Buch lesen: "Исповедь дьявола"
Глава 1
«Тело следователя не нашли».
Я нащупываю пульт в пачке чипсов. Не знаю, как он там оказался, и не помню, как я заснула на диване в гостиной. Из-за всего, что со мной случилось за последнее время – аресты, смерти, маньяки, секты, – я потерялась во времени.
Темно-фиолетовые шторы плотно задвинуты и не пропускают свет, так что не будь на дворе век технологий, я бы не знала, ни какое сейчас время суток, ни какой день недели, ни какое число… но экран телефона периодически возвращает в реальность. Порой кажется, что я и мир вокруг – картина в галерее, а на раме название:
«Личный ад Эмилии. Она просто любила адвоката…»
Я прибавляю пультом громкость. Обычно я не включаю телевизор, ненавижу этот зомбоящик, однако последний месяц стал исключением. Местные краевые новости я смотрю каждый день. Потому что несколько раз в неделю говорят… о нем.
Это единственное наше свидание, которое я могу себе позволить, пока его держат за решеткой.
Хм, лгу.
Еще я мониторю статьи в интернете и социальные сети, но видеозаписи там редко появляются. Только фотографии. Зато из новостей по телевизору уже можно смонтировать сериал об адвокате-маньяке Леониде Чацком, которому пресса дала прозвище Кровавый фантом.
Идиоты…
– Леонид отказывается комментировать обвинения в убийстве следователя Иллариона Фурсы, хотя улики и указывают на него, – воодушевленно рассказывает женщина на экране, пока я набиваю рот очередной порцией луковых чипсов. – Кроме того, он никак не комментирует то обстоятельство, что с него временно сняли обвинения в жестоких убийствах Кровавого фантома. Впрочем, убийства продолжаются. За последние две недели обнаружено три трупа с выколотыми глазами.
Я сминаю банку колы в кулаке, и сладкая вода выплескивается на руку, диван, паркет. Твою мать, да мне хочется швырнуть банку прямо в лоб репортеру! Эти сволочи из следствия так и не рассказали правду!
Нет. Никаких. Убийств.
Есть лишь суициды.
И пока они продолжают пугать людей маньяком, кто-то доводит новых жертв до самоубийства!
Кадры с Лео за решеткой сменяются кадрами из судебных заседаний – все по крупным делам, где он выступал в качестве адвоката. Репортеры нашли отрывки с его речами о справедливости, а еще забавные кадры, где он своими доводами, игрой слов и обаянием закапывает прокурора до ядра Земли, разносит в прах всю собранную доказательственную базу и вытаскивает из тюрьмы очередного преступника.
Интерес к Лео понятен. Все видят в его истории особую иронию. Молодой адвокат по уголовным делам, который мог вытащить любого из тюрьмы или уменьшить срок заключения с десяти лет до двух, не может спасти собственную шкуру.
Только вот он может, но не хочет.
Во-первых, они придут за ним… тайное общество… «Затмение» его не оставит. Во-вторых, он и правда виновен. Лео убил этого Фурсу. Убил… из-за меня.
Все девушки в судебном заседании слушают Лео, открыв рты. Он в черном костюме. Золотые «ролексы» – единственная вещь другого цвета. Лео всегда в черном, словно иные цвета обжигают его сильнее, чем демона святая вода. Адвокат в черном. Пятьдесят оттенков юриспруденции, черт возьми.
«Истинное зло скрывается под маской, – говорит Лео слушателям, защищая очередного клиента, – и вы в упор не видите правды, вы не хотите ее видеть, ведь это будет значить, что ваша вера ничего не стоит, что вас предали. Это приведет к чувству, что вы не контролируете ситуацию, а значит, и свою жизнь. Но срывать занавес необходимо. Иначе зло продолжит процветать, а остатки добра, облитые грязью, будут умирать где-то на дне, не в силах пробить броню вашего лицемерия».
Каштановые волосы Лео идеально уложены. Малахитовые радужки блестят азартом и жаждой победы… Увы, не теперь. Сейчас Лео даже не смотрит на тех, кто пытается взять у него интервью.
Мне знаком этот пустой взгляд.
