Космос обетованный

«Я открыл уже рот и отдернул занавеску (они все были опущены на ночь от лунного света, мешавшего нам спать), чтобы перемолвиться с соседом, но сейчас же поспешно отскочил. О ужас! Небо было чернее самых чёрных чернил!

Где же город? Где люди?

Это какая-то дикая, невообразимая, ярко освещенная солнцем местность!

Не перенеслись ли мы в самом деле на какую-нибудь пустынную планету?

Все это я только подумал – сказать же ничего не мог и только бессвязно мычал.

Приятель бросился было ко мне, предполагая, что мне дурно, но я указал ему на окно, и он сунулся туда и также онемел».

К.Э. Циолковский «На Луне»

Глава 1

Сегодня первый день экспедиции. Форма отглажена, шлюзы задраены, хрупкая по меркам космоса посудина из композитных материалов движется навстречу звёздам. Йаху! Повезло же мне с работой!

Это невероятно – оказаться в одной команде с самим Рейном Стиллом. Он – звезда ксенобиологии, планетолог и космический разведчик, его труды переведены на большинство гуманоидных языков. Для меня этот человек равен божеству! Я везунчик! Однако наша с ним первая встреча сразу испортила его впечатление обо мне. А случилось вот что…

Для любых длительных экспедиций предусмотрено особенное, предполётное обучение: три месяца мы живём в учебном центре, отрабатываем внештатные ситуации на тренажёрах, восполняем пробелы в знаниях не по профилю. Вот я, например, космобиолог. От меня так просто не отстанут, не скажут: «Собирай, Мартин, образцы!» Куда там. В космосе я должен быть универсальным специалистом. В учебном центре в нас впихивают кучу информации: и про техническое устройство корабля расскажут, и основам обращения с медицинским роботом научат. Строгий распорядок, по семь-восемь часов занятий каждый день, о выходных приходится только мечтать. Среди инструкторов центра не только люди, но и представители иных космических рас, однако все специалисты – лучшие в своём деле.

С инструкторов-то всё и началось. Вернее, с инструктора. Занятия по корабельным установкам для химического синтеза проводил эйруанец Мшшро. Издали уроженец Эйруана сойдёт за высокого длиннорукого человека, но формой тела схожесть заканчивается. На лице шесть мелких глаз, рот с сотней острых зубов, кожа очень плотная, гладкая, рыжевато-коричневого цвета. Поначалу пугает, но в их необычном виде есть своя прелесть. Эйруанцы – гермафродиты, поэтому типичные земные представления о разделении полов им были чужды…

Мы были друг другу симпатичны. Два совершеннолетних существа могут делать всё, что хотят, пока это не нарушает законы той планеты, на которой они находятся. Однако мой руководитель был другого мнения.

Однажды, когда мы невинно флиртовали в коридоре, мимо прошёл Рейн Стилл. О, сколько презрения было во взгляде, которым он нас окинул! Мшшро тут же отстранился и скрылся в кабинете.

– Мартин Ри, если я не ошибаюсь? – спросил ксенобиолог.

– Да, мистер Стилл! – ответил я. Это был наш первый разговор один на один. Я думал подойти к нему, автограф попросить. Теперь уж точно не стоит…

– Так вот, мистер Ри, я хочу вам напомнить, что экспедиция задумана не для удовлетворения вашего любопытства. Мы собрались здесь не развлекаться, а работать. И ваши романтические изыскания не делают вам чести. Это несерьёзно.

Взгляд его льдисто-серых глаз прожигал насквозь. «Лёд прожигал» – странное выражение, но кто хоть раз хватался за колбу с жидким азотом, меня поймёт.

Вот и познакомился с кумиром!

