Buch lesen: "Новогоднее желание Веры Кот"

Глава 1. Весёлый Новый год

До Нового года оставалось каких-то тридцать минут. Вера Кот зевнула, глянув на циферблат фитнес-браслета. Организм, привыкший жить по расписанию, уже полтора часа как требовал спать, но Оля пылала энтузиазмом во что бы то ни стало встретить праздник по всем традициям российского общества, включая бой курантов по телевизору. Оля со школьной скамьи была Вериной лучшей подругой, и кардинальные различия в характерах этому не мешали. Вера была педантичной материалисткой, зубрилкой с косичками, Оля – хохотушкой-мечтательницей, которая каждое утро начинала с гороскопа, а заканчивала просмотром дорам. Времени на уроки ей категорически не хватало, но Ольга не расстраивалась. Особенно если гороскоп не велел. Они сидели за одной партой, пока классная не рассадила их за болтовню на уроках.

С тех пор жизненные пути Веры и Оли разошлись. Вера стала корпоративным юристом, уверенным пользователем ГК, КЗоТ и КОАП с карьерными перспективами и благодарностями от руководства. Ольга называла приятельницу не иначе как «акула пера и принтера́» и размеры её зубов изображала теми же жестами, какими бывалые рыбаки показывают размеры пойманной рыбы. Сама Оля стала воспитательницей детского сада. Дети обожали садиться ей на шею, и начальство тоже, но подруга всё безропотно сносила.

Ни та, ни другая не обзавелись семьями. Вера была, без ложной скромности, хороша собой и следила за внешностью в соответствии с дресс-кодом и просто по зову сердца. Наносила уход с утра и перед сном, делала масочки и примочки, как предписано топовыми косметологами. Но в личной жизни это не помогало. Вера понимала, почему. Но не понимала, почему она должна прятать свои акульи зубы в общении с сильным полом. Просто сильный пол ей попадался слабый. Всё дело в невезении. Или просто перевелись богатыри на земле русской, что тоже вариант.

Последняя Верина попытка завести серьёзные отношения закончилась оглушительным провалом два месяца назад. Почти год она встречалась с коммерческим директором фирмы: молодым, перспективным, хватким. Зубастым. Точнее, встречались они в офисе. А за его пределами всё было намного… глубже. Всё началось с общей командировки по вопросам заключения контракта. А потом как-то завертелось. Жизнь Валентина Шиловского была расписана по минутам, и для Веры была выделена среда и совместные поездки. Предсказуемость встреч в целом скорее успокаивала, чем вызывала досаду. Да, секс не сказать чтобы ах, но есть. При его-то стрессах хорошо, что хоть такой есть. Но в целом её всё устраивало.

Известие о том, что он женится, стала как гром среди ясного неба.

И на ком?! На секретарше! Безмозглой барби с бюстом четвертого размера!

Вера ушла на неделю на больничный, в ужасе от того, что ей снова придется с ним работать. Приходить в его приемную и видеть злорадную улыбку Машеньки, сверкающей обручальным колечком. Хотела выкинуть все его подарки, чтобы ничего не напоминало о подлеце.

А потом передумала! Почему страдать должна она?

С тех пор Вера не снимая носила серьги с голубыми топазами, подаренные Вальком ей на день рождения. Во-первых, пусть Маруся видит, что её муженёк – кобелина потасканый, не она у него первая, не она – последняя. Во-вторых, пусть Валентин Валерьевич помнит, что он потерял! А в-третьих, чтобы сама Вера не забывала: мужики приходящи. И уходящи. Только один человек никогда не предаст.

Надеяться можно только на себя!

Олька по этому поводу не уставала приговаривать, что Вера просто ещё не встретила своего мужчину. Один паршивый козёл не стоит того, чтобы из-за него вырезать всё стадо.

Хорошая Оля подружка.

Добрая.

С широким сердцем.

