Buch lesen: «Колье потерянной любви»
1 глава. Новая жизнь.
За окном серые тучи грозно собираются вместе, предупреждая о своем намерении намочить весь Лондон крупными каплями, которые уже поодиночке падают вниз, ударяясь о крышу дома, из-за чего по крохотной квартире разносится глухой звук, заставляющий съежиться. Все английские дома затягивает густой смог, который кажется плотным мягким одеялом, а не банальным явлением природы. Серые пятна на небе становятся темней, словно какой-то художник разбавляет их черной краской с помощью своей старой кисти, желая добавить в этот мрачный вечер еще больше уныния, —это все-таки хмурый Лондон, а не солнечный Сан-Марино. Прохладный ветер усиливается, о чем свидетельствуют деревья, оранжевые листья которых колыхаются, еле удерживаясь, чтобы не улететь вместе с остальными спутниками осени. Атмосфера в воздухе также нагнетает, буквально сдавливает горло, из-за чего хочется вдохнуть как можно больше кислорода. Постепенно дождь усиливается, разгоняя бродячих кошек, ищущих себе пропитание птиц и прохожих людей, которые, прикрывая слегка намокшую макушку руками или газетой, убегают домой, чтобы укрыться от непрошеной погоды, и беспокоя густой туман, который невольно начинает рассеиваться.
Я выше натягиваю зеленый плед, который подарила мне мама, сдерживая слезы и улыбаясь как самый светлый человек на свете, перед тем как я отправилась в Лондон, чтобы начать новую жизнь – свою жизнь, и чувствую разливающееся тепло по телу, похожее на толику счастья. Я удивляюсь, как приятные воспоминания о матери и плотный плед могут согреть буквально за мгновение. Заправив выбившийся темный локон за ухо, слушаю тишину, которую разрезает ливень, так смело напавший на мирный город Англии. Капли падают с такой силой и грохотом, что я невольно дергаюсь и бессмысленно переживаю, будто крыша может упасть прямо на мое счастливое лицо и испортить все грандиозные планы, которые так упорно составлялись. Я хочу просто сидеть и улыбаться, осознавая, что наконец-то исполнила мечту всей своей жизни. Что отбросила все непонятно откуда взявшиеся страхи, доказала всем, что я могу, и утерла нос Джону, который так бесстыдно прервал наши отношения когда-то.
Я вспоминаю, как решилась на этот шаг, осознав, что больше не могу так: жить чужой жизнью, пытаясь угодить всем и не обращая внимания на свои истинные желания. Как же меня угнетало чувство того, что я делаю что-то не так. Будто мной управляла неведомая сила, которая была мне неподвластна. Но как можно не знать, чего на самом деле хочешь? Этим вопросом я задавалась каждый раз, когда папа пытался уговорить меня продолжить его бизнес, совсем не спрашивая о моем мнении. Хоть я и упорно твердила, что ни в коем разе не собираюсь потакать кому-то, тем самым губя свое будущее, но отец все равно не воспринимал мои слова всерьез. Он просто разворачивался, сжав губы в тонкую линию, и оставлял меня наедине со своими мыслями, – такова была его повседневная реакция на мои вполне обоснованные, как мне казалось, слова. И когда мне надоело давление со стороны отца, я без задней мысли заявила, что буду жить в Англии и работать в Британском музее, где буду изучать экспонаты и местные легенды. Это вылетело совершенно случайно, как мыло из мокрых рук, отчего я прикрыла рот дрожащей ладошкой, сама испугавшись столь громких слов, которые ввели в ступор всю семью. Но это не было настолько странным, потому что всю сознательную жизнь я любила Англию, – на самом деле там жили родители, когда были еще незнакомы, до моего рождения. Лишь потом им пришлось переехать в Нью-Йорк, где, по их мнению, намного больше перспектив. «Меня всю жизнь тянуло в Англию, я хотела жить там, – твердо говорила я, внезапно для себя повысив тон. – Поэтому, папа, прости, но я перееду в Лондон. Буду работать в Британском музее. Твой бизнес – это не то, о чем я мечтала». Эти слова были как молитва для меня, так как впервые в жизни я смогла отстоять свою точку зрения, и это придало мне столько сил, отчего я была более чем уверена, что и вправду добьюсь желаемого. Я даже не обратила внимание на слова отца, которые он бросил после: «Твои мечты такие же непостоянные, как и ты. Посмотрим, что будет через год». В чем-то он был прав: я не из тех людей, кто всегда и все доводит до конца. Но единственное, чего мне хотелось в тот момент – следовать себе. Остальное было неважно. Хотя отец и махнул на меня рукой, что-то недовольно буркнув и прескверно закатив глаза, я лишь улыбнулась, потому что теперь у меня была цель. И к счастью, только отец пренебрежительно относился к моей позиции, ведь мама поддержала, сказав, чтобы я не обращала внимание на недовольство отца, планы которого замарала жирными чернилами. Она так радовалась за меня, словно я выиграла в лотерее миллион долларов.
