Ее круглые глаза, не мигая, смотрели на меня. В них сквозил животный страх. Вика поняла, что я очнулся, и отчаянно замычала, но криво налепленный на губы скотч поглотил ее возглас словно глушитель выстрел.

Висок и бровь страшно ныли после удара. Я покрутил головой, но не смог дотянуться до плеча, чтобы стереть с века кровь. Напряг плечо, тоже тухляк – руки были стянуты жгутом за спинкой стула. Я облизнулся, ощутив солоноватый привкус, мой рот оказался не заклеен. Видимо, Санчо решил, что раз я без сознания, то орать не стану.

Вика сидела на стуле напротив со связанными позади спинки руками. Таращилась на меня и все судорожно сглатывала. Мой залитый кровью глаз щипало. Осмотреться пришлось вторым. Кутузов, блин.

В подвале был только Санчо. Он медленно, смачно курил шагах в десяти, пуская дым под потолок. Потирал, сволочь, правую кисть. Я подтянул ноги, стул подо мной скрипнул, и Санчо повернулся. Втоптал окурок, схватил бутылку воды с пола, отхлебнул. Подошел и присел передо мной, горилла такая. Вика в отчаянии пискнула сквозь скотч, но он и ухом не повел.

– С возвращением, – осклабился Санчо. С его горилловой челюсти капало.

– Дай воды… – проронил я.

– А за шаурмой не сбегать?

– Бить-то зачем было?

– Для надежности. – И сплюнул мне на кроссовки.

Я хотел было спросить, что же теперь будет, но вовремя вспомнил, что Санчо ничего не знает и не решает. Не уровень горилл.

Санчо взглянул на часы и вытащил мобильник. Быстро набрал сообщение.

– Ну дай воды, – сказал я. – Чего как этот…

Он сделал мощный глоток и резко выплюнул струю воды мне в лицо. Глаз слегка промыло, и окрашенная красным вода стекла мне на футболку.

– Ловить надо было, – хмыкнул Санчо. Животное.

Его мобильник пиликнул сообщением.

– Ну вот, – как-то зловеще произнес он и похлопал меня своей килограммовой лапой по щеке.

Спрятав мобилу, он вынул нож. Медленно так, ухмыляясь. Вика замычала, засучила ногами. Санчо ее в упор не замечал. Он зашел мне за спину и перерезал жгут.

– Встал, – приказал он.

Я поднялся, меня шатнуло, но Санчо удержал. В голове еще звенело.

– Перестарался, – сказал Санчо, почесывая лысину. – Но идти можешь. Не дури только, Тёма. Вальну без предупреждения.

Он вытянул из-за пояса пистолет и подтолкнул меня стволом в сторону лестницы. Я снова поймал взгляд Викиных круглых глаз.

– А она?.. – сказал я.

– По одному, по одному. Ты же знаешь Будду.

– Что… с ней будет?

– Ты лучше за себя переживай, – посоветовал Санчо и легонько ткнул меня стволом в лоб. – Шевели помидорами.

Мы двинули к лестнице, и я напоследок обернулся. Вика сидела как-то обреченно глядя под ноги, и по ее щекам текли слезы. Дура дурой все-таки. И себя и меня подставила. Но все равно жалко.

На верхних ступенях я обернулся к Санчо.

– Ты понимаешь, что это глупость? Откуда мне было знать…

– Чего ко мне прикопался? – поморщился Санчо. – Будде мозг засирай, а не мне. Мне вообще по фигу, что у вас там было. Топай, чего встал?

Он вытолкнул меня с лестницы в какой-то коридор. Потом мы прошли сквозь прихожую в гостиную. Огромную, светлую, всю в серо-голубом мраморе.

Щуплая фигура Будды наподобие торшера торчала посреди комнаты. Он замер возле огромного кожаного дивана, засунув руки в карманы брюк. Медленно развернулся на звук шагов, склонил голову набок и стал похож на грифа-стервятника.

Санчо тормознул меня в паре шагов от босса. Будда пожевал тонкими губами, помял ладонями морщинистое лицо и опустился на диван, воззрившись на меня снизу вверх.

– Я тебе доверял, – сказал он и закинул ногу на ногу.

– Будда… – В горле у меня пересохло, а мысли наезжали одна на другую. – Это недоразумение!.. Реально!

– Доверие – это главная ценность. Знаешь?

