Buch lesen: «Глупости, которые я не натворю, когда состарюсь»

Посвящается следующему поколению нашей семьи, моим племянникам и племянницам – Джесси и Каролине, Анне и Уильяму.

А также моей сестре Джули.

Steven Petrow

Stupid Things I Won’t Do When I Get Old

Печатается с разрешения Kensington Publishing Corp. и литературного агентства Andrew Nurnberg.

© Стивен Петроу, текст, 2021.

© О. Бернштейн, перевод

© ООО «Издательство АСТ», 2023.

Вступление: Я не превращусь в своих родителей, когда стану стариком

Неверно утверждать, что люди перестают следовать за своими мечтами из-за старости. Скорее наоборот: они становятся стариками в тот момент, когда отказываются мечтать.

Габриэль Гарсиа Маркес

Вскоре после того, как мне стукнуло пятьдесят (мои родители тогда как раз вступили в свой пенсионный возраст), я начал составлять список и назвал его «Глупости, которые я не натворю, когда состарюсь». По правде говоря, этот список, который становился все длиннее, оказался весьма обличительным и едва ли не желчным перечислением всего того, что, по моему мнению, мои родители делали неправильно. Он отражал все их неудачные решения, после принятия которых я торжественно обещал себе не винить собаку в собственном недержании (папа!), не отказываться от ходунков лишь по той причине, что они не подходят к моему костюму (мама!) и не затягивать долгую песню о своих болячках и радикулите за обеденным столом (мама и папа!). Был ли я сыном, который разбирался в этом лучше всех? Возможно.

И раз уж на то пошло, должен признаться, что в этом списке нашли отражение поступки других знакомых мне пожилых людей, которые, по моему мнению, действовали неверно (это касается пунктов: не превращать свой дом в сауну; не забираться на крышу, чтобы прочистить водосток; перестать водить машину до того, как отберут права или, и того хуже, кто-нибудь пострадает; не ставить двойной пробел после точки).

Я также знал, что мои родители (как и остальные представители их поколения) являются чем-то большим, нежели просто суммой всей этой боли и страданий. Гораздо большим.

Когда родителей не стало, я не без слез перечитал список и смог взглянуть на него другими глазами. Я понял, что все это перечисление «глупостей» отражало лишь мою досаду, которую я испытывал, глядя на то, как они расплачиваются за собственное упрямство (а ведь эта черта характера мне тоже свойственна). Этот список также изобличал мой страх перед тем, в кого они превратились, когда перешли от пожилого возраста к болезненной старости. Теперь-то мне понятно, что я составлял этот список как напоминание себе о том, какие решения не стоит принимать, когда я переступлю порог своих «закатных» лет. Я писал все эти обещания в надежде на то, что таким образом они лучше отложатся в моей памяти и я действительно останусь им верен. А в этой книге я делюсь ими потому, что верю, что читатель сможет сделать более осознанный выбор в тот период, когда начнет считать себя старым. Я частенько вспоминаю слова, которые написал о старении мой друг Эндрю Вейл, директор Национального центра интегративной медицины: «Мы не заложники нашей судьбы».

Мне шестьдесят три… старик ли я? Сегодня этот вопрос, безусловно, очень часто занимает мои мысли. Как и мысли еще семидесяти миллионов беби-бумеров, чей возраст как раз перевалил за пятьдесят пять.

С этим вопросом я обратился к моим друзьям в Facebook¹, моим современникам: «Когда начинается старость?» Среди десятков ответов два заставили меня улыбнуться: «Старость – это мой нынешний возраст плюс четыре года» и «Завтра. Каждый день завтра. Точно не сегодня».

Меня позабавил ответ одной подруги, она написала: «Когда к вам начинают обращаться “мэм” вместо “мисс”». Мужчины не считают подобное обращение оскорбительным, хотя лично я всякий раз вздрагиваю, когда мне говорят «сэр» или спрашивают: «Что джентльмен хотел бы на ужин?»