Я сама несколько недель ни с кем не разговаривала. Мой единственный живой родственник, бабушка, которая меня вырастила… умерла. Человека, которого я люблю до мурашек, посадили в тюрьму и лишили памяти обо мне. Я одна. Я почти уничтожена осознанием, что ничем не могу помочь людям, которых люблю, не могу спасти их. Это куда хуже, чем если бы я умерла сама.
На столике вибрирует телефон.
Читаю уведомление:
«Здравствуй, Эмилия, ты подумала над моим вопросом?»
Я выключаю телевизор, мечтая разорвать журналистов в клочья – за то, что они зарабатывают на горе других и издеваются над Лео. С другой стороны, мы, юристы, ведь тоже там, где людям плохо?
Вздохнув, я выпиваю еще колы, получаю сахарный удар по мозгам и открываю сайт «Пеликана» в теневом браузере. Скачивать приложение на телефон я не стала. На экране высвечивается картинка с тем самым пеликаном: птица разрывает клювом собственную грудь и кормит голодных птенцов своей кровью… да, странная миниатюра, но я привыкла.
Куратор объяснил, что существует очень древняя легенда о пеликане.
Однажды птица вернулась в гнездо и обнаружила своих детей умирающими. Их покусала ядовитая змея. Тогда любящий родитель разорвал себе клювом грудь, напоил кровью птенцов и исцелил их.
Пеликан стал символом самоотверженной родительской любви, позже – символом Христа и Его Жертвы, а потом и символом учителя. Потому что пеликан свою кровь, энергию и жизнь – в прямом и переносном смысле – отдал детям. Родитель жертвует собой ради детей. Сын божий пожертвовал собой ради всех людей. Учитель отдает часть себя ученикам.
Вот такая метафора. Пусть и выглядит жутко.
Я допиваю остатки колы и захожу в чат с куратором, набираю текст.
«Не вижу смысла возвращаться в город, – пишу в ответ, – последний год разрушил мою жизнь до основания. Я не исполню мечту стать судьей, потому что мой отец вор в законе. Человека, которого я люблю, посадили. Все мои родственники мертвы. К черту университет! Я ничего больше не хочу. Я хочу умереть».
Обняв подушку, на минуту закрываю глаза. Слезы давно закончились. Часто накатывает тошнота. За окнами завывает ветер, беспрестанно атакуя стекла, – они свистят под его ударами.
Новое уведомление:
«Лжешь сама себе. Ты хочешь жить. Пора взять себя в руки, как и раньше. Иногда падение в яму приближает нас к кладу, который мы всю жизнь ищем. Мы плачем, сидя на дне этой ямы, а бог отправил нас туда, чтобы исполнить нашу молитву о счастье».
Я не знаю, что написать в ответ. И умирать я не хочу. Это правда.
Лишь проверяю.
Очень долго я считала, что именно приложение «Пеликан» доводит людей до самоубийства, но… они и правда помогают избитым жизнью неудачникам, вроде меня.
Теперь я понимаю, почему огромное количество людей сидит в этом приложении. Кем бы ни были кураторы, они помогли мне вылезти из холодного болота, где я едва не захлебнулась. И они не просят ничего взамен.
Я спрашивала: как они выбирают тех, кому хотят помочь? Ведь не каждый может попасть в приложение. Нужно особое приглашение, чтобы получить доступ к сайту. Мне ответили, что просьбы о помощи кому-либо часто приходят от других пользователей приложения или кураторы сами обнаруживают отчаявшихся в сети. Если кураторы видят, что человек хочет встать на истинный путь, то придут и помогут. Остальное решать пользователю. Собирается он дальше тонуть во тьме – или хочет ощутить в себе Свет?
– Эми! Я понимаю, что мы в станице, но входную дверь надо запирать.
В гостиной появляется Адриан. На его сером пальто и пепельных взъерошенных волосах лежат снежинки. В руках черный футляр со скрипкой.
– Да кому я нужна, – бурчу, протягивая другу пакет чипсов. – Будешь?
Он снимает пальто, кладет на спинку кресла. Сегодня Адриан в голубых джинсах и сиреневой кофте с надписью «Take the first step in faith». На шее массивный золотой крест. Вчера он приходил в одеянии священника, потому что был в местной церкви.
Не так давно Адриан проводил похороны моей бабушки. Он сам вызвался помочь. И Адриан первый, кто смог вытянуть из меня хоть слово после ее смерти. С тех пор он меня навещает. Оказалось, что у его отца есть дом в моей родной станице, и Адриан решил пожить там. У парня что-то вроде отпуска.