– Не знал я, что Вика – твоя телка! Клянусь! Почему она не сказала?! Я бы ни за что…

– Хочешь свои грехи на бабу свалить? – Будда вскинул бровь.

– Какие грехи, Будда! – Я шагнул к нему, но Санчо рванул меня за ворот обратно. – Говорю же, не знал… У ней же не написано на лбу!.. Мало ли кто в кабак притащится?

Будда прикрыл свои стервятниковые бледные веки. Молчал. Уж не приговор ли готовил?

– Что мне справки наводить, – затараторил я, – обо всех телках, которые глазки строят с бутылки «шампуня»? А не твоя ли это собственность, типа?

– Все, кто работают в моих заведениях – моя собственность, – процедил Будда. – И ты тоже.

– Она не говорила, что там работает! Я думал, залетная телка. Выпила и ищет приключений. Никто не носит бэйджиков с надписью «Собственность Будды»!

– Дерзишь, – сказал Будда.

– Хоть бы сказал кто!.. – Я отчаянно защищался. – Стопудово, в баре были те, кто знал, про вас с Викой. И ни одна сволочь не предупредила!

– Где познакомились? – спросил Будда, сцепив пальцы рук на колене. – В офисе, небось?

– Какой, в жопу, офис?! – выпалил я. – Будда, я на работе работаю! У меня в офисе дел по горло, ты же знаешь.

Гриф-стервятник молчал, сверлил меня бесцветными своими глазами. Только бы печень не выклевал.

– Это случайность, – сказал я.

– Я в них не верю.

Тут снаружи послышался шум подъехавшей машины. Будда кинул непонимающий взгляд на Санчо, и тот, пожав плечами, прыгнул к огромному окну, выходящему во двор.

– Это правда, Будда! – воскликнул я. – Я не виноват! Почему я-то стал крайний?

– Ты не крайний, – ледяным тоном сказал Будда. – Ты мертвый. Почти.

– Да за что?.. – произнес я, цепенея. – С какого перепуга…

– Цыц! – осадил Будда и спросил Санчо: – Кого там нелегкая принесла?

– Бершин, – ответил Санчо. – Но он не назначал. Странно. Может, что срочное?

Будда встал с дивана, помял тощую шею, размышляя. В дверях раздался звонок.

– Санек, уведи Тёму в ту комнату, – Будда показал по коридору. – На ключ закрой, а сам возвращайся. Мы с Вадимом быстро перетрем. – Он приблизился, окидывая меня взглядом, не предвещавшим ничего хорошего. – И продолжим наш народный суд. Самый справедливый суд в мире.

Звонок в прихожей повторился. Будда хрустнул пальцами и направился к входной двери.

Я открыл было рот, но Санчо дернул меня так, что челюсти мои лязгнули, и я чуть не прикусил язык. Он вытолкал меня в смежную комнату, прикрыл дверь. Усадил меня на пол.

– Тебе пасть заклеить? – спросил Санчо, покачивая перед моим носом пистолетом. – Или ты не даун, чтобы усугублять?

– Не надо. Куда я денусь?

– Точняк, Тёма. Сиди тихо и не дыши.

За стенами бубнили, Будда уже провожал приехавшего в гостиную. Санчо шагнул к двери.

– Санчо, – остановил я его. – У меня… есть шанс?

На несколько секунд горилла замерла, шевеля складками на могучей шее, затем вышла. Заперла дверь, лязгнув в замке ключом.

Я тяжело вздохнул и осмотрелся. Какая-то комнатушка с непонятным назначением: не то гостевая спальня, не то еще что. Окна выходили во двор, где под ветвями старого клена чернела «бэха» гостя.

Нормальный расклад. Грохнут сейчас почем зря. Ну скотство же, а! Эх, Вика, Вика, овца ты горная… Чем ты, дура, думала? Хотя, о чем я? Думала, как же… Я же не на размер ее мозга клюнул, это факт. Тельце у нее, что надо, тут не поспоришь. Секс был качественный. Вот и расплачивайся теперь за качество. В моем мозгу возникло видение. Голая Вика лежит на металлическом столе. Паталогоанатом сдирает с руки мокрую перчатку и сообщает стоящему рядом Будде: «Между прочим, перед смертью у нее был качественный секс». Надо что-то делать, блин, нельзя ничего не делать! Но что? Тужься, Тёма, тужься! Может, отсчет-то уже на минуты пошел…