Были и те, кто разграничивал средний возраст и старость по признаку новых физических ограничений. Один коллега ответил: «Когда ты уже не можешь пробежать милю за пятнадцать минут». «Когда мне придется оставить теннис», – добавил мой друг Томас. Я возразил им обоим, что в сорок лет я травмировал колено и с тех пор мне пришлось отказаться и от тенниса, и от пробежек. Я ведь тогда еще не был стар, но, черт возьми, я точно был нездоров. Спустя пятнадцать лет я снова взял в руки ракетку и с тех пор играю ужасно. Но я не об этом! Я только хочу сказать, что «старый» – не синоним «больного», «искалеченного» или «травмированного» человека.

Я также задавал этот вопрос некоторым исследователям, изучающим старость. «Сегодня считается, что шестьдесят лет – это средний возраст», – говорит Сергей Щербов. Вместе с Уорреном Сандерсоном они выдвинули новое определение старости, основываясь на информации, предоставленной ООН, и данных исследований в США, Японии и Сенегале. Они пришли к выводу, что порог старости в Соединенных Штатах составляет семьдесят один год для мужчин и семьдесят четыре года для женщин.

Но прежде чем я успел отпраздновать эту новость шампанским или указать в Tinder², что я мужчина среднего возраста, Щербов добавил: «Наш истинный возраст не просто складывается из суммы прожитых нами лет». Он также зависит от наших особенностей: того, что мы едим, какую имеем физическую нагрузку, курим ли, счастливы ли (думаю, все мы помним этот список наизусть) – в общем, от нашего физического и психического здоровья.

И нельзя забывать, что более высокая продолжительность жизни и относительно низкие показатели заболеваемости и потери трудоспособности в США также оказывают большое влияние на поднятие планки среднего возраста до семидесяти лет.

Бывший президент Джимми Картер выпустил отличную книгу «Преимущества старости», в которой рассказал о том, что это значит – быть старым. Картеру, кстати говоря, сейчас девяносто шесть лет. В своей книге он написал следующее: «Правильный ответ заключается в том, что мы становимся стариками в тот момент, когда начинаем считать себя таковыми – то есть когда мы принимаем позицию бездействия, зависимости от других, существенного ограничения нашей физической и умственной активности… Это не очень тесно связано с количеством прожитых нами лет». Если смотреть с такой точки зрения, то я – нет, не старый. И вы тоже можете не быть старым, даже если вы – беби-бумер.

Я думаю, Лемми Килмистер, солист рок-группы Motörhead, дал исчерпывающий ответ на мой вопрос: «Я не понимаю, почему вообще в какой-то момент кто-то должен решить, что ты слишком стар. Я все еще не старик, и пока я не решу, что старость пришла, я не буду стариком, черт возьми».

Возраст, как и красота, – лишь в глазах смотрящего.

Вот почему два человека одного возраста могут совершенно по-разному отвечать на вопрос «Стар ли я?». Вот вам еще один пример: на встрече выпускников колледжа несколько лет назад я был на выступлении седовласого филантропа Дэвида Рубенштейна, который тогда входил в совет директоров Центра Кеннеди, Смитсоновского института и Совета по международным отношениям. На тот момент он также работал на полной ставке со-исполнительным президентом Carlyle Group³, одной из крупнейших и наиболее успешных частных инвестиционных компаний в мире. В своей беседе с выпускниками Дьюкского университета он призывал нас быть активнее, ведь мы вступаем в последние главы нашей жизни. Памятуя об этом предостережении, я спросил шестидесятидевятилетнего Рубенштейна, считает ли он себя старым. «Шестьдесят девять лет – это как подростковый возраст для меня», – не моргнув глазом ответил он. С тех пор он развелся, читает по сотне книг в год и регулярно выступает с речами. Этот человек точно не теряет времени даром.