Но, не беря в расчёт ханжество, руководитель моей мечты оказался именно таким, каким я его представлял: сосредоточенный, серьёзный, такой же прямой и металлически холодный, как в репортажах. С вами когда-нибудь бывало такое, чтобы вы встретили кого-то «из СМИ», а он выглядел совершенно иначе – обрюзгшим, помятым, ничем не примечательным? Но это точно не о Рейне Стилле: вживую он был ещё более уверенным и собранным, будто под кожей не плоть, а стальной каркас. Он не выглядел на свои пятьдесят, и, несмотря на худощавость, не производил впечатление кабинетного учёного, проводящего всю жизнь в кресле. Наверное, встреть я его впервые, то решил бы, что он военный или пилот – прямая спина, чёткий уверенный шаг, подтянутое тело. Не отказался бы в его возрасте таким быть!

Да, мой шеф был хорош собой. Не мог не подметить: слишком уж люблю в живых существах красоту здорового, сильного тела. Я потому и занялся биологией – среди здоровых особей, победивших в эволюционной гонке, уродов нет. От крохотного побега до огромного хищника – всё прекрасно!

Начал с того, что в детстве восхищался тем, как устроены растения и животные Земли, их разнообразием. Потом космобиологией заинтересовался – в школе старик-планетолог дополнительные занятия вёл, многому научил.

А когда окончательно повзрослел, то понял – разнообразие вдохновляет меня и в личной жизни. Однако подобные эксперименты быстро привели к проблемам. После обвинения в ксенофилии, которые администрация даже доказать не потрудилась, я под благовидным предлогом был исключён из престижного колледжа. На фоне этого отношения с родителями совсем разладились, и на дальнейшую учебу пришлось копить самому. О, отец простил бы мне хоть восьминогую невесту, будь я чуть более заинтересован в обучении на космопилота… Или, на худой конец, финансиста. Но я оказался упрям и пошёл учиться по любви. А папуля почему-то решил, что специальность «ксенобиология» – это плевок в лицо семье. На это многое повлияло, но последней каплей стало то, что я, не стесняясь в выражениях, высказал всё, что думаю о предложении отца пройти лечение в комфортабельной частной психушке. Они с матерью окрестили мою любовь, притом чаще вполне себе платоническую, к представителям других космических рас «сексуальным расстройством» …

Воспоминаниям о прошлом я предавался в лаборатории корабля, сидя на широком подлокотнике противоперегрузочного кресла – а что, гравитационное притяжение Земли мы уже преодолели, системы корабля работали исправно, а значит можно хоть на голове стоять.

– Мистер Ри, – раздался за моей спиной стальной голос Рейна Стилла – лёгок на помине! Шеф подошёл так внезапно, что, если бы не ослабленная искусственная гравитация, я свалился бы со своего «насеста» от неожиданности. – Чем это вы тут заняты? Если не заинтересованы в результатах, то вам лучше покинуть наши ряды. Пока мы не вошли в гипертоннель, при помощи эвакуационной капсулы можно вернуться в порт с грузовым челноком.

Мне понадобятся все силы, чтобы выносить его колкости до конца экспедиции!

– Заинтересован! Я закончил, что вы мне поручили, – отчитался я. – Предварительные данные загружены, программа готова для загрузки основных.

Мой шеф, услышав это, быстро сменил гнев на милость и буркнул, чтобы я шёл спать в каюту. Лишь хорошо выполненная работа умеряла личную неприязнь Рейна Стилла к моей «несерьёзной» персоне.

Это было моё первое путешествие через гипертоннель, и я решил воспользоваться советом шефа. Вовремя – стоило мне прийти в каюту и лечь, как в ушах зашумело, а перед глазами запрыгали разноцветные кружки. Вот и всё, мы в гипере, назад дороги нет, впереди – новые миры.

Пятый рукав, в который мы и направлялись, – невероятная глушь. Ни одна раса нашего сектора не проводила исследования этой части космоса. Вероятность фатальной несовместимости с местными формами жизни была очень велика. Море опасностей: от ядовитой атмосферы до хищников, способных не жуя проглотить средних размеров Homo Sapiens'а и не заработать заворот кишок. Сразу после взлёта мистер Стилл поручил мне спрогнозировать, что нас ожидало, опираясь на данные с автоматических атмосферных зондов – мы запустим их, когда окажемся в нужной нам звёздной системе. Предстояло смоделировать биосферу планет звёздной системы, которая ждала нашего изучения. Непростая работёнка. Но каким бы муторным и сложным ни было задание, если его дал мой кумир, то я сдохну, но сделаю всё в наилучшем виде.

