Не по той ли самой причине, продолжала размышлять Наталья, объявившийся в Канаде дед решил перед смертью искупить свои ошибки, существование и серьёзность которых он сам не отрицал. Что ему мешало продолжать жить спокойно вдали от тех мест, где он оставил родных? Судя даже по той малой информации из писем, он жил безбедно и мог быть вполне довольным своей жизнью. Признание своей вины, что, несомненно, приносило ему страдания, подтолкнуло его сделать трудный, но необходимый для себя поступок. Что-то его побуждало разобраться со всем, что не доделано и не досказано. Он осознавал, что этого поступка от него ждут и те, кто будет встречать его в другом мире, потому так и торопился.
О том, что у бывшего мужа нашёлся родной отец, Наталья сообщила своей племяннице. Всех это событие повергло в состояние шока, настолько оно было исключительным, но только не для Алёны. Они слишком много времени с Александром посвятили для выяснения таинственной причины одного события, чтобы не распознать эту причину, когда она сама всплывает перед ними на поверхность, пусть и по прошествии шести лет. Алёна особенной походкой приближалась к дому, её несли крылья озарения, она уже представляла, какое значение для мужа будет иметь потрясающая новость. Это будет для него заслуженным результатом его поисков истины.
Алёна, не разуваясь, прошла в комнату, где работал Александр. Она уселась в кресло с важным видом, положила одну ногу на другую, так, что туфли на высоком каблуке оказались почти у самого стола, и бросила свою дамскую сумочку прямо на стол, чтобы не просто отвлечь внимание мужа, а дать понять, что сейчас она собирается сказать ему сногсшибательную новость. Он так и понял её намёк и сказал:
– Я весь во внимании. Чем ты пытаешься меня удивить?
– Я хочу сказать тебе, что ты гений! Объявился индуктор, который не давал тебе покоя! Понимаешь меня?! Ты же сам говорил: индуктор посылает информацию, а реципиент её принимает.
– О чём ты? Можешь разъяснить поподробнее? – Александр начинал догадываться кое о чём.
Алёна рассказала ему о том, что у Эдуарда объявился родной отец благодаря письмам, которые он посылал на адрес станицы Елизаветинской. Когда-то в Елизаветинской проживали родители Сони, об этом знал отец и отправлял письма туда, предполагая, что Соня там проживала и остались какие-то сведения о ней. Александр теперь понимал, что они разгадали только половину тайны, осталось разгадать значение образа.
Весь вечер они провели, анализируя все имеющиеся у них сведения. То, что индуктором был отец, не вызывало никаких сомнений. Дело в том, что Афанасий принялся за поиски сына сравнительно недавно, это означало, что он испытывал сильные эмоции и думал с особым чувством о своём близком человеке только тогда, когда пришли мысли написать письма. Примерно в это же время Эдуард и принимал его мысли странным образом. Но, почему Эдуард видел отца не в нынешнем облике?
Образ отсылал его далеко в прошлое, наводя на размышления и поиски той самой истины. Похоже, что есть некая космическая сила, которая перекодировала посылаемую информацию и вызвала у Эдуарда такую странную реакцию в поведении, как жест руки, поднятой в знак приветствия, принятого в немецкой армии. Всё это сводится к предположению о том, что сам индуктор некогда в прошлом при определённых обстоятельствах не просто переживал, а совершал такое действие в реальности. Об этом хотела сообщить космическая сила с тем, чтобы по своим ощущениям человек, принимающий информацию, смог определить для себя важный смысл и успокоиться.
Александр не спал половину ночи. Он смотрел через окно на ночное небо, на тёмно синем фоне которого ярко светила луна в окружении двух больших звёзд. Эта картина завораживала, и подумалось: кто-то там за нами, всё-таки, наблюдает и ведёт по жизни. Человек, сам по себе не обладает сверхъестественными способностями, но его наделили душой, как частицей Божественного проявления. Посредством души человек может общаться с Высшей силой, принимать её подсказки и творить сверхъестественные вещи. Если душа что-либо страстно пожелает, она сама найдёт возможности это сделать и сама подберёт благоприятное для этого время, следуя подсказкам. В итоге, и Эдуард, и его отец должны были получить то, что давно желали; каждый получит своё.
