Наступление речников, копейный бой, превративший атаку кавалерии в жуткое воспоминание, и атака варваров, обратившая край неримского построения в жаркую рдяную баню и беспрестанный свист стрел – всё это вселило такой страх в противника, что он дрогнул – шеваше остановлено. Я же, уставший и желавший минуты покоя отвёл коня от бегущего прочь врага… впереди ещё много битв.
Флотоводец
Спустя три дня. Вблизи Дюнного.
– Как та дама? Я слышал, что к ней приставлены лучшие лекари запада?
– Да, но всё тщетно, – вспомнил я, уже не обращая внимания на качку, как О’Брайенн рассказывал, что изменений никаких в её самочувствии не предвидится. – Надеюсь, вскоре она поправится, Фарнабаз.
В кисете пальцами нахожу полированную склянку и подношу ко рту – секунда и зелье апотекария наполняет меня силой, левая рука крепнет, слабость в ней постепенно пропадает, боль нисходит.
– Я смотрю, теперь вы готовы сразиться, – чутко подметил Фарнабаз, носивший из доспехов разве что кожаный толстый панцирь и сапоги, предпочитая в остальном свободные белые штаны, рубаху и тюрбан. – Только, о четыре ветра, не впадите в страсть упиения сия питья.
– Да, – грубо отвечаю я, чувствуя, что онемение эмоций сталкивается с огненным порывом гнева, рука касается спаты на поясе, – пора готовится к битве.
Моё облачение не меняется, но кажется, что оно мне стало больше. Всё тот же чешуйчатый панцирь, сверкающий ласкаемый морским солнцем, но он висит на плечах и в животе… неужто скоробь по Лишари, от которой я пытаюсь забыться, настолько выматывает? Или это чреда сражений так сказывается на теле?
– Вы сами готовы? – аккуратно спросил я. – Нас в три раза меньше, сможем ли совладать? Или это станет красивым самоубийством, которое поэты воспоют в веках?
– Я знаю, что мы сегодня сделаем, – муж востока потёр рукоять ятагана. – У них на кораблях куча магов и это для нас проблема. Я надеюсь, наши мастера тонких энергий выдержат достаточно.
– Мы раскошелились на наёмников-магов порядочно, – посмотрел назад и приметил людей и аэтерн в серых робах. – К тому же с искусством «Плетущих бурю» и личных магов знати Арка мало кто совладает.
– Хочу напомнить вам, что нам противостоит враг, чья армия закалилась в тридцатилетней войне. К тому же, – Фарнабаз простёр руки. – Сынов запада слишком много.
– Но они в первый раз воюют флотом, в отличие от эндеральцев, – настаиваю я. – Сегодня нам понадобится только расстояние.
– Что ж, будем молить Всевышнего о победе. Если нас покинули Рождённые светом, то будем иметь надежду только на Того, Кто выше и сильнее их.
Стоя на карме судна, я вглядываюсь в морские дали и вижу, что нас уже ждут – не менее полусотни кораблей, с чёрной парусиной и орлом жёлтого цвета. Внимая прохладному бризу, чудесному солнцу на бирюзово-лучезарном полотне небес, я оглядываюсь. Здесь, в один строй встали почти все, у кого есть флот. Мой глаз радует и багряный лев на белой ткани аристократии Арка над десятью галерами и десятью коггами, и крылатый золотой хищник Дюнного развивается над палубами одиннадцати триер, красующихся восточным утончённым стилем, и чёрный крест, несомый девятью широкими полуплоскодонными лодками с просторной линованной парусиной. Все, кто может, все, кто желает спасения Эндерала выставили корабли, ибо сегодня мы пустим на дно флот Нерима и освободим морские пути в Киру. Только нет массивных галеонов Святого ордена, оставшихся в Арке по приказу грандмастера, что не может не печалить.
Смакуя солоноватую свежесть морского ветра, я сжимаю пальцы на «огневице», в предвкушении тяжёлого боя. Велисарий приказал собрать воедино все морские силы и ударить по наступательной эскадре Нерима, ибо она перерезала торговые поставки из Киры. Там правит Золотая королева, оставшаяся верная старому порядку, а значит для Коарека она враг и грабёж её флота только обрадует предводителя Вольного народа. И вверив все силы Фарнабазу, как наиопытнейшему флотоводцу Эндерала, мы отправились в морской бой.