Работая, я забываю обо всем. Новичку море цифр кажется скучным, но потом втягиваешься, ведь за цифрами стоит новая планета – искусно завёрнутый подарок, который интересно открыть. Есть там вода или нет? Из чего состоит атмосфера? Присутствуют ли углеродные формы жизни? А вдруг они ещё и разумны!

Быть может, меня никто не поймёт, но я мечтаю когда-нибудь наткнуться на планету, населённую прекрасными и мудрыми существами. Я представлял это так: их социальное и техническое развитие во всём превосходит современную цивилизацию, но по какой-то причине они оставили мысль о космических путешествиях. Живут во много раз дольше людей, их раса победила болезни, как физические, так и общественные: неравенство, войны и нетерпимости всех мастей. Я бы остался жить среди них, нашёл супругу… или супругов, как знать. И забыл бы о своём земном прошлом.

А что бы сказал Рейн Стилл, узнав о таких мыслях? Изобразил бы моего папашу, предложив обратиться к психиатру? А может… понял бы? Неужели человек, который создал такие прекрасные труды по ксенобиологии, не увидел красоты, таящейся в бесконечном разнообразии рас Вселенной?

Мы провели в гипертоннеле целых семь часов. Всё это время я дремал, закрывшись в каюте. Иногда просыпался, чувствовал, как вокруг всё плывёт, и снова проваливался в сон. Проснувшись в очередной раз, я понял, что чувствую себя хорошо – значит, корабль уже вышел из гипера.

По случаю прибытия в новую звёздную систему вся команда собралась в кают-компании на небольшое совещание. Нас было десять человек. Руководил экспедицией капитан корабля Корнелиус Вульф – широкоплечий и загорелый мужчина, завсегдатай тренажёрного зала и гроза женских сердец. Он меня недолюбливал… Вернее, терпеть не мог, причём у нас это было взаимно. Мне не нравились его надменность, пилотский снобизм и агрессия к тем, кто не разделяет его мнения. Ему, в свою очередь, претил мой пацифизм и «несерьёзное» отношение к жизни. Так как с капитанами лучше не ссориться, я, по возможности, скрывал эмоции и старался с ним поменьше пересекаться.

Харрис О'Харрис был вторым пилотом. Двухметровый, широкоплечий и рыжий, душа компании и балагур – он был настолько стереотипным ирландцем, что Ульрих Шеффер шутил:

– Вероятно, он пронёс на корабль лепреконов!

Ульрих и его приятель Ричард Трейси были инженерами по терраформированию. Они дружили с детства и представляли весьма любопытный тандем: Ульрих – среднего роста, плотного телосложения и темноволосый, а Ричард – высокий худощавый блондин. Я неплохо общался с обоими, но с Ульрихом было проще, Ричард же три года прослужил в армии и очень гордился милитаристским периодом своей жизни. Я держал мнение при себе и в обсуждениях не участвовал.

Виктор Семёнов, невысокий и коренастый, неразговорчивый, уже далеко не молодой, он был очень добрый и отзывчивый, служил младшим корабельным инженером под руководством Максимилиана Бошана. Сам Максимилиан, старший корабельный инженер, выглядел так, будто в прошлом работал моделью – белокурые кудрявые волосы, серо-голубые пронзительные глаза, белоснежная улыбка, высокий рост. Словом, типичная такая красота, которую очень любят в женских журналах. Он оказался самым закрытым из нас, я почти ничего о нём не знал.

Юна Кан, наш химик, была кореянкой с идеальным, словно кукольным лицом, несмотря на то, что ей исполнилось почти сорок. Она не скрывала, что это работа пластического хирурга, и даже гордилась своей внешностью, как гордятся дорогой шмоткой. Что ж, это не моё дело, но меня Юна немного пугала. Смотришь на неё и возникает эффект зловещей долины.