Я вскочил и припал ухом к двери. Из гостиной доносились глухие голоса. Посетитель, которого Санчо назвал Бершиным, очевидно, расхаживал по гостиной, потому что его голос иногда становился отчетливым. «… вот, какой парень нужен! – говорил он. – Понимаешь? Смышленый и не робкий. С артистической жилкой.» – «С артистической?… – хмыкал Будда. – Запросы у тебя, Вадик…»

Я отпрянул от двери и стал нервно бродить по комнате. Остановился у окна. Проверил замок стеклопакета – створка открылась. Я осторожно выглянул, потянул носом лесной воздух. Я понятия не имел, куда нас с Викой привезли, вытащив прямо из постели. Таких тепленьких, невинных… Я знал, что Будда обитает в нескольких домах, раскиданных по Подмосковью, и все они были спрятаны в глуши. Стервятник шифроваться умеет. Ну куда я сбегу с его подводной лодки? Без навигатора, без мобильника… Поймают и снимут скальп раньше, чем я доберусь до трассы. Перспективы были офигенные. Похоже, последнее, что я увижу в этой жизни, будет дуло пистолета Санчо. Мрачняк какой-то.

В голову не лезла ни одна идея. Я уткнулся лбом в дверь и услышал новые обрывки фраз. «А ко мне-то ты на кой с этим пришел?» – недоумевал Будда. «Пойми, мне больше не к кому! – говорил Бершин. – Задание-то очень деликатное. Особое доверие к человечку нужно. Чтоб не сболтнул и все сделал. Я знаю, у тебя парни с дисциплиной. Я это ценю…» Дальше забубнили невнятно, Будда продолжал удивляться, а Бершин – наседать. «За ценой не постою, гарантирую!» – «Да где я тебе найду артиста? У меня стрипклубы, а не драмтеатры, Вадик…» – «Ну хоть что-то… Подумай, я тебя очень прошу!..» – «И как срочно?» – «Да хоть сейчас… Я поеду, а ты покумекай до вечера, а? Лады?»

Голоса стали громче, Бершин и Будда шли к выходу. Я отпрянул от двери.

Сейчас этот Бершин свалит, и кранты тебе, Тёмушка. Мысль была настолько отвратительной, что внутри у меня все вскипело. Сдаться просто так? Хрена вам лысого! И тут же пришло решение – отчаянное, рискованное, нелепое… Словно кто-то внутри меня быстро его принял и тут же толкнул мое тело к окну.

Я рванул створку и выпрыгнул. Рухнул в клумбу с цветами, вскочил расшвыривая пахучие бутоны. Хорошо бы устроить ложный след… Успею ли? Побежал вдоль стены, оставляя на клумбах глубокие раны, сломал несколько цветов, чтоб бросалось в глаза. Затем отряхнул кроссовки, выскочил на каменную тропинку и сиганул к машине.

Бершин возник на крыльце через секунду после того, как я втиснулся в салон «бэхи» между передними и задним сиденьями и захлопнул дверцу. И хотя сердце молотило нещадно, и страшно было до жути, я все-таки приподнял голову и взглянул краем глаза на происходящее.

Высокий, поджарый, коротко стриженый Бершин в деловом костюме стремительно шел к машине. Санчо высунулся из распахнутого окна подводной лодки с удивленной рожей. Я пригнулся обратно, съежившись между сиденьями.

– Что там? – крикнул ему Бершин, открывая дверцу.

Санчо что-то ответил, но не было слышно, что. Потом донесся его возглас: «Он за дом, что ли?! В сад умотал, придурок!»

Бершин постоял в нерешительности, потом залез в машину.

Купился, замирая, думал я. Купился, горилла! Будда, может быть, и не дурак, но Санчо-то полный даун, профессиональный. Только бы успеть отъехать, пока до этих скотов дойдет!

– За кем он там бегает? – под нос пробурчал Бершин, заводя двигатель.

Пока машина выезжала со двора, я лежал ни жив, ни мертв, в любую секунду ожидая звонка или кинувшегося на капот Санчо с пистолетом. Но ничего этого не случилось. Машина потряслась несколько минут по кочкам и выехала на шоссе. Бершин набирал скорость и увозил меня от расправы все дальше и дальше, а я лежал и улыбался во всю рожу. Наверное, это была самая глупая улыбка во Вселенной.

2

Не знаю, сколько прошло времени. Мы мчали по трассе, я лежал на полу, глядя на серую обшивку салона, в машине играла музыка. Бершин закурил сигариллу, распространяя запах вишни.