Немного суетливая и совершенно неорганизованная. Она никогда не заморачивалась такими глупостями, как ежедневный уход, и вообще обычно выглядела так, будто только что вылезла из постели: взъерошенно, неприбранно, но очень тепло и уютно. Видимо, женское счастье пряталось где-то между двумя крайностями и боялось оттуда выбраться.

– Ты должна загадать желание и вытащить три руны, – инструктировала Оля.

В настоящий момент времени её страстью была рунология. Предыдущим увлечением были карты Таро, но были подвинуты более таинственными скандинавскими письменами. Только гороскопы оставались вечны, и для них всегда было место в огромном Олином сердце.

– Оль, у меня нет желаний. У меня есть цели. Вижу цель, не вижу преград – вот мой девиз, – снова зевнув, ответила Кот.

– Вера, а как же чудо? В жизни любого человека должно быть место чуду!

– Нет ничего страшнее для юриста, чем чудо. За исключением ситуации, когда сидишь с проигрышным делом в апелляции и вдруг – хоп! – судья принимает твою сторону!

– Так хорошо же! – зажглась подружка.

– Хорошо, Оля. Но не бывает.

– Да ладно! Что ты как старая бабка, в самом деле! Давай тяни! Что тебя ждет в Новом году? – Ольга сунула к рукам подруги коричневый замшевый мешочек, гремя камешками внутри.

Вера сморщилась, но взяла оттуда гладкий камешек и выложила его на стол:

– Ну, что год грядущий нам готовит?

– Подожди! – Оля ответила предупреждающим жестом. – Нужно три!

– Три ей нужно… – Вера вытащила ещё две руны. – Теперь картина будущего ясна?

Она не сдерживала насмешки. В гадания, как и прочую сверхъестественную хтонь, Вера Кот не верила, но не считала, что это повод спорить с подругой. Оля же считала, что предсказания прекрасно работают вне зависимости от того, верит в них Вера или нет, и энтузиазма не теряла.

– Первая руна описывает прошлое. Это Иса. – Оля сверилась в телефоне с онлайн-толкователем и нежно провела пальцем по камешку с палочкой. Или минусом. Или букве I, когда она без насечек. – Лёд, сжатие, торможение. Инерция и энтропия, заморозка процесса, – читала она с экрана. – Мне кажется, всё прямо в точку! Это твоя жизнь: унылое, серое болото. От звонка до звонка, от работы до дома. Каждый день одно и то же. Ничегошеньки нового!

Тут Вера была не согласна. Два месяца назад в её жизни кое-что изменилось.

И кому от этого стало лучше?

– Это же прекрасно! – возразила Вера. – Хорошо проверенное старое лучше неопределённого нового! Старый друг лучше новых двух – народная мудрость плохого не посоветует. Старый конь, опять же, борозды не испортит.

Пусть глубоко не вспашет, как тот Валёк.

Но хоть бы так.

– Символ личного Эго. – Оля вновь обратилась к экрану и продолжила повествовать о трясине Вериного прошлого. – Вот она, главная причина всех твоих бед! Ты, Вера, эгоистка!

– Тю! А плохое что-то будет? – хмыкнула Кот и поглядела на часы. Через пятнадцать минут она будет свободна!

Ольга обречённо махнула рукой – будто с самого начала не знала, с кем имеет дело! – и коснулась второго камешка, на котором был значок, напоминающий маленькую греческую букву «эта», только с обрезанным хоботом.

– Это Уруз, руна изменений, твоё настоящее, – нежно проворковала Оля и прочитала: – Формирующая сила; сила, вызывающая проявления. Дает толчок медленным обстоятельствам. Руна жизненной энергии и физической силы. Руна поможет реализовать замыслы и найти в себе силы отбросить ненужное. Вот! Я же говорила: сейчас самое время всё изменить!

– Меня всё устраивает.

– Ты просто не знаешь, что можно жить по-другому в своей улиточьей норе!

– Барсучьей норе или улиточном домике, – поправила Вера скорее по инерции, чем из желания поддеть приятельницу.