– Как священнослужителю мне положено верить в доброту людей, но как друг… попрошу тебя запираться.
Искренне улыбаясь, он садится рядом на диван. Его улыбка для меня как солнечный луч, пробивший хмурые тучи, да и вообще этот человек с момента нашей встречи больше напоминает ангела, и иногда даже хочется спросить, зачем он покинул Рай и спустился к нам – испорченным ничтожествам. Я никогда не видела таких воздушных, комфортных и душевных парней. Заглядываешь в его серые глаза – и будто телепортируешься в тихую гавань, где волны шелестят о берег и переливаются серебром в лучах луны. Тишина. Спокойствие. И никаких проблем.
– Ты со скрипкой? – радуюсь я.
– Играл в местном доме престарелых рождественские песни, – он поправляет край одеяла, пряча мою голую ступню в тепло, – ты планируешь отмечать Новый год здесь?
– Венера звала меня праздновать с ней и Дремотным, но я не буду им мешать. У них любовь. И все в таком духе. Не хочу чувствовать себя третьей ногой. Мне лучше в станице. Это…
– Твои первые новогодние праздники без бабушки? – сочувствует Адриан, бросая на меня печальный взгляд, и кладет ладонь на мою щиколотку, накрытую одеялом.
Я киваю.
– Давай я останусь с тобой.
Он садится перед диваном, чтобы наши лица были на одном уровне. От него приятно пахнет зимой, ладаном и ванилью.
– Ну нет. Ты и без того много для меня сделал. Я скоро на шею тебе сяду, как ребенок. Нельзя так.
– Тогда отметь Новый год с друзьями, – просит он, сжимая пальцы на моем запястье, – пожалуйста. Мое сердце будет кровью обливаться от мыслей, что ты здесь совсем одна.
– Как и миллионы людей в нашей стране. Одиноких много. И откуда ты только взялся? – посмеиваюсь я. – Иногда хочется потыкать в тебя, чтобы убедиться, что настоящий. Таких людей просто не бывает.
– Заботливых? – мягко уточняет он, – Лео бы с тобой не остался?
– С Лео… – я прикусываю губы, – мы встречались… ну вроде того. А с тобой мы дружим, и эта забота…
– М-м, скажем так: заботиться о людях – моя работа, сама понимаешь, – с улыбкой пожимает он плечами.
– Твоя работа – наставлять людей на истинный путь.
– Этим и занимаюсь.
Не поспоришь. Даже Виктор не смог разговорить меня после смерти бабушки и инцидента с Лео, а Адриан сделал это по щелчку пальцев. Он просто явился ко мне. И молчал. Казалось, он разговаривает со мной невербально, и в какой-то момент я сама излила ему душу, а Адриан слушал, понимая меня с полуслова. Потом он обнял меня. И мир остановился. Словно боли никогда и не существовало, никто не умирал, не попадал в тюрьму…
– Знаешь, ты был бы потрясающим мужем кому-то. Уверена, девушки тебя обожают. И как Бог допустил, что ты принял целибат? Тебе же всего двадцать семь лет. Скажи по секрету, девушки ведь пытаются тебя соблазнять? – ехидничаю я.
– Есть такое, – смущается он, потирая шею.
– Хотят сорвать запретное яблочко с дерева, – подмигиваю я бровями.
Адриан смущается еще сильнее.
– Я рад слышать твой смех, – признается он. – Боялся, что ты опять потеряла дар речи. Хотел звонить отцу, просить совета.
– Интересный у вас тандем, конечно. Психиатр и священник. Такую парочку никто не остановит.
– Я в девять вечера собираюсь поехать в город, навестить отца. Тебе что-нибудь привезти завтра?
– Да, будь добр, захвати одного самодовольного адвоката из следственного изолятора, заверни в золотую бумагу и отдай мне в качестве подарка на Новый год. О, и прицепи ему бантик на макушку!
– Уже и шутить начала. Радуешь, – смеется он.
Я зарываюсь носом в подушку.
– Это способ временно заклеить раны.
– Эми, его не посадят, – уверяет Адриан, складывая руки на диване перед собой и склоняя голову набок.