За несколько дней до этого Маргарет (Пегги) Ингрэм, моя знакомая поэтесса шестидесяти восьми лет, между операциями на сломанном запястье горестно сообщила мне: «Ну вот и я стала старой». Из-за травмы она впервые с подросткового возраста не смогла вести машину самостоятельно. Более того, ей пришлось нанять медицинского работника для ухода на дому, из-за чего она стала чувствовать себя зависимой и идентифицировать свое состояние как старость. «Вдруг оказалось, что я не могу делать целую кучу простых вещей, например, открыть банку или пачку картофельных чипсов», – объясняла она мне.

На первый взгляд кажется, что дело вовсе не в возрасте, а в физической независимости. Что именно из-за нее один из этих почти семидесятилетних людей ощущает себя подростком, а второй – стариком. И действительно, потеря независимости и возможности свободного перемещения относятся к числу основных характеристик, определяющих «старость». Но разве моя подруга-поэтесса была обеспокоена лишь своим запястьем? Я в это не верю. Она также говорила мне, что из-за одинокой жизни чувствует себя социально изолированной (разговор этот состоялся за несколько лет до повсеместной изоляции и карантинов, вызванных пандемией COVID-19).

К слову о пандемии, мне показался крайне ироничным тот факт, что, по данным Центров контроля и профилактики заболеваний⁴, к старикам причисляют всех людей старше шестидесяти, а значит, для них риск заболеть и даже умереть от COVID-19 гораздо выше, чем для остальных. Словно нас вдруг обязали носить на шее алую букву «С» (сокращенно от «Старость») как знак публичного унижения и утверждения, что старость – это цифра, а вовсе не состояние души.

Отношение самого человека явно играет большую роль в этой дискуссии. Как только мы начинаем считать себя старыми – сразу попадаем в ловушку негативных ожиданий. Одно из исследований показало, что «если взращивать в пожилых людях негативное отношение к старению, это приводит к немедленному снижению психологических, физических и когнитивных функций». Я искренне удивился, когда узнал, что согласно исследованию Всемирной организации здравоохранения⁵ люди, подверженные предубеждению против старости, живут в среднем на 7,5 лет меньше, чем люди с позитивным взглядом на старение.

Конечно, порой трудно избежать стереотипов о старости. Даже если включить телевизор (по крайней мере, те каналы, которые смотрю я), можно наткнуться, например, на рекламу медицинского браслета «Life Alert» («Я упала и не могу подняться!») или этих чертовых телефонов «Jitterbug» («Кнопки больше, экран шире, меню проще»). Что уж говорить об одной из постановок в телепередаче «Saturday Night Live»⁶, высмеивающей умную колонку «Amazon Echo Silver» (разработанная специально для «величайшего поколения», она будет откликаться на любое имя, схожее с Алекса, будь то Аллегра, Анита или Алопеция – старики ведь не могут запомнить одно простое имя). Нас сторонятся или высмеивают, а иногда и то и другое. Нас словно стерли: мы составляем примерно половину населения страны, однако в средствах массовой информации наш образ фигурирует едва ли в 15 процентах контента: от фильмов до рекламы.

Оглядываясь назад сегодня, я понимаю, насколько мои собственные предубеждения против старости и стыд влияли на мое мнение о родителях и на эмоциональную окраску составленного мной списка. Пока мои родители постепенно угасали, я часто злился на них – и только теперь я понял, что эта крайность была излишней. Мои собственные страхи перед старостью затмевали логику и обычно присущую мне доброту. Но здесь нужно упомянуть еще об одной важной детали: одно дело – быть «в годах», и совсем другое – позволять твоему возрасту тебя ограничивать.

Слишком часто я позволял моему внутреннему голосу сдерживать меня. Наверняка вы тоже не раз слышали его в своей голове: «У тебя ума не хватит!», «Обманщик!», «Ты этого не заслуживаешь!» Я не могу пообещать, что всегда буду следовать этому списку до последней буквы и что больше никогда не услышу вновь этот голос. Но я могу пообещать – и обещаю, – что не поддамся, когда он будет кричать: «Ты слишком старый!» Когда он зазвучит в моей голове, я обязательно скажу ему: «Заткнись к чертовой матери!»