Эйфория от того, что я остался живой, быстро выветрилась. Инстинкт самосохранения уступил место мышлению, и оказалось, что вопросов целая куча. Куда меня может привезти этот Бершин, и как мне от него слинять? А ведь еще нужно было подумать, что делать, когда я окажусь в Москве. Домой не сунешься – гоблины Будды будут у хаты раньше меня. Значит, надо залегать на дно там, где им и в голову не придет меня искать. А что еще может прийти в их гоблиньи головы? И сколько времени пережидать, пока Будда успокоится? Или найдутся свидетели, которые подтвердят, что я – не верблюд. Неделю, год, вечность?

«Бэха» вдруг стала сбавлять скорость и, съехав к обочине, встала. На мгновение в салоне повисла гробовая тишина, изредка прерываемая жужжанием проносившихся за стеклом автомобилей. Что это? ГИБДД? Заправка? Бершин захотел отлить? Я почти перестал дышать. Поэтому, когда надо мной возникло лицо Бершина, я даже вскрикнул от неожиданности.

Бершин ухмыльнулся.

– Какие мы напуганные.

Лицо его было абсолютно спокойно. Волевое, выбритое лицо какого-нибудь бывшего майора чего-нибудь там со звездочками. Было ему лет сорок пять. Он скользнул холодным взглядом по мне и произнес:

– Дыши, дыши, студент. И сядь уже.

Я поднялся и сел на заднее сиденье. Все внутри дрожало.

– Я тебя сразу просек, – сказал Бершин и, поймав мой затравленный взгляд, пояснил: – У задней двери следы на камнях были. У меня глаз наметанный.

Я стал лихорадочно соображать, что у этого чувака на уме. Судорожно осмотрелся – машина стояла, прижавшись к обочине.

– Если захочешь сигануть – забей, – сказал Бершин. – У меня в бардачке ствол. И стреляю я отлично. Поверишь на слово?

Я вздохнул и кивнул. Откинулся на спинку. Бершин бросил брезгливый взгляд на мою футболку в пятнах крови.

– Значит, поговорим.

– Вы не сдали меня Будде… – выдавил я. – Спасибо. Почему?

– Интересно стало. Что за перец мне в тачку забрался. – Он помолчал, осматривая мой потрепанный вид. – Кто тебе кровь пустил?

– Есть добрый человек.

– А, я его видел. Следы. – Бершин постучал пальцем по костяшкам правой кисти. – Ну и за что он тебя?

– Сбежать хотел. Попал, блин, в замес.

– А ты отчаянный.

– Жить всем охота, – буркнул я. – Главное, я не виноват. Вот что обидно.

– Не виноват в чем?

И тогда меня прорвало. Я почему-то ему все рассказал. Сбивчиво, эмоционально, вложив в рассказ все, что накипело, все, что я думаю и про горную овцу Вику с ее овцами-подругами, и про гориллу Санчо с его скотскими методами… короче, про всю эту хиромантию минувшей ночи.

Ну зашел я сполоснуть горло после работы в один из клубов Будды – просто потому, что кабак был недалеко от офиса. Да и девки там на шестах самые сочные, если честно. Приятно глянуть после напряженного трудового дня на их масляные тела, потягивая 12-летний скотч. Позднее приперлись эти три овцы, уже навеселе. Я еще подумал, что у них турне по кабакам. Ну то, да се. В общем, круто зажгли, особенно Вика. Она почему-то на меня пялилась все время. А стало за полночь, мы ко мне и двинули. Бухла по пути еще взяли. Покувыркались знатно, ничего не скажешь. Только уснули – тут Санчо с гоблинами и нарисовался. Скрутили нас и к Будде повезли. И какая только сука нас спалила? Нет, чтобы в клубе предупредить. Вика, мол, – безбашенная телка из гарема Будды! Я бы на эту двустволку и не взглянул, ясное дело. Нет же, смолчали, твари… Почему – до сих пор загадка. А я теперь – никто и звать меня никак.

– На Будду работал? – спросил Бершин. Я угрюмо кивнул. – Кем?

– Офис – менеджером. Плакала теперь моя работка.

– В каком именно офисе?

– А их несколько?

– Ладно, проехали. – Бершин задумчиво помолчал. – И что собрался делать, офис-менеджер?