Челка падает парню на глаза. Никогда не перестану любоваться оттенком его волос: об этом пепельном блонде девчонкам лишь мечтать.
– Он убил человека, – чеканю я.
И не одного.
– Он защищал тебя. Если труп найдут, то, как и советовал Виктор, ты поедешь в полицию и расскажешь, что это была самооборона. Не понимаю, почему вы сразу так сделать не хотите.
– Фурса расследовал дело Кровавого фантома, где Лео был главным подозреваемым. Его и сейчас подозревают. Никто не поверит, что Лео убил следователя – который, на минуточку, его терпеть не может и хотел посадить – и это была самооборона. Скажут, что я лгунья. Да и в любом случае это превышение самообороны, и Лео все равно привлекут, понимаешь? Так что… пока нет нормальных улик, придерживаемся версии, что никто ничего о Фурсе не знает.
– Уверен, все образуется. – Адриан целует меня в щеку и поднимается на ноги. – Не скучай.
– Сыграешь мне на скрипке перед уходом? И возьми запасные ключи на шкафчике в коридоре. Запри меня. Все равно до твоего прихода из дома не выйду.
Адриан кивает. Я кутаюсь в одеяло, наблюдая, как парень достает скрипку из футляра. Красивая чувственная мелодия расплывается по дому, и я тону в другом измерении: где нет боли и проблем. Скрипка будто создана для этого человека. Они как одно целое.
Вскоре я проваливаюсь в сон.
***
Когда открываю глаза, за окнами царствует ночь. Адриан перед уходом распахнул шторы, так что теперь я могу любоваться луной и блестящим снегом на подоконнике за стеклом. После его ухода я несколько раз просыпалась: брала со столика и пролистывала конспекты, пытаясь хоть что-то запомнить по уголовно-процессуальному праву, но каждый раз снова засыпала на втором абзаце. Как учиться, когда чувствуешь себя раздавленным желе?
Протерев глаза, я тянусь к телефону. Новое уведомление. Оно пришло еще днем, но сил посмотреть не было.
«Скучала по мне?
Неизвестный номер. Что за черт?
Я кидаю телефон на стол и вскакиваю с дивана, не отводя взгляда от айфона. Тетради с конспектами шлепаются на пол.
Так, спокойно.
Возможно, я просто не записала чей-то номер. Или случайно удалила, да? Почему нет?
Я пячусь к двери и иду на кухню делать какао, шепотом повторяя одно и то же: какао, какао… выпью какао, пойду спать, и все будет хорошо, это лишь незаписанный номер знакомого. Никаких маньяков…
Где там сахар? Ага, вот. Все на месте.
Я ставлю чайник. Пока он закипает, смотрю в окно: это меня успокаивает. На часах полдевятого вечера.
Чайник свистит. Я готовлю какао, потом сажусь на прохладный подоконник и делаю глоток. Ветер на улице по-прежнему бушует, бьется о стекло. Но я в безопасности. Я дома. Здесь тепло и уютно. В отличие от улицы. Там… человек?
Я роняю кружку. Она звенит о кафель.
Следом слетаю с окна, бьюсь коленом и, отдышавшись, выглядываю вновь.
Во дворе человек. Мужчина. Я набираюсь смелости, присматриваюсь. Одновременно вспоминаю, что Адриан, к счастью, запер двери, но ведь этот псих может разбить окно и забраться в дом!
Надо звонить в полицию!
Я уже хватаю стационарный телефон, как вдруг замираю. Мужчина исчез. Он стоял у ворот, но теперь там никого. У меня галлюцинации? Я медленно приближаюсь к окну… и вижу его.
Илларион Фурса.
В трех метрах от окна.
К горлу подкатывает тошнота. Кровь отливает от лица. Я вскрикиваю и хватаюсь за стационарный телефон, набираю номер полиции и опять смотрю в окно, но… там никого. Я кладу трубку.
Какого хрена?!
Я бегу в гостиную за айфоном, чтобы позвонить единственному близкому мне здесь человеку. Если он еще не уехал. Хоть бы не уехал! Господи, пожалуйста!
Адриан отвечает.
В телефоне шумит ветер.
– Эми?
– Прошу, скажу, что ты еще в станице, умоляю!
– Я на заправке. Как раз собирался уезжать. Что случилось?
– Во дворе кто-то есть! Пожалуйста, приезжай, я не знаю, что происходит, за мной следят!
