикиморы, – рассудила Дарья Семеновна, – летом-то она за болотом следит, делом занята, а зимой, как болото замерзнет, она к людям, к теплу подбирается. Тепла не жалко, пусть бы жила, да уж больно пакостливая. То кудель всю перевьет, то пряжу замарает, то полотно порвет, скучно ей, развлекается. Видно, подсмотрела, мешочек на груди прячешь, решила узнать что.

– Может, оно и к лучшему, наши семена с другой стороны горы посеяны, какие-то да вырастут, – успокоила Машеньку Варвара Макаровна.

Маша у бабушек главной помощницей стала: за льном ходить да по хозяйству помогать. Черную работу всю СКИФЫ справляли, а время попусту терять Маша не привыкла, стала она у Дарьи Семеновны учиться на кроснах ткать, у Анфисы Степановны – козий пух чесать, пряжу пуховую прясть да шали кружевные вязать. Варвара Макаровна, хоть пальцы уже и не слушаются, показала, как узоры крючком вязать, какие в роду бабки-прабабки вязали.

– Бабушки по старинке за кроснами да с вязанием время коротают, а тебе, Маша, это зачем?

Видно было, что Ваня поддразнивает Машу, нравится ему, что она с бабушками ладит.

– Ковров в магазинах полно на все вкусы. Вязальные машины с программным управлением свяжут, что хочешь и сколько хочешь; всякие свитерочки, кофточки, как шелуху от семечек, выплевывают.

– То-то что выплевывают, – вступилась за Машу Варвара Макаровна, – а тут не ремесло, а творчество: сначала в голове свою задумку выносишь, потом в руках каждую кудельку, каждую петельку выпестуешь – вот и получается вещица, может, не такая ровная, как на машине сработанная, да зато живая, руки мастера помнит. Не то дорого, что красна золота, а то, что доброго мастерства.

Доктор Ваня помог огород засеять и в город вернулся – больные ждут. А Маша осталась у бабушек.

– Что-то у меня к вечеру глаза ничего не видят. Распутай-ка, Машенька, моток пряжи. Надумала к зиме носки связать, да котенок, будь он неладен, поиграл с клубком, позапутал все.

– Давайте свою путанку, Дарья Семеновна, я только поближе к свету присяду, попробую распутать пряжу.

Машенька отошла к окну и уселась распутывать комок ниток.

– Что ты удумала, Семеновна, твой моток путаный лет десять в сундуке пролежал, а тут тебе срочно носки понадобились? – вполголоса спросила у сестры Варвара Макаровна.

– Вижу, ты совсем в нашей «трехдворке» одичала, позабыла старинные приметы. «С кем по весне лен посеешь, с тем по осени под венец пойдешь». Надо же испытать невесту, хватит ли у нее терпения узлы да петли распутывать! Нитка злых, нерадивых да торопливых не любит, у них только туже узлы затягиваются. Этим мотком меня еще свекровушка испытывала.

– Так ты эту пряжу с тех пор и не размотала? Как же ты со своим Антоном под венец пошла? Как его матушку умаслила?

– Скажешь тоже, – обиделась Дарья Семеновна, – моток этот заветный, я с его помощью сынам и внукам невест выбирала, а запутать его снова – дело нехитрое. Котенок поиграет с клубком, вот и готово очередной невесте испытание. Как без этого! Жизнь такие узлы вяжет – без терпения и радения не распутать! Мне лично Машенька глянется. И собой хороша, прилежная, чего не знает – не гордится, у старших спрашивает, уважительная. Я бы своим внукам лучшей невестки не пожелала.

– Ох, Дарья, опять ты телегу вперед лошади ставишь. Делом они заняты, шутка ли – вырастить лен из зернышек, которые, может, тысячу лет в ладанке у Ягиничны пролежали? Может, наш лен, что мы всегда на отдельной делянке сеем, из той же породы? По семейным преданиям, наш лен тоже от самой Миловиды в нашем роду. Он сильно отличается от того, что в деревне на полях сеют.

Лен ровнехонько взошел и на Машенькиной делянке, и у бабушек. Время подошло – лен зацвел, не отличишь, где лен, где небо.

– Теперь примечай: две недели лен цветет, четыре недели спеет, на седьмую неделю семя летит, пора лен драть, – напомнила Варвара Макаровна.