Афанасий Степанович оформил визу к середине декабря и предложил сыну приехать на Рождество или немногим ранее. Чудеса продолжали сыпаться на голову Эдуарда. Кто только не знает, что в эти праздничные дни города Канады превращаются в сказочные места, вызывая восхищение не только у детей, но и у взрослых. Яркая иллюминация, изобилие разнообразных рождественских украшений, красивые витрины магазинов и целое море предлагаемых товаров на подарки, всё это, действительно, создавало потрясающее ощущение праздника.
Феерическая атмосфера с лихвой компенсирует потом все неудобства, связанные с длительным перелётом. Перелёт на самом деле оказался не из лёгких, тем более, для непривычных к таким путешествиям людей. Эдуард и Алла из Москвы на самолёте компании Люфтганза долетели до Торонто с пересадкой в Германии. Из Торонто им предстояло добраться в другой конец Канады – город Ванкувер. В Ванкувере их встретил Афанасий Степанович, наконец, произошла встреча двух родных людей, разделённых сложными обстоятельствами, в том числе и войной, на долгие пятьдесят восемь лет.
Встретились, как будто из разных миров, рассматривали первые минуты друг друга с выражением настоящего изумления. Прибывшая в гости супружеская пара обращала на себя внимание других пассажиров своим нездешним видом. Эдуард стоял в длинном кожаном плаще с норковым воротником и норковой зимней шапке с завязанными сверху ушами. Алла, желавшая изначально произвести фурор и дать деду понять, что Эдуард очень многого достиг и живёт в России хорошо, надела в поездку длинную роскошную шубу из чернобурки. Алла обходилась без головного убора, ею задумано было, чтобы обратили внимание на дорогие серьги с бриллиантами.
Ванкувер не был ещё конечным пунктом путешествия, нужно было на самолёте местной авиакомпании долететь до небольшого городка Вернона, расположенного между озёрами и окружённого живописными горами. В такое далёкое место занесла нелёгкая судьба Афанасия Степановича. Он предупредил своих гостей, чтобы они набрались чуточку терпения. Когда вышли из самолёта в Верноне, Эдуард подумал в шутку: «Ну и забрался дед с перепугу на край света, ни один чекист не проник бы в такую даль».
Понятно было, что даль, но, смотря с какой точки отмеривать расстояние. От Москвы этот город отделяла почти половина земного шара, а от суперсовременного Ванкувера не так далеко. Кроме того, от красоты окружающих пространств с сохранившейся девственной природой захватывало дух. У Эдуарда будет впереди время, чтобы оценить это по достоинству и подумать несколько иначе: вот где нужно дышать полной грудью, вдыхая порцию чистейшего воздуха.
В аэропорту Вернона дед позвонил своему приятелю, который довёз всех на машине домой. По дороге осматривали незнакомый провинциальный город, застроенный двухэтажными домами, отделанными почти все одинаково пластиковым сайдингом. Через десяток лет начнётся повальное увлечение сайдингом и в России.
Дом Афанасия Степановича ничем не выделялся от остальных домов в городе и имел такой же небольшой участочек земли вокруг дома. По меркам самих канадцев этот дом считался самым обычным домом, принадлежащим простому человеку, в данном случае, пенсионеру. На взгляд человека, прибывшего из России, такой дом у нас в стране мог приобрести не каждый человек, тем более, пенсионер.
После изматывающей дороги, Эдуард и Алла провели остаток дня дома в обществе деда, не пожелав куда-либо выезжать. Разница во времени оказалась для них серьёзной проблемой и требовала адаптации. Зато все последующие дни были наполнены увлекательными поездками и приятными знакомствами и доставили много хороших впечатлений.
Афанасий Степанович решил отложить главный откровенный разговор с сыном на последние дни, он боялся своим рассказом разрушить только что появившуюся между ними связь. Последний раз он видел сына в трёхлетнем возрасте, за это время изменились не только они сами, изменился неузнаваемо и бесповоротно мир, в котором они когда-то жили.
Развалился могучий СССР, коммунистическая партия перестала быть правящей, отошла от своих первоначальных идей и сама подстраивалась под изменившийся мир. Многое из того, что прежние власти пытались затушевать или спрятать под грифом секретности, выходило наружу. Можно расчитывать на понимание, что человек сделан не из железа и сломался под непомерной тяжестью бесчеловечных военных условий. Для начала Афанасий Степанович хотел познакомить сына и невестку с теми немногими людьми, кто составлял его близкий круг общения.