– Буквоедка!

Слово вызвало гастрономические ассоциации, и Вера накидала в тарелку ещё немного оливье.

– А теперь твоё будущее, и это – йеху! – руна Райдо. Она сулит путешествия и дорогу, – сверилась Оля с интернетом. – Космические законы справедливости и порядка под управлением! – Она воздела палец к потолку и многозначительно им покачала. Вере хотелось спросить, под чьим управлением, но решила, что иногда жевать лучше, чем говорить, и сунула в рот ложку салата. – Средство перемещения на пути сил. Руна продвижения. Может сулить споры.

Вера молча покивала. Уж чего-чего, а споров у неё всегда хватало. Может, её отправят в командировку? Интересно посмотреть, как будет кусать локти Шиловский, если их отправят вместе.

И на Марусю будет любопытно посмотреть, если их отправят вместе.

– Руну Райдо также используют в любовной магии для создания пути от одного человека к другому, – торжествующе закончила подружка.

– Только давай про магию сегодня не будем, – предложила Вера в надежде встретить Новый год без кровавых распрей на тему существования потустороннего. – Чего тебя так в эти скандинавские дебри понесло?

– Ой, Вер, это так интересно! А скандинавские боги! Такие брутальные! Тор, Один…

Кот сморщила нос свинкой:

– Фу! Концентрированный пафос! Вот Локи – да, Локи красавчик, – припомнила она диснеевский блокбастер. – Я б дала. А вот это остальное… – Вера скривилась и показала рукой на мешочек и камешки с рунами. – Ну, Оль, ну это же смешно!

– Как ты можешь так говорить?! Это же многовековая мудрость народа!

– Народ, конечно, мудр. Я не спорю. Но верить во всю эту чушь, прости меня, может лишь человек с отрицательным айкью.

Подруга надулась.

– Я не про тебя! – примирительно поправилась Кот. – Я вообще, в целом.

– Есть многое на свете, друг мой Вера, что неподвластно въедливым мозгам! Понимаешь, есть ещё интуиция, чувства, эмоции. Магия, в конце концов! Ты просто не знаешь историю! Магия всегда жила в нашем мире. А Фрейя, которая принесла её богам, была…

– Оль, я ни на что не намекаю, но сейчас будут бить куранты, – зевнула Вера.

– Так, полная готовность! – засуетилась приятельница, переключила канал, где появилось изображение Спасской башни, и помчалась на кухню за собственноручно испечённым тортом.

Вера не знала, как впихнуть его в желудок, но всё же освободила под сладкое место на столе и отодвинула рунные камушки к краю. Оля торопливо поджигала на тортике свечки-ёлочки. Кто бы сомневался: его поверхность тоже была украшена рунами. Наверняка какое-то магическое пожелание на удачу. Скандинавские письмена перемежались свежими ягодами, которые в конце декабря стоили на вес золота. Между тем подруга бросила взгляд на часы и подняла бокал.

– Чтобы всё сбылось! – провозгласила она. – Быстро пьём и задуваем свечи!

– Чтобы всё сбылось, – не стала спорить Вера. – За Новый год! – с усмешкой добавила она, поднесла к губам фужер и… промахнулась!

Промахнулась мимо рта, криворукая ворона! Оля уже задувала свечи, а Вера, костеря про себя неуклюжесть, схватила левой рукой со стола салфетку, чтобы промокнуть облитую одежду, и нечаянно смахнула руны на пол.

Треньк! – стукнулся о пол первый камушек. Треньк. Треньк.

Вера Кот успела сделать глоток под последний удар часов, и перед глазами потемнело.