А когда это случится с вами, я скажу вам: «Прочтите мой список!» Или составьте свой. Прямо сегодня. И когда придет время, не забудьте сдержать данные себе обещания.

Часть I
Глупости, которые я не натворю сегодня

Сколько лет ты дал бы сам себе, если бы не знал свой настоящий возраст?

Сэтчел Пейдж

Я не буду красить волосы (даже если Дайан Сойер⁷ это идет)

Бывшая ведущая ABC News как-то дала мне пару дельных советов о том, как выглядеть моложе. Я следовал им годами, до тех пор, пока одно неудачное окрашивание не превратило меня в серебристую лису.

В течение многих лет я был пациентом одного известного дерматолога, который был на двадцать лет старше меня. Когда мы впервые встретились, ему еще не стукнуло и пятидесяти. Доктор Си был очень приятным и квалифицированным, примерно раз в год я посещал его для проведения процедур по удалению бородавок и иных новообразований на коже ушей и спины. У него было красивое, хоть и слегка грубоватое, лицо и совершенно обычные волосы цвета соли с перцем. Спустя десять лет на очередной прием он явился с волосами, выкрашенными в черный цвет. И каждый раз, встречаясь с ним, я задавался одним вопросом: кто дал ему это ужасный совет? И где были его близкие и почему не вмешались? К сожалению, доктор Си не стал выглядеть моложе; теперь он походил на человека, который лишь отчаянно и тщетно пытается выглядеть молодым.

Я дал себе обещание, что со мной такого никогда не случится.

Я, конечно, прикладываю много сил, чтобы сохранить юношескую бодрость: занимаюсь йогой, принимаю ледяные ванны и ежедневно пью наикрепчайший кофе (то самое «октановое топливо для мозга», которое, по слухам, улучшает когнитивные способности). И, конечно же, имею несколько привычек, которые называю своей отдушиной, хотя мой бывший партнер предпочитал считать их проявлением моей «незрелости». Например, ношу ярко-оранжевые узкие джинсы, порой слишком резко реагирую и сохраняю до фанатизма оптимистичную веру в будущее. Я большой поклонник Олдоса Хаксли, который писал: «Секрет гениальности в том, чтобы сохранить дух детства на всю жизнь и никогда не терять энтузиазма».

Надо признать, меня очень волнует, как я выгляжу: я пользуюсь солнцезащитным кремом, увлажняю кожу утром и вечером и покупаю только самые модные солнечные очки. Если уж говорить совсем откровенно, морщины вокруг глаз мне не мешали (ну, то есть мешали, конечно, но операция по их разглаживанию прошла очень успешно).

Несмотря на клятву, данную в тридцать лет (не красить волосы), надо признать, что я все же сдался еще до того, как мне стукнуло пятьдесят. Неловко это признавать, но мои волосы стали моей броней, моим щитом – самым эффективным камуфляжем, скрывающим мой возраст. И этой стратегией я обязан Дайан Сойер.

«Стивен и Дайан» – вовсе не то же самое, что «Джек и Дайан» Джона Кугара Мелленкампа («песня о двух американских детях, выросших в глубинке»), но мы как-то участвовали в одной передаче с этой платиновой блондинкой (которая, кстати, некогда выиграла конкурс «Юная мисс»), и она позволила себе дать мне непрошеный совет: «Ведущие не стареют, они просто становятся блондинками». Вообще-то Сойер, как и я, изначально была брюнеткой. Но как написал один голливудский стилист в своем блоге: «Настоящий успех пришел к Дайан Сойер, когда она сменила свой пепельно-каштановый цвет на гламурный медовый блонд, а дальше была уже совсем другая история».

Я скептически отношусь к идее о том, что изменение цвета волос превратило ее из королевы красоты в журналиста, удостоенного премии «Эмми», но ее совет все же воспринял всерьез. В конце концов, если предположить, что существует хотя бы малейшая вероятность того, что это окрашивание поспособствовало ее карьере, то моей уж точно не навредит. Тем более что в моих волосах постепенно становилось больше соли, чем перца.