Сидя в лондонской квартире и рассматривая сквозь оконное стекло таблички с названиями уже знакомых улиц, я лишь улыбаюсь и умиротворенно вздыхаю.
Вдруг из воспоминаний меня вырывает звонок, который кажется таким громким, словно звучит прямо над ухом.
– Привет, красотка! – слышу я звонкий голос Луизы.
– Привет из Лондона, – отзываюсь я, невольно подняв корпус и поджав колени.
– Как у тебя дела? – интересуется Луиза.
Я не видела ее всего несколько дней, а уже так скучаю по ее голубым, словно ясное небо, глазам, которые краснели и извергали потоки слез при просмотре любой мелодрамы, из-за чего мне каждый раз становилось неловко, потому что я могла пустить лишь жалкую слезинку, – и то, если мой любимый герой умирает трагичной смертью. Мне не хватает ее необдуманных фраз, из-за которых нам обеим не раз приходилось краснеть. Наверное, сейчас разлука невыносимее, потому что я осознаю, что увижу Луизу через мучительно долгое время.
– Я слишком волнуюсь перед завтрашним собеседованием, – с чувством необъяснимого стыда говорю я. – Просто… Вроде я так мечтала об этом, готовилась, но все равно боюсь, что что-то пойдет не так. Ведь это Британский музей! – восклицаю я, разведя руками в стороны. – Есть множество более профессиональных людей, желающих попасть туда…
– Джулия! – перебивает меня Луиза раздражительным тоном. – Ты, как всегда, накручиваешь себя! Сколько раз ты боялась не поступить, не сделать, не угодить? Но все у тебя получалось даже лучше, чем должно было. Я каждый раз тебе говорю, чтобы ты не накручивала себя, потому что делаешь еще хуже. Знаешь, – после недолгой паузы продолжает подруга, – я уверена, что тебя возьмут, ведь ты Джулия Франческо! Согласись, Джексон? – спрашивает она у мужа, и я слышу одобрительное «конечно», за которым следует детский крик.
Я улыбаюсь, вспоминая милого Джексона, который когда-то очаровал мою подругу, по ее словам, своей харизмой и добротой. Все говорят, что они слишком милая парочка, чтобы быть настоящими. Но вот Луизе, в отличие от меня, повезло еще как – родить прекрасную дочь от любимого мужчины, который так трогательно обрадовался, узнав, что станет отцом. Помню, как он расплакался у Луизы на плече, не веря, что это наконец-то случилось. Я искренне рада за подругу, так как для ранимой Луизы нужен только самый лучший мужчина, а Джексон более чем подходит.
– Ну, и как там семейная жизнь? Все путем?
– У Рони лезут зубки, поэтому так часто капризничает, что Джексону приходится возиться с ней, когда я работаю. Это тяжело, но что поделаешь, – с тяжелым вздохом говорит подруга, постоянно шепча что-то вроде «подгузник там» или «соска закатилась за диван».