Как-то вечерком зашла на огонек бабушка Аглая – познакомиться:

– Слыхом я про вас слыхивала, а видом видеть не довелось. По соседству живу, зашла на огонек познакомиться.

– Мы о вас тоже много наслышаны, рады познакомиться. Присаживайтесь к столу, мы гостям всегда рады, – пригласила гостью старшая из сестер.

– Что-то вы нынешний год лен на болотной кочке посеяли, словно рис. Эксперимент какой? Или случай? – спросила Ягинична.

– А вы разве не в курсе, что Кикимора украла у Машеньки семена египетского льна? Вы же сами прислали ей ладанку с другими семенами, – удивилась Анфиса Степановна.

– То-то я смотрю, моя ладанка запропастилась. Нет, я не против, что сделано, то сделано. Я, когда по лесам летаю, снимаю ладанку, чтобы, где о ветки кустов или деревьев не оборвать. Над лавкой в изголовье и вешаю ее. А тут смотрю – ее нет на месте, под лавку некогда заглянуть.

– Ладанку я вам верну, она у меня с рукодельем хранится, сейчас принесу, – сказала Маша, вставая из-за стола.

– Значит, это Мартимьяна-Кикимора развлекается, свои дела забросила: ерик осокой зарос, стрекоз нынче совсем не видно, а она в портки драные вырядилась и в льноводы подалась. Лен на водах выращивает, что еще удумала! – ни к кому не обращаясь, сказала Аглая Константиновна.

– Порты на Кикиморе случаем не синие, с заклепками да нашлепками? – спросила Варвара Макаровна.

– Синие, линялые сголуба, а у вас пропажа какая вышла? – вопросом на вопрос ответила бабушка Аглая.

– У Машеньки джинсы на заборе сушились да испарились. Что не делается, все к лучшему. В сарафане Машенька просто красавица, ходит, словно плывет, сидит – не сутулится. А то, бывало, на крылечко сядет, коленками подбородок подопрет, а спина колесом.

– Пусть Кикимора мои джинсы донашивает, – вступила в разговор Маша, которая вернулась с ладанкой в руках. – Возьмите, пожалуйста! Спасибо – она выручила нас всех.

– Засиделась я в гостях, пора и честь знать. Спасибо за угощенье, как вернусь из города, милости прошу ко мне в гости в мою избушку-развалюшку, – стала прощаться с хозяйками Аглая Константиновна. – Осинничек с Франтиком одни остаются, если незадача какая случится, вы уж помогите им.

– Вы не волнуйтесь, мы с козой Клавкой их навещать будем, – успокоила гостью Маша.

Золотая рыбка заговорила

Не успела, как говорят, за Аглаей Константиновной пыль осесть, как Маше пришлось оказывать экстренную помощь, только не Осинничку, а Золотой Рыбке.

Пошла Машенька за козой Клавкой на дальний лужок, пора домой вести на дойку. Шла потихоньку, букет из полевых цветов собирала. Вдруг от реки донесся едва различимый зов о помощи. Маша прислушалась: точно! У излучины омуток глубокий, может, тонет кто, оттуда голос слышится! Маша побежала под горку к реке. Какая-то странная женщина барахталась в воде. Маша подбежала поближе и все поняла. Это Кикимора пыталась в сеть из тины поймать Золотую Рыбку. Рыбка проявляла чудеса подводного и надводного плавания: изворачивалась, как могла, и при этом ухитрялась звать на помощь.

– Ну, ты, Чучундра, оставь рыбку в покое!

От неожиданности Кикимора выпустила сеть из тины, ее подхватило течение и понесло на быстрину.

– Чучундра – это комплимент или оскорбление? – поинтересовалась Мартимьяна-Кикимора (это была, несомненно, она!).

– Книжки надо читать, тогда бы знала: такое прозвище может быть и комплиментом, и оскорблением, смотря по обстоятельствам. Ты зачем на втором колене дыру сделала?

– А тебе джинсов жалко? Смотри, как клево, так ведущая по «телику» выступала! Круто!

– У тебя на болоте телевизор есть? Или ты в окошко к кому-нибудь подсматривала?

– Нет у меня телевизора, так просто в голову пришло. Ну, я пошла, не удалась сегодня рыбалка. Пока! Пока!