– Буду через пять минут, – отвечает он. – Запрись в ванной комнате!
Я кладу трубку и забираюсь под диван. Там спрятан сейф. Достаю пистолет, подаренный когда-то Виктором. Прятаться я не буду! Если это Фурса, то он нападет на Адриана, а тот без оружия.
Вернувшись к окну на кухне, я осматриваю двор. Никого нет. И как это понимать? Возможно… призрак? Нет, я не верю в призраков! Что за чушь?
Я изучаю двор из других окон в доме. Никого не вижу. Фурса будто сквозь землю провалился. Или его и не было? Черт, черт, черт…
Когда я подхожу к окну в гостиной, то едва не роняю пистолет.
На стекле надпись:
«Покайся…»
Глава 2
– Призрак? – удивляется Адриан.
Я сижу, укутавшись в толстое одеяло с сердечками. В руках горячая кружка зеленого чая. Адриан принес мне ее, когда я проснулась. Сам он, судя по бодрому виду и снежинкам в волосах, встал давно и уже успел побывать на улице.
После того, что случилось вчера, он остался ночевать у меня. Уже не первый раз. Последние две недели мы частенько допоздна смотрели «Сверхъестественное», и Адриан спал на диване в гостиной, а утром готовил овсянку, добавлял бабушкино черничное варенье, и мы вместе завтракали.
Возможно, это странно… мы знакомы лишь несколько месяцев, но мне нужен был друг, и почему-то Адриан оказался единственным, кто смог мне помочь успокоиться. Ни Венера, ни Дремотный, ни Виктор… никто не справился. Только он. После Лео Адриан Крецу – первый человек, с которым я ощущаю себя в безопасности. Необъяснимо. Однако выбирать не приходится. Я готова была ухватиться за любую нить к спасению, иначе бы просто утонула в депрессивной тьме, откуда бы меня и психиатр не вытянул.
Интересная штука. Я никогда не была верующей, а Бог дал мне в помощь священника.
Адриан слегка встряхивает меня за плечи, переспрашивая:
– Эми, ты сказала… призрак?
– Ты же священник! Не говори, что не веришь в призраков.
Он вскидывает брови, а затем с улыбкой объясняет:
– Библия отрицает идею, что духи умерших могут оставаться на земле. Человеку суждено погибнуть только однажды, а потом суд. Нет ничего посередине. Считается, что в виде призраков является нечисть и ангелы.
– Ты со мной пять сезонов «Сверхъестественного» посмотрел!
– Эй, я не заявлял, что не верю, – разводит он руками, по-прежнему нежно улыбаясь, – я сказал, что священникам не положено верить в призраков, хотя в Библии есть оговорки.
– Ты думаешь, что я спятила, – сокрушаюсь я.
– Слушай, – он греет мои холодные пальцы в своих теплых, – я верю, что ты кого-то или что-то видела, но… призрак? Я ведь еще сын главного врача психиатрической клиники, и я знаю, что ты пережила ужасный стресс.
– Я не спятила! Я видела его!
– И как оно выглядело?
– Как… как человек.
– Конкретный?
Внимательно слушая, Адриан забирается с ногами на диван, заинтересовано склоняет голову. Он выглядит моложе своих лет и сейчас напоминает моего ровесника. Будто мы сидим в лесу и делимся страшилками.
– Там было темно, я не разглядела… Какой-то человек. Мужчина. Он написал на стекле это гребаное «покайся», как всем жертвам Кровавого фантома!
– Эми…
– Ты не понимаешь! Маньяк доводит людей до самоубийства! Он преследует их, сводит с ума и… как надпись могла пропасть?! Я ее видела! И мужика этого… он был во дворе. Точно был!
Адриан окидывает меня подозрительным взглядом, который ему не свойственен. Серые глаза блестят. Совершенно не понимаю, о чем парень размышляет. Раньше я считала, что «человек – закрытая книга» выглядит точно кусок гранита, но после знакомства с Адрианом и Евой я поменяла свое мнение. Они оба излучают массу эмоций. Но где настоящие?
– Ладно, – Адриан обнимает меня. – Успокойся, хорошо?
От парня приятно пахнет шоколадом, и я вспоминаю Лео, его проклятый гель для душа: от адвоката почти всегда пахло шоколадом. А еще лесом. И кофе.