Как ни странно, – хотя Луиза твердит, что это довольно странно, – но мне нравится слушать их бытовую жизнь, потому что она наполнена таким родным теплом, словно я наблюдаю за родительскими беседами из детства. Благодаря доброте Джексона и мягкости Луизы эта пара никогда не кричит друг на друга, даже когда те ссорятся. Но несмотря на все это, они всегда остаются верны своим чувствам и никогда не бросают друг друга даже в самой сложной ситуации, из которой, кажется, нет выхода. И как этим можно не любоваться?
– Жаль, что мы так далеко друг от друга, – слишком грустно протягиваю я, наблюдая сквозь окно за женщиной, которая догоняет свою собаку, сбежавшую с поводка, попутно прикрывая лицо ладонью.
Я слышу тяжелое дыхание и понимаю, что не одной мне жаль.
– Джулия, только не смей ни о чем жалеть, – ободряюще произносит Луиза. – Это твоя мечта и я очень рада, что она сбылась. Осталось только дождаться момента, когда ты будешь научным сотрудником в Британском музее. И я искренне желаю тебе этого! И самое главное – перестань накручивать себя. Наслаждайся пока безработной жизнью.
Я тепло улыбаюсь, понимая, как мне повезло с подругой.
– Это те самые слова, которые я хотела услышать. Спасибо… Передай привет Джексону и Рони от тети Джулс, – с ухмылкой произношу я.
– Обязательно, тетя Джулс. – На фоне слышатся мольбы Джексона успокоить плачущую Рони. – Мне пора. Люблю.
– И я тебя, – напоследок произношу я, после чего звонок завершается.
И я понимаю, как сильно мне будет не хватать Луизы – ее поддержки. В свое время она так сильно мотивировала меня, что, может быть, многое из того, что я имею, не случилось бы без наставлений любимой подруги. Но еще больнее от того, что теперь мне придется жить одной и искать поддержку лишь в себе и желанном городе. Наверное, эта поездка, если даже мне придется вернуться в Америку, хотя верить в это я наотрез отказываюсь, научит меня обходиться без всех и полагаться лишь на себя.
C горьким чувством ответственности я иду в миниатюрную, как и впрочем, вся квартира, кухню, чтобы вскипятить чайник. Хоть на улице и довольно мрачно, я не хочу включать свет из-за странного желания прочувствовать такую погоду Лондона во всех красках, думая, что смогу привыкнуть и в будущем частые дожди не будут навивать на меня тоску. Я и вправду хочу свыкнуться с этой тесной квартирой с минимум мебели, она кажется мне конурой, хоть и очень гостеприимной. Но смогу ли я в будущем считать это место домом? Я так привыкла к апартаментам в Нью-Йорке, где выросла: эти панорамные окна, вид которых будоражил и заставлял восхищенно охать; мягкие кожаные диванчики, которые можно спутать с живыми бегемотами; и как я обожала свою огромную кровать, в которой, в детстве представляла я, спала настоящая королева английских кровей. Это кажется мне таким родным, что я боюсь признать все остальное, будто предам свое прошлое. Но мечты не исполняются так легко, поэтому я знаю, что еще тысячу раз придется преодолевать себя и свои страхи.
Раздается гулкий звонок от чайника. Я и не замечаю, как стою две минуты, просто всматриваясь в прозрачные капли, резко скатывающиеся по стеклу. Развернувшись, наливаю в свою любимую кружку с фотографией меня и Луизы, которая смешно кривляется и делает мне «рожки», зеленый чай, приобретенный мной в соседнем безлюдном магазинчике. Капитальная вылазка по городу мне еще предстоит.
Приятный аромат чая ударяет в ноздри, и я чувствую дикое желание сделать первый глоток, чтобы согреться. На удивление, напиток даже лучше, чем тот, который я постоянно приобретала в родном городе. Нотки вкуса открываются медленно и не придают никакой горечи, отчего кажется, будто чай даже сладкий, хотя я не добавляла ни крупинки сахара. Довольно улыбаюсь, обняв замершими ладонями горячую кружку, и неосознанно плюхаюсь на диван, отчего часть чая выплескивается прямо на мягкую обивку.