Маша растерялась от наглости Кикиморы. Оглянулась, рядом молча за всем наблюдали коза Клавка, Осинничек и кот Франтик.

– А Рыбка-то заговорила, – нарушил молчание Осинничек, – может быть, она и бабочек расколдовать сможет? Рыбка, Рыбка, плыви сюда, все свои, не бойся!

Он наклонился к самой воде, стараясь разглядеть, где в глубине притаилась Золотая Рыбка, слышит ли она его?

– Я не знаю, как действует стресс на волшебную силу, это у меня от страха дар речи вернулся. Несите бабочек на бережок, попробую их оживить.

Страх прошел, а на радости, что снова может говорить, Золотая Рыбка готова была болтать безумолку.

Козу оставили на берегу караулить Золотую Рыбку: вдруг Кикимора вернется! А остальные побежали в избушку на курьей ножке за бабочками.

Разложили бабочек на песчаной отмели, прогретой за день. Золотая Рыбка подплыла поближе, все затаили дыхание. Прошла минута, вторая, самые ближние у кромки воды бабочки зашевелились и взлетели. И вот уже все небо заполонили ожившие бабочки. Словно осколки радуги кружились в чудесном танце! В лучах заходящего солнца разноцветная пыльца переливалась жемчужным блеском на крыльях порхающих бабочек.

Золотую Рыбку попросили перебраться поближе к дому Ваниных бабушек, а коза Клавка обещала пастись все время рядом, пока не вернется бабушка Аглая. Бабочки ночевать опустились на прогретую крышу избушки на курьей ножке. Все, счастливые, разошлись по домам.

Время катилось своим чередом. Пока зрел лен, Маша на остатках прошлогоднего льна училась мять и трепать его, чесать кудель и прясть веретеном, так как считала, что во времена Красолики и Миловиды механические прялки еще не придумали. А вечерами, после ужина, включала магнитофон и записывала сказки, предания и бывальщины, которые с удовольствием припоминали бабушки для свежего слушателя. Сказы про отважных мореходов, которые разведали путь в Сибирь лет за четыреста до Ермака. Из самого Новгорода, по рекам и озерам, через Белое море добирались до низовий Оби, до Иртыша. Туда, где проходил Великий Шелковый путь. Ушкуй – так называлась небольшая парусная ладья, потому и мореходов прозвали ушкуйники. Где честный торг вели, а где и разбойничали. О поющей Золотой Бабе, что в устье Оби собирала дань со всех путешественников. Уплатившие дань получали ее покровительство на сибирской земле, а коли кто пожадничает – заплутает в тайге, сгинет в болотах. О железных домах, зарытых в курганах за Полярным кругом, в которых никто не живет, и только очень редко из них вылетают огненные шары на погибель всему живому. О Богатыре Байкале и его непослушной дочери Ангаре, которая сбежала к могучему молодцу Енисею.

Незаметно лето пролетело. После редких дождиков на небе вспыхивала радуга в одну, а то и в две дуги.

Подошла пора лен драть, да на селищах стелить, сушить.

Со своей делянки Маша собрала лен в отдельный снопик, а досушивать его решила в городской квартире.

Начались занятия в институте. Перед отъездом вместе с бабушками она составила календарь сезонных работ отметила, с какого дня, какую работу следует выполнять, в какие контрольные сроки, по каким дням работать с пряжей нельзя. С Параскевы Пятницы начинают мять и трепать лен, это с 27 октября. А к Нениле-льняннице, 10 ноября, лен надо вытрепать, в этот день лен-первак выставляют на показ. С Кузьминок – с 14 ноября – начинают прясть.

По всему выходило, что к Новому году крючок можно будет испытывать. Что ж, самое подходящее время для всяких чудес!

Эпилог

Все кончилось хорошо: Золотая Рыбка заговорила, Чудесные Бабочки ожили, превратились в куколок и коротали зиму в коконах. Даже если к старинному крючку не вернется волшебная сила, ничего страшного не случится. За год, помогая Аглае Константиновне и Осинничку, наши герои многому научились, а главное – обрели верных друзей. Но их приключения на этом не закончились.