Я пожал плечами, глядя на мелькающие за стеклом машины. Знать бы – что. Об этом я еще не успел подумать.

– До города подбросите? – спросил я. – Там и буду решать.

– Что ты собрался решать? – скривился Бершин. – Он же тебя найдет по-любасу.

– Значит, уеду из Москвы.

Бершин цыкнул языком и покачал головой.

– Всю жизнь будешь прятаться?

– Вам какое дело? – буркнул я. – Мои проблемы. Довезете или нет?

Бершин медлил с ответом, и мне это не нравилось. Что он задумал, жучара? Я взялся за ручку, открыл дверцу, и тогда он гавкнул:

– Закрой! – Я замер. Он понизил тон: – Какие мы резкие.

Я захлопнул дверцу. Бершин сверлил меня своим пронизывающим, холодным взглядом, словно у него под черепной коробкой решались судьбы мира.

– Есть предложение получше, – произнес он и снова замолк.

Я опять замер, не понимая, какой реакции он от меня ждет. Но Бершин, кажется, ничего не ждал, он просто прокручивал в голове какую-то неведомую мне комбинацию. Надеюсь, без ствола из бардачка.

– Предложение такое, – сухо продолжил он. – Ты выполнишь для моего босса одно задание. На время выполнения получишь проживание и пропитание. Ол инклюзив. А по окончании – еще и хорошие деньги. Очень хорошие.

– Что за задание? – напрягся я. – Не мокруха?

Бершин хохотнул.

– Не бойся, офис-менеджер. Обойдемся без жертв и даже без насилия. Но решай прямо сейчас.

Я медлил. Что-то внутри протестовало, будто знало заранее, что не надо соваться в эту авантюру. Да еще при странных обстоятельствах.

– Вам же артист нужен, – сказал я.

– Подслушивал?

– Орали на весь дом.

– Ты справишься, я уверен, – проговорил Бершин. – Ах да… Я еще отмажу тебя перед Буддой. Вернешься реабилитированный. Не посмертно, заметь.

– Серьезно? Это как же?

– У нас с ним давние взаимозачеты. Я пустых обещаний не даю. Ну, чего молчишь? Берешься?

Внутри у меня стала разыгрываться нешуточная буря противоречивых желаний. Бершин смотрел на меня, словно рентгеновским лучом просвечивал.

– Что за задание? – снова спросил я. – И сколько денег?

Лицо его разгладилось. Он посмотрел на наручные часы.

– Заедем куда-нибудь, похаваем, – предложил он. – Там и потолкуем.

Я пожал плечами. Бершин развернулся на сиденье и взялся за ручку переключения передач. Не оборачиваясь, бросил через плечо:

– Заодно умоешься и майку новую купишь.

3

«Бэха» въехала на территорию роскошного двухэтажного особняка, окруженного каменным забором. На стоянке под солнцем грелось несколько автомобилей. Бершин на протяжении последних минут был молчалив и серьезен. Он заглушил движок и скомандовал:

– Выходим.

– Могли бы и больше рассказать, – сказал я, вылезая из машины. – Нагнали тайн, блин.

– Все узнаешь. За мной.

Бершин кивнул в сторону дома и пружинисто зашагал по аллее, окаймленной кустарником из живой изгороди. Я поспешил за ним, вытягивая голову и рассматривая территорию.

Она была огромна. По одну сторону аллеи поблескивал голубой бассейн, по другую простирался пышный сад, в котором утопала белая каменная беседка, да среди кустов торчал садовник. Кроме охранника на воротах еще виднелась одинокая женская фигура в шезлонге у бассейна. Белокурая головка приподнялась и следила за нами все время, пока мы шли к дому.

Мы поднялись по ступеням крыльца, стекло дверей бесшумно уплыло в стороны, пропуская нас в темноту дома. В полном молчании пересекли просторный холл и стали подниматься по лестнице с массивными перилами. Я в интерьерах мало что понимаю, но убранство выглядело реально дорогим. Повсюду торчали камеры видеонаблюдения.

На втором этаже мы миновали череду резных дверей и кожаных диванов вдоль стен и остановились у приоткрытой двери в конце коридора. Бершин толкнул дверь и пропустил меня с какой-то зловещей галантностью, затем вошел следом.