– Замечательно! – сквозь сжатые зубы говорю я, быстро хватая салфетку и пытаясь оттереть пятно с дивана цвета зефира. Слава богу, что я пила не черный кофе.
Утром я встаю в пять часов, что совсем несвойственно для меня. Целую ночь ворочалась и думала о предстоящем собеседовании, которое должно изменить мою жизнь. Мысли прерывал ливень. Но к четырем часам он все-таки прекратился и уступил место яркому солнцу. И поняв, что больше я глаз не сомкну, иду умываться, пытаясь убрать с лица разочарование, тревогу и довольно заметное негодование. К сожалению, в зеркале вижу ту же недовольную Джулс с мешками под серыми, совсем не светящимися счастьем глазами, опущенными уголками губ и жирной кожей. С разочарованием принимаю душ, довольно хорошо ободривший и сумевший придать уверенности моему дню, который уже не задался, когда я ударилась тазом о столешницу, из-за чего на месте удара теперь красуется большое багровое пятно. Ноет даже при легком прикосновении. Прекрасно!
Я не могу скрыть факт того, что изрядно волнуюсь, ведь это не обычный поход в магазин, а собеседование, на котором мне нельзя ошибиться. А прекрасно зная себя, я вполне могу. Поэтому прокручиваю в голове все возможные вопросы и отвечаю на них максимально профессионально и четко, даже если не совсем получается. Но я должна доказать всем, а самое главное себе, что могу достичь своей цели.
Эти мысли заставляют меня выровнять спину и поднять подбородок выше, словно я читаю грандиозную речь. С каждой добротной мыслью уверенность повышается, поэтому не мудрено, что к десяти утра я буду держаться достойней, чем сейчас.
Чтобы скоротать время, я листаю телевизионные каналы, которые смотрит добрая часть Лондона. Все-таки мне необходимо как-то окультуриваться, если я хочу здесь поселиться на всю жизнь – начну хотя бы с английских телеканалов. Посмотрев какое-то шоу, показавшееся мне немного абсурдным своими вопросами, которые задавились звездным гостям, я принимаюсь завтракать и грустно осознаю, что аппетит вовсе пропал, хотя по утрам у меня должен быть самый плотный прием пищи. Видимо, небольшой стресс стеснил чувство голода. Но несмотря на слабые позывы, я, можно сказать, через силу пихаю в себя пищу, совершенно понимая, что иначе на собеседовании мой живот будет урчать, словно озлобленный волк. А даже такая погрешность приводит меня в ужас – точно сумасшедшую.
Когда до собеседования остается час, я начинаю судорожно собираться, так как мгновение назад мой рот, да и ключицы тоже, были измазаны шоколадным батончиком, который я так беспристрастно поглощала и который все-таки смог соблазнить мой желудок. Я начинаю надевать поглаженные вещи, которые приготовила еще с вечера: черную юбку карандаш до колен и бежевый жакет, который приятно сочетается с белой рубашкой, приобретенной мной на распродаже в США. В плане макияжа я всегда непостоянна: то хочу роковую красногубую львицу, то скромную девочку с бантом на затылке. Но сегодня я решаю не мудрить и просто подчеркиваю глаза подводкой и водостойкой тушью, расчесываю густые брови и придаю припухлость губам розовым блеском. На голове делаю строгий пучок, который просто кричит о моих серьезных намерениях на эту должность. Посмотрите, я сама серьезность! После этих мыслей показываю самой себе в отражении зеркала язык.
Спустя долго время, когда, наконец, я точно решила, что ничего не забыла и не потеряла, вызываю такси и иду обуваться.
На самом деле сначала я хотела дойти до музея пешком, так как очень люблю ходить, к тому же я не желаю терять возможность лишний раз прогуляться по Лондонским улицам, но, признаться честно, мне необходимо экономить, потому что такси здесь недешевое, а автобусная остановка довольно далеко. Но потом, прикинув, сколько придется до туда идти и во сколько придется вставать, чтобы вовремя выйти, я ужаснулась. Поэтому, скрепя сердце, я решаю доехать на такси. А вот обратно можно и пешком! Все-таки те деньги, которые я отложила и которые мне благополучно дали родители, заканчиваются.