Тайна железной горы

Ося пропал

Пока Маша жила у бабушек в деревеньке Кружавино, Софья Сергеевна и Вера Никитична тоже не сидели сложа руки. К Новому году связали себе шали с диковинными птицами. Да и Любушка от них не отставала, она все больше города сказочные вывязывала. Маша, конечно, всех превзошла: морозные узоры прямо с заиндевелого окошка в свое кружево перенесла, а в центре свечу вплела, как огонек надежды, что у нее все получится, и волшебная сила в крючок вернется.

Коля и Андрей все свободное время что-то мастерили вместе с Геннадием Андреевичем.

Все так сдружились, что решили Новый год встречать вместе у Софьи Сергеевны, у Веры Никитичны тесновато. Приятные новогодние хлопоты: покупка елки, подготовка подарков, выбор угощений, новогодних обновок – вышли на первый план.

За неделю до Нового года Аглая Константиновна перегнала свою избушку на курьей ножке поближе к Ваниным бабушкам. Кота Баюна к ним на постой определила. Все ценности на хранение отдала. Попросила за Золотой Рыбкой приглядывать, а сама в город с Осинничком отправилась к Новому году готовиться. Год-то не простой – 2000 с тремя нулями. Завершает он тысячелетие или открывает новое, о том пусть ученые головы ломают. У каждого свой счет времени.

Еще осенью с первым снегом Любочка повесила за окном кормушку для птиц. Ося попросил у Веры Никитичны пустые пакеты от молока и с помощью Любочки сделал еще десяток кормушек, которые они развесили в скверике рядом с домом. Они ходили гулять и регулярно подсыпали в кормушки семечки, зернышки и наблюдали, как воробьи и синицы слетаются со всех сторон подкрепиться в птичьей столовой.

Перед самым Новым годом Любочка и Ося как обычно отправились в сквер пополнить кормушки. Любочка обошла шесть кормушек и только около седьмой заметила, что Оси рядом нет. Она обошла все кормушки, заглянула за все сугробы, она звала Осинничка, пока не охрипла, обежала пару раз сквер, расспрашивая редких прохожих, не видал ли кто маленького мальчика.

Стемнело. Ося исчез. Вся в слезах, Люба вернулась домой и сразу позвонила Коле и Андрею.

Первым появился Коля, немного погодя – и Андрей.

– Люб, кончай реветь, ты помнишь слова, которые включают Видеоблюдце? – спросил Коля.

– Они у меня в тетрадке записаны, сейчас найду.

– Доставай блюдце, где твоя тетрадка, читай, нет, давай я сам прочитаю – у тебя голос зареванный.

Коля громко, с выражением прочитал заклинание, не успел он закончить, по Видеоблюдцу словно прошелся стеклоочиститель, и экран засветился. На экране появился заснеженный лес, избушка на курьей ножке. Потом крупным планом тарелка показала окно, а за окном Ося сидит на лавке и играет орехами, а рядом с ним страхолюдина неопределенного возраста разговаривает по мобильному телефону.

– Ваш разлюбезный Осинничек похищен. В милицию не заявляйте, а то хуже будет. Вернем вашего мальчика за вознаграждение. Готовьте Золотую Рыбку.

Экран у блюдца погас, значит, новой информации пока нет.

– Люба, ты не знаешь, где у бабы Аглаши ступа хранится? – спросил Андрей.

– Ты что надумал, взрослых надо подождать, с ними посоветоваться.

– Пока взрослые придут, пока мы им расскажем, что да как, пока они придумают, что делать, мы с Колей домой уже домой вернемся. Ты летишь со мной? – обратился он к Коле. – Тетка там с Осей одна, я уже встречался с ней однажды, мы с ней справимся.

– Ступа на кухне под столом. Подождите, я оденусь и с вами полечу, – стала собираться Люба.

– Нет, ты дома оставайся на связи, видела, эта тетка кому-то звонила? – остановил ее Коля.

– В ступу мы втроем, пожалуй, и не поместимся, – вставил Андрей. – И потом, ты лучше взрослым все объяснишь, как все произошло, вспомнишь важные детали, на которые не сразу обратила внимание. Не волнуйся, мы быстро.

Мальчики вытащили ступу во двор и, не заботясь о том, видят ли их прохожие или нет, влезли в нее, захлопнули дверку и, не сговариваясь, дуэтом запричитали: «Миленькая ступа, неси нас скорее к Осинничку на выручку».