К нам подошёл чуть ниже среднего роста мужчина, не похожий на остальных. Его одежда – тёмно-синие пальто, укреплённое выкрашенными в тот же свет пластинами мифрила. На ногах высокие сапоги, начищенные до зеркального блеска. Его лицо – отражение добродушия, кристально-чистые голубые глаза пронзают пристальным взором дух, короткий светлый волос золотится на солнце, а уши имеют острое устремление. Я, слегка обернулся к нему и склонил голову в эфемерном поклоне.
– Мессир, вы должны быть на рубке, рядом с магами, – предостерёг Фарнабаз. – Тут не безопасно. Люди вас потеряют, не нарушайте порядок.
– Это прекрасно, что вы соблюдаете порядок, но всё нормально, – мужчина чуть приподнял худую, с двумя серебряными кольцами на длиннотонких пальцах, ладонь. – Я провёл в войсках десять лет и знаю, как за себя постоять.
– Что вы хотели?
– Вы участвовали в битвах у Киры, за песчаное наследство, и с пиратами, мастер-Фарнабаз. Что вы можете сказать о сегодняшнем сражении? – звёздник посмотрел на пушки и людей, подметив. – Маловато будет для победы.
– Мессир Ха’Риаким, – повернулся в сторону звёздника командир флота. – Да, это будет трудно. У врага не менее шестидесяти нефов и сорока каррак. Но благодаря вашему подарку, думаю у нас есть решающее преимущество.
– О благие шестерни, только не спустите в нужник эту возможность. А то на кой я сюда пришёл?
– Вы же сюда зачем пришли?
– Я здесь, потому что так приказал Андреас Гринхарт. Остальное – меня вал волнует.
– Машшира Фарнабаз, – я повернулся к флотоводцу и поинтересовался о его личной гвардии, прошедшей через огонь и кровь десятилетий воин. – Ваши готовы?
– Сто пятьдесят лучших воинов востока готовы пустить кровь неримлянам.
Неримские корабли занимают позиции – размещая впереди посудины, забитые мечниками и копейщиками, позади них становятся парусники, где мастера лука и арбалета готовятся обрушить град стали на нас, ну а третьим рядом встала корабельная артиллерия.
Фарнабаз заметил, что Нерим к встрече готов, и теперь наш ход – мы покажем ему всё наше мастерство.
– Всем готовиться к сражению! Маги-элементалисты на изготовку! – разнёсся сначала по кораблю, а затем по всей эскадре приказ флотоводца. – Маги-менталисты, занимайте позиции.
На кораблях сей момент началась беготня, воздух наполнили перекрикивания команд и топот сапог. Повелители тонких искусств встали в середине кораблей, поднимая руки к верху, начиная ткать с пальцев щит магической энергии. Другие чародеи, прикрытые лёгкими кожаными панцирями поверх роб, накаляют жар огня и электричества у бортов, желая обрушить на врага тонны пламени и чистого тока.
– Дайте сигнал пушкам готовиться к огню!
В этот же момент по ушам саданул резкий звон труб, и передняя часть галерного флота подкатила орудия к бортам, раздался перезвон ядер, царапающих дула и шипение тлеющего огня.
– Поднять флаги Совета!
На этот раз над кораблями взвился ещё один флаг, возвещающий о едином Эндерале. Новая знамя, противопоставленное одноглавому геральдическому орлу Нерима и всевидящему оку Святого ордена. Золотая гордая хищная птица на светло-фиолетовом фоне вселила прилив храбрости и бодрости в сердца защитников, взбодрив души порывистым ветром храбрости и желания защитить родную землю.
Корабли выстроились в единую линию, тем самым мы сравнялись своим фронтом с фронтом неримского строя. Они плывут к нам на всех возможных скоростях, выстроив флот в три линии. Сотня неримских посудин против тридцатки наших. Это будет тяжёлое сражение, но цена велика – враг рискует потерять всё своё превосходство на море.