И, наконец, врач – Наталия Бочанова. Приятная юная девушка. Невысокая, пухленькая, круглолицая и очень-очень улыбчивая. Никогда не видел её бездельничающей или в дурном настроении.

– Ты опоздал, Мартин, оповещение о собрании прозвучало полчаса назад, – тихо сказал Рейн Стилл, когда я устроился на краю полукруглого дивана в кают-компании.

Вот ведь! Я даже не слышал оповещения! Стыдно было проспать в первый же день экспедиции.

– Мартин, как ты себя чувствуешь? – заметила меня Наталия. – Плохо перенёс гипер? Я думала к тебе зайти и узнать – не нужна ли моя помощь.

– Уже лучше, – заверил я и скорчил подобие улыбки.

Капитан Вульф тем временем включил проектор с картой звёздной системы.

– Как вы знаете, данная часть галактики не заселена летающими в космос расами. Она была плохо изучена и являлась просто точкой, соединяющей два не очень-то востребованных гипертоннеля. Возможно, мы сможем изменить это место – предварительные прогнозы показали, что планеты данной системы подходят для создания земных колоний.

Ну да, ну да, началось… А чего я, собственно, хотел: в исследовательскую миссию инженеров по терраформированию не берут. Так и знал, что этим кончится, но надеялся, что мы хотя бы первое время сможем заняться исследованиями, а не ограничимся оценкой пригодности планет для будущей колонии.

– Но, прежде чем подыскивать новый дом для наших сограждан, мы изучим планеты и опишем их, – добавил Рейн.

На душе потеплело – значит, всё же изучим.

– Сейчас Максимилиан и Виктор запустят беспилотные зонды, и мы будем ждать данные, – продолжил Корнелиус. – После чего мистер Ри обработает информацию.

– Выберем планету для высадки по результатам этой работы, – уточнил Рейн и внимательно посмотрел на меня.

Во взгляде не было неприязни, он доверял мне и ждал хорошо выполненного задания. Ханжа ханжой, а руководить он умеет.

Первая информация пришла с зондов через неделю, я сразу загрузил их в компьютер и немного напрягся в ожидании чуда. Вдруг мы чего-то не знаем об этой звёздной системе, и меня прямо сейчас ждёт знакомство со сверхрасой из моих фантазий?

Но нет. Конечно, нельзя назвать это разочарованием: на третьей и четвёртой от светила планетах с вероятностью 0,93 и 0,95 соответственно имелась углеродная форма жизни, это невероятная удача – целых две населённых планеты. Однако в глубине души я ждал от своей первой экспедиции немедленного контакта с новой развитой расой. Слишком наивно…

Звёздная система, судя по снимкам, оказалась красивой. Планеты и звезда имели лишь скучные порядковые номера: названия появятся позже, когда их заселят, но про себя я звал звезду Астра. Жёлтая, спектрального класса G1, очень похожая на Солнце внешне, она была немного холоднее, но богаче на протуберанцы. Первая от неё планета – небольшой газовый шар, зелёный с тёмно-жёлтыми прожилками-ураганами. Я назвал его Яшмой, как полудрагоценный камень с Земли. Хорошо смотрится из космоса, но совершенно лишена органической или силикатной жизни.

Вторая – маленький по космическим меркам кусок камня с тремя крошками-спутниками, больше похожими на заблудившиеся астероиды. Непригодна для терраформирования из-за температуры. Жизни на этом небесном теле обнаружено не было. Я называл планету просто Красной.

Третья – земного типа. Подходящая для терраформирования, хотя в первозданном виде малопригодна для жизни людей: в атмосфере содержится много опасных для человеческого организма газов. Следов существования животных на поверхности не обнаружено, однако растительный мир блистал разнообразием. Из-за того, что планета находилась очень далеко от звезды, и света не хватало, гигантские растения приобрели чёрный цвет. Как же хотелось высадиться и посмотреть на всю эту красоту! Планетка была маленькой, в полтора раза меньше Земли. Я назвал её Чернышом – такой она казалась уютной и милой.