Кабинет хозяина особняка не уступал всему остальному. Мебель тоже была лакшари. У огромного, во всю стену, окна простирался стол, напротив окна – диван, рядом – стеклянный столик. По стенам тянулись стеллажи и шкафы. В одном из шкафов со стеклянными дверями застыла коллекция фигурок чугунных животных. Такими обычно в киношках череп проламывают. Пара кресел, минибар, все, как положено. Я прямо физически ощутил, как тут пахнет деньгами.

За столом, откинувшись на спинку кресла, вальяжно восседал владелец этих денег. Лет 60 или около того, невысок, небольшой животик, мужик с виду бойкий, седеющая шевелюра, бесстрастное, неподвижное лицо. Дорогой костюм и белоснежная сорочка с запонками – никакого диссонанса с обстановкой кабинета. Окей, едем дальше.

– Александр Ильич, – обратился к нему Бершин, показывая на меня, – это Артем. – Потом несколько величественно произнес: – А это Александр Ильич Комов.

Комов величественно вышел из-за стола, опустился на диван, величественно закинув ногу на ногу, и величественным жестом пригласил меня сесть рядом. Все это время он глядел пристально. Мышц у него на лице, казалось, не было. Как у манекена.

– Располагайся, – сказал Комов. Голос у него был властный и громкий.

– Рад знакомству, – сказал я и сел рядом.

Бершин подошел к минибару, открыл бутылку минералки, взял стакан и плюхнулся в кресло в углу, вытянув ноги.

– Что с лицом? – спросил Комов, показывая на мой пластырь на лбу.

– Прыщ неудачно выдавил.

Я натянул на лицо улыбку, но она едва не соскочила обратно.

С неким облегчением я подумал, хорошо, что Санчо не разбил мне губу. Встречу его – обязательно расцелую.

– Мне о себе рассказать? – спросил я.

– Погоди ты, – отрезал Комов. – Раз Вадим тебя привез, значит, подходишь.

Он глянул на Бершина, и тот поспешно кивнул, наливая минералку в стакан.

– Вадим ввел в курс? – Непонятно, кого Комов спрашивал: меня или Бершина.

– Не особо, – ответил я. – Типа, нужно раскрутить какого-то чувака…

– Вы лучше сами, Александр Ильич, – бросил Бершин. – Напутаю еще.

– Боялся, что парень испугается и сбежит? – хмыкнул Комов, пристально поглядывая на нас обоих.

– Не сбежит, – сказал Бершин и осушил полстакана за раз. – Отчаянный малый. Тертый калач. Правда, Тёма? – И подмигнул мне, жучара.

– Меня заинтересовали э-э… условия, – сказал я. – Проживание там, ну и остальное…

– Погоди ты про условия, – перебил Комов, глядя мне в глаза. Будто по самому днищу души поскреб.

Я молчал. Годил, так сказать.

– Слушай и не перебивай. Вопросы после. – Комов сделал паузу, подумал. – В этом доме живет один человек. Близкий мне человек. Сейчас он под домашним арестом. Разошлись мы с ним по ряду вопросов.

Комов сделал паузу, наблюдая. Я не шевельнул ни одним мускулом, хотя чуть не издал возглас удивления. Бершин следил за нами обоими, держа стакан на груди и прикрыв веки как игуана на солнцепеке.

– Он психически… э-э, нестабилен, скажем так, – продолжал Комов. – Есть свои тараканы и дурацкие мании. Поэтому и – карантин. А не из-за наших разногласий. Я хочу, чтобы ты это уяснил. Уяснил?

Бершин еле заметно кивнул мне головой.

– Уяснил, – сказал я. – Близкий чел. Есть мании. Живет под арестом. Все понятно.

– Пару месяцев назад он еще мог покидать дом. Тогда он украл у меня одну вещь. Сумка кое с чем важным. Он ее выкрал и где-то спрятал. Видимо в доме, но не факт. Твоя задача: найти сумку. Задача непростая. Я бы даже сказал, напоминает игру.

– Квест, типа? – спросил я. – Собери паззл?

– Помолчи. Паззл – не паззл… Как получится. Я жду, что ты войдешь к нему в доверие и аккуратно расколешь. Нельзя, чтобы он заподозрил, что ты мой шпион. Тогда все сорвется, он замкнется и ничего не скажет.

Комов снова помолчал, попереглядывался с Бершиным, продолжил:

– Залог успеха в том, что ты внедришься в домашнее окружение под видом его дальнего родственника. Ну, то есть, нашего… Ты, якобы, приехал искать работу в Москве. На недельку попросишься пожить здесь, на гостиницу, мол, денег нет. А тут места хватит. Он парня не видел лет семнадцать, ничего не заподозрит. Сколько тебе лет?