Дьявол…
– Давай прогуляемся, – предлагает Адриан и тянет меня за руки, поднимая с дивана. – Сегодня великолепная погода. Ночью океан снега выпал. Безумно красиво. Тебе нужно подышать свежим воздухом, чтобы мысли слились в единое целое.
– Ты мне не веришь, – подавленно завываю в его грудь.
– Верю. – Он берет меня за плечи и заглядывает в глаза. – Но ты точно не знаешь ночного гостя?
– В темноте сложно разглядеть и…
– Эми, – строго выговаривает Адриан, его тембр меняется до неузнаваемости. Мурашки по коже. Я замолкаю. Никогда не видела парня до того серьезным. – Давай договоримся раз и навсегда: не лгать друг другу. Я вижу, что ты лжешь. Кого. Ты. Видела?
– Иллариона Фурсу…
Мое лицо горит.
Это имя словно обжигает губы до волдырей и несет в себе смерть. Ну вот. Адриан решит, что у меня галлюцинации из-за потери Лео. Он знает, что Фурса пытался меня изнасиловать, знает, что я спаслась лишь благодаря Лео, который теперь сидит в тюрьме за убийство насильника, и как мне дурно после всей этой истории.
Мы смотрим друг на друга. Адриан никак не реагирует. Секунд через десять его взгляд начинает скользить по комнате, а пальцы сдавливают мою кожу под сиреневой ночной рубашкой, но затем, выдохнув, он спокойно спрашивает:
– Думаешь, тебя преследует его призрак?
Он сосредоточен. Намеков на мое безумие не делает. И это… бесит? Я планировала доказывать, что не спятила, а Адриан не отреагировал, из-за чего мне теперь хочется кричать об обратном.
– Не знаю, что думать! Может, он был, а может, и не был. Вдруг это галлюцинации? Надпись исчезла! Как и он сам. Похоже, я схожу с ума, и не было там никого.
Я опускаюсь на диван и хватаюсь за голову, тру виски. Адриан с минуту наблюдает, а потом приносит мою голубую куртку.
– Пошли. Погуляем. Сначала нужно успокоиться, иначе и правда с ума сойдешь. Возможно, в темноте тебе показалось, что это Фурса, ведь ты часто о нем вспоминаешь, верно? Мозг способен провернуть с нами подобный фокус. Однако даже если это не Илларион, ситуация все равно мне не нравится. Кто-то забрался во двор.
Адриан одевает меня, как ребенка, под руку выводит из дома. Мы спускаемся с крыльца. Ботинки с толстой подошвой тонут в снегу.
– Ого, сколько намело ночью.
– Не то слово, – улыбается Адриан, накидывая мне на голову капюшон, – пока ты спала, я откапывал свою машину.
Пальцы покалывает холодом, и я прячу ладони в карманы, но Адриан это замечает и возвращается за моими перчатками, хотя я уверяю его, что нет необходимости.
Мы выходим со двора, бредем по молочной улице. Я леплю снежок и бросаю в Адриана. Он отвечает мне тем же. Дети на улице мастерят снеговика, подростки тоже – правда, у них морковка не на верхнем шаре, а на нижнем. В общем, всем весело. В городе люди не так счастливы, когда выпадает снег. Снег – это жуткие пробки. Сугробам рады лишь на новогодних праздниках.
По пути мы покупаем какао. Адриан явно хотел кофе, но давно понял, что мне становится дурно от одного запаха этого напитка, и старается при мне его не пить. Ассоциация с Лео. Представляю, как Лео плохо за решеткой без кофе: он ведь пил по пять чашек в день. Кофейный наркоман, черт возьми.
В общем, Адриан как человек, который тонко чувствует людей, перестал пить кофе рядом со мной. Раньше в моей жизни таким проницательным был Виктор, о котором мы, к слову, тоже стараемся не говорить, потому что мой желтоглазый Шерлок не отвечает на телефон уже несколько недель. Перед этим он написал, что отправляется в срочную командировку, ловит очередного террориста в другом городе. И пропал…
Я не хочу себя накручивать и пытаюсь не думать о его исчезновении. Виктор все-таки сотрудник ФСБ и, возможно, на серьезном задании, вот и не отвечает на звонки.