Запираю дверь, перед этим еще раз проверив наличие всех нужных документов, и выхожу на улицу, преодолев вниз один этаж. Такси уже ждет меня у ворот, поэтому я, уверенно подняв голову и заправив выбившийся темный локон обратно в пучок, иду к машине уверенной походкой, словно на подиуме. Хотя, наверное, это мне так кажется.
Когда я сажусь в машину и повторяю адрес назначенного пункта, расслабляюсь, увидев довольно опрятного водителя, который не задает лишних вопросов. Из-за Луизы я теперь более настороженно отношусь к водителям. Та рассказала мне однажды про таксиста, который буквально домогался до нее, хотя та довольно четко дала понять, что не имеет к тому никакого интереса. Весьма неприятно оказаться в подобной ситуации. Хотя, может, британцы более воспитаны и не позволят себе такого?
Пока мы едем, я рассматриваю улицы Лондона, которые быстро сменяют друг друга, позволяя нечетко рассмотреть их. Золотые деревья украшают каждый дом предвещаниями о долгожданной осени, которая встретила меня дождями. Мне уже нравится этот город: его добродушная атмосфера, крайне эстетичный вид и довольно дружелюбные люди, которые рады помочь приезжим. Улыбаюсь при мысли, что мои ожидания оправдываются и что я вижу город своими глазами, без толики чужих лестных прилагательных, в которых Лондон совсем не нуждается. Думаю, как долго буду восхищаться этим городом, гуляя по одной из улиц. Особенно я ожидаю того момента, когда наконец отправлюсь в центр Лондона, чтобы узреть величественный Биг-Бен, который так любопытно рассматривала в книгах: его благородный цвет, большой циферблат, благодаря которому хочется проверять время чуть ли не каждую секунду. По телу проходят мурашки, когда я понимаю, что совсем скоро смогу сделать селфи для всех близких мне людей на фоне этой достопримечательности, изящно облокачиваясь о красную телефонную будку. Казалось бы, моя мечта была нереальной, но сейчас я стою напротив главного входа Британского музея, поражаясь красотой его внешнего вида. Именно с сегодняшнего дня моя жизнь не будет прежней, осознаю я с мурашками по коже. И всеми мыслями пытаюсь погрузиться в положительный для меня исход событий – буду верить, что у меня получится.
В жизни Британский музей совсем другой, нежели на самых качественных фотографиях в интернете. Его величественные колонны, на фоне которых я кажусь ничтожной букашкой, возвышаются вдоль всего музея, словно без них здание бы рухнуло. Хотя, скорее всего, так и было бы, потому что вся тяжесть музея приходится именно на огромные колонны, рядом с которыми встают туристы и фотографируются, корча рожи и делая «пис».
Я немного останавливаюсь, чтобы привести себя в чувство, потому что все это слишком напоминает хороший сон. Но поняв, насколько это является реальностью, я сжимаю ручку офисного чемодана и на дрожащих ногах двигаюсь к главному входу.
Сначала я вхожу в небольшую палатку, где милый мужчина проверяет мой чемодан на наличие запрещенных предметов и веществ. После благополучно выхожу и с трепетно бьющимся сердцем двигаюсь к главному входу.
Вокруг так много людей, ожидающих открытия музея. Они кричат, смеются, визжат, отчего уши сворачиваются в трубочку. И я на миг чувствую себя самозванкой, которая пытается пройти в музей без очереди, совсем не обращая внимания на время открытия и эту толпу.
Когда я слишком близко подхожу к главному входу, то останавливаюсь, чтобы перевести дух. Кажется, словно я иду навстречу смерти, которая вынесет окончательный приговор. Хотя негативный исход для меня сравним с крахом, так что перевести дух не помешает. Когда я оглядываю массивные двери музея, в которые мне с минуты на минуту предстоит зайти, смотрю налево, где вижу статую Ханса Слоуна – в прошлом врач и путешественник. Его стальной взгляд и слишком реалистичные черты лица пробирают до мурашек. Даже кажется, будто сейчас эти медные длинные волосы затрепещут из-за легкого ветра, а тонкие губы вымолвят слово. От этих мыслей я неосознанно мотаю головой.