Ну у меня и фантазия…

Я рассматривал снимки, сделанные автоматическим зондом с орбиты при большом увеличении, восхищался сказочной красотой растений, так непохожих на земные, и гнал от себя грустные мысли. Обычно «коренное население» планет не переживало терраформирования. Большинство видов погибало после изменения климата, а земные растения и животные обычно добивали выжившие эндемики. Такая красота должна была исчезнуть просто потому, что Земля и ближайшие колонии перенаселены?

Четвёртая планета была отделена от третьей поясом астероидов. Я всегда боялся столкновения с астероидами, но знал – мои страхи не обоснованы, наши пилоты хорошо подготовлены.

А вот сама планета оказалась очень необычной. Она была обитаема, но её населяли весьма примитивные создания – простейшие, образующие огромные колонии. Некоторые из них оказались настолько невероятными, что были видны из космоса. Удивительное дело, коэффициент Энри был больше семидесяти: программа настаивала на разумности обитавшей на планете плесени. Разумная плесень, да уж… Конечно, занятно, но всё равно очень далеко от моих фантазий.

«Не планета, а чашка Петри», – подумалось мне, когда я снова и снова рассматривал снимки, надеясь разобраться. Планета Петри – звучало не очень, да и потомки древнего учёного были бы против, поэтому для себя я назвал её Чашей.

Колонии простейших не могут быть разумными, точка! А коэффициент Энри мог выдать ошибку – общеизвестный для любого космобиолога факт! Подобные ляпы были допущены в случае земных термитников или поселений грызунов на Р'фоссе.

Нельзя было давать Черныша в обиду, потому я немного подкорректировал доклад для мистера Стилла. И всё было бы хорошо, если бы он не зашёл проверить, чем я занят. Цепкий взгляд шефа остановился на мониторе.

– Как закончите – сформируйте, пожалуйста, предварительный отчёт и перешлите на мой коммуникатор, – велел он, но потом заметил, что программа полностью обработала все данные. – Позвольте, я взгляну.

Я не посмел возразить, и Рейн Стилл наклонился над моим столом, изучая полученные выводы с экрана, а потом его внимание переключилось на таблицу, которую я готовил для него.

– Что ж, занимательно. Хорошая работа, но впредь включайте, пожалуйста, в отчёты все важные данные, – нахмурился он, заметив несоответствие. – Пришлите мне без корректировок, я изучу. Через земные сутки нам следует определиться с планетой высадки.

Через двадцать семь часов Рейн Стилл, как и обещал, созвал в кают-компании совещание.

– Мартин, вы неплохо постарались, – именно с этой фразы он и начал. И мне бы обрадоваться похвале от такого человека, но в этом чудился подвох. – Я проанализировал ваши данные и пришёл к выводу, что больше других для терраформирования подходит третья планета. Но, во избежание ошибок, а также в целях изучения, мы высадимся на соседнюю и исследуем её. Возможно, мы найдём там разумную жизнь, а значит, необходимо всё для вступления в контакт.

Команда согласилась с выводами Рейна Стилла, даже наш капитан не стал щеголять своим суперважным мнением, которое имел обычно по любому вопросу. И пока команда обсуждала детали высадки, я забился в угол и оттуда создавал видимость увлечённости процессом, пока мысленно горевал о судьбе Черныша.

Нет, нет, нет, так не должно быть! Одно дело, когда на земной манер переделывают планету, покрытую колонией простейших, устроившихся прямо на голых скалах, а другое дело, когда ставят под удар такую величественную флору, как черные деревья.

Надеюсь, когда Рейн Стилл убедится, что обитатели каменистой планетки не обладают разумом, экспедиция оставит планету-лес в покое.