Первыми решили открыть сражение наши судна – галеры Арка. Я всем телом ощутил, как флагманская галера двинулся с ускоренным темпом, постепенно превращая строй в острый клин. Мы идём на острие нападения, мы рассечём вражеские порядки! И от этого становится только радостнее.
На палубах кораблей противника засверкали вспышки магических светов, гром прозвучал среди ясного неба, неся вести о том, что маги врага открыли эту дуэль. Горло завершило от резкого запаха серы, в голове засвербило от возмущения моря возможностей, а затем на наши головы упал дождь… огненный ливень из «сверкающих» небес поспешил сожрать наши корабли. В инстинктивном порыве защиты от смерти и страха я закрываю лицо, внутри посмеиваясь над тщетностью этого деяния. Пламя, секунды беспрепятственно летя, в паре метров от мачт столкнулось о невидимую стену ментальной энергии, вспыхнув сине-жёлтыми взрывами и рассеявшись. Секунд десять я с осторожностью смотрел на то, как чародеи-менталисты удерживали чары врага. Что ж, теперь наш ход.
– Огонь! – отдал приказ Фарнабаз.
Пушки ахнули и плюнули тяжёлым чугуном. Я ощутил, как качнулись галеры от работы носовых батарей, увидел, как отсалютовали щепками неримские корабли. Два ядра разбили борт первой каракки. А затем к пушечному хоралу присоединились остальные галеры – деревянные «стены» первого ряда посыпались кусками бортов неримских кораблей, те же отчаянно пытались ответить магическими залпами, но те только безрезультатно фонтаном искр сталкивались о щиты менталистов.
Враг тоже выстраивал барьеры мистической энергии, но только никакими силами они не могли выдержать чугунный ураган. Никакая магия не может противостоять невообразимо быстро летящему снаряду.
– Стоять! – отдал приказ Фарнабаз и галеры подняли вёсла, матросы поспешили стянуть паруса и клин из эндеральских суден встал.
Сотрясательный гром десяти галер, построенных отдельным клином, усладили мой слух смертельной канонадой, едва ли не выбивающий кровь из ушей. Я вижу это… взираю на то, как подбиваются мачты, как флаги с орлом плюхаются в море и как первые карраки кусками распадаются. Вижу и как неримская артиллерия пытается достать нас – длинные болты скорпионов и баллист погружаются в море, огненные камни с шипением падали в пучины морские. От непрерывного шума мои кости трясутся, борта качаются и в ушах селиться протяжный звон.
– Давайте ребята! – я призвал носовым батареям вести прицельный огонь. – Отправьте их на дно!
Пока галеры вели прицельный жестокий огонь, когги аристократии составили второй клин и присоединились к артиллерийской дроби, только их оружие не просто пушки, а гений Гаспара. Смотрящие чёрными дулами в небо, короткие, но пузатые и широкие орудия плюнули огнём, выталкивая тяжеленые ядра. Десять батарей по два орудия заголосили, осыпав задние ряды вражеского флота. Маги Нерима поднажали и выставили отличные фронтовые пси-щиты, ещё способные отбить атаку бомбард, но вот третий ряд – он не прикрыт и на него обрушилась вся ярость и гнев нашего мастерства. Один за другим палубы жалобно хрустнули, катапульты и баллисты взмыли ошмётками к небу, людей ударной волной сбросило за борта.
Неримлянам пришлось атаковать, они двинули единым кулаком все две ряда, весь фронт, стремясь обхватить галеры и уничтожить их.
– Вперёд! – приказал Фарнабаз, и двинул на врага двадцать кораблей острым клином.
Я посмотрел на обелившие от напряжения костяшки и пальцы. Меч сжат настолько крепко, что в ладони селится боль. В предвкушении скорой битвы, моё сердце глухо колотится, пот холодит шею и спину. Я уже вижу внушительные борта неримских кораблей, избитые, с пылающими дырами и воинами, мечущимися в приготовлениях к схватке. Кровь выкрасила края суден, трупы, разорванные тела и куски мяса устрашающе свисают.
– К бою! – приказал Фарнабаз, сверкая обнажённым ятаганом. – На абордаж!