Вдруг из дверей появляется светлая копна волос:
– Ты Джулия Франческо? – спрашивает меня девушка с наивными глазами ребенка.
Я киваю, не в силах что-то сказать.
Блондинка с голубыми глазами неожиданно хватает меня за руку и тянет внутрь, быстро закрыв за собой дверь. Я чувствую, как ее длинные ногти больно впиваются в кожу, но та испуганно убирает руку, когда видит мое сморщенное от боли лицо.
– Прости.
Я чуть ли не с открытым ртом оглядываюсь вокруг: огромные люстры, возвышающиеся над залами, множество экспонатов, хвастающиеся своими сотнями лет древности, блестящие от чистоты полы, на которых, кажется, с легкостью можно поскользнуться.
В центре музея находится огромная библиотека, которая раскололась в 1972 году. Это читальный зал, где можно взять любую книгу и насладиться чтением. Белый купол обвивают лестницы, которые ведут куда-то за библиотеку. Подняв взгляд, я обращаю внимание на решеточный потолок, который гипнотизирует своими узорами, зато позволяет дневному свету проникнуть в музей. Из-за отсутствия посетителей и до того необъятное место кажется целым городом, в котором можно запросто потеряться. Мне становится немного душно – похоже, я забыла дышать, пока любовалась этим местом, пытаясь запечатлеть свои первые эмоции. И я на самом деле теряюсь в этом месте, потому что объятия музея слишком большие. В таких местах я еще не бывала.
– Ты здесь никогда не была? – спрашивает девушка, немного обогнав меня.
Я киваю, будто немая.
Но, наконец, прихожу в себя, прекрасно понимая, что совсем не знаю эту девушку и куда та ведет меня. Я вопросительно смотрю на блондинку и только сейчас замечаю, каким странным кажется ее наряд – даже немного смешным. Меня вовсе не интересует обычная черная футболка на ее костлявых плечах, нет, я обращаю внимание на ее серую юбку, чуть ли не касающуюся пола. Она кажется такой старомодной и унылой, будто девушка отобрала ее у своей прабабушки. А необычные узоры в форме… Кажется, бананов?.. В общем, они явно делают юбку еще страннее.
Подавив в себе улыбку, я обращаюсь к незнакомке, которая продолжает куда-то меня вести:
– Извините, мисс… А вы кто? – Надеюсь, этот вопрос не звучит неуместно, ведь я не хочу показаться грубой, но пока, к сожалению, причуды лондонской речи выучить не успела.
Девушка сконфуженно улыбается и подходит ко мне, вытянув руку для рукопожатия:
– Извини, я совсем забыла представиться. Меня зовут Камелла Эймбрамсон. Я младший сотрудник, который отведет тебя к Сюзанне.
Я вопросительно хмурю брови.
– Сюзанна Роберто наш рекрутер. И она же проводит собеседование, – поясняет Камелла, уводя меня все глубже в музей. И с каждой минутой перед моим взором появляются новые экспонаты, заставляющие восхищенно ахать.
Но, к моему сожалению, Камелла ведет меня в сторону, где статуй и различных экземпляров становится заметно меньше. Видимо, мы уже подходим к нужному кабинету. Ноги начали предательски дрожать, а в горле першит.
– Ты не волнуйся так, – видимо, заметив мое состояние, произносит девушка. – Сюзанна хоть и строгая, но она очень понимающая.
– Надеюсь, ты права… – подаю голос я.
Камелла ухмыляется.
– Это правда. Она ладит со всеми, особенно с Патриком, – с ноткой зависти заявляет Камелла.
– С Патриком?
Девушка сжимает тонкие губы, будто сказала что-то лишнее.
– Это один из средних сотрудников здесь. Всего лишь на голову выше моей должности, – поясняет девушка и замолкает.