Не стоит думать, что я единственный, кто обращается к знаменитостям за советом по поводу цвета своих волос.

Каждый пятый мужчина с окрашенными волосами признается, что вдохновляется примером актеров, спортсменов и прочих личностей, имеющих довольно большое влияние в социальных сетях. Полагаю, они бы скорее прислушались к мнению Тома Круза или Николаса Кейджа, чем Дайан Сойер, но, увы, в тот момент именно она оказалась рядом со мной.

Я не только принял ее совет близко к сердцу, но и озвучил его своему парикмахеру. И теперь вот уже много лет я осветляю волосы в салоне. Каждые полтора месяца мой колорист создает на моей голове три разных светлых тона, чтобы поддержать мой «истинный» цвет и скрыть постепенное проникновение серебристого.

Впрочем, недавно проводилось исследование, которое выявило, что я вовсе не одинок: 11 процентов мужчин-бумеров красят волосы, чтобы выглядеть моложе. Хотя в 1999 году нас было всего 3 процента. Мой парикмахер подтвердил: среди его клиентов-мужчин старше пятидесяти каждый пятый красит волосы: «Они это тщательно скрывают, не хотят, чтобы кто-нибудь узнал. А если приплюсовать еще тех, кто делает это дома самостоятельно, думаю, процент будет еще выше». Реклама на моей стене в Facebook утверждает, что мы также красим бороды, волосы на груди и волосы «внизу».

Я знал, что это позитивно скажется на моей карьере: на тот момент я уже был третьим по возрасту из трехсот с лишним сотрудников, занятых в интернет-стартапах, и почти на двадцать лет старше своего босса. Когда на смену ветеранам пришла молодежь, окрашивание казалось способом оставаться на вершине или, другими словами, не потерять работу.

Хотя я все так же не хотел превращаться в своего дерматолога и слушать, как люди у меня за спиной обсуждают мою фальшивую шевелюру, но в итоге все так и случилось. По совету моей подруги Молли с волосами цвета медовый блонд я сменил предыдущего колориста на нового, назовем его Алехандро. В один прекрасный день я рассказал ему, что на неделе планирую записать видео из пяти частей для продвижения своей новой книги. Алехандро вдохновенно предложил мне естественное окрашивание, которое замаскирует треть моей седины. «Никто даже не заметит, – пообещал мне он и добавил: – Тем более краска полуперманентная». Значит, если мне не понравится, я смогу запросто ее смыть.

Я упоминал, что запись должна была состояться через два дня?

Я согласился и не успел опомниться, как Алехандро замесил густую пасту, наполнившую салон запахом аммиака. Он втер ее в мой скальп, выждал нужное время и спустя тридцать минут сполоснул и высушил мои волосы.

Та-дам! Седины не осталось и в помине. Но то, что я увидел на своей голове, было… мягко говоря, неожиданно.

Из зеркала на меня смотрел дерзкий медовый блондин, чьи волосы теперь кричали: «Мы окрашены!» Алехандро сказал мне, что я выгляжу великолепно. Один из его клиентов тщетно пытался меня подбодрить, сказав, что теперь мои волосы «такого же цвета, как брови». Ага, были бы, если бы вместо бровей на моем лице были бананы!

Я ехал домой, пытаясь сдержать свое отчаяние и всеми силами стараясь не смотреть в зеркало заднего вида. Я не мог вынести того, что Алехандро сделал со мной. Дома меня встретил партнер. За многие годы, что мы прожили вместе, он ни разу не заметил, не говоря уже о том, чтобы прокомментировать, хотя бы одну мою стрижку или окрашивание. Но тогда он ошеломленно пробормотал: «Что ты натворил?»

«Полуперманентная», – повторял я про себя, когда запрыгивал в душ. Я помыл голову раз шесть подряд, но, увы, так и не смог вымыть этот «мед» из своих волос. Ни его, ни жуткий аммиачный запах. Теперь кожа на моей голове горела от вылитых на нее химикатов и больше походила на токсичный участок «Суперфонда»⁸. Волосы и так были тонкими, а теперь просто осыпались.