Глава 2. Искупление для Олафа Рыжего

Олаф Рыжий, потупившись, стоял перед старейшинами. Старейшины сидели перед ним за длинным столом, полном явств, и сурово хмурили брови. А не будь стола, они бы сейчас орали, Олаф это хребтом чуял. И до подзатыльников бы дошло, хотя обычно старейшины отличались сдержанным нравом. Ну правда, в этот раз Олаф немного перегнул палку. А кто знал, что отправлять обряд празднования Дня рождения Фрейи будет не подслеповатый годи Ульф Бородатый, а сам ярл? Ярла Стюра Грубого в этот день вообще не должно было быть в Священной Роще. Собирался же уехать из Хильдисхофа! Нет, припёрся тряхнуть викинговой удалью! Видите ли, удачи ему не хватает! Решил её себе напеть!

Не соврал. Не хватает. Хватало бы – сидел бы дома, в ус не дул. А теперь и дуть-то не во что…

Ничего ужасного Олаф устраивать не собирался. Ну просто подменил традиционный ритуальный напиток на крепкую брагу. Ульф бы проглотил и не поморщился. Зато какие бы песнопения потом были – Фрейя бы заслушалась! Ну и кабанчику жертвенному Олаф немного пива в еду подлил. Исключительно в гастрономических целях, ради вкуса и аромата! Все знают: мясо в пиве – мировое блюдо! А Стюр Грубый такое веселье испортил!

Ярл был викингом суровым, чувства юмора и тяги к прекрасному не имел отродясь, и гениальную задумку Олафа не оценил. Стюр Грубый вышел к алтарю, на котором горел священный огонь, поднял рог с напитком, дабы окропить им дары, сделал глоток… Нет, ярл был крепким викингом и бывалым воином. Просто он не ожидал такой разницы между предполагаемой и реальной крепостью напитка. Оттого поперхнулся и закашлялся. Да прямо в сторону огня! Пламя возьми да полыхни! А Стюр-то, когда закашлялся, вперёд наклонился. Так борода, тоже брагой намоченная, и занялась!

Ярлу бы лицом в снег, но он, будучи викингом не только суровым, но и гордым, не мог себе позволить прилюдно в снег лицом пасть. Оттого рог с напитком наземь бросил и давай по бороде руками бить и ногами притаптывать. Непонятно, зачем, наверное, просто для ритма. Но выяснилось, что под алтарём пригрелась местная кошка. Кошка – священное животное Фрейи, годи её там подкармливал. А Стюр, когда рог кидал, как раз под алтарь и попал. Напуганная кошка спросонья выскочила прямо под ноги ярлу. Тот если бы стоял, всё бы обошлось.

Но он притаптывал же!

И прямо кошке по хвосту!

Кошка заорала. Ярл тоже заорал, потому что ничего нет хорошего в том, чтобы на День рождения Фрейи обижать её священное животное. Это и в обычный день делать чревато. В общем, кошка, вырвав хвост из-под могучего сапога Стюра Грубого, рванула оттуда когти. А вокруг люди галдят, руками машут! Свободно только в направлении загона жертвенного кабана! Она туда и помчалась, вопя во всю свою кошачью глотку. Прямо на священную сосну. С кабанчика туда и сиганула!

Кабанчик, между прочим, мирно спал после пива и внутренне готовился к ответственной миссии. Но когда по нему промчалась орущая кошка, встрепенулся и тоже спросонья хотел рвануть когти, но у него оказались копыта. И вес немногим меньше, чем у ярла. И пиво в крови.

Глаза кабанчика налились кровью, а все знают, что взбесившийся кабан и медведя затопчет. Жерди загона его не удержали, и он понёсся прямо на Стюра Грубого. Тот ещё с бородой не справился и от кошки не отошёл, поэтому от кабана попятился. И когда тот взрыл снег копытом, бошку свою наклонил лобешником наперевес и понесся на врага, ярл пятой точкой на жертвенный камень-то и приземлился от неожиданности.

Да не просто приземлился, а прямо в огонь!

Хорошо, что портки у ярла были кожаные. Только это и спасло Олафа от быстрой расправы. Месть отодвинулась на некоторое время, пока Стюр Грубый не оправится от полученных травм, физических и душевных.