– Тридцать.

– За двадцать пять сойдет. Покрасим волосы, поменяем одежду. Зазубришь легенду, историю семьи и – вперед. Расположишь его к себе, вотрешься в доверие. Пусть выложит все свои тайны!

Комов аж придвинулся, испепеляя меня взглядом. Лицо каменное, в складках. Мне на миг стало не по себе, но я прогнал это ощущение. Знаем мы такие взгляды. Не на того напал, дядя.

– Вкратце так, – сказал Комов, и лицо его чуть разгладилось. – Решай сейчас. Готов? Потянешь? – Пауза. – Соку? Минералки?

– Соку, – сказал я и откашлялся.

Комов встал и прошел к минибару. Пока он звенел стеклом, я пытался понять, чему следовать: инстинкту самосохранения или зову денег. Да, бабла у Комова можно отжать неслабо, скупиться он не станет… Мокрухи и правда на горизонте не наблюдается. Я, конечно, за любой кипеж, но что-то тут мне не нравилось, что-то не срасталось. Понять я не мог ни разу. Иногда мое подсознание закрывается от меня наглухо и ключи не выдает.

Я взглянул на Бершина. Жучара тоже замер в кресле, стакан в ладонях крутит и крутит. Поймал мой взгляд и моргнул глазами: мол, не очкуй, Тёма, все же обговорили по дороге. Но про квесты он, гад, не упоминал.

Комов вернулся, протянул стакан апельсинового сока. Я поблагодарил его, взял стакан, заметив на его пальце шрам от ожога. В горле у меня была реальная Сахара, и я выпил сок в два глотка. Комов сел рядом, ждал, глядя на меня искоса.

– Я готов, – проговорил я. – Сыграем, почему бы нет?

Комов удовлетворенно похлопал меня по плечу.

– Молодец. Находишь сумку – получаешь пятьсот тысяч. Срок – неделя. И запомни: никто кроме нас троих не должен знать, зачем ты здесь. Твоя легенда – она для всех в доме. Даже для моей жены. Уяснил?

– Не вопрос.

– Дело вот еще в чем… Сумка – не вся задача.

– Не понял.

– Есть еще проблема. Но она не должна тебя останавливать.

– А конкретнее?

– Слушай и не перебивай, – сухо сказал Комов. – Этот человек мнит себя ученым. Каким-то химиком-фармакологом. Определенные знания в этой сфере у него есть, да. Но себя он оценивает неадекватно. Так вот, он одержим идеей открыть супервакцину. Вроде как от половины смертельных болезней. И даже проводит химические эксперименты. Я мирюсь с его дурацкой прихотью. Даже создал ему лабораторию в подвале. Чем бы дитя не тешилось…

– Хм, забавно… – сказал я, и Комов тотчас умолк, наблюдая за мной. – А лет ему сколько?

– Примерно как мне.

– Даже так? – удивился я. – Брат, что ли?

– Я чего боюсь-то, – сказал Комов. – Изобретет тайком какую гадость. Или дом взорвет. Или отравит всех на хрен!

– Понятно, – произнес я. – Вернее, непонятно. Я-то чем могу помочь? Я ни разу не химик. Прикройте лабу на фиг, и все дела.

– Лобовые методы нельзя. И силу я к нему применить не могу. – Комов пожевал губами. – Видишь ли… Все эти его эксперименты… Они – смысл его жизни. Я не могу отнять у него эту игрушку. Но никогда не знаешь, что у него на уме. Что выкинет? На кого обидится? А если с ним что случится, я себе не прощу. В общем, ситуация деликатная, непростая. Я ни в полицию, ни к медикам не могу обратиться.

– Почему?

– Потому.

Возникла пауза.

– А-а… что же делать? – спросил я.

– Тоньше нужно, парень. Шпионаж, разведка, то да се… Импровизируй, подыгрывай. Но не дай ему переиграть себя, понял? Главное – собрать информацию. Вовремя предотвратить. И вот еще что…

Он мялся, и меня вся эта тема уже напрягала. Хотя, чего уж теперь-то? Назвался груздем… Да и пол-лимона – довод, как ни крути.