Глава 2

Корабль занял положение на орбите четвёртой планеты, и мы отправили зонды для взятия проб воздуха и почвы – открытых водоемов тут не наблюдалось, вся вода, предположительно, присутствовала в виде паров, но могли обнаружиться и подземные озёра. И всё это время мы не прекращали попытки определить разумность обитателей Чаши. Если разум обнаружится, то придётся вступать в контакт, следуя протоколу.

Мы провели на орбите планеты больше двух месяцев. Время тянулось долго, в замкнутом пространстве корабля было скучно. Все изображали дружелюбную команду, но, какой бы совместный досуг Наталия ни организовывала, норовили разбрестись по каютам.

Ульрих с Ричардом резались в покер, угрожая научить остальную команду, а когда он надоедал, то в видеоигры – в библиотеке корабля было всё то, что по мнению земных психологов помогало снять стресс. Когда Ульрих не проводил время с приятелем, то пропадал в зале, пытаясь сбросить вес и накачаться. Виктор постоянно был чем-то занят – то обход корабля зачем-то делал, то вырезал у себя в каюте фигурки из мусора, который попадался под руку. Юна под руководством Рейна либо возилась в лаборатории, помогая мне анализировать пробы грунта и атмосферы, либо сидела в каюте, страдая, что перегрузки плохо скажутся на её красоте. Пока не говорит о внешности – приятная и очень умная девушка, с которой можно пообщаться. Но иногда на неё что-то находит и всё, часами рассказывает про блефаропластику и увлажняющие крема для жительниц орбитальных станций. Харрис бесцельно бродил по кораблю, предлагая помочь. Мне показалось, что он хуже всех переживает вынужденный отпуск.

Чем были заняты Корнелиус и Максмилиан – неизвестно. Я же с особым азартом принялся за исследование Черныша. Информации с разведывательных зондов не хватало для полной картины, а ведь так хотелось хоть немного изучить этот прекрасный мир.

Наконец Рейн собрал совещание и объявил радостную для меня и эндемиков Черныша новость – не было обнаружено никаких признаков разума и попыток вступить в контакт. А вот атмосфера, за исключением некоторых примесей, была пригодна для человеческого дыхания. Что ж, терраформирование и не такие проблемы решало! Во мне забрезжила надежда, что никто не тронет маленькую чёрную планетку с её замечательными лесами…

Высадку на четвёртую планету назначили на сто пятьдесят третий день экспедиции. Из соображений безопасности на корабле должно было дежурить не менее половины экипажа, поэтому Корнелиус Вульф, Харрис О'Харрис, врач Наталия Бочарова, Семёнов и Максимилиан Бошан остались, а мистер Стилл, Ричард Трейси, Ульрих Шеффер, химик Юна Кан и я подготовились к высадке.

Рейн Стилл, как выяснилось, запомнил моё предвзятое отношение к Чаше и хотел оставить меня на корабле, но мне удалось убедить всех, что из меня выйдет идеальный носильщик. Никому не хотелось тащить аппаратуру на себе и ходить в тяжёлом и неудобном экзоскелете вместо лёгкого скафандра класса TP1.

Для приземления было выбрано ровное плато. От края до края – голый пыльный камень. Я шёл позади и нёс всю аппаратуру, оглядывая унылые окрестности. Рейн Стилл постоянно косился на меня, словно ожидая какой-то пакости. Так странно – это моя первая высадка на другую планету, а я испытывал лишь раздражение. Меня сильнее взбудоражила наша тренировочная высадка на Ганимед, ещё в университете. Всё, о чём я мог думать сейчас – это как доказать непригодность Черныша для терраформирования.

Заблудившись в своих мыслях, я чуть не налетел на внезапно остановившегося Рейна. Ровное, как покрытие космопорта, каменное плато закончилось обрывом, под которым раскинулось… озеро? Нет, это было не озеро, а огромная колония местных обитателей. Не думал, что зрелище окажется настолько мерзким: серо-сизая масса, напоминающая гной, волновалась, норовя выплеснуться на берег.