Бесшумно, без всякого усилия ступа взмыла выше пятиэтажек, еще выше и, увеличивая скорость, понеслась за город. Мальчики в ступе присели на корточки, прячась от ветра. Вокруг темно, ничего не видно.

Стало страшно. Ночью в мороз несутся в ступе неизвестно куда. Ребята прижались друг к другу – стало теплее, а может быть, у ступы включился обогрев? Оба молчали, не решаясь сознаться, что поступили глупо, что им страшно, и они не знают, что с ними будет дальше.

Они приземлились на небольшом уступе, почти у вершины крутой и довольно высокой, покрытой снегом горы. Прямо перед ними чернела нора, уходившая круто вниз. Коля заглянул в темноту, пытаясь разглядеть в кромешной тьме, что там, в глубине. Под рукой обломился заледеневший наст, и мальчик вниз головой стремительно полетел по спиральному лазу, так внезапно, что Андрей не успел сообразить, как помочь товарищу.

Андрей огляделся, решая, что же предпринять. Черное бархатное небо, увешанное яркими звездами, подавляло своей необъятностью и глубиной. В городе небо кажется плоским, свет звезд забивают огни рекламы. А здесь было видно, что звезды словно подвешены на разной высоте – большие и яркие, маленькие и крохотные, как бисеринки мерцали и, казалось, позванивали в морозном небе. Ночной зимний лес. Оглушающая тишина. Он один во Вселенной. За помощью не сбегаешь. Куда надо бежать и как долго, он даже не представлял. Перед ним черный лаз, в котором исчез его друг… Андрей сел на край уступа, свесил ноги в провал, оттолкнулся и полетел вниз, словно по хорошо отполированной дорожке для спидвея.

А в это время Аглая Константиновна вернулась домой, вернее, к Вере Никитичне. Она была на последней примерке нового платья. Там ее и застал звонок похитительницы, которая требовала в обмен на Осю-Осинничка Золотую Рыбку.

– Ох, неймется Мартимьяне-Кикиморе, хорошо, что ступу отремонтировали, я полечу, заберу Осинничка да приструню Мартимьяну. На меня лихорадку болотную напустила, чтобы из избушки выманить, зуб-то у меня и заболел. Как увидала, что мы коробейку с собой взяли, с нами в город приехала, на багажнике тряслась, чуть не свалилась. В больнице доктором Еленой обернулась, там хотела коробейку волшебную забрать, да Ося не отдал. Обязательно надо людям праздник испортить, пакость устроить.

Любочке не пришлось объяснять, что приключилось с Осинничком. Но вот куда делась ступа?

Вера Никитична позвонила Геннадию Андреевичу, Ване, Глебу и Софье Сергеевне, объяснила ситуацию:

– Дети ночью, в мороз улетели на ступе, неизвестно куда.

Позвонил Глеб – уточнил, знает ли Аглая Константиновна, где находится похититель. Получив утвердительный ответ, сказал, что попробует в ГАИ договориться, чтобы на вертолете подбросили их в нужное место.

– Не устраивай панику, – вмешался в разговор Геннадий Андреевич, – все готовятся к Новому году, пока ты «добьешься» разрешения, куда-то лететь, пройдет уйма времени. Мы отправимся за детьми на моем Запорожце.

– Что-о-о? – похоже, Глеб от удивления выронил трубку, длинную паузу и характерный стук можно было истолковать именно так.

– Дороги все замело. В городе не проедешь, а за городом в лесу снегоход нужен. Ваш Запорожец всю дорогу будем из сугробов выталкивать.

– Не кипятись, я знаю, что говорю. Свой Запорожец я немного усовершенствовал, доберемся не хуже, чем на вертолете.

Не прошло и получаса, как в крохотной квартирке Веры Никитичны собрались все: прибежала Софья Сергеевна, Ваня и Глеб пришли практически одновременно, Машу, звонок мобильника застал в парикмахерской, она сняла из прически бигуди и сразу пришла. Вскоре подъехал на своем Запорожце Геннадий Андреевич.

Добровольцев оказалось многовато. Никто не хотел оставаться, спорить было некогда: пропали дети, все старались помочь.

Глеб уселся на переднем сиденье рядом с Геннадием Андреевичем. На заднем сиденье, прижавшись друг к другу, уселись Ваня, Маша, Софья Сергеевна и Вера Никитична. Люба села к Вере Никитичне на колени. А Аглая Константиновна убедила всех, что в багажнике ей будет даже уютней, чем в ступе, – сквозняков нет.