Смягчающим обстоятельством для Олафа Рыжего служило то, что кабанчика именно он и остановил и в жертву заодно внепланово принёс, хотя алтарь кровью, как положено, окропил. Годи Ульф Бородатый с воодушевлением завершил блот песнопением. Кабанчика зажарили. Всё прошло весело и закончилось хорошо. Но ярл Олафу шутку не простил. И хотя доказательств тому, что шутником был именно Олаф, не было, они и не требовались особо. Потому что другого такого шалопая в округе не было. Не иначе как сам Локи его добрым батюшке с матушкой подкинул!

Старейшины ярла Стюра Грубого уважали. Но Грубым его не за покладистость характера прозвали. Поэтому старейшины, при всём уважении, его не любили. Опять же, стол, накрытый усилиями Олафа, немного смягчил их суровый настрой. Поэтому Олаф Рыжий в глубине души надеялся обойтись малой кровью. Хотелось бы кровью того самого кабанчика, но, скорее всего, этого будет недостаточно.

– Олаф Рыжий, – возвестил старейшина Хройдгерд Зоркий. – Ты нанёс оскорбление Прекрасноликой Фрейе, Хозяйке Фолькванга, ты заслужил суровое наказание!

– Вообще-то, это был не я, – на всякий случай попытался отбиться Олаф. Потому что, во-первых, и правда не он. Это был ярл. Во-вторых, и что подстроил это всё он, никто с уверенностью сказать не мог. Олаф не такой дурак, чтобы попадаться на своих проделках.

Он дурак, конечно. Но не такой!

– Да кто ещё?! – взревел Бьёрн Неистовый со шрамом во всё лицо. Он был прежним ярлом, и окажись на месте Стюра, Олаф до сегодняшнего дня бы не дожил. А если бы дожил, это был бы его последний день. – Никакого почтения у молодёжи, ничего святого! – Бьёрн яростно погрозил клюкой.

– Да как же никакого! Я же ни одного блота не пропускаю!

– …То мыша в сосуд с жертвенным зерном подбросишь, – флегматично развил мысль Хройдгерд и вправду Зоркий. – То камешки в сапоги годи подсыпешь. То приветственные руны в Священной роще на снегу напишешь…

– Ну вот! – поддержал Олаф, хотя за собой такого не помнил.

– …мочой, – закончил старейшина.

– А, это?.. Это было такое… По молодости. По глупости! Я же взрослею. Умнею. Я так больше не буду!

– Это-то и пугает, – продолжил Хройдгерд. – До чего ты додумаешься в следующий раз? Мы посовещались и решили: ты должен совершить паломничество к Горному Хёргу, посвященному Фрейе, и вымолить у неё веру, охальник!

У Хройдгерда тоже была клюка, и этой самой клюкой он по голове Олафа и огрел. Было не столько больно, сколько обидно. Но заслужил. К тому же старейшины и в самом деле были мудры: лучшее, что сейчас мог сделать Олаф Рыжий – это пропасть с глаз Стюра Грубого долой. И подольше. Ну хотя бы на время паломничества. А там он и задержаться может. Поохотиться во славу великой Светлейшей из ванирок. Жертву принести достойную.

– Я исполню вашу волю, – согласился Олаф.

– И прекращай со своими глупыми шуточками! – Бьёрн снова погрозил клюкой. – Ну брысь отседова, недоумок!

Олафу не резон было задерживаться. Чем быстрее он покинет Хильдисхоф, тем безопаснее для него же. Он прикрыл дверь, и за нею ему послышался хохот, и сквозь него голос Бьёрна:

– А как он задницей в огонь-то!..

Но это, конечно, Олафу почудилось.