Ричард с суеверным ужасом смотрел, как жижа колышется в своём ложе, Ульрих присвистнул, а куклолицая Юна взвизгнула, когда одна из волн достала чуть ли не до самого берега.

И только Рейн Стилл остался невозмутимым. Я позавидовал выдержке этого человека.

– Мы устроим временный лагерь. Нужно взять образцы, а затем установить, является ли колония разумной. Действуем согласно протоколу, – сообщил он.

Пока Юна с моей помощью брала пробы воздуха и грунта, делала фото и измеряла показатели среды, остальные занялись налаживанием контакта в соответствии с протоколом. Это было похоже на цирк: они с серьёзными лицами приветствовали жижу на всех известных языках, развернули портативный экран, показывали ей различные картинки и схемы. Жижа, естественно, не отвечала. Я буркнул себе под нос:

– Понятно, что она неразумна!

Конечно же, в скафандре был включён передатчик, к чувствительности которого я ещё не привык, а у мистера Стилла оказался хороший слух! Иначе и быть не могло! Рейн Стилл развернулся и окинул меня таким ледяным взглядом, что показалось: сейчас скафандр покроется инеем изнутри.

– Мистер Ри, как видно, считает нас всех дураками, – проговорил планетолог. – Один раз он поставил под сомнение коэффициент Энри и решил не включать часть данных в отчёт. А теперь он возомнил, что умнее протокола. – Все обернулись, глядя то на меня, то на Рейна Стилла, ожидая, что же будет. Что может быть интереснее, чем разнос коллеги! Мой руководитель немного помолчал, после чего резюмировал: – Но не стоит относиться предвзято. Возможно, это всё энергия молодости, и мистер Ри просто желает заниматься прикладными исследованиями. А значит, он отличная кандидатура для дежурства.

Дежурство… Согласно протоколу, после неудавшейся попытки контакта на планете должен остаться представитель экспедиции, при наличии выявленных опасных факторов – двое. Для этих целей выбирали кого-то из ксенобиологов или планетологов, чаще – методом жеребьёвки. Надо быть вконец отбитым, чтобы вызваться на такое добровольно. А я вот… договорился до дежурства. Причём, судя по отсутствию здесь хищников, агрессивно настроенных туземцев и возможных природных катаклизмов, – до дежурства одиночного.

Остальные члены команды поддержали идею. Никому из них не хотелось оказаться на моём месте, поэтому мнимый доброволец их обрадовал. Ещё эта пугающая жижа… Брр! Мне показалось, что команда облегчённо вздохнула, когда для них пришло время покинуть планету. Мне оставили модуль связи, укрытие – палатку с воздушным блок-фильтром, где можно было находиться без скафандра, а также запас воды и провизии.

– Проявите себя с лучшей стороны, мистер Ри, – напоследок бросил мне Рейн Стилл, не оборачиваясь.

Мне показалось, или в этой фразе проскользнули не только язвительные, но и одобрительные нотки? Я застыл в удивлении, но потом вспомнил, что именно Стилл был инициатором моего своеобразного наказания. Похоже, мне показалось. О каком одобрении могла идти речь при таком раскладе?

Меня ждало десять дней ада. Конечно, сутки на Чаше были в два раза короче земных, но те, кто не знает, что такое система утилизации отходов скафандра, не смогут в полной мере оценить мою печаль. Это весьма отвратительное занятие – много дней подряд справлять свои нужды, надеясь лишь на систему очистки скафандра. Занятно, что, когда я учился, выпускники любили рассказывать первокурсникам ужасы про забившуюся систему самоочистки и резервуар с продуктами жизнедеятельности, вскрывшийся внутрь скафандра. Технически такое было невозможно, мы ржали над наивными перваками, которые пугались глупых россказней… И лишь теперь, оказавшись в таком скафандре один на планете я понял, что это было совсем не смешно!