Я осторожно киваю и замедляю ход, так как из-за слишком большого возбуждения ноги несут меня без разрешения. Хоть Камелла и выше меня, я умудряюсь обогнать ее. Либо девушка и вправду не может ходить быстрее, либо она просто не торопится.
К моему разочарованию, не успеваю осмотреть даже малую часть хотя бы какого-нибудь уголка музея, так как Камелла уводит меня прежде, чем я успеваю взглянуть хотя бы на Розеттский камень. Хотя я и без этого могу поразиться красотой внешних колонн и простором внутри.
Вдруг Камелла останавливается, прервав мои мысли.
– Заходи, – приглашает она меня, махнув рукой.
Я благодарно улыбаюсь, и девушка растворяется в длинном проходе, после чего по музею эхом разносятся множество возбужденных голосов посетителей.
Глубоко вдыхаю, пытаясь расслабиться, но дрожь в руках и ногах снять не получается. Перед глазами пролетают все исходы событий: как меня не принимают, и я с позором возвращаюсь в США; или как меня берут на оплачиваемую работу, благодаря чему я позволяю себе снять квартиру ближе к музею. Я очень надеюсь, что именно второй исход меня ожидает. Хотя, может, есть и другие? Но об этом нет времени думать, потому что, собрав всю силу в кулак, я настойчиво стучу в дверь и открываю ее, пытаясь держать на лице уверенную улыбку.
В конце не очень большой комнаты сидит женщина, упорно печатающая что-то на клавиатуре, состроив каменную мину. Но как только замечает меня, всю дрожащую от волнения, расплывается в улыбке и собирает темные волосы в маленький небрежный пучок.
– Доброе утро, вы Джулия Франческо? – спрашивает та стальным голосом, который странно контрастирует с теплой улыбкой на лице.
– Доброе утро, да. Пришла на обязательное собеседование для научных сотрудников, – тараторю я, медленно подходя к креслу, которое одиноко ждет меня у деревянного письменного стола.
– Да-да, я Сюзанна Роберто. Мы разговаривали с вами по телефону. – Я машинально киваю. – Присаживайтесь, – приглашает меня женщина, показав на кожаное кресло рукой.
Я ускоряю шаг, одновременно разглядывая книжные шкафы, полагаю, из красного дерева, которые заполнены книгами и папками с документами. Обои салатового цвета спокойные, умиротворяющие дух, а ламинат вовсе не скрипучий, будто недавно уложенный. И этот интерьер не вгоняет в тоску или страх, словно я нахожусь в собственной уютной комнате.
Стуча каблуками по полу, продвигаюсь к креслу, по пути споткнувшись, отчего смущаюсь, хотя Сюзанна и не подает виду, что забавляется моей неуклюжестью. Пристроившись на мягкой поверхности цвета марсала, я вытаскиваю все документы из чемодана, который неохотно одолжил отец.
– Это все копии документов, которые вы просили сделать, – улыбаясь, произношу я, небрежно пытаясь расправить смятый лист, который, как на зло, вылез из файла.
Сюзанна молча наблюдает за моими неловкими руками, словно я показываю фокусы. Она не кажется мне строгой, и я вижу доброту в ее карих глазах, которые неловко стреляют в мою сторону. Видимо, рекрутер смущается этой неловкой тишиной, повисшей из-за моей медлительности.
– Теперь я задам вопросы, а вы смотрите в камеру, сюда, – произносит женщина, показав пальцем на маленькую камеру, установленную подле меня, на которую я даже не обратила внимания.
Неосознанно дергаюсь, словно вижу призрака. Сюзанна робко смеется, а я улыбаюсь, сама сконфуженная своей пугливостью.
– Не переживайте, – начала Сюзанна, проверяя наличие всех копий, которые я ей выложила на стол, – вся информация строго конфиденциальна.
Я, сжав губы, киваю и жду поток вопросов. Волнение я уже привыкаю не замечать, так как знаю, что из-за нее мой голос будет дрожать.
– Джулия, как давно вы работаете в музее? Каков ваш стаж научного сотрудника? – задает первый вопрос рекрутер, хотя отлично знает ответ на него, так как упорно смотрит в копию документа, который несет информацию моего стажа работы на прошлом месте.