Территория штата Британской Колумбии, к которому относится Вернон, известна своими национальными парками с туристическими базами, где можно прокатиться на фуникулёре к горным вершинам, посидеть в уютных кафе и полюбоваться открывающейся перед твоими глазами красотой. В одном из таких кафе отпраздновали встречу, на которую приехали очень привлекательная для своих семидесяти лет Изабель и шестидесятилетний Петри.
Отец успел кое-что рассказать Эдуарду о своей жизни. Шесть лет назад у него умерла жена. Жена была эмигранткой из Франции, также, как и Изабель. Всех приятелей роднила эмиграция и русский язык; каждый из этих людей прибыл в Канаду по своим вынужденным причинам. Родители Изабель до Октябрьской революции проживали в России, затем бежали во Францию. Когда немецкие войска эту страну оккупировали, им пришлось перебраться в Канаду. Изабель и Петри, родившийся в Финляндии, разговаривали по-русски, потому Афанасию Степановичу легко было с ними общаться.
Алла с завистью смотрела на Изабель и думала, сможет ли она сама так выглядеть, дожив до почтенного возраста. Всё в этой пожилой женщине подчёркивало её элегантность и неповторимость. Ухоженное лицо, красиво уложенная причёска, манера держать спину прямо, какие-то особые изящные движения рук не могли не вызывать восхищения. Больше всего поразили её глаза, они всё время смеялись, они отражали её внутренний мир, принимающий всё с большой радостью, совсем, как в детстве. Редко, кто из наших женщин сможет так. В России постоянно происходят какие-то драматические события, требующие от женщин быть физически сильными и волевыми, взвалить и нести всё на себе одной. При таких обстоятельствах не выйдет непринуждённо порхать бабочкой.
Сам Афанасий Степанович в восемьдесят шесть лет держится в хорошей форме: в зимний период до сих пор катается на лыжах, а с весны закаливается прохладной озёрной водой. Алла выяснила для себя отдельные моменты, касающиеся финансов своего свёкра. Он довольно неплохо обеспечил свою старость, оказался в состоянии оплатить труд наёмной работницы, которая приходит к нему в определённые дни для уборки дома и приготовления пищи. Как-то в разговоре он упомянул, что держит свои сбережения в двух банках и получает проценты. Кроме того, у него есть акции, вложенные в одну развивающуюся компанию.
В гостиной на первом этаже на стене висели две скрипки, Афанасий Степанович пояснил, что на них играла его покойная супруга, бывшая в молодости скрипачкой. Эти скрипки заинтересовали Аллу, она хотела намекнуть Эдуарду на одну мысль: если это скрипки Страдивари, то сколько же они будут стоить? Алла на минуту закрыла глаза, пытаясь представить себе эту стоимость и те возможности, которые им откроются. Ничего не ускользало от пристального внимания супруги Эдуарда, мило улыбающейся свёкру.
Как только речь зашла о скрипках, Афанасий Степанович оживился, кое-что вспомнив. Покойная супруга и Изабель посещали службы в местной католической церкви, будучи по своему вероисповеданию католичками. Супруга его частенько играла там на скрипке во время праздничных концертов. После её смерти Афанасий Степанович стал приходить на концерты духовной музыки, в музыке он нашёл для себя утешение. Там же на концертах он познакомился с Петри и другими интересными людьми, которые поддержали его в трудную минуту.
Так вот, Афанасий Степанович задумал пригласить в гости других прихожан католической церкви – одну пару пожилых людей. Они постоянно проявляют заботу о нём, захотелось их отблагодарить и показать своего сына. Рождество было в самом разгаре, душа по-настоящему ощущала праздник, и верилось, что в нашей жизни возможно самое невозможное.
Алла вместе с домработницей готовили праздничный ужин, для которого в торговом центре накупили всяких продуктов. Здесь, как и в Ростове, принято было на такой случай запекать индейку. Торт печь не стали, купили готовый. Когда стояли в небольшой очереди в отделе тортов и пирожных, Алла толкнула Эдуарда и тихо сказала: «Посмотри на местных худышек», и даже сделала на память себе несколько снимков. Она попросила стоящих в очереди женщин обернуться и улыбнуться, сказав при этом, что она из России. Потом в Ростове она показывала своим подругам фотографии, на которых милые и очень полные женщины на фоне изобилия тортов искренне улыбались и передавали привет русским, поздравляя их с Рождеством.