На следующий день я вернулся в кресло к Алехандро и подвергся еще одной химической обработке, чтобы удалить этот цвет. Без преувеличения скажу, что на этот раз я чуть не задохнулся от ядовитых паров. Но потерпеть стоило, ради того, чтобы избавиться от этого ужасного цвета, как считаете?

Результат нового окрашивания оказался еще хуже: теперь моя голова была медного цвета по бокам и совершенно белая сверху!

До предстоящей съемки, которая изначально и вдохновила меня на эти приключения, теперь оставалось менее суток, и я начал паниковать. Я позвонил своей подруге Вики – она была моей персональной Элоизой⁹ – и был направлен к специалисту по цветокоррекции с Пятой авеню (назовем ее Бриджит). Та смогла втиснуть меня в свое расписание на 8 часов утра на следующий день – всего за несколько часов до начала съемки.

Я прибыл не с пустыми руками: с собой взял фотографии моего привычного цвета волос, от которого теперь не осталось и следа. Бриджит изучала нанесенный ущерб, то и дело охая. «Это все из-за перманента», – поясняла она, кропотливо окрашивая волосы вручную прядь за прядью. Два часа спустя она объявила свой «шедевр» завершенным и отправила меня восвояси после того, как я оплатил счет в 400 долларов.

В этот день на съемке почти все делали мне комплименты по поводу моих волос, но я знал, что они лгут, ведь до этого никто и не обращал внимания на мой ничем не примечательный привычный цвет. Наконец нашелся один честный друг, сообщивший мне, что я похож на дешевую секретаршу со Статен-Айленда. Уверен, он вовсе не хотел обидеть обитателей этого округа, но я точно не воспринял этот комментарий как комплимент.

И я попытался вспомнить причину, по которой я попал во все эти неприятности. Один голливудский блогер написал, что «все будут оборачиваться, а девчонки позеленеют от зависти, если на вашей голове появится прическа Дайан Сойер». На меня действительно глазели все, но ни в одном взгляде я не замечал и капли зависти или сомнений в том, что я покрасил волосы.

В течение следующих трех месяцев я считал дни до стрижки, которая должна была навсегда положить конец моему образу блондина. Оставаться Дайан Сойер стало слишком невыносимо. И слишком дорого.

Полагаю, что, особенно с возрастом, я не перестану сомневаться в адекватности моей самооценки. Но в конечном итоге я решил объявить перемирие с внешностью и удвоить старания по выполнению собаки мордой вниз и утренним медитациям, ведь именно они являются истинным источником моей молодости. Теперь моя голова седа без участия каких-либо красок. Я с наслаждением просматриваю на YouTube¹⁰ «учебные пособия по осветлению волос», в которых молодых людей с каштановыми и черными волосами учат, как своими руками превратить свой цвет из темного в платиновый. И все, что я могу на это сказать: будьте осторожны в своих желаниях, друзья мои.

Вне всяких сомнений, я продолжаю искать вдохновение в образах знаменитостей (мужского пола), и, надо признать, многие из них уже превратились в серебряных лисов: Хью Грант, Стив Карелл, Антонио Бандерас и, конечно же, Джордж Клуни и Ричард Гир.

Справедливости ради, мужчине поседеть гораздо проще. А Дайан Сойер, как и множество женщин, просто придерживается в этом вопросе совершенно иных стандартов.

В конце концов, вся эта трагедия с волосами помогла мне проявить больше сострадания к ошибке моего дерматолога, ведь нельзя допускать, чтобы волосы становились центром внимания. Хотя, конечно, лучше бы я сразу прислушался к совету печенья с предсказанием, которое мне попалось много лет назад: «Человек с плохо покрашенными волосами выглядит отчаявшимся». Это уберегло бы меня от хлопот и сэкономило бы мне кучу денег.