Buch lesen: «Брильянты на снегу»

Глава 1
Криминальная хроника не всегда о других

…– Вообразите, какую нелепицу строчат наши газетчики, и, казалось бы, в солидном издании! – воскликнул мой супруг (полный моложавый румяный блондин), помахивая в воздухе свежеразрезанными газетными листами.

– Что такое, Анатоль? – живо поинтересовался дядюшка, сидевший вместе с нами за накрытым столом, заканчивая с десертом и промакивая пышные усы и, за одним, разглаживая бакенбарды салфеткой.

Я давно уже привыкла к мужниной импульсивности и даже находила её когда-то очаровательной, и потому лишь взглянула на него с ласковой улыбкой.

– Да говорю же – чушь: «француженка», «ревность», «убийство»! Словом, всё, что так любит простодушный читатель нашей бульварной прессы, в одном фужере! И, помахав в воздухе последним номером «Московских ведомостей», он театральным и как бы раздраженным жестом бросил его на начищенный паркет.

– Вы правы, мой дорогой, общее падение нравов предсказуемо коснулось и прессы – живо откликнулся дядюшка, шумно отодвигаясь от стола вместе со стулом и вытягивая ноги в сторону изразцовой печи, по случаю его приезда жарко натопленной. – Газетчики несут редкостную ерунду, даже и не заботясь о видимости правдоподобия. И примечательно: чем нелепей случай, тем больше интересу у почтенной публики! Намедни (дядя любил при случае вставить простонародное словечко, это, казалось ему, роднило его с народом и добавляло русскости его речам), намедни молодежь гуляла у Гурьева, так наняли официанта прыгать через стол с подносом за четвертной, и ведь прыгнул, подлец! И что вы думаете?! На утро решительно все издания разразились анекдотцами на эту тему. Причем все – с разными обстоятельствами! – И он сыто рассмеялся своим приятным раскатистым баритоном, благодушно поглядывая на нас и как бы приглашая присоединиться к его веселью.

– Соглашусь, дядюшка, торжествующая, совершеннейшая деградация и падение нравов! Впрочем, пройдемте в курительную, у меня до вас есть дело!

И уже адресуясь ко мне через плечо:

– Ты разрешаешь, дорогая? Сегодня в собрании поет Виардо сама, поедем? – и, темпераментно подхватив дядюшку под руку, он стремительно повлек его за собой, совершенно уверенный в моем ответе.

Мне совсем не хотелось ехать, а хотелось, сняв с полки томик наугад, сесть поближе к огню и погрузиться в чтение романа в уютной тишине нашей библиотеки. Но муж мой не таков, он любит общество, и, чтобы сделать ему удовольствие я, конечно же, соглашусь.

Я поднялась и двинулась, было, в гардеробную, и тут мой рассеянный взгляд упал на газету, все еще распростертую на полу у резной ножки стола. Я взяла ее в руки, и буквы заплясали перед моими глазами: «МАДЕМУАЗЕЛЬ ДЮПОН УБИТА!» Жанет?! Нет, этого не может быть! Я поднесла газету ближе к лицу и еще раз прочла:

«МАДЕМУАЗЕЛЬ ДЮПОН УБИТА! Ее тело найдено брошенным в сугроб в переулке у Ваганьковского кладбища. Драгоценности и деньги не тронуты, на теле – следы насильственной смерти…»

– Мадам разрешит убирать? – тихий голос горничной заставил меня вздрогнуть от неожиданности.

– Мадам разрешит убирать? – почтительно повторила она свой вопрос.

– Да, уберите и погасите свечи… – произнесла я машинально ежедневную формулу.

– Слушаю, мадам!

Но, видимо, что-то в моем голосе прозвучало не так, как обычно, и девушка осторожно взглянула на меня, прежде чем приступить к уборке. Но это решительно всё равно! Я взяла газету и, уже затворившись у себя, дочитала: «…Возле тела сохранился санный след и, судя по отпечаткам конских копыт, экипаж сначала свернул в сторону от дороги, а затем направился к Москве…».

Жанет убита! Я вспомнила общее ощущение трогательной нежности и беспомощности, исходящей от этого создания, казалось занесенного в наш мир какой-то неведомой силой. Именно это ощущение испытала я, увидев ее впервые и впервые заговорив с ней. Огромные карие глаза на очень бледном тонком лице, с довольно правильными и приятными чертами, густые блестящие черные волосы под модной шляпкой, хрупкая фигурка в дорогом платье чудного фасона, рука в тонкой перчатке, сжимавшая слоновой кости рукоятку кружевного зонта с рюшами… Тени от него, падающие на лицо, постоянно двигаясь, создавали странную игру, навевая ощущение печали и тревоги, которые странным образом возникали при взгляде на это совсем еще юное и чистое, как казалось, существо. О ней хотелось заботиться… Да, именно это чувство заставило меня чуть более замедлить шаги, проходя мимо неё, одиноко сидящей на скамейке на Трубном бульваре, хотя такое поведение и не входит в мои привычки. Но что-то было в ней такое, отчего нельзя было просто пройти мимо и не задержаться рядом, и, возможно, даже начать разговор. Но первой заговорила она…

Глава 2
Неожиданное знакомство

– Excusez-moi, madame, avez-vous vu un petit chien ici ? – произнесла она вполголоса нараспев на безупречном французском, заставившем меня сразу предположить, что это родной для нее язык.