К Афанасию Степановичу прибывали гости, стол в гостиной уже был накрыт, воздух был наполнен вкусными запахами и предчувствием Рождественского чуда. Алла принимала гостей, ослепляя их платьем из блестящей ткани и своими бриллиантами, которые здесь никто не имел. Все хотели увидеть Эдуарда, он должен был вот-вот выйти из спальни. О том, что Афанасий Степанович разыскал своего сына, знали уже многие в небольшом городке.
Выход Эдуарда произвёл ошеломляющий эффект. Беседующие друг с другом гости моментально повернули головы в ту сторону, откуда по лестнице со второго этажа спускался Эдуард при полном парадном одеянии. Всех поразил его настоящий офицерский китель времён второй мировой с каким то орденом. Как только Эдуард подошёл ближе к гостям, Петри первым разглядел, что это за штука прикреплена на кителе, и произнёс с чувством почтения и восхищения:
– Вау! Так это же Орден Красной Звезды! Такой нужно заслужить особым воинским поступком!
Гости окружили Эдуарда, им интересно было посмотреть и потрогать настоящего героя, как им казалось. В здешних местах не было войны, и даже не могли припомнить, когда вообще в их местечке велись разговоры о ней. Эта зона считалась курортной, предназначенной для отдыха, развлечений и проведения зимних карнавалов. Весёлыми зимними карнавалами скрашивали холодную суровую зиму. Сюда заезжала одно время английская королевская семья узнать, как живут её подданные. Подданные благодарили свою королеву за возможность жить благополучно.
В Канаду в девяностые годы хлынул поток русских в поисках счастливой обеспеченной жизни, покидая свою страну, в которой не разобраться было, как же жить в наступившем хаосе. Приехавший сейчас в Вернон человек повёл себя необычным образом, он, будто хотел сказать всем, что его не заманишь сюда никаким изобилием. Он решил напомнить о былых временах, с гордостью намекнуть на что-то.
Пока Эдуард объяснял гостям нелепицу по поводу наличия ордена, Алла недовольно смотрела на него, думая, к чему он устроил такое шоу, не предупредив её. Отведя его в сторонку при первом удобном случае, она у него спросила негромко:
– Где ты откопал такой театральный реквизит?
– У родственников Натальи; еле уговорил, сказал, что очень надо утереть нос одним товарищам.
Эдуард перед самой поездкой умолял родственников бывшей жены дать на время китель их отца, того самого дяди Николая – родного дяди Натальи. Когда-то дядя Коля подарил ему книгу «Великая Отечественная Война Советского Союза»(краткая история). Он подписал книгу и просил, что бы мы помнили о том, что они пережили. Просил помнить о тех, кто отдал свою жизнь ради победы. Когда он слышал песню со словами «Нас оставалось только трое из восемнадцати ребят», плакал по-настоящему, это были не просто слова, а его прожитые им самим мгновения.
Афанасий Степанович стоял в сторонке от гостей. Он вообще не пил спиртного, но сейчас испытал сильнейшую потребность выпить чего-нибудь покрепче, чтобы заглушить нарастающее волнение. Он прекрасно понял, о чём хотел сказать ему сын, но не мог сказать прямо в лицо, порой и слов не найдётся, чтобы выразить всю гамму сложных чувств, клокочущих в груди. Вот и настало время для оправданий и для прояснения некоторых фактов.
Он не мог похвастаться перед сыном своим героическим прошлым, как тому, возможно, хотелось бы. Война сразу погрузила его в пекло ада и показала свою изуверскую сторону. Ох, как давно Афанасий Степанович не испытывал гнева, ровно с тех пор, когда очутился в плену. В его голове тогда очень много вопросов возникло, которые он хотел бы задать тем, кто быстро успел убежать за Кавказский хребет и привёл своими бездарными приказами к катастрофической ситуации на Южном и Северо-Кавказском фронте, сложившейся в начале августа 1942 года. Военное командование при разработке тактических задач учитывало последствия своих решений. Потеря полков и батальонов, оставленных для прикрытия отхода, была ожидаемой, людей оставляли, зная, что они будут уничтожены подавляющими силами противника.
– Если я и виноват перед кем-то, то только перед Богом, но не перед этими полководцами, – начал свой рассказ Афанасий Степанович.