Город опустел и затих, на улицах ни машин, ни прохожих. Луна строго смотрит сверху: все ли готовы к встрече 2000 года? Как воспримут два последних нуля в летоисчислении компьютеры? Обойдется ли без сбоев?

Пройдет часа три-четыре, и люди выйдут на улицы, и в разных уголках города небо расцветят многочисленные петарды. А пока одинокий Запорожец мчится куда-то за город.

По расчищенной трассе Запорожец быстро выехал за пределы города и, плавно оторвавшись от дороги, взлетел.

Первым, почувствовав, что перестало трясти, опомнился Глеб. Он протер запотевшее стекло и попытался разглядеть в кромешной тьме какие-нибудь ориентиры, чтобы определить, где они находятся. В окно мирно заглядывали звезды. Внизу в слабом свете звезд виднелись припорошенные снегом вершины сосен.

Недоумение пассажиров рассеял Геннадий Андреевич:

– Не зря же я столько возился со ступой. С детьми я занимался только «зажиганием», вернее синтезатором для запуска ступы, чтобы поддержать интерес к технике, а сам обследовал все устройство досконально, «до винтика». Определил принцип работы того летательного аппарата, физические законы, на которых он основан, и попробовал воспроизвести нечто подобное. Как видите, у меня получилось.

– Вот и прилетели. Под нами Кружавино. Мы там приземлимся. У твоих бабушек есть лыжи? – Геннадий Андреевич оглянулся к Ване.

– Три пары точно есть, – отозвался Иван Петрович.

Запорожец завис на мгновение над огородом возле трех избушек, затем плавно, без толчков опустился на все четыре колеса разом. В доме у Варвары Макаровны горел свет. Туда все и направились.

Когда спасатели вошли в дом, то увидели мирную картину: Ося играл с котом Франтиком. Коза Клавка держала на рогах моток пряжи, который Варвара Макаровна сматывала в клубок. Дарья Семеновна у печи возилась с чугунками. Анфиса Степановна с вязаньем сидела в плетеном кресле возле лампы.

В углу за печкой со связанными руками сидела на полу Мартимьяна-Кикимора.

–А где Коля и Андрей? – не здороваясь, с порога спросил Ваня.

– Кто такие Коля и Андрей, и почему они должны быть здесь? – строго спросила старшая из сестер Дарья Семеновна, ставя ухват у печки. – И что это за гости, на ночь глядя, к нам нагрянули?

– Не шуми, бабуля. Я твой внук Ваня, а с Геннадием Андреевичем, Глебом, Машей и Аглаей Константиновной вы уже знакомы, а это наши друзья Софья Сергеевна, Вера Никитична и ее внучка Люба. У нас беда. Мальчики Андрей и Коля улетели на ступе выручать Осинничка, да, видно, сами в беду попали.

– Жаль, что Видеоблюдце не взяли с собой, мы бы сейчас посмотрели, где они и что с ними происходит, – пожалел Геннадий Андреевич.

– Если мне дадут миску с водой, я без волшебного блюдца обойдусь, вы забыли, с кем водитесь?

– Такая чаша подойдет? Сейчас только налью воды, чистой, родниковой, колдуйте на здоровье, – Анфиса Степановна поставила на стол чашу с водой.

Аглая Константиновна склонилась над широкой расписной миской, поводила над ней руками, шепча заклинания. Поверхность воды пошла кругами, словно в средину бросили камушек, и все отчетливо увидели, как Коля, потирая коленки, встал с каменного пола в слабо освещенной пещере. Не успел он осмотреться, как в пещеру откуда-то сверху свалился Андрей.

– Я знаю, где они, быстрее за мной, за сеновалом есть потайная дверь, – на одном дыхании выпалил Ваня, бросившись к двери в одном свитере.

– А ты от кого про тайную дверь узнал? – строго спросила Дарья Семеновна, преграждая дверь и сурово глядя на младших сестер.

– Не сердись ты на них, я еще в детстве все закоулочки в усадьбе облазил. Надо спешить к ребятам, наверняка уже включился ГУНН.

Ваня бегом бросился в дальний сарай, за ним Глеб с табельным оружием наготове. На ходу он бросил:

– Всем оставаться на местах.