– Этот человек вообще склонен к депрессии. У него масса страхов. Он недавно вбил себе в голову, что против него в доме зреет заговор. Что я ему, дескать, враг, а не помощник. Что я устроил ему тюрьму и хочу сгноить в застенках… Он даже писал е-мейлы родственникам с призывом о помощи. В общем, полный бред, но ему этого не докажешь.

Комов снова умолк, нахмурился. Я спросил:

– Вы это к чему?

– Да будет он тебе лить в уши эту чушь! – фыркнул Комов. – Когда притретесь, он тебе наплетет с три короба. Просто предупреждаю: не верь его байкам и не удивляйся. Главное, не принимай решений, не обсудив со мной.

– Не вопрос, Александр Ильич.

– Он и сумку-то выкрал поэтому, – вздохнул Комов. – Решил, что получил козырь в игре со мной. Мол, можно меня ей шантажировать. Как ребенок, ей-богу.

– А что в сумке?

– Тебя это не должно волновать. Просто принеси ее мне. Или хотя бы узнай, где она. Уяснил?

– Уяснил… Но… Страхи, депрессии, супервакцина… А если он с катушек слетит совсем?

– Не слетит! – отрезал Комов. – Отклонения есть, но в известных пределах. Считай для простоты, что имеешь дело с параноиком. Он не опасен, просто требует тонкого обращения. Иногда он сам не понимает, в какой реальности живет. Поэтому заставляет окружающих играть в его игры. Вот и подыграй ему. Стань другом, союзником. Он тебя может начать проверять на преданность и все такое… Нелепые квесты придумывать. Да ты сильно не переживай насчет его заморочек. Главное – это сумка. Остальное – по ходу. Мы с тобой план действий будем корректировать в онлайн режиме. Будешь регулярно отчитываться о ходе дел. Ну? По рукам?

Я прислушался к внутреннему голосу. Он бубнил что-то невнятное. Умыл руки, засранец.

Я вздохнул. Бершин смотрел на меня, сдвинув брови. Даже скучковался в кресле и ноги подтянул. Напряглась игуана, короче.

– По рукам, – сказал кто-то внутри меня надтреснутым голосом. – Могу я уже узнать, кто этот человек?

Комов медленно поднялся, взглянул исподлобья так, будто решался на что-то важное. Словно все наши договоренности вот-вот могли рухнуть. Подошел к столу, развернул ноутбук и поманил меня. Я подошел, чуя подвох.

– А теперь главное испытание, – ухмыльнулся Комов. – Ты узнаешь, кто этот человек. И тебе это может не понравиться.

– Да что ж еще-то? – сокрушенно произнес я. Внутренний голос молчал в тряпочку. – Если это Путин, которого вы выкрали, то я – пас.

– Смотри, – отчеканил Комов. – Эту запись мы перехватили, когда он переправил ее двоюродной сестре.

Комов запустил запись и отошел в сторону, открыв мне обзор.

На экране был… Комов. Комов, мать вашу! Он сидел на кровати в пижаме, сгорбленный какой-то, всклокоченный и небритый. Он сбивчиво лепетал сдавленным голосом в камеру телефона: «Людочка!.. Это я… Помоги мне, Люда… Мне кажется, я погибну в этой тюрьме… Я не могу сбежать, этот Дима всегда рядом… у меня никого тут, и мне страшно… Каждый раз просыпаюсь и боюсь… Увези меня отсюда, умоляю! Я даже подумываю…»

Комов остановил запись и повернулся ко мне. Я не знал, как реагировать. Да и слова-то подходящие потерялись. Просто стоял и хлопал глазами. Внутри меня образовалась какая-то сосущая пустота. Сказать, что во мне бурлили самые разные чувства и мысли – ничего не сказать. Потом я, наконец, выдавил:

– Вы… издеваетесь, что ли?

– Ничуть, – произнес Комов, прожигая во мне дыру взглядом.

– Это же… близнец, да?

– Нет. Это… моя вторая личность. – Комов оперся о край стола и скрестил руки на груди. – Если не испугался, парень, даю пару дней на подготовку.

– Вторая личность? Это как?

– Как, как… Раздвоение личности – вот как. Про доктора Джекила и мистера Хайда не читал?

Я ошеломленно покачал головой.

– Да они сейчас и не читают, – бросил Комов Бершину. – А зря.

Смех смехом, но это был единственный раз в жизни, когда я пожалел о своих пробелах в литературе. Если это было начало игры, то первый поворот, стопудово, удался.