Эдуард молча слушал и недоумевал, почему перед народом всегда пытаются утаить настоящую правду.
25 июля 1942 года немецкие войска, заняв Ростов-на-Дону, начали стремительное наступление на Сталинградском и Краснодарском направлении. С огромными потерями советские войска продолжали отходить на дальние рубежи, не в силах удержать оборону. Не хватало орудий, мин для создания минных заграждений, не было поддержки нашей авиации, зато авиация противника истребляла и без того обескровленные отступавшие части.
Было видно, что Афанасию Степановичу очень тяжело вспоминать прошлое, будто он снова возвращается в тот ад. Он много перечитал статей о Сталинградской битве и многочисленные воспоминания выживших участников тех событий, но в большинстве из них охотно упоминается только её наступательная часть. А то, что предшествовало знаменитому сражению, предпочитают умалчивать, стараясь скрыть чьи-то преступные ошибки, стоившие жизни сотням тысяч солдат. Похоже, никого не интересовало, каким образом немцы преодолели за короткий срок большое пространство и оказались у вершин Кавказских гор.
Положение на фронте было просто катастрофическим, в прямом смысле нечем было воевать. Оборону Ставрополя (бывший Ворошиловск) удерживало семьсот бойцов запасного полка. В их распоряжении имелись винтовки, несколько противотанковых ружей и ни одной пушки. На поддержку авиации не было даже надежды. Пятьдесят немецких танков с автоматчиками обошли город с северной части. В это время части Южного фронта, покинувшие район Ставрополя, отходили в сторону Минеральных Вод. Командир Ставропольского гарнизона на запрос выделить дополнительное оружие, получил отказ со словами: «Оружием помочь не можем, но вы держитесь».
Убитые и попавшие в плен не будут требовать ответа, ими можно пренебречь. Но кто-то должен нести ответственность за то, что не было чёткого управления фронтом, было просто беспорядочное отступление разрозненных соединений. Отсутствовала связь, распоряжения штабов не соответствовали текущей обстановке и доходили с опозданием. От ста двадцати тысяч бойцов многострадальной пятьдесят шестой армии, мужественно оборонявшей Ростов-на-Дону, на другой берег Дона смогут переправиться только восемнадцать тысяч, до Ставрополя дойдут практически только одни штабы. Остальные, обессиленные боями соединения, вынуждены оставлять плохо укреплённые позиции. Времени на переформирование армии не было, срочное пополнение происходило за счёт неподготовленных мобилизованных, вооружённых одними винтовками.
В результате уже третьего августа 1942 года немецкая танковая армия заняла Ставрополь, однако, представители власти официально заявили о сдаче города 5 августа, указывая именно это число. К девятому августа немцы занимают Краснодар и Майкоп, затем Пятигорск. Кавказ у немцев предстал во всей своей красе прямо перед их носом. Ни в одном источнике не было упомянуто, что за три недели августа 1942 года в плену у немцев окажется триста девять тысяч солдат Южного и Северо-Кавказского направлений. Народу в стране было много, было кем заменить потери и даже уложить дорогу перед противником плохо вооружёнными и не подготовленными к боям людьми.
Об этом узнают позже из документов неприятеля, который устроит на территории Ставропольского края и Сталинградской области десятки пересылочных концлагерей для военнопленных. Всем было известно жёсткое заявление руководителя страны – «В Красной Армии нет военнопленных, есть предатели и изменники Родины!» Каждый попавший в плен понимал, что он обречён.
Афанасий Степанович попал в плен на оборонительных рубежах перед Ставрополем. Получил ранение в левое плечо, упал и через мгновения его засыпало землёй от взрыва. Немецкие самолёты усердно готовили пространство для прохождения своих танков и пехоты, так легче было справиться с тем, что оставалось от противника после бомбёжек. Когда очнулся, перед ним стояли автоматчики.
Один из них ударил прикладом автомата и крикнул что-то. Откуда-то силы появились, Афанасий поднялся, несмотря на боль и на то, что крошки земли попали в глаза, и он не мог ясно всё видеть. Но точно понимал, что встать нужно немедленно. Тех, кто был ранен и не мог самостоятельно подняться, немцы тут же добивали. Присматривались к погонам, выискивали командиров, их, не задумываясь, строго следуя указаниям, пристреливали на месте.