Галеры вклинились в рассечённый центр построения неримского строя и теперь пришло молвить слово бортовым батареям. Несколько каррак не выдержали напора нового оружия и истошно прохрустев, жалостно вопя «криком» ломающегося дерева, падающих мачт, рвущейся парусины, и лопающихся канатов, пошли ко дну. Ещё залп и ещё несколько кораблей стали трястись, не способные к действиям и манёврам.
Трап крюком впился в палубу вражеской карраки, и я ступил на него, смотря в острый свет битвы. Выбежав вперёд, я врезаюсь вместе с остальными в слабый и измотанный страхом строй врага. Высекая сверкающую дугу, я погрузил лезвие в кольчугу неримца, и резко оттягиваю меч… чтобы затем его резко выкинуть вперёд и пробить кольца. Мои собратья нерушимым строем кинулись в бой под прикрытием стрел и болтов. Лучники Фарнабаза залповым огнём смели остатки сопротивления на этом судне – я поразился их непревзойдённому мастерству, каждая стрела находила свою цель, острая сталь проникала в тела, даруя вечный покой.
Защитившись от топора, я вывернул клинок и разрезал руку неримца и отошёл, отдав его под бойню клевцов аркских морпехов. И приготовив меч для новой схватки, я учуял, что железный запах сменяется серным… В бой вступили чародеи. Обернувшись, мне в моих очах отозвалась борьба буйного ревущего пламени, ласкающего дерево бортов и сметающего моряков. В этом успевали как наши маги, так и неримские. Борта чернели и падали кусками угля в море, подожжённые люди носились с криком и всё расписали реки пламени, взметающие куски опалённой парусины и золы, поднимая их в небо чёрным снегом.
Артиллерия Нерима, невзирая на корабли своих же дала огневой бой и рядом с нами посыпали объятые огнём камни, палубы треснули и покрылись почерневшими пробоинами. Дальняя галера просела под ударами десятков камней и пошла ко дну, а затем ещё одна.
– Проклятье! – я вспылил, одномоментно нанося нисходящий удар, разнося лёгкий щит моряка в щепки. – Нас берут в клещи!
Я отступил, сливаясь с рядом щитов аркских морпехов. Вооружённые клевцами и широкими павезами они мощными ударами изукрасили палубы в рдяные пятна и мазки, устилая путь тропинками тел. С ужасом я видел, как крючья выдирали мясо, как молоты до противного хруста крушили черепа и рёбра. Эти воины жалости не знают.
Мне пришлось броситься вперёд, – куда хлынула подмога на вычищенный корабль и встретил неримлян лихой песней меча. Один пал от утончённого укола спаты, второй рухнул за борт, когда я оттолкнул его, третий же попал на самое острие не сумев увернуться. Пятого и шестого возле меня молотами, овитыми всполохами молний избили в куски мяса морпехи, идущие потным строем. Я уже потянулся к седьмому, как сюда полился гибельный дождь. Враг с ужасом в глазах попытался спрятаться за малыми щитками, но аркские арбалетчики залили его, смели с палубы ураганом болтов. Кровь рекой хлынула по палубам, стрелки же противника ничего не могли сделать против крепких повез, увязая в них или отскакивая.
Галеры впились в центр неримского флота подобно зубу в плоть и огнём батарей стали вычищать. Вокруг метелью летали щепки, трещало дерева и лопались канаты, но мы проигрывали. Корабли стали медленно окружать нас, изрыгая на палубы оставшихся галер сотни воинов. Морпехи стиснулись щитами, чтобы не дать разорвать ряды и не пропустить врага на корабли. Теперь уже нас теснили и мои глаза всё чаще видели мрачную картину того, как неримские клинки отплясывали смертоносный танец на телах наших моряков.
В атаку вплыли дюннийцы. Восточный флот стал разворачиваться бортами к окружающему нас флангу. Быстрые парусники вскоре заняли положение и стали работать по краю неримского строя пушками, оттягивая на себя его внимание. Флот Дюнного не собирался идти в рукопашную, только выманивал корабли, расстраивая строй.