Мы с Адрианом оба ходим быстро и вскоре уже шагаем по тропинке в парке. Парень то и дело встречает знакомых. С ним постоянно здороваются: один, второй, третий, двадцатый человек – поток улыбок и приветствий, будто он знаменитость. Большинство местных очень религиозны и ходят в церковь, так что они знают Адриана. Со всеми он рад общаться. Люди его обожают. Я как черная кошка – приношу несчастья, а он – белый кот, общий любимец, все хотят потискать и отнести к себе домой.
Обойдутся, я первая его забрала.
Поскользнувшись на льду, я падаю. Роняю какао. Адриан успевает поймать меня левой рукой, но теряет равновесие – из-за стакана в правой, – и мы оба проваливаемся в сугроб. Парень выворачивается, приземляясь так, чтобы меня не придавить.
Чертыхаясь, я пытаюсь выбраться из сугроба, но вновь шлепаюсь в снежную яму. Прямо на Адриана. Он смеется, а мне вот не смешно. Лежу на священнике на глазах у прохожих.
Прекрасно!
Адриан крепко обхватывает мою талию, и по инерции я припадаю щекой к горячей шее парня. Аромат ванили. Ладан. Какао. Отлично, не только лежу на священнике, но и нюхаю его. Адриан помогает мне подняться, придерживая, и я чувствую теплое дыхание в районе уха. Очень уж парень близко. Его это ничуть не смущает. Зато меня взгляды людей в парке – ой, как смущают.
– Все хорошо? – спрашивает Адриан, не отпуская меня. – Снова не шлепнешься?
В серых глазах танцуют веселые огоньки. На светлой коже легкий румянец. Я спрашивала, почему он не носит бороду, как большинство священников, и он ответил, что волосы на его лице растут неравномерно, чем сильно его портят, так что он бреется. Мне сложно представить его с бородой. У Адриана тонкие, изящные черты лица; аккуратный нос, куда красивее моего; темные брови, хотя его волосы светлее, и это подчеркивает взгляд, которым он забирается не то, что в душу, а куда глубже, – будто сливается с тобой во всех прошлых перерождениях.
– Ам, нет, я… нет, – заикаюсь и устремляю взгляд в другую сторону, – не упаду.
За оградой парка, в десяти метрах от нас, двухэтажный заброшенный дом, о котором у нас ходят жутковатые легенды: люди уверены, что там обитают призраки. Разбитый кирпичный забор. Овальные широкие окна. Ржавые железные ворота с фигурами павлинов и буквой «К». Терраса перед домом скрывается под слоем снега. На двери нацарапаны надписи.
Я вмиг отвлекаюсь от мыслей об Адриане. Этот дом меня до смерти пугает. Во-первых, именно из-за него я всю жизнь боюсь призраков, а во-вторых, когда я вспоминаю старую легенду, в голове возникает интересная параллель.
– Опять полтергейста увидела? – улыбается Адриан.
– Ты был в этом доме?
– Ага. Когда был ребенком. Тогда дом еще не был заброшенным.
– В нем жила сумасшедшая женщина, одержимая демонами, которая охотилась на грешников?
– Что? Нет, – смеется он. – Странная легенда. Если бы она была одержима, зачем ей охотиться на грешников? Где здесь логика?
– Ну… секты тоже совершают зло, ссылаясь на Библию.
– На то они и секты. Карать грешников может только Бог. Тот, кто считает себя достойным карать зло, подобно Богу, сам превращается в зло. Суть религии – любовь. Это единственный возможный вариант отношения к другим людям: возлюби ближнего своего, как самого себя. Злыми люди становятся, потому что им не хватает любви. Гордыня. Гнев. Месть. Это все грехи. Мудрый человек не поддается эмоциям, ибо они ни к чему хорошему не ведут. Бывает, кого-то нужно наставить на истинный путь. Но убивать нельзя. Да и самое страшное для людей – это изгнание, одиночество, пустота… Кто-то не согласится, скажет, что ему хорошо одному, но… когда человек говорит мне подобное, я вижу, что именно от одиночества он в глубине души и страдает. Человек отчаялся. Он чувствует себя непонятым, непринятым… и свыкся с этой мыслью, свыкся, что он вынужден быть один, а ведь все совсем не так.
Адриан поднимает со снега свой стаканчик, трясет. На дне еще осталось какао.