Я машинально поднимаю подбородок и выпрямляю спину. Вспоминаю те времена, когда работала в музее в США, нарабатывая определенный стаж и изучая целый год обломок какой-то вазы, которая оказалась всего лишь на пятьдесят лет старше меня, хоть и выглядела на все двести.
– Я работала в Национальном музее Нью-Йорка три года, где нарабатывала опыт и знакомилась с работой в музее, – уверенно произношу я, четко смотря в камеру, а потом перевожу взгляд на непоколебимую Сюзанну, которая слегка улыбается.
– Почему вы решили пойти именно в сферу истории? Музеи нуждаются и в других сотрудниках.
Именно этот вопрос я ожидала услышать, потому что тот довольно банален. И к своему счастью, я прокручивала ответ на него всю последнюю неделю.
– Я с детства интересуюсь историей. Изучала все на свете и увлекалась самыми старыми памятниками и рукописями даже больше, чем современными. Я считаю, что прошлое нельзя забывать ни в коем случае – его нужно изучать, чтобы в будущем уверенно говорить, что мы знаем историю наших предков. И это самое главное, ведь мир так интересен, что, гуляя по современному парку, можно наткнуться на кости настоящего динозавра! К тому же каждая вещь имеет историю, и каждая такая история может быть полезна для современных людей. Плюсом нельзя упустить факт того, что все циклично. И если мы будем знать нашу историю, будем готовы к нашему будущему.
Сюзанна на миг замирает, словно проникается моей речью, что, несомненно, льстит мне. Но когда она отмирает, то переводит взгляд на камеру, будто проверяя, работает ли та. И помедлив секунду, задает следующие вопросы, которые не отличаются особой сложность. Кажется, все не так страшно.
– Почему мы должны взять именно вас, Джулия Франческо? – с заметной паузой спрашивает Сюзанна.
Я неожиданно для себя теряюсь, потому что такого вопроса услышать точно не ожидала. Он такой странный и, на мой взгляд, неуместный, что я даже не прокручивала его в голове, напрасно думая, что уже никто не пользуется этим приемом. Что мне сказать?.. Почему именно я, ведь вокруг есть множество сотрудников, которые намного профессиональней меня? Но под натиском обнадеживающего взгляда Сюзанны Роберто я вспоминаю, насколько важна для меня эта должность. Насколько важен для меня этот музей. Насколько изменится моя жизнь, если я сейчас скажу то, что на самом деле думаю. Ведь я обещала себя, что пойду на все, чтобы добиться цели, навстречу к которой уже сделала чертов шаг. И мне нельзя сворачивать назад. Уже точно нет.
– Вы должны меня взять, просто обязаны, – четко произношу я, пытаясь не смутиться, – потому что я хочу здесь работать не из-за денег или определенного места в этом мире, а потому, что я люблю то, чем занимаюсь. Я буду работать, даже если на это не будет сил, потому что хочу расти. Я буду работать, даже если у меня будет день рождения в рабочий день, потому что ценю то, чем занимаюсь. Я буду работать, даже если моя карьера будет обречена на провал, потому что верю в то, чем занимаюсь… Я думаю, именно этого требует каждый начальник от своих подопечных.
Возможно, речь оказалась слишком пафосной, будто передо мной сидит Джимми Фэллон и от моих слов зависит судьба всего человечества. Но я лучше попытаюсь, чем предамся своей чертовой неловкости и страху. В конце концов, на войне все средства хороши. И я хороший солдат, папа всегда так говорил, пока не понял, что его доченька не хочет быть в его отряде.
Повисает молчание, и мне становится душно, хотя замечаю, что окно открыто. Когда я снова смотрю на Сюзанну, на лице той улыбка немного гаснет, но потом снова радует меня. Значит, все было не так плохо?
После Сюзанна Роберто мучает меня следующими вопросами, на которые я отвечаю вполне четко и уверенно, даже не замечая, сколько времени прошло. А я так боялась оплошать, хотя все идет не так уж и плохо.