Хутор Грушёвка, куда его вместе с другими пленными отведут, он запомнит на всю жизнь. Своё название хутор, по всей видимости, получил от протекающей вблизи речки Грушёвки. Кто бы мог подумать, что красивое место у озера с расположенными рядом фруктовыми садами, человек своими руками превратит в дьявольское, предназначенное для унижения и истребления себе подобных. В тридцатые годы здесь обустроили исправительно-трудовой лагерь для врагов народа. Немцам не пришлось что-то придумывать новое, они использовали готовые бараки для своих целей – сюда свозили военнопленных. Когда все места в бараках были забиты, пленных держали под открытым небом. Недалеко от бараков возвышались холмики, напоминающие могилы, только без крестов и надписей, как зловещие знаки ближайшего будущего для только что прибывших сюда.
Спустя пару часов после того, как Афанасий и остальные пленённые солдаты оказались за колючей проволокой, в лагерь въехала машина с начальством. Заключённых заставили встать и выстроиться рядами. В хорошо подогнанной форме, весь свежий и чистенький, офицер в сопровождении переводчика презрительно осматривал грязных и голодных людей, бывших уже солдат вражеской ему армии.
Царило абсолютное молчание, переводчик пока не произнёс никаких слов. Пленные боялись поднять глаза и пошевелиться, в любую секунду могла оборваться их жизнь от малейшего неправильного жеста или стона. Офицер прошёл несколько шагов и обратил внимание на рослого мужчину во втором ряду, слишком возмутительным показался офицеру вольный вид этого пленного. Подойдя ближе, немец поднял руку и указал выйти пленному вперёд, они некоторое время смотрели друг на друга с нескрываемой ненавистью.
Пребывая в состоянии жуткого напряжения, солдаты почувствовали, что за этой сценой последует непоправимое и чудовищное. Бесстрашный мужик повернул голову и окинул печальным взглядом своих собратьев по несчастью, будто уже знал наперёд, что ему грозит. Затем прямо в лицо офицеру коротко бросил: «Сволочь!» Дальше ему не дали договорить, автоматной очередью прошили не только его, но и тех, кто стоял рядом с ним.
Все остальные пленные в панике сразу попадали на землю, послышались громкие угрожающие выкрики охранников и приказ переводчика снова подняться. Афанасий услышал слева от себя почти детский голос, умоляющий и беспомощно зовущий: «Мамочка! Мамочка!» Афанасий чуть повернул голову и увидел юношу, на вид ему было не больше семнадцати. Такими срочно, в виду создавшегося безвыходного положения, пополняли сильно поредевшие части буквально перед самыми боевыми действиями на этом участке фронта,
Боковым зрением Афанасий увидел, как с другой стороны к нему медленным шагом приближался офицер, переводчик беспристрастным голосом кидал в толпу один приказ за другим. Понятно было, что пленный перестал быть человеком, за всё его будут теперь наказывать смертью. Ещё пару шагов и офицер окажется напротив него. Успел только подумать: «Если кто-то решил для своих экспериментов бросить человека в ад, то, почему бы не дать сил ему выбраться оттуда».
В следующее мгновение, будто получив удар в спину, Афанасий сделал шаг вперёд и чуть влево, прикрывая собой смертельно перепуганного юношу, резко выкинул правую руку вверх, всю силу вложил в свой голос, до этого от страха осипший, и как мог, крикнул:
– Хайль Гитлер!
Снова абсолютное безмолвие и приятно удивлённый взгляд офицера. Такого точно никто не ожидал. Не ожидал от себя такого и сам Афанасий, сейчас его голова была абсолютно пустой, никаких мыслей, одно равнодушие ко всему происходящему. Напряжение, достигшее своей наивысшей точки, проходило. Теперь уже Афанасий перестал бояться чего бы то ни было, он готов был ступить туда, что совсем недавно больше всего его пугало.
Подошедший офицер похлопал его по плечу, сочувственно посмотрел на другое раненое плечо, ничем не перевязанное. Гимнастёрка пропиталась кровью, успевшей застыть, и прилипла к коже. Афанасий теперь смиренно ждал своей участи и услышал, как офицер довольно произнёс:
– Gut! Gut!