* * *

Если идти по лесу на лыжах и крутыми тропами между скал, до Горного Хёрга пути было меньше, чем полдня. Следующим утром, прямо с рассветом, Олаф собрался в путь. Чего тянуть? Сложил походную справу, оружие, еду на первое время и, тяжело вздохнув, полез в тайник. Там у него хранилась его лучшая работа – изящный серебряный браслет! Поделка вышла чудо до чего хороша: основа гладенькая, косицей, и пряди в ней ровные, нигде ни толще, ни тоньше – на загляденье! Кошачьи головы на оконечьях долго не давались. Сколько Олаф воска извел на на формы – не сосчитать. Эгиль-бортник изворчался весь, хоть уговор у них был ясный: он Олафу – воск, а Олаф ему – отбивает и точит все серпы да косы, какие Эгиль на подворье найдет и к Олафу в кузню притащит. И Олаф свою часть уговора выполнил честно.

Измаялся весь, ни спать, ни есть не мог – а все-таки совладал! Кошки Фрейи вышли как живые, и даже наставник Хёггвандиль, хоть поленом и перетянул за то что воинский браслет с бабской цацкой уравнял, но не зло. А когда узнал, что Олаф украшение делает, чтобы невесте поднести, когда свататься станет, и вовсе отмяк, похвалил – видно, мол, что с душой сделано! Добавил, правда, что если бы Олаф на такую ерунду не разменивался, давно бы уже мастером, а не подмастерьем был… Но зато разрешил не таиться, возиться со своей «поделушкой» открыто. Как же – для невесты ведь! У мастера Хёггвандиля и отца Олафа оженить его – первая мечта была, ждут – не дождутся. Ну и Олаф тогда смолчал, не стал расстраивать старого наставника. Он же не соврал – браслет ведь и впрямь для будущей невесты делал. Появится же когда-то у него, Олафа, девица, к которой захочется и посвататься, и весь мир к ногам положить, и… и… и даже бросить маяться дурью и стать-таки серьезным человеком!

Вот ей он браслет и поднесет!

Ну вот и несет, стало быть.

Фрейе.

Сам дурак, конечно, чего уж там – Олаф не спорил. Но браслета, любовно придуманного, выпестованного, выглаженного, все равно было жаль! Хоть надежды встречи с той самой единственной, что сразит его наповал своей красотой, виделись туманными. Особенно если Фрейя, которая среди прочего, соединяла сердца, на него рассердится. Восхитительная Фрейя, покровительница всего прекрасного, должна была оценить если не тонкость работы – ведь Олаф пока числился лишь подмастерьем, – то старание точно!

Он скользил по равнине на широких лыжах. Фрейр выгнал солнце на небо, но оно вставало неохотно и лениво, не желая согревать заснеженную землю. Утренний мороз кусал обветренные щёки, поросшие щетиной. Ледяной ветер пытался вытянуть всё тепло, будто с великаншей Скади Олаф тоже поссорился, хотя уж кого-кого, а хозяйку заснеженных гор, властительницу вьюги и покровительницу лыж и охоты он чтил. Великаншу с таким неуравновешенным характером лучше не злить.

Когда долина уткнулась в горы, Олаф спешился, снял лыжи и полез по распадку вверх. Там, высоко, почти у самой вершины, находился вход в пещеру Горного Хёрга. Олафу уже случалось там бывать, но не в качестве наказания. Там проводилось его посвящение в подмастерья: приносили дары богу-кузнецу Велунду, творцу волшебных мечей и чудодейственных предметов. Сегодня Олаф нёс туда в качестве искупления своё творение.

Вот так и вся жизнь и проходит: работаешь на то, чтобы расплатиться со своими долгами. Наверное, старейшины правы. Пора что-то менять. Взяться за ум.

…Да Олаф же не против! Только где его найти, этот ум? Не взяться, так хоть подержаться ненадолго!

Когда впереди показалась чёрная дыра пещеры, он уже подустал и изрядно проголодался, но решил не откладывать дела в долгий ящик. Всё же удача, которую могла подарить, а могла и забрать Фрейя, – очень важная штука. Ярл Стюр Грубый очень хорошо это доказал на своём примере.