Помимо физического дискомфорта и дурацких страхов, я испытывал невыносимую скуку. На планете было пугающе тихо. В мои обязанности входило постоянное наблюдение за мерно колышущимся озером жижи и метеорологическими условиями. Раз в день я отправлял отчёт на корабль – аккумуляторы модуля связи не были рассчитаны на большее.

Ближе к концу третьих суток меня обуяла тревожность, я не мог найти себе места. Мне даже начало казаться, что жижа стала колыхаться сильнее в своем ложе, а один раз краем глаза я заметил, что она потянула к палатке щупальце. Но стоило мне обернуться, оно волшебным образом исчезало. Я пересмотрел видео с камер наблюдения, но ни одна ничего не зафиксировала, поэтому я решил, что виной всему изоляция. О галлюцинациях я докладывать не стал, не хватало ещё внепланового психиатрического освидетельствования. Обычно те, кого на него направляют, больше не участвуют в исследовательских миссиях, даже если комиссия подтверждает, что человек полностью здоров.

С целью хоть как-то развеяться, я решил больше гулять по берегу этого озера. С утра я выходил на прогулку, а к вечеру возвращался, чтобы отправить отчёт и поесть. Но как бы далеко я ни заходил, почти ничего не менялось – камни, обрыв и «разумная» жижа. Я шутил про себя, что, если бы жижа была разумна, она бы точно захотела покинуть столь унылое место.

Единственное, на чём останавливался взгляд – несколько странной формы валунов, которые я нашёл в сорока минутах пути от лагеря. Они были из той же породы, что и всё остальное на этой планете, но на их боках обнаружилась непонятная эрозия, словно камень облили кислотой. Ветер не смог бы вызвать такую, воды на Чаше не было. Я сделал снимки и прикрепил их к архиву. Надо прогнать изображения через корабельную базу данных, вдруг объяснение найдётся.

Тревожность не проходила. На пятые сутки я отодвинул палатку метров на пятьсот от обрыва, но страх не прошёл, только усилился, и появились проблемы со сном. По протоколу следовало доложить об этом, но внеплановое психиатрическое освидетельствование пугало сильнее «жижи».

На седьмой день я увлёкся прогулкой и забрёл так далеко, что пришлось возвращаться бегом. Согласно регламенту, отчёты отправлялись каждый день в одно и то же время. В случае задержки более чем на два земных часа автоматически высылался сигнал тревоги, и на планету высаживалась спасательная экспедиция. Страшно представить, чего бы я наслушался от капитана и мистера Стилла, если б из-за моей моего неудачного променада пришлось лишний раз гонять модуль высадки.

В этом районе было очень много камней разных форм и размеров, хотя причина их появления оставалась для меня загадкой. Я собирался указать на эту геологическую аномалию в сегодняшнем отчёте. Я бежал вдоль самого края озера – берега были устойчивыми, несклонными к обвалам, и казалось, что это безопасно. Это было бы безопасно, если бы я не споткнулся о камень на полной скорости. Не имея возможности остановиться и замедлить своё падение, я перелетел через край обрыва и угодил прямо в жижу. Я даже толком испугаться не успел.

«Хоть бы скафандр не подвёл!» – промелькнуло в голове.

***

– Мартин, ты опозорил нашу семью! Из-за тебя такая экспедиция пошла псу под хвост… – Со мной говорил Рейн Стилл, но голос и слова принадлежали моему отцу. – Бестолочь, ксенолюб! Убирайся из дома!

И хотя я вроде бы помнил, что давно ушёл из дома, внутренне сжался, ожидая оплеухи, но слова причинили даже больше боли. И оплеуха последовала, не болезненная, но очень унизительная. Я снова стал маленьким мальчиком, которого могли ударить за несерьёзные провинности, потому что «так воспитывали наши предки, и в те времена родителей уважали!»

Нет, не уважали. Боялись. И я боялся отца, пока не ушёл из дома. Зато мистер Стилл оказался тем, кого я действительно уважал. Разочаровать его для меня было пыткой.

– Убирайся! Не хочу тебя больше видеть… – сказал Рейн Стилл, брезгливо сморщился и отвернулся.