Команда прозвучала так решительно и неожиданно, что все на минуту опешили. Первой опомнилась Маша, схватила шубку и выскочила во двор. За ней следом на выручку внуку бросилась Софья Сергеевна.

– Коля и Андрей – мои друзья, я должна им помочь, – прокричала в дверях Любочка. За ней вдогонку побежала Вера Никитична.

– Пойду и я следом, как бы все в беду не попали. – Геннадий Андреевич не спеша оделся и отправился за всеми по протоптанной в снегу дорожке.

Бригада спасателей растворилась в темноте.

Кот Франтик спрыгнул с печи, где играл с Осей, и стал тереться у ног Аглаи Константиновны, его мурлыканье было похоже на слова, но никто кроме хозяйки не понял его.

– Ты молодец, все правильно сделал. Но как же ты с Мартимьяной сладил? Что говоришь? Ах, Осю послушать – это всем интересно будет.

– А я словно пустое место, с котом разговаривают, а на меня даже смотреть не хотят, – раздалось из угла ворчливое бурчание.

– Горе ты болотное, неугомонное, столько людей переполошила, от дел оторвала. Крючок мой волшебный расколдовался. Рыбку Золотую только оживить удалось, силу свою волшебную она потеряла. Так что зря твои хлопоты, – Аглая Константиновна вплотную подошла к Кикиморе.

– У меня столько мечт, мечтей, короче, хотений сорвалось, – захныкала Кикимора. – Я тут сижу, думаю, что бы мне еще захотеть, а они Рыбку Золотую испортили. А я, между прочим, на конкурс заявку подала… Какой, какой конкурс, – «Краса Сибири». У меня кастинг на пятницу назначен, а мне еще портфолио подготовить надо, брэнд придумать…

– Бред тебе придумать надо… хотя не надо, и так бредишь. За болотом своим смотреть надо. Это от безделья мысли дурные в голову лезут. Болото, того и гляди, пересохнет, в старицу превратится, а у нее конкурс на уме: Мисс «Пересохшее болото» – платьице из тины, фата из паутины. Ну-ка отвечай, бесстыжая, куда мальчиков дела?

– В глаза никаких мальчиков не видала, отстаньте от меня, – запричитала Мартимьяна.

– Что зря с нелюдью препираться? – остановила перебранку Анфиса Степановна.

– Рассказывай, Ося, что с тобой приключилось, – обратилась она к малышу.

– Когда мы с Любочкой гуляли и кормили птиц, Мартимьяна подкралась ко мне сзади, набросила темный мешок и толкнула под горку. Я как бревно покатился с горы, Мартимьяна подхватила меня – и бежать. По дороге она у одного человека взяла мобильный телефон без спроса, конечно. А потом перенеслась со мною в лес, в нашу избушку на курьей ножке. Дверь-то не запирается, все, кому не лень, зайти могут. Пока Мартимьяна по мобильнику выкуп за меня требовала, я у окошка сидел, смотрю, наш кот Баюн заглядывает. Кот у нас умнющий – все без слов понял. Лапку ко рту прижал, дал знак, чтобы я вида не показывал, что его вижу. А сам исчез. Не знаю, сколько времени прошло, но неожиданно в распахнутую дверь влетела коза и со всего маху поддела Кикимору рогами. Мартимьяна кувыркнулась в воздухе и растянулась на полу, а коза придавила ее копытами сверху. Мы с котом Баюном связали ее и верхом на козе привезли сюда в плен. Наш кот с хозяйками подружиться успел, только его здесь Франтиком зовут. Он откликается, говорит: как бы не назвали, лишь бы сметанку давали.

– А что там с нашими ребятками происходит? – заволновалась Варвара Макаровна.

– Миска с водой на столе, сейчас мы все узнаем. – И Аглая Константиновна снова зашептала над миской заклинания.

Круги на воде разошлись, и мы увидели пещеру. Каменные своды слабо освещались, проход в следующий грот был затянут паутиной, в самом центре которой сидел огромный Паук. Глаза его то вспыхивали красным светом, то гасли, как светофор на неуправляемом перекрестке. Коля и Андрей, вжавшись в стену пещеры, старались незаметно прокрасться мимо Паука.

– Сейчас загадки загадывать будет, – вполголоса сообщил Андрей, – в сказках всегда так бывает.