В это же время кнарры стали медленно и тихо подходить к иному краю флота врага. Они несли на себе подарок от Ха’Риакима – запасы зелёной смеси31, вкупе с порохом и литрами масла. Рассеянными рядами, не привлекая внимания, ведомые мастерами строительства межпространственных мостов, они незримо сближались с флотом Нерима.
Мечом расписав впереди стоящих противников алым, уподобив кисти меч и отошёл назад, едва не поскользнувшись на мокрой от крови палубе. Десятки искривлённых в гневе рож мелькают перед нашим рядом, одичавшие от боли и бесчеловечных приказов люди пытаются достать нас прямыми короткими мечами, но находят только непреодолимую стену павез. Высвободившись, я вторю ударам морпехов. Мой меч запел вместе с клевцами, их доспехи не выдерживали ударов, сталь проникала в тела и клала их и проливала гранатового цвета влагу. Воющие и стенающие моряки и воины хлынули лавиной на нас, но прикрыв себя стеной щитов, они только наталкиваются на дерево и металл.
Взрыв… нет, расцвет второго солнца накрыл меня и приближённых с такой силой, что корабли словно игрушки швырнуло ударной волной, а людей разметало подобно куклам. Ослепший и сбитый с толку я пытаюсь поднять себя как можно быстрее и пытаться прозреть… я… не знаю. Мне кажется или план Фарнабаза сработал. Правая оконечность неримской эскадры… она исчезла, как военный строй. Сквозь лес мачт, паутину канатов я увидел, что кнарры сделали своё дело. Ныне же там плескающаяся мутная вода сверкающей ковром пляшущего огня, на которой раскинуты почерневшие остова кораблей, палёные паруса и выжженные жертвы. Чародеи-менталисты, закрыв щитами корабли провели настолько, насколько это возможно вглубь неримского строя и подпалили адскую смесь, учтиво свалив оттуда. С тяжестью в руках я поднимаю меч, вынимаю «огневицу» и прорезаю плотную тишину выстрелом – свинец пробил горло высокого ратника с панцирем поверх вычурной рубашки. Видимо, капитан одного из кораблей упал на ошарашенных людей, зыркающих на меня глазами, взгляд которых явил нам животный ужас. Один за другим они стали приходить в себя и не веря в произошедшее, отчаявшиеся, бросились наутёк, лишь бы спастись… летя безжизненными на палубы, их спины стали отличной мишенью для арбалетчиков.
– Что ж, теперь мы можем отойти и расстреливать их из пушек, – с мрачным смакованием обозначил командир морпехов, стоя по колено в трупах.
И снова мы останавливаем врага. Военной хитростью и превосходством техники, не щадя клинка, мы отгоняем, становясь для него преградой. Наш флот вырвал победу, но моё сердце отзывается радостью при виде того, как в замешательстве враг бежит, пытаясь повернуть остатки флота, ибо только одно может вдохнуть в меня былое веселье.
Милосердие
Спустя два дня. Горы Фростклифф. Селение горцев.
За эти дни операции «Баррикада» противник смог продвинуться по всему Фермерскому и Солнечным берегам, вклинился в наши порядки на востоке Пороховой пустыни и стал планомерно разорять север Сердцеземья. Вместе с этим и по западу Солнечного берега стали расползаться малые отряды. Сколоченные из наёмников и выходцев Киры, эти компании с необычайной скоростью вклинивались в нашу защиту и прошивали её, наслаждаясь грабежами, насилием и блокируясь в руинах, пещерах, не подпуская к себе никого. Они уподобились острым иглоподобным зубам арпа, что впиваются в плоть нашей страны и льют кровь. Мы несём тяжёлые потери, несмотря на победы, каждое сражение окупается кровью нашего народа. Это не может не ввергать сердце в хандру, но сегодня я пришёл не для неё.
На мне нет доспеха, на поясе я не ощущаю тяжести меча, только болтающийся кинжал стучит навершием о пряжку. Мне в лицо не дует горячие дыхание битвы, только холодный северный ветер, колющий лицо морозной остротой. Несмотря на тёплый меховой плащ поверх одежд из шкур, я не могу избавиться от чувства, что холод ласкает мою кожу. Над головой тёмное суровое небо, укутавшееся в массивную пелену облаков и посыпающее нас снегом.