Далее он сказал несколько слов переводчику, который затем передал узникам предложение со стороны немецкого руководства сотрудничать в обмен на сохранение жизни. Человек двадцать выступили вперёд. Афанасий схватил рукой стоявшего позади него парня и поставил в ряд с собой. Чуть позже он прошептал: «Единственный человек, который будет помнить о тебе, это твоя мать, остальным вовсе нет никакого дела до твоей жизни. Всем наплевать, где будут валяться твои кости». По-дружески советовал воспользоваться случаем, протянуть время, а при удобном моменте попытаться сбежать. Геройство в таком месте просто бесполезно.
Пару дней их проверяли, Афанасий наставлял Андрея, так звали парня, которого он втянул в свою неожиданную авантюру; учил, как и что говорить про себя, будто имел уже опыт общения с немецкими властями. Опыта никакого не было, была интуиция человека, попавшего в беду и ищущего выход. Страх перед нашими расстрельными отрядами был не меньше, чем перед немцами. Впрочем, не только страх, но и непринятие властей, опорой которых было тотальное запугивание граждан своей страны.
Если он чудом выживет и выберется из лагеря, то не было никакой уверенности в том, что его пощадят наши; карающие руки советской системы дотягивались до всех, не разбирая, у кого какие погоны и положение. Все хорошо знали, как фанатично в Красной Армии могут исполнять приказы в виде неоправданного и показательного расстрела своих же бойцов и командиров прямо перед строем без суда и следствия. Из двух зол приходилось выбирать наименьшее и выжидать.
Пока им поручили составлять списки больных, умерших и вновь прибывающих. За первые два дня появились первые умершие, никто пленных не лечил и не кормил. Вокруг Афанасия была одна смерть, он видел глаза тех, кого смерть заберёт в ближайшие часы. Тогда первый раз он подумал о Боге, как Он мог допустить такое.
На третий день приехали какие-то особые люди и задавали множество разных вопросов. Каждого по отдельности приглашали для разговора с представителями немецкой разведки, об этом вскользь упомянул переводчик. Афанасий указал, что он из города Кизляра и может общаться с жителями горных селений на их языке, что вызвало явную заинтересованность к нему, как человеку, подходящему для их заданий.
По тому, как его пристально разглядывали, он сообразил, что такие приметы, как чёрные волосы и длинный нос с горбинкой, делавшие его похожим на коренное население Кавказа, могут как-то спасти его отвратительное положение. Позже, находясь совершенно в другом месте, он увидит, как будут готовить участников к специальной работе: им будут перекрашивать волосы в чёрный цвет и гримировать под местных.
Немецкие войска приблизились к Кавказу, намеревались захватить крупные города Северного Кавказа и выйти к берегам Каспийского моря. Города Нальчик, Грозный, Кизляр и Махачкала были одной из их ближайших целей. Немецким разведывательным группам необходимы были люди, хорошо знающие эти места, расположение промышленных предприятий, не успевших эвакуировать и много чего ещё. От Афанасия требовались данные, которые на первый взгляд, не имеют значимости.
Интересовались, есть ли районы, где население особенно негативно относится к советской власти по тем или иным причинам. Предполагалось, что национальные меньшинства, подвергшиеся репрессиям со стороны карательных органов советской власти, будут сотрудничать с немецкими властями. К осени 1941 года на территории Кавказа на самом деле достаточно было национальных групп, действующих против советской власти. На их поддержку рассчитывала немецкая разведка, постоянно сбрасывая в тыл советским войскам десант диверсантов с оружием. При помощи диверсантов был захвачен нефтеперегонный завод под Майкопом прежде, чем его собирались взорвать наши войска при отступлении.
Афанасий продумывал каждое слово, его могли специально запутать, и тогда снова вернётся невыносимый кошмар. После длительного опроса он понял, что его пытаются завербовать к себе на службу. Но он был уже рад тому, что не будет выполнять мерзкую работу полицая, его собирались отправить в Пятигорск в специальную группу для обучения. Сейчас он готов был уехать на самый край света, лишь бы исчезнуть с этого места и больше никогда не вспоминать о нём. Он не терял надежды, что сможет убежать, раствориться каким-нибудь образом в толпе.
Он и предположить не мог, что на него возлагались вполне конкретные планы, и ему в скором времени придётся покинуть пределы страны навсегда. Его жизнь не один раз будет висеть на волоске, и каждый раз он будет жалеть о том, что остался жив, думал, может и лучше бы было, если бы он умер в том концлагере. Не было бы тогда постоянных мыслей о том, что сделал непоправимую ошибку, после которой невозможна дорога туда, где осталось всё родное.