Олаф зажег факелы на стенах и свечи на каменной столешнице Хёрга, разложил душистые ветви ели и алые грозди мороженой рябины и вынул свой браслет.

– О великая Фрейя, хозяйка чертога Фолькванг, погонщица кошек, оседлавшая дикую Хильдсвини, чьи глаза видят истину сердца, а уши слышат мольбы влюбленных, молю тебя, прими мою скромную жертву и даруй мне веру…

На мгновение Олафу показалось, что каменный под ним качнулся, и в следующий момент из ниоткуда в его руки упала юная дева, прекраснейшая из всех, кого Олаф когда-либо видел.

– Фрейя? – Неужто сама Фрейя почтила Олафа своим присутствием?

Фрейя! Сама Фрейя! Та, Что Дарует Процветание И Счастье! Богиня ванов! А-а-а-а!

Олаф почувствовал, что ноги его слабеют, и благоговейно опустился на колени. И замер, не зная, как быть с драгоценной ношей: опустить на землю? Так ведь Та, Что Заставляет Вздуваться Море ему такого не велела: уж небось, он и так перед ней отличился – не отмоешься. Не хватало еще оскорбить богиню.

Держать на руках дальше? А… а разве Олаф достоин? Он ведь не жрец, не конунг, не ярл! Вот никогда Олаф не жалел, что он – это он, а не кто-то другой, а тут аж взметнулось всё, так захотелось оказаться, стать кем-то большим, чем он, Олаф, подмастерье кузнеца, воин и охотник, есть. Тем, кому по чину держать на руках златокосую богиню с глазами голубыми, как весеннее небо над фьордами!

Прекраснейшая Из Жен шевельнулась у него на руках, взглянула… так взглянула, что Олаф разом вспомнил, что та не зря зовется еще и Владычицей Убитых. И Скьяльф (дрожь, трепет) Фрейю прозвали не за то, что невинно ресницами трепещет. Нет, это имя дано той, что вызывает дрожь земли и моря!

И повелевает магией и тайными искусствами – иначе как объяснить, что Олаф без слов понял, чего желает Фрейя, и почтительно, с поклоном поставил богиню на каменный пол пещеры. Она прижалась к его груди.

– Волосы! Ай! – заверещала Фрейя будто не богиня, а обычная земная женщина.

И Олаф с ужасом осознал, что прильнула к нему Прекрасноликая не в знак благоволения, а потому что её волосы запутались в витой фибуле. Эту застёжку для плаща Олаф тоже выковал сам, так что был вдвойне виноват. Он попытался помочь, но от накатившей паники пальцы онемели и стали непослушными.

– Грабли убери! – рявкнула на него Златокудрая, и Олафа охватил почтительный трепет. Истинная воительница!

Зашипев, как дикая кошка, она наконец справилась с волосами и, выпрямившись, отошла на шаг – и невиданный наряд качнулся на её стане богатыми складками, заискрились в свете факелов золотые локоны, затмевая блеском драгоценный мех.

Олаф от восторга и благоговения (и ещё немного страха, но это он показывать не собирался) опустился стоять на коленях. И вообще негоже, если он, мачта корабельная, будет возвышаться над богиней.

Только рот прикрыл, чтобы совсем уж олухом не казаться. Даже если кое-кто его так зовет. И подумал: даже если Фрейя явилась, чтобы лично пришибить наглеца, трижды оскорбившего богиню в ее праздник, то все равно жизнь уже прожита не зря: ну вот кто еще сможет похвастаться, что самолично богиню видел? Никто! Будет, что внукам рассказать!

А. Ну да.

Не будет.

Если Фрейя его самолично нынче порешит, то внуков у него не будет.

Олаф как раз подумал, что это, конечно, честь великая – но лучше бы как-то обойтись, когда золотокосая оглядела святилище и вперила голубой, что морские воды в летний полдень, взгляд в него.

– Я – Вера! Вера Кот. Кто ты такой, как я здесь оказалась и где стоят скрытые камеры?