Я иду сквозь маленькое селение древнего народа, что приютилось в горной расщелине и скрылось от глаз всего мира. Справа и слева от меня палаточные домики из шкур, высящиеся чёрными надолбами, оттеняя белый притоптанный полог. Где-то у домиков поставлены стойки с оружием, разбросаны ящики, положены шкуры и прочие предметы обихода. Меж них копошатся люди – дети и взрослые, отличные от нас крепким телом, особой белизной кожи и немыслимо чистыми глазами. Их одежда – явление скудное для богатого жителя юга – шкуры, да кожа зверей, обращённая в грубые прикрытия для тел.
Я, останавливая свой взор на дамах, мужчинах и ребятне тут же его пытаясь убрать, ибо ответом мне становится зеркалом такой чистоты, что душу обуяет стыд. Святой орден долгие года воевал с ними, жестоко громя и уничтожая, преследуя и убивая. Силами хранителей было выжжено несколько деревень, проданы в рабство не менее тысячи женщин и детей и всё во имя заветов Мальфаса, которые эти люди отказались чтить.
«И что же такого они сделали? Живут здесь, никого не трогают. Любят друг друга, ни на кого не нападают и не грабят, вступив в союз с Дикими магами только по нужде. И что же с ними сделал Святой орден?» – спросил я себя, находя ответы на страницах истории и вспоминая, что любовь тогдашнего грандмастера к своему народу удивительно сочеталась с пристрастием к насилию и пыткам.
В те дни, Святой орден опорочил себя, ибо в бесконечной войне за хрупкий порядок, он всё залил кровью и сжёг огнём.
Эти воспоминания вызвали у меня приступ тревоги и стыда, захотелось провалиться под землю и закрыться, лишь бы не видеть этих взглядов. Ведь они видят во мне потомка тех, кто мечом и огнем косил их предков. В необычайно сильном порыве избавиться от этого мерзкого чувства, я начинаю шептать, вкладывая оледеневший огонь моего сердца в моление:
– О, Всевышний, помилуй народ сей.
Со мной рядом идёт высокого роста кучерявый чернявый парень. Его чёрную мантию ветер колышет подобно стягу на флагштоке, но его совершенно не волнует хлад. Он с тенью улыбки смотрит на окружающих его жителей, шепча что-то о них… возносит молитвы об их благе к Единому.
– Исаил, а это правда, что в Нериме, после того, как пал Азатарон, существовали наши… братья по вере? – решил я разнообразить путь беседой.
– Всё верно, друг мой, – улыбнулся клирик.
– Расскажи, а то… я не дошёл до этого места в Предании и ничего не нашёл в библиотеке.
– Эпоха Азатарона кончилась и пришла ей на смену Кинтийская эра32. В то время, по Преданию, был избран народ, для продолжения служения верного и чистого, – с вдохновением заговорил парень. – Род один, который стал свидетелем и исполнителем завета со Всевышнем. За то, что они хранили веру и уставы Его, Он хранил их и клялся, что через них будет мир просвещён. Жили они мирно много лет. Праотец Бен-Азраим, из центрального На’Айрима33, повёл народ свой на юг, в места плодородные. Но там, через две сотни лет, попал народ избранный в плен города Осс’Тиан, к царю жестокому и были в плену они четыреста лет, – далее речь его зазвучала с толикой монотонностью. – Об этом говорит и Остианский древний кодекс34. Древние рукописи рассказали, что древние правители в один день лишились не менее трёх десятков тысяч рабов, что привело сильнейше царство юга Нерима в упадок.
– А что дальше? Как они освободились?
– Послал он пророка своего к царю града жестокого, – с восхищением изрёк он строки Предания. – И испытал Единый царя, который возжелал сначала перебить всех рабов. Потом он предложил им поклониться его богам, но они отказали. Пророк предупредил, что если не отпустит царь народ сей, то свершиться кара над его домом и царством. Царь убоялся этого, ибо пророк предрёк и гибель царского отрока, который был при смерти от болезни. Царь отпустил народ и он, по воззванию Единого, отправился на север. Сын царя всё же пошёл на поправку по молитве того пророка.
– Хорошо… будет время, я доберусь до этих мест Книги.