Да-да, именно с этой фразы началось это непродолжительное, но яркое знакомство:

– Простите мадам, не видели ли Вы здесь маленькой собачки?..

Она была расстроена и, похоже, была опечалена не только пропажей своей любимицы.

Я ответила, что собачки, к сожалению, не видала и, в свою очередь, спросила, могу ли я присесть рядом.

Намерение мое не вызвало в ней особой радости: очевидно, ей хотелось побыть одной, но и возражать она не стала, механистически произнеся продиктованные хорошим тоном слова и нервным движением переложив зонтик в другую руку. Очевидно, что вся она была поглощена какой-то мыслью, какой-то идеей, через призму которой весь окружающий ее мир соделался лишь декорацией.

Нарядная, праздная публика неспешно фланировала туда и сюда, наслаждаясь солнечной летней погодой, мимо нас прогуливались няньки с младенцами, гувернеры и гувернантки с детьми всех возрастов, но ОНА, казалось, не видела никого. Незнакомка сидела, прямо глядя перед собой как бы ничего не видящими, а точнее – обращенными в глубь себя, глазами, слегка прикрытыми веками с длинными черными ресницами…

Мы почти не говорили более, и она покинула меня через некоторое время, извинившись, под предлогом дальнейших поисков своего мопса.

Я ничего не стала рассказывать об этом случае, когда вернулась в прогулки, да и рассказывать особо было нечего – не говорить же, в самом деле, о каждой случайной встрече на бульваре!

Какое-то время ее образ занимал меня, но затем растворился в будничной суете.

Тем более неожиданной стала наша следующая встреча, здесь же, на Трубном, погожим сентябрьским днем. Да, это снова она шла мне навстречу – от шляпки до щегольских ботинок со шнуровкой словно сойдя со страницы модного журнала! И какая разительная перемена произошла в ее настроении!

Орехового цвета огромные глаза её лучились, и всё лицо улыбалось самой приятной улыбкой – она явно рада была увидеть меня снова, и мы прогуливались по шуршащей под ногами листве, весело обсуждая разные пустяки, как будто старые знакомые. Прощаясь, мы уговорились гулять вместе по четвергам и расстались, весьма довольные друг другом.

В последующие встречи её радость заметно пошла на убыль, разговор и поведение её становились все более принужденными, а молчаливые паузы всё длиннее, пока однажды, в каком-то судорожном порыве, она не сжала мои руки в своих:

– Ах, Мари, я должна вам сказать… Я должна кому-то рассказать, иначе сойду с ума!

Я со вниманием всмотрелась в ее лицо: да, эти слова шли из самой души её, и это тем бы и закончилось, именно нервной истерикой, если бы во мне не нашла она сочувственного слушателя!

– Я никогда не рассказывала вам – кто я, и вы будете разочарованы… Да я знаю, что потеряю вас как подругу, но что же мне делать?! Я должна говорить с кем-то, кто не осудит меня! – воскликнула она отчаянно.

– Я – жалкое существо, да-да, не прерывайте меня, я знаю, кто я! Но кто бы устоял на моем месте? Впрочем, позвольте, я расскажу вам все по порядку, – внезапно успокоиваясь произнесла она.

– Всё началось еще на моей родине, в Париже. Я была в отчаянном положении, у меня совсем не было средств. Я пыталась служить модисткой, и я была очень хорошей модисткой, поверьте, Мари! Если бы вы видели, какие красивые, элегантные вещицы выходили из моих рук! Я по праву гордилась ими. Но эти бесконечные придирки, эта постоянная униженность и грошовая оплата… В какой-то день я не выдержала, наговорила дерзостей владелице мастерской, и меня выставили за дверь!

Я нуждалась Мари, отчаянно нуждалась! Дошло до того, что я просыпалась ночами от голода… Не знаю, что толкнуло меня в тот день выйти из дома и спуститься вниз, в кафе, но я попросила мою мать-старуху сопровождать меня. Мы сидели за столиком довольно долго и вот, я заметила, что очень красивый по виду и очень богатый, судя по его платью и манерам, молодой господин не сводит с меня глаз. Он пил дорогое шампанское – бокал за бокалом – и всё смотрел на меня! В конце концов, он поднялся, подошел к нам, учтиво представился и сказал, что путешествует один, и здесь, в Париже у него решительно никого нет, и в самых изысканных выражениях попросил разрешения угостить нас вином…