Я обнимаю себя руками, смотря на заброшенный особняк. Не знаю почему, но также сильно, как я боюсь этого места, меня к нему тянет. Кажется, сейчас откроется скрипящая дверь и нечто, что обитает в комнатах дома, заговорит со мной, будет приглашать войти, обещая ответы на все загадки во вселенной.
Адриан предлагает купить мне новое какао, но я отказываюсь и спрашиваю:
– Так кто жил в том доме?
– Его сдавали в аренду. – Адриан облизывает тонкие губы. – Хозяев я не видел. В нем жила семья, которая… хм, они все совершили самоубийство. Сатанисты. Принесли себя в жертву дьяволу, прости Господи. Они стояли на учете в психиатрической клинике. Отец тогда был обычным психиатром и навещал их, но с такими сложно работать – они психопаты, умеют пускать пыль в глаза. И закончилось все плохо. Отсюда и пошла легенда, что якобы здесь жила сумасшедшая, которая убивала людей.
– Похоже, Фурса был галлюцинацией, – невпопад бормочу я.
– Почему вдруг такой вывод?
– А разве нет?
– Мне интересно, почему ты решила, что он галлюцинация… секунду назад.
– В детстве меня заперли в подвале этого дома. В шутку. Я тогда тоже испытала жуткий стресс, и у меня были галлюцинации.
– Какие?
– Когда я рыдала у двери в подвал, умоляя тех придурков выпустить меня, в конце коридора раздался шепот. Я увидела свет. Подумала, что из подвала есть запасной выход. Там была спальня. Свет сочился из щели в забитом досками окошке. А на столике была фотография. На ней была я.
– Ты?
– Да! Такой же бред, как вчера, понимаешь? Когда я рассказала бабушке о фотографии, мы вернулись в этот дом. И фотографии там не было! Не было, черт возьми!
– Давай без чертей, ладно? – мягко просит он. – Наверное, в темноте тебе так показалось от страха.
– Или я чокнутая.
Мне стоит больших трудов не залиться безумным смехом Джокера.
– Ну, галлюцинации тоже возможны. Ты пережила сильное потрясение: и тогда, и сейчас. Не только у больных людей бывают галлюцинации. Если дня три не будешь спать, тоже узнаешь, что такое мультики в реальности. – Он усмехается. – Проверено на себе.
– Спасибо, – ерничаю я, – ты меня успокоил.
Мы возвращаемся домой. Адриан приносит мне из машины толстенную Библию в красивой золотой обложке и говорит, что будет рад, если когда-нибудь я захочу ее почитать. Я обещаю, что займусь этим, ради него.
– Мне нужно съездить к отцу, Эми, – сообщает он с нотками вины в голосе. – Держи под рукой телефон, и если увидишь кого-то снова, то сразу звони в полицию и мне, хорошо?
Я киваю. На лице Адриана растерянность. Уголки его губ подрагивают, и, пожалуй, впервые за день я осознаю, что внутри парня носится торнадо из эмоций, которые он хочет скрыть. Раньше я за ним подобного не замечала.
Возможно, ему стыдно за то, что он вынужден уехать?
Я стараюсь искренне улыбнуться, хотя внутри скорблю. Страшно оставаться одной, но не могу же я держать парня у себя дома круглые сутки. Я ему никто! Просто подруга. И куратор «Пеликана», и Адриан правы. Мне пора возвращаться в город. Нужно найти Виктора и попросить его устроить мне встречу с Лео. Я безумно скучаю по своему хмурому Шакалу. Пусть он и собирался бросить меня, сбежав за границу, перед тем, как его схватила полиция, но сердце разрывается, когда я представляю, каково ему в тюрьме.
И все из-за меня.
Из-за меня он убил Фурсу.
Из-за меня он вернулся, а мог бы уже быть за границей.
Из-за меня… его лишили памяти.
Я провожаю Адриана и остаток дня учу конспекты. После новогодних праздников придется сдавать экзамены, а я совершенно не готова. Вечером я соберу вещи, чтобы завтра же уехать. Пока складываю учебники, случайно нахожу семейный альбом. Обычно я не открываю его, чтобы не расстраиваться, ведь там мои родители, а я их толком и не знала: мне было три года, когда их убили. Теперь и бабушка умерла. Открывать альбом вдвойне тяжело.