Как же я рад видеть Исаила… я взираю на его заснеженную бородку, на терзаемые ветром волосы и заметил, что его лицо, гордое и просветлённое, всё же тяжелится усталостью. Я не могу вспомнить, или подсчитать, сколько часов Исаил потратил на проповеди в храмах, и общению с Первосвященником. Он словом и молитвой, делом и праведной верой вдохновляет людей в эти тяжёлые времена. Люди и аэтерна Арка живут не только хлебом из Речного, и защищены мечом Велисария, но питаемы и словом молодого истинного клирика, и ограждены его заботой, ибо в эти тёмные времена, когда столица в кольце монстров, нежити и терзаема неримлянами народу нужна воистину божественная помощь. Но сейчас долг принёс его далеко на север, в расщелины гор, по тайным тропам и витееватым дорогам, туда, куда ни одному сердцеземцу или дюннийцу не удавалось зайти. И он идёт, не имея сомнения, не выказывая усталости, словно ведомый Кем-то более сильным. Он – мой старый друг, он тот, кто выдернул меня из хандры после хождения-по-воде, он тот, кто словом поднял дух мой, когда в Святом ордене поли слухи о смерти Магистра, он вырвал меня и полордена из когтей смертельной бессмысленности бытия после смерти Рождённых смерти. Его слово нас вело, им я жил, и оно меня привело к Истине. Теперь же я готов сопроводить его хоть на край света, что бы он нёс глагол в самое сердце севера.
– Исаил, а ведь о том, как живут горцы мы и даже помыслить не могли, – вырывается с моих уст. – Как же здесь красиво, – я посмотрел на левую руку, которая лишь вполовину могла подняться, и без зелья О’Брайенна даже не могла сжаться в кулак; и опустив её восхитился. – Как же здесь красиво. Никогда не думал, что удастся побывать здесь.
– Коли же они допустили нас к тайнам своим, то нас стоит быть учтивыми, – Исаил гордо продолжил идти, но его пути появился мальчуган, в меховой обелённой ломтями прилипшего снега шубке; он пристал к его мантии и игриво одёрнул её, Исаил же одарил его ласковой улыбкой и нырнул под рясу, секундой позже в руках мальчугана блестит игрушка и шоколад, завёрнутый в ткань.
Картина необычного милосердия вызвала пленяющий ступор в среде горцев, я заметил их не то что удивление – отказ верить в милосердие аркчанина. Мать ребёнка быстро пристала к Исаилу, схватив мальчика за руку, и оттянула его, скрывшись в толпе северян. Исаила, впрочем, это не смутило, и гордо вытянувшись, он пошёл дальше в сторону большого чёрного шатра в конце селения. Горцы взрослые… они не знакомы с милостью аркчан, только со сталью из Сердцеземья, они не знают, что такое доброта жителей юга, только ведают, что есть гнев и ярость Святого ордена. И Исаил, он может стать маяком, среди моря черноты и указать путь ещё не присоединившимся.
Мы идём дальше, нас окружают и стесняют в шкурах и грубой одежде, которым в диковинку видеть нас. Мужчины и женщины стеной встали, создавая коридор, и всё чаще я стал видеть, как в рядах сверкает оружие – копья и длинными наконечниками, тонкие мечи и топорики. Инстинктивно моя рука ложится на кинжал, но их глаза… чистые и вопящие о безвинности, лишают длань мою силы, а дух больше трепещет, чем пламенеет.
– Не нужно, – коснулся моей ладони Исаил. – Не оружием, но всяким милосердием мы можем сегодня победу получить.
Я ускорил шаг, пытаясь как можно скорее преодолеть эту стену народа, но вот Исаил шагает размеренно, величаво, не чувствуя беспокойства. И на пути мы натыкаемся на ещё одну реальность жизни горцев, помимо странной одежды и суровых лиц. На лежанке из шкур, прикрытый одеялом, лежит человек… точнее доживает последние дни. Я разглядел язвы, гнойные сети и желтоватую гадость на губах и глазах мужчины; ладонь показалась из-под чёрных волос, и я ужаснулся увиденному, знакомый спазм сдавил живот. Кожа… она пузыриться и готова к тому, чтобы слезть с прогнивших мышц, ногти покрылись трещинами и вот-вот сваляться; воздух вокруг больного спёрт и несёт зловоние настолько противное, что создаёт ореол пустоты вокруг больного.
Тут нет апотекариев, нет врачей, и страшная чума разила одного за другим. Этот мужчина только один из многих, кого сразила болезнь. Остальные либо получили вечный дом телом под землёй, а душой в царстве духа, а другие доживают последние в отдельных палатках. Этот мужчина… мне показалось, что его специально вынесли, чтобы испытать нас, чтобы показать – «посмотрите, неженки из Арка, как мы страдаем. Не станет ли для вас это позорным? Не побрезгуете с такими породниться?»
Пока меня от смрада и вида штормило так, что я еле шевелил ногами и на грани возможного не давал себе рухнуть в снег, Исаил остановился. Через заплывающие пеленой образы народа и больного, я увидел, что, покачиваясь, проповедник зашатался к нему, протягивая охваченные тёплым светом ладони.
«Исаил, не стой возле него, пойдём же!» – кричу я в себе, но почему-то сам испытал жалость к лежащему, раздавив ею презрение.
Исаил же упал на колени возле горца, измазав мантию в белом снегу и зажал его ладонь в своих. Гнойники лопнули, и по коже Исаила заструился зелёно-белый ихор, язвы брызнули кровью, источая неведомое зловоние. Горцы рассеялись прочь, меня покачнуло и вселилось в голову ощущение, как будто я выпил бочку пива. Но Исаил держится – его руки продолжают лить магию, исцеляя ею и духовною силой, он заживлял раны, затягивал язвы и врачевал гнойники, являя нормальную кожу. Мужчина распахнул рот и оттуда, сквозь чёрно-белеющее зубы вырвался влажный бурлящий хрип вместе со смрадом. Я увидел, как мой друг буквально побледнел, его глаза закатываются, но он держится. Как человек может такое выдержать? Горцы, позатыкавшие носы отошли на десятки метров, но Исаил там, где находится невозможно.
Процесс целительства окончился – Исаил отнял одну ладонь, а другой в крепком хвате взял горца и потянул на себя. И он поднялся, одеяло, пропитанное гноем и вонючее, откинулось, и мужчина встал, на удивление и великий страх сельчанам.
– Целительная сила Державного подняла тебя, – выжал из себя слово Исаил.
– Thugo thuu buaidahsa aeri bassa, – нормально, не захлёбываясь гноем сказал исцелённый на своём языке.
– Не я способен одержать над смертью победу, но Тот, Кому она противна, – дал ответ Исаил и продолжил идти к цели.
Тряхнув головами и с минуту подышав, я смог сделать шаг. Мы продолжили идти, всё увереннее и быстрее подходя к шатрам вождя, у которого стала попадаться более экипированная стража. Утеплённые и защищённые меховыми доспехами люди, держа топоры и копья, покрытые шлемами с торчащими шкурными волосами подкладками, несут бдительную стражу.
Тут я разглядел и больше стоек с клинками, и примитивные кузни, от которых разносится гулкий тяжёлый звон кузнечной работы – плотные мужики куют оружие для своей великой армии.
Наши персоны оказались на небольшой площади перед великим шатром и только сейчас я заметил, что палаты и убежища поменьше составили нечто стены для него, убаюканные в низинах остроконечных седых скал. Не успели мы сделать и шага, как нам готовят ещё одно испытание.
Перед нами вывели настоящее произведение человеческой красоты – создание непревзойдённого великолепия, несущее на себе лёгкий плащ и вздрагивающее под напевами горного ветра. Её чёрные густые волосы аккуратно ложатся завитками и спиралями на плечи, лицо, будто вышедшее из мастерской великого «Небесного Ювелира» вселяет умиление, а тёмно-зелёные глаза напоминают мне о столь родных краях Сердцеземья. Но сколь бы красива она не была, моё сердце рядом с другой. И всю картину женского великолепия нарушает цепь на шее её, и кандалы, столь несуразно смотрящиеся на её нежных запястьях, что так и тянет их сорвать.